Великая Суббота

Когда Иакову, а тогда еще Ставросу, было семь лет,  он впервые пришел со своими родителями в Великую Субботу к Храму Гроба Господня. Люди плотно стояли с незажженными свечами и ждали. Родители уже объяснили маленькому Ставросу, что ждут они Благодатного Огня. Патриарх молился в Кувуклии в ожидании чуда, и Ставрос мечтал хоть одним глазком заглянуть туда.

Прошло несколько десятков лет, и вот, бывший Ставрос, а теперь уже Иаков, Патриарх Иерусалимский, стоял перед Кувуклией. Еще немного, и его мечта будет исполнена. Иаков беззвучно молился и дрожал от переполнявших его чувств. Вдруг чья-то рука слегка дотронулось до него.
-Ваше Святейшество, возьмите, - шепотом сказал помощник, протягивая что-то так, что только они двое могли это видеть.
-Что это? - так же шепотом спросил Иаков.
-Зажигалка. Чтобы зажигать Огонь.
  Не понимая, Иаков смотрел на зажигалку.
-Все так до Вас делали, Ваше Святейшество. Не смущайтесь. - Помощник сам положил зажигалку в карман облачения Патриарха и слегка подтолкнул его в спину по направлению к Кувуклии. Все еше сконфуженный, Иаков вошел внутрь. И тут наконец он понял.

“Господи, неужели все это было ложью? Неужели все это время Огонь зажигали сами патриархи? Неужели все, во что я верил с детства – лишь обман?
Разве мечтал я стать патриархом? Разве хотел я славы и почестей? Разве не все, о чем я мечтал с той пасхальной ночи, было только увидеть это чудо? И зачем? Затем лишь, чтобы узнать, что все это обман? Что чуда нет, нет никакого схождения Благодатного Огня, а есть только зажигалка в кармане? Почему, Господи?!
Скажи, Господи – если обман был так высоко, если сами патриархи столько веков лгали из года в год – чему вообще можно тогда верить? Я впитал веру с молоком матери, но не получается ли, что я впитал вместе с ней море лжи? Скажи мне, Господи, что тогда правда из всего того, во что я так свято верил, не требуя доказательств? Если уж на то пошло – Господи, есть ли Ты вообще?!
   Потому что если Тебя нет – то зачем весь этот фарс? Ради высокого положения в обществе? Оно мне не нужно.  Лгать ради блага людей? А кто я такой, чтобы решать, в чем их благо? Лгать? Зачем? Чтобы очередной глупый маленький Ставрос через несколько десятков лет похоронил здесь свою мечту и  совесть?
А если Ты есть, Господи – неужто ложь угодна Тебе? Неужто правда будет хуже лжи?
Нет, немедленно, немедленно, остановить это и все рассказать!”

“Погоди, - сказал Иакову другой голос, - что же ты, выйдешь к народу и скажешь, что все это обман? Ты понимаешь, какое горе ты причинишь людям? Неужели ты хочешь разбить их веру так же, как только что была разбита твоя? Остановись! Подумай, сколько патриархов было до тебя, и никто так не поступил – неужели ты считаешь себя святее всех? Смирись и служи!”

“Нет, я не святее всех. Но, Господи, я не хочу лгать. И я понимаю, сколько горя будет, если я скажу правду. Да, Господи, это очень сложно. Помоги мне, Господи, вразуми меня!”

Иаков стоял на коленях в Кувуклии в полной темноте. Он молился, но ответа не было.

“Что хуже, Господи? Правда, которая ранит многих, или сладкая ложь? Так, если по здравому смыслу – конечно, лучше оставить как есть. Не будет добра никакого, если я скажу правду. Но неправильно это!  Жить всю оставшуюся жизнь лжецом – нет, я не могу. Господи, что же делать? Слышишь ли Ты меня? Боже, Боже, зачем Ты меня оставил?!”

Иаков засунул руку в карман, нащупав зажигалку. Медленно он вытащил ее. Палец его лег на колесико.
Осечка.
Иаков разжал пальцы. Зажигалка глухо ударилась об пол в темноте. Он мог бы ее нащупать и попробовать еще раз, но не стал. Выбор был сделан.
Медленно, постарев сразу же лет на двадцать, Иаков стал выходить из Кувуклии. Он поднял так и не зажженные свечи над головой, подбирая слова, которые он сейчас скажет. Вот он в приделе Ангела. Сердце бешено колотится. Наконец, Иаков вышел из Кувклии, открыл рот, собираясь сказать заготовленные слова, и зачем-то перед этим бросил взгляд на свечи в его руке.

Они горели.