Чаша

Глава I

Чаша была сделана из камня и инкрустирована изумрудами, работа древних друнийцев. Мастера создали чашу более чем четыреста лет назад для царя Ахлоса. Все это я узнал потом, изучая каталоги. А тогда для меня, двенадцатилетнего мальчишки, это была старая, уродливая, но жутко дорогая чаша, принадлежащая вдове Валентине фон Дралик. Помню, как старик Диген дрожащим от восхищения голосом говорил трактирщику Хрумику: – Ей предлагали десять с половиной тысяч за эту чашу! Подумайте, все имение с землей в двенадцать акров стоит двенадцать!
Десять тысяч! Для меня это было так же безумно много, как, наверное, миллион или миллиард, ведь месячный бюджет нашей семьи после смерти отца не превышал и сорока франков.
Я непоследователен, поэтому постараюсь исправиться и внести некоторую ясность. Я – это Пит Ковшик, житель деревеньки Урюки. Деревня наша не маленькая и не большая, средняя. Из примечательностей одна каменная церковь с остроконечным куполом и позолоченным крестом. Рядом с деревней течет река Прозрачная. По одну сторону реки, в низине, стоит наша деревня, а по другую, на холме, красуется имение вдовы. В то время, о котором я рассказываю, вдова была молодой, тридцать два года, красивой и доброй женщиной. Ее можно было бы назвать ослепительно красивой, если бы не строгость, доходящая до аскетизма, в одежде, и неизменно грустные глаза. Они начинали радостно искриться лишь при виде дочери Лины. Вот для кого в доме на холме не жалели нарядов! В белых платьях, светлых чулочках и лайковых туфельках, Лина напоминала мне принцессу. Впечатление усиливали золотые волосы и ослепительно белая, так что вены просвечивали, кожа.
Опять я ушел в сторону. Вдова была снисходительна к крестьянам, когда наш скот забредал на ее поля, и часто посещала бедные семейства оказать «скромную» помощь. К нам она заходила редко, не потому что мы не нуждались, а потому что я сам был частым гостем в доме вдовы. Разумеется, меня не приглашали и не нанимали, просто я часто крутился рядом, и время от времени управляющий Сэм Смирный просил меня то дров наколоть, то в подвал сбегать. Поручения были несложные, а в конце дня кухарка Зина всегда давала мне то большой, белый, безумно вкусный, каравай, то сладкий пирог, поэтому мне нравилось посещать вдову.  Но, как я уже сказал, работы в доме было немного, и чаще всего мне приходилось развлекать Лину. Дело в том, что Лина была слабым ребенком и часто болела. Каждый раз, когда девушку укладывали в кровать с температурой, я вооружался книгой и начинал читать. Правда я все норовил выбрать рассказ про сражения и битвы, а она хотела про любовь, но в конце концов мы находили компромисс. Ну а когда девочка была здорова, мы с криками носились по лестницам или бродили по дому, изучая многочисленные закоулки и чердаки. Почему вместо меня в подруги для Лины не взяли какую-то девочку? Не знаю, тогда я об этом не задумывался. Скорее всего, таков был выбор самой Лины.
Во время походов по дому Лина рассказывала мне про портреты на стенах, кого как звали и за что ему пожаловали титул или земли. Но я плохо запоминал всех этих графов и баронов, только история с чашей поразила воображение и накрепко врезалась в память.
Оказывается, прапрадедушка Лины, Дитрих Дралик, после неудачного сражения вывез раненого короля с поля битвы. Король был тяжело ранен и не мог ехать верхом. Тогда прапрадедушка поскакал к знахарю, сел вместе с ним на коня, и они поспешили к умирающему. Но конь прапрадедушки устал и вскоре пал. Тогда знахарь приготовил волшебное зелье, которое должно было исцелить короля. Зелье перелили в чашу, и прапрадедушка побежал к королю. Он прибежал, когда король уже готовился умереть, и дал ему зелье. Король исцелился и в знак благодарности пожаловал прапрадедушке графа и эти земли. Кроме того, чашу, в которой ему принесли зелье, король приказал украсить изумрудами и подарил прапрадедушке. А чтобы это событие не изгладилось из памяти потомков, изображение чаши появилось на фамильном гербе Драликов.
Я слушал эту историю в изложении Лины, и душа моя замирала от восторга. До сих пор в моих ушах звенит ее тонкий, звонкий, словно журчание ручья, голосок: … « И когда его верный товарищ зашатался и упал, Дитрих не выдержал и заплакал. Но не было времени предаваться скорби, его ждал сюзерен…» Я часто ходил смотреть на чашу в большом зале на стеклянной подставке, какая она красивая, сверкающая при свете ламп. Мне казалось, что серый камень потемнел от таинственного, исцеляющего зелья, которое приготовил не просто лекарь, но колдун. А каждый изумруд в чаше представлялся мне бесценным и, более того, волшебным. Помню, какое страшное разочарование я испытал, когда Лина сообщила мне, что главная ценность чаши – ее древность, а не драгоценные камни.
Местность наша – глубокое захолустье, вдова была единственной помещицей на сорок лиг в округе. Поэтому она редко посещала кого-либо, еще реже знатные гости приезжали к ней. Но однажды я узнал, что Буковый лес и прилегающее к нему поле купил новый хозяин. Я крутился у трактира, когда услышал эту новость.
– Знатный господин? – спросил Фока – кузнец – Хрумика. – Известная фамилия?
– Скорее из новых, – неопределенно пожал плечами трактирщик. – Он, конечно, какой-то виконт, но не древних корней, у меня на такие дела нюх.
Через два дня приехал архитектор из города, с ним двое рабочих. Архитектор нанял мужиков в нашей деревне, и за четыре месяца на том берегу вырос красивый белый дом с четырьмя колоннами. Он был не таким большим, как у вдовы, но явно не уступал ему в красоте. А вскоре приехал и новый хозяин. Дорога из города шла через деревню, потом к речке, через мост и на тот берег. Хорошо помню, как виконт ехал в машине-кабриолете. Шофер снизил скорость, чтобы не подавить гусей, а мы, ребятишки, стояли и глазели то на сверкающую длинную машину, то на молодого, темноволосого мужчину с прямой спиной. На нем был синий офицерский мундир и погоны капитана артиллериста. Я обратил внимание, что взгляд у виконта был невеселый. Сзади на сиденье восседал величественный старик с седыми волосами. С сознанием собственного превосходства он взирал на нас, с тем чувством собственного превосходства, которого не хватало его молодому хозяину. Вскоре машина скрылась в низине.
Через день старик появился в деревне. Он сообщил, что новому обитателю для начала потребуется кухарка, горничная, плотник, ну а там видно будет. Пронырливый Хрумик два часа крутился вокруг старика и, разумеется, все выведал. Выяснилось, что старик по должности камердинер, но по обилию обязанностей, чуть ли не управляющий, что нового помещика зовут господин Флай. Что он участвовал в последней войне, отличился, получил титул и чин капитана, а сейчас вышел в отставку.
Во время войны налоги подняли, а потом и не подумали уменьшать, так что нуждались у нас многие. Стоит ли удивляться, что слуг господину Флаю нашли быстро, желающих было с избытком.
Наверное, война – любимая игра любого мальчишки. Ну кто из ребят не мечтает вынуть из ножен длинную саблю, или подержать в руке вороненый пистолет. Капитан-артиллерист, тем более герой, сильно заинтересовал меня, захотелось узнать о нем как можно больше. Но ни старая кухарка Кара, ни горничная Дая не смогли удовлетворить мое любопытство. – Сидят в кресле, читают и думают, – пожав плечами, сказала Дая. – Ко мне не пристают, ругаться, не ругаются. Все.
Кара была еще хуже.
– А я в чужие дела, тем более господские, не лезу. Если мое сладкое жаркое из гусятины кого не устраивает, скажите мне прямо и дайте расчет. А если устраивает, то исправно платите, а я буду готовить, вот и весь сказ!
Мне помогла… Лина. Впрочем, чему тут удивляться. Кому еще должен наносить визиты виконт, если не графине? Не Хрумику же. Как-то раз я пришел в дом вдовы позже обычного. Лина была в саду.
– Поиграем сегодня здесь, – сказала она. – У мамы в гостях виконт.
– Виконт!? – я даже подскочил от возбуждения.
– Да, – удивлено посмотрела на меня девочка. – Он уже третий раз наносит нам визит.
– И… как он? – поспешил спросить я.
– Что как?
О, если бы я мог спросить конкретнее! Я сам толком не знал, что меня интересует. В каких сражениях участвовал капитан и с кем, есть ли у него награды и многое другое. Заметив, что я в затруднении, Лина стала отвечать на вопрос, как она его поняла:
– Он любезный человек, учтивый. Подарил мне фарфоровою куклу, а маме хрустальную розу. Интересовался моей учебой, спросил, преуспела ли я в изучении аквианийского…
О, Боже, она была девчонкой! Осторожно я стал направлять ее в нужное русло.
– А он с аквианийцами долго воевал?
Лина кивнула:
– Да. Он сказал маме, что после года службы его, как отличившегося, направили в артиллерийскую школу, а потом он участвовал в аквианийской кампании с первого дня.
В тот день я смог не только узнать подробности о своем кумире, но и лично поговорить с ним. Ближе к вечеру, когда мы собирали щепки для костра, я услышал голоса и поднял голову. Через сад шли вдова и капитан. Женщина была в белом платье, а он в светло-сером костюме. Я первый раз видел вдову нарядной и на секунду оторопел, насколько она была хороша, но вскоре мое внимание приковал капитан. Спокойное, мужественное лицо, твердая, но не грузная походка, военная выправка, словом от него веяло силой и достоинством. Я, как мальчишка еще не мог понять этого, но, без сомнения, почувствовал.
Идя по дорожке, графиня и виконт приблизились к нам.
– А это Пит, мальчик, о котором я вам рассказывала, – сказала вдова, замедлив шаг.
Я обратил внимание, что графиня необычайно возбуждена и весела. Я почти никогда ее такой не видел. В деревне среди нуждающихся и больных, женщина была исполнена грусти и сострадания, а сейчас от нее веяло свежестью, как от утренней розы, на бутоне которой, блестят капли росы.
– Я рад познакомиться с другом Лины, – серьезно сказал капитан. – Надеюсь, мы подружимся.
От волнения я не смог ничего сказать, лишь кивнул. После такого краткого знакомства виконт дружески улыбнулся, и пара пошла дальше вглубь сада.

Глава II

Читая мой рассказ, у некоторых может сложиться впечатление, что я только и делал, что ходил в гости к Лине, проводя все свободное время в доме вдовы. Разумеется, это не так. Как у всякого мальчишки, жизнь моя была насыщена до предела. Пять раз в неделю я посещал школу, причем, учился плохо. После занятий мать заставляла меня работать в огороде, так как, не считая ее пенсии, это был наш единственный источник дохода. Кроме того, в моем распоряжении были речка, лес, соседские сады, огороды, полные овощей и фруктов. До одиннадцати лет я считался не хуже и не лучше других ребят, но в двенадцать лет меня стали причислять к бестолковщине. Наверное, справедливо. Трудился я из-под палки, пытался скорее сделать работу на огороде и удрать на улицу. Ученье мне до смерти опротивело, так что я почти перестал посещать школу. Вместо этого я с такими же сорванцами убегал в лес, шел на речку, в сады воровать фрукты и ягоду. Когда удавалось добыть пару монет, мы шли в кино, которое крутил в своем зале трактирщик Хрумик. Мать, конечно, все знала, но ни уговоры, ни наказания на меня не действовали.
В тот день мы с Владом с утра пошли в кино. Накануне мы сбыли Хрулику десять арбузов, и трактирщик пустил нас в кинозал бесплатно. Шел фильм «Ловкачи». О бесстрашном и хитроумном Воке, мошеннике и авантюристе и его сообщниках. Полтора часа, насыщенные погонями, стрельбой и хитроумными комбинациями. После фильма я и Влад, задыхаясь от возбуждения, делились пережитым.
– А как он полицейских обставил? – говорил я.
– А милорда, милорда? – хватал меня за руку Влад.
Но оба мы сходились на том, что вершиной хитроумия Воки стало ограбление банка. Ограбить банк, обмануть полицию, а потом богато и счастливо жить на лазурном побережье, вот краткое содержание фильма, который мы посмотрели. И как просто и естественно выглядело все это на экране. Полицейские были тупоголовы, они так и не поняли, как же Вока проник в банк. Милорд был жадным и надменным хвастуном, его просто обязаны были наказать. Одним словом, после обсасывания подробностей фильма, нами овладело одно желание: сбежать из дома и стать такими, как Вока: хитрыми, бесстрашными ворами.
Часы на церкви гулко пробили двенадцать тридцать, когда мы устали пересказывать подробности фильма.
– Я домой побегу, – вдруг заторопился Влад.
– Зачем?
– Мать следит, чтобы я не задерживался. Засечет, что я поздно, сразу в школу, а Кочерыжка ей – ваш Владислав снова пропустил занятия. А отец потом с меня семь шкур снимет.
– А я когда хочу, тогда и прихожу, – гордо сказал я.
– Конечно, – шмыгнул носом Влад, – тебя мать если и выпорет, то не сильно. А у отца знаешь, какая рука? Он когда меня бьет, мать просит: полегче, Густав, кожа слезет. И еще раз шмыгнув носом, Влад побежал по улице.
Несмотря на свое бахвальство, я тоже решил идти домой, чтобы не заводиться с матерью. Я лишь ждал, когда Влад удалиться достаточно далеко, чтобы не терять достоинство. Когда друг скрылся за церковью, я подхватил портфель…
– Мальчик, – услышал я вкрадчивый голос, – иди сюда.
Я повернулся – в трактире за столиком одиноко сидел старик. Не такой древний, как камердинер капитана Флая, который был весь седой и носил бороду. Возможно даже, что ему было не больше пятидесяти. Но стариком его сделало мое сознание двенадцатилетнего мальчишки, для которого все, что старше тридцати – старость. Старик подозвал меня ласково, но я подошел к столику с опаской, готовый при малейшей опасности задать стрекача. Почему я не доверился предчувствию и не бросился со всех ног бежать прочь?
– Смотрели фильм про Воку? – поинтересовался старик.
– Да.
– Мне Вока очень нравится, – признался старик. – Умей брать от жизни все, так он, кажется, говорил?
– Ага, – уже смелее сказал я. – Умей брать и улыбайся, когда тебя берут за загривок.
– А он не дурак, этот Вока, верно? – засмеялся старик и дружески мне подмигнул.
– Не дурак, – охотно согласился я.
– А главное, он сумел переступить себя, сделать первый шаг, – продолжал старик. – Помнишь, как дядя ему советовал: смирись, терпи. А он не простил обиду и в результате сорвал куш. А если бы струсил, и по сей день собирал бы виноград у себя в деревне, верно?
– Верно, – вздохнул я.
– Вот так многие. Хотят, но не могут. Потому что боятся, потому что кишка у них тонка. Лучше всю жизнь копаться в земле и терпеть, чем рискнуть, ведь это же опасно. Трусы.
Я промолчал, потому что работал в огороде, и выходило так, что я тоже из трусов.
– Ладно, рад был поговорить с единомышленником, но ты, наверное, спешишь, – сказал старик.
– Не спешу, – заверил я его. А потом набрался смелости и  спросил: – А вы к кому приехали?
– Да ни к кому, – пожал плечами старик. – Я путешествую в свое удовольствие. Ты хочешь знать, чем я занимаюсь?
Я хотел.
– Вообще-то, это секрет, – понизил голос старик. – Но раз уж ты не такой, как местные трусы, то я тебе могу довериться. Только дай слово, что никому, ни единой живой душе, не расскажешь.
Я поспешил заверить, что тайна уйдет со мной в могилу.
– Смотри же, – еще раз сказал старик, – никому. Потом осмотрелся и сказал: – Я мошенник, как Вока.
Я потрясенно смотрел на собеседника. Он определенно не выглядел, как мошенник. Вока был молодой, красивый, хорошо одетый. А этот? Старый, небритый, сутулый. Разве сумеет он одним махом перемахнуть через забор? А очаровать маркизу?
– Не похож? – прочел мои мысли старик. – Не смотри на внешность, Вока же тоже переодевался. Даже больше скажу, чем незаметнее, тем лучше. Если бы я надел фрак, на меня бы каждый прохожий здесь глазел, а мне не нужно, чтобы меня запомнили. Понял?
– Понял, – прошептал я и оглянулся, не следят ли за нами полицейские шпионы. Шпионов, разумеется, не было, лишь Лохматый, пес старосты, сидел у входа и, склонив голову, ожесточенно чесал задней лапой ухо.
– А вы много операций… провернули? – осмелился спросить я после паузы.
– Интересуешься, – усмехнулся старик. – Могу рассказать по дружбе, но не хочу светиться. Давай найдем укромное местечко и там побеседуем.
– Давайте, – согласился я.
– Подожди, пока я уйду, потом выйди и спустись к речке справа от моста. Там я тебя буду ждать.
Старик вышел. Я подождал две минуты, потом встал и, оглядываясь на каждом шагу, пошел к реке. Перед спуском я сошел с дороги вправо и сбежал вниз. Потом прошелся вдоль берега взад-вперед – никого. Обманул. От обиды я чуть не расплакался. А я размечтался поговорить с настоящим мошенником. В глубине души я даже надеялся, что он возьмет меня с собой, и я, переняв от него секреты мастерства, превзойду учителя и стану таким, как Вока. Только нужен я ему. Да и мошенник ли старик, может, подшутил прохожий над мальчишкой?
Неожиданно сзади раздался негромкий свист. Я обернулся. Густые ветки волчьего куста раздвинулись, и рука старика сделала нетерпеливый жест: заходи. Я нырнул в просвет и оказался на маленьком открытом пространстве, скрытым от людских глаз. Старик сидел на маленьком бревне и курил папиросу. Его серые глаза смеялись.
– Проверял, нет ли слежки, – пояснил он. – А то я тут неподалеку провернул одно дельце, так боюсь, меня ищут.
– А какое дело? – жадно спросил я.
Старик глубоко затянулся, выпустил вверх колечко дыма, а потом принялся рассказывать. Это было увлекательное приключение человека… впрочем, посмотрите три-четыре фильма на ту же тему, что «Ловкачи», и вы все поймете.
– Одна беда, – вздохнул старик, – месяц назад потерял я помощника. Тори, мальчишка, вроде тебя. Теперь без помощника большие операции мне не поднять.
– Замели? – посочувствовал я.
– Я хорошо планирую свои операции, – улыбнулся старик. – Нет, отбился к другой банде.
Он помолчал, а я лихорадочно раздумывал. Какая удача, старик ищет помощника, это как раз то, о чем я мечтал. Попроситься? А справлюсь ли я? А почему нет?
– А где вы будете искать помощника? – поинтересовался я.
– Не знаю, – вздохнул он. – Похожу по эти местам, поищу смышленого паренька.
Теперь, или никогда, решил я и спросил:
– А я вам не подойду?
– Ты? – удивился старик и скептически посмотрел на меня. – Тори двенадцать лет было.
– Мне тоже двенадцать, – обрадовался я.
– Да? – удивился старик. – А выглядишь на десять. Впрочем, это к лучшему, моему помощнику в любую щель пролезть нужно. А ты, Пит, хочешь стать мошенником?
– Очень хочу, – заверил я его.
– Точно?
– Точно.
– Ну хорошо. Честно говоря, ты мне сразу приглянулся.
Вот так все просто! От радости я готов был прыгать, как собака за костью.
– Теперь нужно будет проверить тебя в деле, – озабоченно сказал старик. – Многие только думают, что они смелые, а на самом деле трусы. Ты смелый?
Я поспешил кивнуть.
– Хорошо. Что тут у вас можно украсть? – поинтересовался старик.
– Я задумался. Иконы с позолоченными рамами у священника? Мелко. Серебряные ложки у старосты? Еще мельче.
– Деревня у вас, конечно, бедная, – словно прочитал мои мысли старик, – но попробовать можно. Я слышал, в том домике на горе есть чаша с изумрудами. Пожалуй, это дело для настоящего мошенника.
В душе у меня все упало.
– У вдовы? – убитым голосом спросил я.
– Я не знаю, кто там живет, – безразличным голосом сказал старик. – А что, она тебе родственница?
– Нет, – неохотно признался я, – но она хорошая…
– Воровать нельзя только у родственников, – наставительно сказал старик. – Впрочем, я так понимаю, что ты испугался. Как правило, те, кто боятся, стараются найти уважительные причины. Ладно, пускай тебе будет ее жалко. А теперь прощай.
– Мне действительно ее жаль, – со слезами в голосе сказал я. – Она пускала меня в дом, помогала нам.
– Пускала в дом? Это же прекрасно, значит, ты можешь завоевать доверие человека, совсем, как Вока.
Я почувствовал прилив гордости.
– Кроме того, – продолжал старик, – давай разберемся, что случится с вдовой, если она лишится этой чаши? Она по миру пойдет?
– Нет, она богата, – неуверенно сказал я.
– Правильно. От нее не убудет.
– Но я думал, мы воруем только у плохих людей.
– Правильно. А кто тебе сказал, что вдова хорошая? Она тебе помогала? А откуда у нее богатство?
– Не знаю…
– А я знаю. Ее предки правдами и неправдами захватили много земли, а вам оставили маленькие клочки. Теперь вы работаете на вдову, а сами живете впроголодь. Подумай сам, вдова работает?
– Нет.
– Она и пальцем не шевелит, а вы работаете от зари до зари. Но у вас нет денег, а у нее и земля, и дом, и драгоценная чаша.
Доводы старика казались разумными. Я впервые задумался о людском неравенстве.
– Все потому, что вам задурили голову в школе и дома. Люди делятся на смелых и на трусливых. На тех, кто может забрать свое, и на тех, кто боится. Ты из каких?
Я поднял глаза на старика.
– Я готов.
Выбор был сделан.

Глава III

Операция прошла легко. Весь остаток дня старик выспрашивал меня об обитателях дома на холме. Потом мы начали действовать. Вечером я побежал в соседнюю деревню и оттуда дал телеграмму Сэму Смирному. «Приезжай завтра очень нужно мама». Лишив, таким образом, дом единственного мужчины, мы перешли ко второй части плана. В десять часов, дождавшись, когда из ворот выедет повозка с Сэмом, я позвонил в дверь. Ворота открыла служанка.
– Можно госпожу графиню? – спросил я.
– Сейчас, – ответила Марта, слегка удивившись, обычно я приходил к Лине. – Проходи в дом.
– Я подожду, – возразил я.
Марта опять удивилась, но вопросы задавать не стала, ушла в дом. Вскоре она вернулась, а вместе с ней вдова и Лина. Значит в доме лишь кухарка, но она внизу, на кухне. Этого как раз мы со стариком и добивались.
– Госпожа графиня, мама заболела, а дома нет денег. Вы не могли бы одолжить нам пару монет?
Я говорил заплетающимся языком, не смея поднять глаз, но все-таки я говорил. Получалось как нельзя естественно – мальчик стыдится просить. Именно так и поняла меня вдова, потому что она поспешила меня заверить:
– Конечно, конечно, Пит, я сейчас, – и поспешила в дом.
Пока ее не было, я на мгновенье поднял глаза и тут же поспешил опустить, потому что Лина смотрела на меня с искренним сочувствием. Мне стало нехорошо. Даже захотелось закричать: – Не верьте мне, лучше хватайте старика, который проскользнул в дом за вашими спинами и спрятался в гостиной! Но я смолчал. Вскоре показалась вдова. Она протянула мне несколько бумажек и сочувственно спросила:
– Что с ней, Пит?
– Не знаю, грудь болит, – ответил я, как учил старик.
Вдова сокрушенно покачала головой.
– Ну надо же, такое несчастье.
Потом она что-то вспомнила и с искренним недоумением спросила:
– А что же это, доктор Мэт, уже без денег и лечить отказывается?
Я молча пожал плечами.
– Странно, – возмущенно сказала вдова. – Я не ожидала от него такой черствости. Ладно, мы это еще обсудим. А теперь поспеши домой, Пит, и не расстраивайся, все будет хорошо.
Я повернулся и на негнущихся ногах вышел за ворота. По тропинке я спустился к объездной дороге, ведущей в Нэнс. Здесь меня ждал автомобиль. За рулем сидел черноволосый мужчина, а на заднем сиденье старик.
– Садись, сынок, – ласково сказал он, – ты все сделал, как надо.

Дорогу я запомнил плохо. В память врезалось лишь то, что в Нэнс мы приехали ночью. В темноте, освещенной слабым светом уличного фонаря, мы вышли из машины, зашли в какой-то дом и по грязной, слабо освещенной лестнице поднялись на второй этаж. Дверь открыла девушка. Худая, с изможденным лицом, она напоминала больную. Не задавая вопросов, она впустила нас внутрь.
Едва мы вошли, как в нос мне ударил запах какой-то тухлятины, яиц что ли? Я зажал нос, настолько неприятным и резким он мне показался. Потом я понял, что затхлость в квартире была вызвана и застоявшимся воздухом (окна, судя по закрашенным щеколдам, никогда не открывались), и огромной кучей мусора в углу кухни, и грязным бельем, раскиданным повсюду. Позднее я немного привык к запаху, но в тот момент мне показалось, что в квартире сдохло какое-то животное.
Квартира была большой, но очень запущенной. Тусклый свет усугублял впечатление. Я сразу окрестил ее притоном. Это было совсем не то, что я ожидал увидеть, но это было лишь начало. Настоящий кошмар был впереди.
Не успел я толком осмотреться, как старик позвал нас всех на кухню. Девушка быстро накрыла на стол, и старик с мужчиной стали пить и закусывать. Вскоре они опьянели. Тогда за столом началось веселье. Они сами  шутили, сами смеялись, время от времени вспоминая и обо мне. Тогда начиналось самое ужасное, потому что они «дружески» хлопали меня по плечу, так, что я едва с табуретки не падал, лезли целоваться, предлагали выпить. Щеки у старика были небритые, а от мужчины пахло чем-то вонюче-резким.
Девушка в веселье не участвовала, точнее участвовала, но как-то странно. В самом начале она исчезла, а когда появилась, молча села в углу и с мечтательным видом уставилась в потолок. Довольно долго я не мог понять причин такой отрешенности, но в какой-то момент рукав ее рубашки задрался, и я обратил внимание на руку девушки – вдоль вены она была часто истыкана незаживающими точками ран.
Сам я находился в каком-то ступоре. Реальность оказалась так далека от моей мечты, что это повергло меня в шок. Вместо веселой жизни, сверкающих отелей, грязная, с дурным запахом квартира. У нас в доме было бедно, но чисто, и я впитал в себя отвращение к грязи. Вместо веселого остроумного мошенника Воки, пьяный старик и его сообщники, такие же пьяницы и наркоманы. Но самое главное, что не давало мне успокоиться – это совесть. Почему, почему я согласился обворовать вдову и Лину? Они всегда были добры ко мне, они мне верили и ни на секунду не усомнились в моих словах. И чем я им отплатил? Мне хотелось заплакать от отчаяния и злости на самого себя. Лишь сознание того, что я среди чужих, грубых людей, заставило меня сдержаться. Под утро, устав от переживаний, я упал на какую-то кровать и уснул тяжелым сном без сновидений.
Проснулся я поздним утром, солнце стояло высоко. Вокруг было тихо. Секунду я пытался понять, где я и вдруг сразу все вспомнил. Но, Господи, почему же это не сон?! Почему это не может быть страшным сном?! И кража, и этот притон, и глаза Лины.
Постепенно я стал различать звуки. Где-то в комнате сопели, стонали, храпели. Вот это глухое сопение, прерываемое бульканьем, наверное, принадлежит мужчине. Вот дыхание со стонами и вскриками, это должно быть девушке снятся кошмары. А вот этот тяжелый, прерывистый храп, наверное, старика, будь он неладен.
Неожиданно я почувствовал, что проголодался. Я вскочил, протер глаза и пошел на кухню. От вчерашнего пиршества осталось много объедков. Правда, по столу юрко сновали черные тараканы, так что меня едва не стошнило. Но, в конце концов, поборов отвращение, я съел кусок сала и хлеба с огурцом. Потом я стал думать. Как все весело выглядело в фильме и по рассказам старика, и как это далеко от действительности. А может, это я оказался слабаком? Воке тоже, наверное, нелегко было грабить ту герцогиню, она к нему привязалась. Ничего, он поборол слабость, смогу и я. Старик же предупреждал меня, что не у каждого хватает смелости. Но я не трушу, просто так получилось, что первое дело затронуло моих знакомых… Неожиданно я подумал, так ли уж случайно старик решил украсть чашу? Он вроде бы раздумывал, но с другой стороны, откуда ему про нее известно? Откуда старик знал, что она украшена изумрудами? И самое главное, случайно ли он выбрал меня? А вдруг он знал, что меня принимают в доме графини?! У меня словно глаза открылись. Чем дальше, тем яснее я понимал, то вчерашняя встреча была совсем не случайна, старик заранее выбрал меня. Не я выбрал старика, а он меня. Значит, он лгал мне. А, солгав в одном, мог солгать и в другом. Что же делать? Бежать, сам себе сказал я. Куда? Какая разница, подальше отсюда, там видно будет.
Неожиданно раздалось кряхтенье, скрип кровати, а потом шарканье ног. На кухню зашел старик.
– А, малыш, ты уже встал, – хрипло сказал он. – А я водички хочу выпить, сушняк мучает.
Я с готовностью подал ему графин, и старик жадно припал к горлышку. Осушив графин, он снова пошел и лег на кровать. Я надеялся, что он снова уснет, но напрасно. Старик ворочался с боку на бок, что-то бурчал себе под нос, но не засыпал. Уже было далеко за полдень, когда, наконец, он стал ровно дышать. Я обрадовался и осторожно прошел к двери, но в этот момент шофер зевнул и сел на кровати. Старик тут же открыл глаза. Вскоре поднялась и девушка. Она выглядела злющей-презлющей. Сразу подошла к старику и молча встала возле кровати. Старик вздохнул, поднялся, ключом открыл письменный стол, достал ампулу и дал ей. Девушка схватила наркотик и скрылась в ванной.
Поняв, что тихо уйти не удается, я решил сделать это явно и направился к двери.
– Куда ты? – остановил меня возглас старика.
– Прогуляться, – как можно беспечнее ответил я.
– Не надо, сынок, – ласково, но строго сказал он. – У тебя в настоящий момент даже имени еще нет.
Я недоуменно посмотрел на него.
– Да, да, – усмехнулся старик, – старое свое имя забудь, даже нам его знать необязательно. А у тебя появятся новые; сначала одно, потом второе. В конце концов, ты сам забудешь, какое твое настоящее.
Хлопнула дверь ванной, появилась девушка. На лице ее было написано удовлетворение.
– Как зовут твоего племянника, Натали? – поинтересовался старик.
– Готлиб, – удивленно ответила она.
– Значит, теперь он, – кивнул старик на меня, – Готлиб, твой племянник из Колуни, поняла?
– Поняла, – пожала плечами девушка и пошла на кухню.
– Я, наверное, пойду, – вмешался мужчина, все еще сидя на кровати.
– Иди, Марк, иди, – согласился старик.
Но мужчина продолжал сидеть, и казалось, чего-то ждал. Тогда старик вздохнул, подошел к шкафу, открыл его, достал пачку денег и бросил на кровать:
– Держи.
Я обратил внимание, что дверь шкафа толстая и массивная, а врезной замок напоминает замок на амбаре нашего старосты. И еще я успел заметить, что на одной из полок стоит завернутая в красную материю чаша.
Марк вскоре ушел. Натали продолжала возиться на кухне, а старик стал меня учить воровской науке. Тяжелое оказалось дело, хуже, чем в школе. Сначала я запомнил, как всех бандитов зовут, и кто чем занимается. Старик был Петерс, хозяин фирмы по перевозке. Натали его секретарша, Марк шофер. – Думаешь, почему меня еще не накрыли? – самодовольно спрашивал старик. – Потому что я мозгами шевелю. Полиция периодически интересуется: с каких средств человек существует. Этот не работает, но каждый день обедает в ресторане? Тогда они вскрывают квартиру в отсутствии хозяина, и находят награбленное. А, попав в полицию один раз, уже до конца жизни будешь под подозрением. Теперь возьмем меня. Начинают проверять – все чисто. Петерс тратит деньги? Так у него фирма по перевозке, маленькая, но своя. И вопросы отпадают. Ладно, пошли дальше. Ты – племянник Натали, сирота по имени Готлиб Маркель из Колуни. Запомнил?
– Готлиб Маркель из Колуни, – покорно повторил я.
– Хорошо. Ты хоть знаешь, где находится Колуни?
– Нет.
– Деревенщина. Ладно, можешь не знать. Если спросят, скажешь, ехал поездом два дня, понял?
– Два дня.
– Правильно. Мать, Мария Маркель, умерла год назад.
– Мария, год назад.
– Верно. Отца ты не знаешь. Теперь стук. Если в дверь стучат вот так, – старик быстро отстучал какой-то ритм, значит, свои. Чужим, открывать не торопись, спроси кто, да зачем. Повтори стук.
Я повторил, но неверно. Старик отстучал еще раз, я повторил, и опять неверно. Старик сердился, кричал на меня, обзывал деревенщиной, два раза пребольно дал затрещину. Лишь на пятый раз я запомнил ритм.
– Иди, стучи, пока не запомнишь, как молитву, – приказал старик.
Я пошел тренироваться, мечтая лишь о том, как вырваться отсюда.
Вскоре старик отправился по делам. Я думал, что теперь смогу выйти, но дверь была заперта на замок, а Натали не дала мне ключ, сказав, что старик велел мне сидеть дома. Натали не обращала на меня внимания, старик не возвращался, и я чувствовал себя, как кролик, попавший в западню. Наконец, когда из-за крыши соседнего дома вылезла луна, раздался условный стук. Вернулся старик. Он был необычайно возбужден.
– Как сходил? – равнодушно поинтересовалась Натали.
– Неплохо, неплохо, – проворковал старик. – Люди проявили интерес к нашей штучке.
– И сколько?
– Цену не назвали, хотят посмотреть.
Старик проголодался, велел сразу накрывать на стол. Еда была хорошая, мы дома так не ели, но непривычная. Первого не было, а картошки, сала, копченого мяса хватило бы на семерых.
– Мальчишка уйти хотел, – неожиданно сообщила Натали.
Старик замер, не донеся хлеб с салом до рта.
– Правда, сынок?
Отпираться было глупо. Я постарался изобразить невинное удивление.
– Теперь, когда у меня есть имя, могу я выйти погулять?
– Можешь, – успокоился старик. – Завтра выйдешь, не век же тебе взаперти сидеть.
С одной стороны я обрадовался, с другой вынес грустный урок: в этом мире ни на кого нельзя полагаться. Любой может выдать тебя, как это сделала Натали.
Утром я стал думать куда бежать. Домой нельзя. Остаться в городе? Старик мигом найдет. В другой город? Что я в нем буду делать, я деревенщина, как говорит старик. Остается бежать в деревню, но не в нашу. Летом не пропаду, а до зимы что-то придумаю. Теперь вот еще что: пешком бежать не годится, старик на машине догонит. Чтобы воспользоваться автобусом, нужны деньги. Деньги… где взять деньги. Стоп, я быстро засунул руку в карман штанов и облегченно вздохнул. Деньги, что дала мне вдова, были на месте. Теперь можно бежать, только бы меня выпустили.
Мне повезло. Старик ушел сразу после завтрака, а следом за ним стала собираться Натали.
– Я в магазин, потом вернусь, – сказала она. – Вернусь – пойдешь гулять, мы квартиру без присмотра не оставляем.
Ждал я недолго, но от нетерпения мне казалось, что прошло не десять минут, а целая вечность. Когда вернулась Натали, я с нетерпеливым видом стоял у порога и только что не рыл копытом землю.
– Иди, гуляй, – буркнула она.
Дважды просить не пришлось, я кубарем скатился с лестницы. На улице я жадно глотнул свежий воздух свободы, сердце готово было выпрыгнуть у меня из груди. Куда идти? На автобусную остановку. Первый же прохожий показал мне направление.
Остановка была близко. Я внимательно изучал направления движения, пока не выбрал Кеньмут. Сто лиг от нашей деревни, не очень далеко, но и не близко. Автобус через двадцать минут, можно брать билет. Я подошел к окошку и встал в очередь. Неожиданно сзади меня крепко взяли за локоть. Я ойкнул, обернулся и похолодел: рядом стоял старик.
– Пошли, – процедил он, не отпуская локоть.
Покорно, словно собачка, я поплелся вслед за ним.
Вскоре мы вернулись в притон.
– Ну? – высунулась из кухни Натали.
– Бежать пытался, – хмуро ответил старик и сильно, не размахиваясь, ударил меня в живот.
Дальнейшее я помню плохо. Мне казалось, что старик бил меня весь день, но, конечно, это не так. Видимо, впадая в забытье, я снова и снова переживал побои, вот мне и казалось, что эта пытка никак не кончится. Но все-таки старик бил меня долго и крепко. Никогда меня так не били. Те детские подзатыльники и порка, что устраивала мать, казались комариными укусами по сравнению с тем, как меня наказал он. Под конец я уже не кричал, а скулил, словно щенок.
Весь следующий день я провалялся в кровати. Я с трудом понимал, где я, и что со мной, кажется, у меня был бред. Никто за мной не ухаживал, никто мною не интересовался, я остался с болезнью один на один. Это было еще одно свидетельство людской черствости этого маленького общества. На третий день я встал и стал ковылять по комнате. Все тело болело, но горячка прошла, сознание прояснилось.
Вечером пришел Марк.
– Что это с ним? – кивнул мужчина в мою сторону.
– Наш малыш, – улыбнулся старик, – решил сделать ноги. – Видимо его что-то не устраивало, хотя я не пойму, что именно. Но сейчас я надеюсь, он осознал, что на некоторый срок его судьба связана с нами. Ладно, перейдем к делу. Ломбардцы смотрели товар, это то, что им нужно. Теперь нам предлагают либо шесть тысяч сразу, либо семь через неделю. Твое мнение, Марк?
– Ждать, – пожал плечами мужчина.
– Натали?
– Куда спешить?
– Малыша, как провинившегося, не спрашиваю. Сам бы я предпочел закончить сейчас, но раз вы хотите ждать, присоединюсь к вашему мнению. На этом считаем наше собрание законченным.
– А мне можно вставить слово? – раздался незнакомый мужской голос.
Я вздрогнул и вскинул голову – в проеме двери стоял и насмешливо улыбался высокий, стройный мужчина. Кто он и как попал в комнату?
– Как ты сюда попал? – резко спросил старик. Мы мыслили в одном направлении
– Через дверь, – мужчина продолжал улыбаться.
– Что тебе нужно?
– Мне? Ты спрашиваешь, Петерс, что мне нужно?! Оригинально, клянусь святыми мощами! Ладно, я вижу, остальные участники собрания не понимают этой комедии, введи их в курс дела, Петерс.
Секунду старик молчал, потом махнул рукой:
– Хорошо. Пред вами Маэстро, мой старый… знакомый. Бывший домушник, поэтому не стоит удивляться, как он проник в квартиру. Что ему нужно, я надеюсь, он сейчас нам скажет.
– Неплохо, клянусь святыми мощами, – хмыкнул мужчина. – Не каждый сумеет сказать правду, исказив при этом суть.
– Ты обвиняешь меня во лжи?!
– Нет. Хорошо, теперь я дополню детали того, что почтенный Петерс, скажем так, забыл вам рассказать. Когда-то я был домушником, правда, но некоторое время назад оставил это поприще. Вот уже три года как сходка поставила меня надзирателем этого района. Как правило, люди исправно платят свою дань, но иногда приходится напоминать о долге. Сейчас как раз такой случай. Прошло шесть месяцев, как Петерс поменял лежбище и при этом забыл заплатить.
– У меня плохо шли дела.
– Верю. Но теперь, когда тебе повезло, ты же не откажешься заплатить, верно?
– О чем ты?
– О чаше, Ахлосской чаше. Ты приносил ее Горбатому.
Старик грязно выругался.
– Понимаю, Петерс, кому нравится, когда суют нос в их дела, но ты сорвал слишком большой куш. Кстати, сколько предложил тебе Горбатый?
– Это мое дело, – взвился старик.
– Конечно, твое. Но ты же не собираешься надуть своих партнеров, верно?
Марк подозрительно покосился на старика, и тот поспешил сказать:
– Семь тысяч через неделю или шесть сейчас.
– Неплохо, неплохо, клянусь святыми мощами, – засмеялся Маэстро. – До меня дошли другие слухи.
Неожиданно он замолчал, и в его руке, как по волшебству, возник пистолет. Я изумленно перевел взгляд на старика. В правой руке он держал длинный, узкий нож.
– Ты совсем потерял разум, Петерс, – засмеялся Маэстро, но на этот раз его смех звучал холодно и зло. – Где бы ты скрылся, убив надзирателя? Ладно, хочешь семь, будет тебе семь. Вот, что я предлагаю. Я найду покупателя, который даст девять тысяч. Семь тысяч вам, остальное мне.
– Но… – начал было старик.
– Чем вызвано твое недовольство? – удивился Маэстро. – Ты получишь свои семь тысяч, как хотел. И не через неделю, а в течение трех дней. Кроме того, ты заплатишь долг, ведь это дело чести, или я ошибаюсь?
Старик судорожно дышал, пальцы бегали по рукояти ножа. Даже я понимал, что он собирался надуть подельников, продав чашу дороже, чем семь тысяч, но, прижатый Маэстро, в конце концов, был вынужден отступить. Но перед этим он предпринял последнюю попытку выкрутиться.
– У нас все решает собрание.
– Согласен, спроси своих людей.
– Марк, ты согласен, чтобы чашу сбыл Маэстро? – с надеждой спросил старик.
Но Марк и не подумал поддержать главаря.
– Конечно. Только чаша должна храниться у нас.
– Натали?
– Согласна.
На меня старик даже не взглянул, и так все было ясно.
– Что ж, тогда готовьтесь, завтра поедем в Глад, – подвел итог Маэстро.
– Глад большой город, – запротестовал старик.
– Тем выше там цены, – холодно парировал Маэстро. – К тому же здесь быстро распространяются слухи. Сегодня о чаше узнал я, а кто завтра? Полиция? Ты был неосторожен, ведя свои дела, теперь позволь, этим займусь я.

Глава IV

На следующее утро мы сели в машину и поехали в Глад. Мы – это все, кроме Натали. Маэстро ни на секунду не терял бдительности. Старика он усадил на переднее сиденье, а сам устроился на заднем вместе со мной. Перед тем, как ехать, он взял у старика сверток, развернул материю и взглянул на чашу. – Знаю я тебя, – пояснил он Петерсу, – чего доброго выкинешь какой-то трюк. Старик лишь молча пожал плечами, демонстрируя оскорбление. После вчерашнего поражения он выглядел жалко. Куда делась былая спесь и высокомерие.
Путешествие в Глад заняло четыре часа. Мое тело ныло от тряски, но в целом я перенес дорогу гораздо лучше, чем опасался. Несколько раз я ловил на себе пристальный взгляд Маэстро, но приписал это обычной настороженности.
Я никогда не был в таком большом городе, Нэнс против Глада – захолустье. Дома высокие, в три, в четыре, пять этажей. Улицы длинные, народа не сосчитать. Мы остановились на какой-то узкой, но оживленной улице. 
– Вот этот дом, – скомандовал Маэстро, – указав на четырехэтажную кирпичную громадину. – Марк, машину поставишь за углом, там стоянка. Заплатишь, чтобы ее ставили в проход. Ты понял, чтобы она была свободна в любое время дня и ночи.
– Понял, – кивнул Марк.
Мы прошли к дому, швейцар распахнул дверь. Я прочитал вывеску над входом: Помещения внаем, заведение мадам Глось. По узкой лестнице мы поднялись на третий этаж и прошли в конец коридора. Я крутил головой, осматривал разноцветные двери, одна из них открылась, и мне показалось, что из нее вышел Стась, наш с матушкой бывший сосед. Прошло уже три года, как он уехал, я мог ошибиться, но усы и живот были стасевские.
Комната была большая, но вся мебель состояла из двух кроватей и шкафа.
– Это наш с юношей номер, ваш соседний, – пояснил Маэстро.
– Почему ты разделил нас так? – запротестовал старик.
– Потому что мне понадобится человек для поручений, юноша для этой цели подходит идеально.
– Он не здоров…
– Учел. Ты имел неосторожность отделать его, значит, он твой враг. Кроме того, Марк сможет справиться с тобой, Петерс, если вздумаешь бежать, а юноша нет.
Старик засопел носом, но не нашелся, что возразить.
– Сидеть в номере, носа не высовывать, – приказал Маэстро. – Ждите, пока мы вернемся. Марк, никуда не выпускай Петерса, а то сбежит.
– Не сбежит, – улыбнулся шофер.
Не отдохнув ни минуты, Маэстро заторопился уходить.
Город он знал прекрасно. Не остановливаясь, мы шли какими-то дворами, улочками, переходами. Вскоре я не представлял, в какой части города нахожусь и в какую сторону возвращаться. Наконец, каменные дома сменились глиняными лачугами. Возле одной из них, густо обсаженной виноградом и крыжовником, Маэстро остановился.
– Поднимешься по ступенькам, спросишь Ганса, – прошептал он мне на ухо. – Если переспросят: – Кого, кого? – повторишь, и независимо от ответа, уходи. Если же ответят: – Нет здесь никакого Ганса, спускайся вниз и жди. Запомнил?
Я быстро повторил.
– Хорошо, – сказал Мастро. – Ну, удачи.
Я поднялся и уперся в темную деревянную дверь. Нерешительно оглянулся, Маэстро исчез. Звонка не было, поэтому я громко постучал.
– Да? – ответил старческий голос.
– Мне нужен Ганс, – внятно сказал я.
– Кого, кого? – удивленно переспросил голос.
– Ганса, – буркнул я и бросился вниз по ступенькам.
Спустившись, я быстро пошел по тропинке, которой мы пришли. Когда она закончилась, я замешкался, так как не помнил, куда идти, а Маэстро не было. Метров за сто навстречу мне шагали двое в темных плащах. Я хотел подождать, чтобы спросить их, как выйти на улицу, но неожиданно откуда-то из кустов вынырнула рука, схватила мою и поволокла куда-то вбок. Я хотел запротестовать, но сообразил, что мне не чинят вреда, лишь тащат.
Мы бежали по каким-то огородам, перепрыгивали через заборы, ветки хлестали меня по лицу и рвали одежду. Страха не было, лишь покорность: бежать за этим человеком. Наконец мы остановились.
– Все, – сказал мой спутник голосом Маэстро, – кажется, оторвались.
– А кто за нами гнался? – спросил я.
– Кто? – переспросил Маэстро и засмеялся нервным смешком. – Полагаю, полиция. Если бы старик не рискнул дать условный знак, взяли бы как миленьких. Ладно, пошли, а то еще квартал оцепят.
Мы прошли еще два двора и оказались на широкой улице. По ней взад-вперед прогуливались люди в богатой одежде.
– Теперь, клянусь святыми мощами, мы в безопасности, – спокойным голосом сказал Маэстро и, на секунду остановившись, закурил. – Здесь облав не бывает. А сейчас, юноша, расскажи мне о себе.
– Зачем? – мгновенно ощетинился я.
Откровенно говоря, я чувствовал к Маэстро какую-то симпатию, хотя бы за то, что он укротил старика, но, как и мой хозяин, он принадлежал к воровскому, враждебному мне, миру.
– Подумай сам, – пожал плечами Маэстро. – Провернем мы сделку, ты вернешься к Петерсу, и он снова начнет тебя воспитывать. Я же могу взять тебя в подручные, если ты мне понравишься, конечно. Для этого я хочу знать тебя лучше.
Секунду я колебался, а потом решил, что хуже, чем у старика, мне нигде не будет, и честно рассказал свою историю. Маэстро слушал, тихонько посмеиваясь в наиболее драматичных местах.
– Старый хрыч поймал удачу за хвост, – воскликнул он, когда я закончил. – Впрочем, он действительно потерял хватку, иначе бы не наделал глупостей.
– Каких? – поинтересовался я.
– Первая и самая большая, то, что он решил провернуть сделку в Нэнсе, где его каждая собака знает. Если бы не слухи о том, что Петерсу улыбнулась фортуна, стал бы я тратить на него время! Нет, он должен был уехать и сбыть чашу на стороне. Вторая оплошность не такая крупная, но тоже ему в убыток. Скажи, зачем он тебя бил?
– Чтобы не убежал, – опешил я.
– Разве побоями удержишь! Он добился лишь того, что ты его ненавидишь. А вот я тебя бить не стану, и ты не сбежишь.
– Как это?
– Да так. Я просто раскрою тебе глаза. Куда ты пойдешь, ты же в розыске? На станциях, на вокзалах сыскарям раздали твои приметы, едва вдова заявила в полицию. Тебе нужно сидеть тихо минимум год, понял?
– Понял, – убитым голосом сказал я.
– Не грусти, со мной не пропадешь, – улыбнулся Маэстро.
Похоже, он ничуть не сомневался в том, что заберет меня от старика. Впрочем, меня это устраивало. За разговором я и не заметил, как мы пришли к заведению мадам Глось.
– Единственное, что меня теперь тревожит, – признался Маэстро, – так это кому сдать чашу.
– А этот Ганс, он… единственный? – поинтересовался я.
– Нет, но самый надежный. Остальные, как бы тебе сказать, мелковаты для такого сокровища. Но ничего, что-то придумаем.
Мы вернулись в свой номер, и почти сразу в дверь постучали. Я открыл. Это были Марк и старик.
– Ну? – нетерпеливо спросил старик.
– Без ну, – спокойно ответил Маэстро. – Все идет по плану.
– Я хочу знать подробности, – стал кипятился старик.
– А я хочу, чтобы ты знал столько, сколько ты знаешь. Чем меньше ты знаешь, тем меньше шансов, что ты нас кинешь. Марк, он не пытался сбежать?
– Один раз, – усмехнулся шофер и посмотрел на разорванный рукав своей рубашки.
– Не вздумай повторить свою попытку ночью, Петерс, – строго сказал Маэстро. – Я предупредил сторожа, чтобы моего помешанного дядюшку ни в коем случае не выпускали на улицу одного, ты понял?
Старик зашипел, словно змея, но Маэстро сделал знак, и Марк взял бывшего главаря за холку и вывел из комнаты. Опасаясь дальнейших выходок старика, Маэстро заказал ужин в номера.
Ночь прошла спокойно. Наутро Маэстро был в хорошем настроении, напевал песенку. – Придумал, клянусь святыми мощами, – сказал он мне, вместо того чтобы пожелать доброго утра.
– Кому? – жадно спросил я.
Маэстро посмотрел на стену, за которой был номер старика с Марком и наклонился к моему уху.
– Одному коллекционеру. Он не связан с криминалом, поэтому полиции можно не опасаться. Посуда – не его профиль, но я думаю, он возьмет.
Мы оделись и, наскоро позавтракав, вышли на улицу.
– Главное, чтобы он был дома, – высказал вслух свои опасения Маэстро, – потому что это лучший вариант во всех отношениях.
Я заметил, что после вчерашнего приключения, Маэстро стал мне доверять. Это льстило самолюбию, и я старался, как мог, отплатить вору за такое расположение. Незаметно, без всякого принуждения и почти без усилий, он сумел завоевать мои симпатии гораздо сильнее, чем старик в первую встречу. Своим насмешливым неунывающим характером Маэстро был мне ближе, чем угрюмый, жестокий старик.
– Понимаешь, – говорил по дороге Маэстро, – Петерс слабо разбирается в людях. Он непременно хочет сломать человека, подчинить своей воле. А у меня принцип иной. Если человек хочет, он идет со мной, нет – разбежались. Никакого принуждения, понимаешь. До тебя со мной работал один парень, люкс! Мы славно работали на пару, душа в душу.
– А что с ним стало? – поинтересовался я.
– Самое плохое, что может постигнуть особь мужского пола, – вздохнул вор, – любовь. Он женился и сейчас живет тихо и спокойно, окруженный женой и детьми. Надеюсь, с тобой это не скоро случится.
– Надеюсь, – фыркнул я.
Болтая и подшучивая, мы шли по улице, когда неожиданно я услышал позади себя возглас: Пит. Вначале я решил, что зовут другого Пита, но, обернувшись, я увидел… капитана Флая. Меньше всего в данную минуту я рассчитывал увидеть его. От неожиданности я замотал головой, надеясь, что обознался, но это был он, капитан Флай, в светло-сером костюме со своими печальными глазами.
Я остановился, как вкопанный, а капитан подошел к нам. Маэстро прищурил глаза, оценивая степень опасности.
– Пит, – спокойно сказал капитан, – я спешил за вами от самой гостиницы, боялся потерять. А больше всего я боялся, что ты уедешь, или что это не ты, твой сельчанин не был уверен.
Меня пронзила догадка.
– Сэм, – простонал я.
– Да, так его звали.
– Одну минутку, – вмешался Маэстро. Он дал нам обменяться первыми фразами и по ним уже сделал какие-то выводы. – Что вы хотите от юноши?
Капитан Флай спокойно посмотрел на вора.
– Поговорить. Если вы имеете отношение к Питу, я прошу вас присоединиться к нам.
Маэстро быстро пробежался глазами по сторонам, видимо пытаясь определить, нет ли слежки, а потом сказал:
– Охотно. Пойдемте, я знаю неплохое местечко поблизости.
Неплохое местечко оказалось тихим кафе на перекрестке двух улиц. По каким-то причинам Маэстро чувствовал себя в нем безопасно. Впрочем, я не могу ручаться за правдивое изложение событий, так как мое состояние было схоже на состояние человека, на которого неожиданно вылили ушат холодной воды.
– Прежде всего, давайте познакомимся, – начал виконт, когда мы сели за стол. – Меня зовут Флай, я капитан королевской армии в отставке.
– Очень приятно, – вежливо ответил Маэстро. – К сожалению, люди моей профессии ставят за правило не называть своих имен, поэтому я представлюсь вам как Маэстро.
– Как вам будет угодно, – озабоченно ответил капитан. – Я предпочитаю говорить с людьми прямо, поэтому перейду прямо к делу. Где чаша?
Маэстро закашлялся.
– Слишком прямо, господин капитан, клянусь святыми мощами, – сказал он. – Это даже быка не за рога, а за хвост. Можно и копытом получить.
– Вы хотите, чтобы я задал десяток ненужных вопросов, чтобы, в конце концов, все-таки прозвучал этот? – холодно осведомился капитан.
– Вы правы, – рассмеялся Маэстро. – Но прежде, чем ответить, я хотел бы знать: какое отношение вы имеете к предмету, вами упомянутому?
– Что ж, я удовлетворю ваше любопытство, – развел руками капитан. – Я представляю интересы хозяйки чаши. Она хотела бы вернуть ее частным путем, без помощи полиции.
– Почему? – спросил Маэстро, а сам метнул на меня быстрый взгляд, как бы спрашивая, можно ли доверять этому человеку. Я незаметно кивнул в ответ, если не доверять капитану Флаю, то кому?
– Это не имеет отношения к делу.
– Иными словами, не мое дело, – усмехнулся Маэстро.
– Если угодно.
– Хорошо. Допустим, я могу вам помочь найти искомый предмет. Сколько готова заплатить хозяйка за эту маленькую услугу? Трудно предположить, что полную стоимость.
– Она заплатит, сколько потребуется.
– Почему?
Видно было, что капитан Флай, борется с собой, чтобы не сказать дерзость, но в конце концов он ответил:
– Это семейная реликвия.
Снова взгляд в мою сторону, и снова я подтвердил сказанное. Кажется, Маэстро удовлетворился ответами капитана.
– Что ж, – сказал он после паузы, – я назову цену – девять тысяч.
На этот раз на меня посмотрел капитан, чего они ко мне прицепились. И снова я кивнул. Да, Маэстро не обманывает, он хотел получить за чашу девять тысяч.
– Хорошо, – со вздохом сказал капитан, – я согласен. Где она?
– Неподалеку, – уклончиво ответил Маэстро. – А деньги?
– Рядом, – в тон ему ответил капитан.
Маэстро засмеялся.
– Вам нельзя не верить.
– К сожалению, не могу сказать этого вам, после всего, что случилось с ним, – холодно ответил Флай и кивнул в мою сторону.
Я сжался в комок. Маэстро удивленно замер, а потом рассмеялся:
– Вы думаете, это я надурил беднягу Пита.
– А разве нет?
– Нет. Правда, не буду утверждать, что не воспользовался бы представившимся  случаем на месте того человека.
– Вот видите.
– Ладно, не хотите любить меня, не надо, давайте делать дело. Куда пойдем сначала, за деньгами или за вожделенным предметом?
– Деньги ближе.
– Отлично.
По дороге Маэстро что-то весело рассказывал капитану, кажется, свой взгляд на жизнь. Я плохо слушал, так как все еще был ошеломлен случившимся, да и капитан отделывался односложными ответами. Безусловно, Маэстро все видел и понимал, но это не уменьшало его жизнерадостности. По дороге капитан зашел в свою гостиницу и взял деньги. А вскоре мы пришли в заведение мадам Глось.
Дверь открыл Марк. Мы вошли в номер.
– Ну, – весело сказал Маэстро, – вот купец, доставайте товар.
Старик, сидевший в углу на кровати, злобно захихикал. Его смех был отвратителен, он напоминал кашель человека с больными легкими.
– С ума сходишь, Петерс? – холодно поинтересовался Маэстро.
– Нет, жду, не дождусь зрелища, как вы ищете чашу.
Одним прыжком Маэстро оказался у шкафа. Он раскрыл дверцы и быстро выбросил на пол содержимое. Чаши не было.
– Где она? – быстро спросил он Марка.
Марк недоуменно пожал плечами, а старик опять захихикал.
– Что он делал в наше отсутствие? – поинтересовался Маэстро.
– Ничего, – недоуменно ответил Марк. – Мы играли в карты, заказали пиццу.
– Он заказывал, – быстро уточнил Маэстро, – и он же расплачивался?
– Да.
– Ууу, – простонал Маэстро, – это старый трюк. Человек приносит пиццу, а ты улучаешь момент и передаешь ему сверток с запиской, где простишь положить в камеру хранения или отнести по адресу.
– Так и было, – захихикал старик.
– Но зачем? – удивился Маэстро. – Зачем, Петерс? Ты бы получил свои деньги, как договорились.
Глаза старика сверкнули:
– Это была моя сделка, и только я должен был ее совершить, не ты!
В первый раз я видел, как Маэстро злится. Лицо его покраснело, как у вареного рака, глаза налились кровью. Он шагнул к кровати с таким решительным видом, что старик перестал хихикать.
– Где чаша? – сдавленным шепотом спросил Маэстро и сжал шею старика одной рукой.
Петерс захрипел и стал дергаться. Скоро глаза его вылезли из орбит, еще немного, и Маэстро бы задушил несчастного. Но в этот момент вперед шагнул капитан.
– Хватит! – громко сказал он и, видя, что это не возымело действия, повысил голос: – Хватит!!
Маэстро ослабил хватку и обернулся.
– Вы-то чего его защищаете? Вам что она не нужна?
– Нужна, – тихо ответил капитан, – но это чаша, а это – человек.
Маэстро изумленно посмотрел на капитана:
– Я в вас не ошибся, – наконец сказал он, – но не думал, что до такой степени. Ладно, извините, сорвался. Хотя этот старый маразматик заслуживает… Он замахнулся, и старик испуганно вжал голову в плечи.
– Где чаша?
Петерс молчал.
– Умрет, но не скажет, – констатировал Маэстро. – Ладно, сами найдем.
Он поднял глаза к потолку и стал размышлять вслух:
– Петерс мог отправить чашу к другу, а мог в камеру хранения. Но такое сокровище ты бы никому не доверил. Остается камера. Марк, посыльный возвращался?
– Да, забыл дать чек.
– Еще бы. Открывал, разумеется, Петерс?
– Да.
– Отлично, значит ключ от камеры у него. Где ключ, старик?
– Ты ошибаешься, – съежился вор.
– Возможно. Марк, нужно его обыскать!
Дальнейшее зрелище было неприглядно. Старик отчаянно отбивался от двух мужчин, даже пробовал кусаться. Не в силах вытерпеть подобное, капитан приказал Маэстро и Марку прекратить издевательство. Его грозный окрик неожиданно возымел действие не только на воров, но и на старика. Хныча, он стянул с себя одежку и бросил Маэстро. Маэстро с Марком тщательно обшарили каждый шов, дюйм за дюймом, но ничего не нашли.
– Вот видите, – шмыгал носом старик, натягивая брюки, – вы ошиблись.
– Трусы нужно было проверить, – буркнул Марк.
– Замечательно, – с сарказмом парировал старик. – Почему бы тебе, Марк не заглянуть немного дальше?
– Трусы, – задумчиво сказал Маэстро. Если бы ключ был в одежде, ты бы ее сам не снял… ботинки!
Старик побледнел. Маэстро кинулся к нему, толкнул, повалил на кровать и мгновенно стянул с ног ботинки. Старик пробовал лягаться, но так как он не полностью натянул брюки, то запутался. Вскоре Маэстро издал торжествующий крик и достал из-под стельки одного ботинка маленький ключ.
Маэстро наслаждался победой, лицо его просто светилось, а я не мог оторвать глаз от старика. Казалось, он потерял разум от горя. Несчастный сидел на полу, сжавшись в комок, уткнув лицо в ладони, и раскачиваясь из стороны в сторону. Жалобные стоны чередовались с подвываниями и всхлипываниями. В конце концов, даже Маэстро пожалел его.
– Ладно, – сказал он и положил руку на плечо бедолаге, – успокойся, Петерс, я поступлю с тобой честно, хоть ты этого не заслуживаешь.
Но старик злобно откинул его руку.
– Завтра он успокоится, – пожал плечами Маэстро. – А сейчас я вызову врача, он поможет этой жертве собственных интриг.
Врач явился быстро. Невысокий, полный человек без лишних расспросов и объяснений вколол старику успокоительное, и скоро старик уснул.
– Ка семьдесят пять, – задумчиво сказал Маэстро, глядя на номер ключа, – кажется, это у входа в метро, в двух кварталах отсюда. Конечно, посыльный не отправился бы далеко.
Он оказался прав. Когда замок щелкнул, открыв камеру, я невольно подался вперед. Вот она, чаша, упакованная в простой холст, завязанная посылочной тесьмой. Маэстро достал сверток, открыл часть мешковины, показывая капитану край чаши. Капитан Флай протянул ему пачку денег. Маэстро сунул ее в карман.
– Пересчитайте.
– Верю, – улыбнулся Маэстро, – вам верю. Ну что, пошли, Марк, Пит.
– Одну минутку, – остановил его капитан, – а Пит хочет идти с вами?
– А куда вы предлагаете ему идти? – удивился Маэстро.
– Домой, – тихо сказал капитан.
Вот оно, – подумал я. – За все содеянное нужно понести наказание. Что ж, я готов.
– Вы хотите, чтобы он сел в тюрьму для малолетних? – поинтересовался Маэстро.
– Нет, полиция не знает, что Пит причастен к исчезновению чаши.
– Им не нужно рассказывать, разве сложно сложить два и два?
– Говорю вам, не знает, – рассердился капитан. И добавил: – Полиция вообще не знает об ее исчезновении, никто не заявлял.
Второй раз за день я видел, как Маэстро удивлен до глубины души.
– Почему??! – только и смог спросить вор.
– Неважно, – ответил капитан.
– Неужели… из-за малыша? – посмотрел Маэстро на меня.
– Да, из-за Пита, – холодно подтвердил капитан.
– Но, кто он этой графине? Внебрачный сын?
– Не говорите глупостей. Я лишь повторю вам еще раз: это – человек, – капитан указал на меня, – а это – чаша, – он показал на сверток.
– А я думал, что знаю этот мир, – пробормотал Маэстро.
Но капитан не ответил, он смотрел на меня:
– Я жду Пит.
Мои колебания, длились недолго.
– Я вернусь домой, Маэстро, – сказал я.
– Ладно, Пит, прощай, – усмехнулся вор, – впрочем, кто знает, что случится завтра, лучше скажу тебе до свидания.

Глава V

Последний автобус на Урюки уже ушел. Нам ничего не оставалось, как сесть на автобус до Соленых копей, там от развилки до дома пятнадцать лье. Всю дорогу в автобусе капитан молчал, но лучше бы ругался. Мне до того невыносим был его немой укор, что я места себе не находил и все время ерзал.
В девять вечера мы сошли с автобуса и отправились пешком через поля, так можно срезать несколько лье. Я нес чашу. Не помню, когда капитан мне ее передал, наверное, еще в автобусе.
Уже смеркалось. Воздух потерял духоту и ласкал тело приятной прохладой. Оглушительно пели сверчки. Несильный, но постоянный ветер не давал разгуляться комарам. Страшное приключение закончилось, я возвращался домой, и все бы было хорошо, если бы не чувство вины.
– Как же ты мог, Пит? – неожиданно спросил капитан.
Я и обрадовался, и испугался этого вопроса. Испугался, потому что был виноват и не ждал прощения. Но в то же время появилась возможность объяснить. Неожиданно я рассказал капитану все, как было. О Воке, о старике, о Маэстро.
Когда я закончил, он долго молчал, а потом усмехнулся:
– А старик еще тот негодяй, впрочем, затрудняюсь сказать, кто из них хуже, старик, или Маэстро.
– Маэстро добрый, – попробовал я защитить вора.
– Добрый… он не злой человек, но запомни, эти люди не могут быть добрыми. Если бы я не остановил Маэстро, он удушил бы старика, пытал бы его, лишь бы получить чашу.
Я вспомнил, какие страшные глаза были у Маэстро, когда он душил старика, и понял, что капитан прав.
– А его ирония – страшное оружие, она привлекает людей, – продолжал капитан. – Ты уже попал под ее очарование. Я столкнулся как-то… – капитан замолчал, я так и не узнал, что он хотел рассказать. – Значит, Лина к чаше не причастна? – вдруг, без всякого перехода спросил капитан.
– Лина? – удивился я.
– Лина.
– Нет.
– Да, кажется, я дал маху.
– Ничего не понимаю, – признался я.
– Еще бы, – усмехнулся капитан. – Понимаешь, Пит, людям свойственно мерить по себе. Кажется, раз ты это чувствуешь, то и все должны думать, чувствовать так же. И вроде не первый год живешь, должен понимать, что люди разные, и все равно, раз за разом попадаешь в те же силки.
Он сделал паузу и закурил.
– Расскажу тебе одну историю. Двадцать с лишним лет назад жил-был мальчик. Ему было четырнадцать, когда он влюбился в одну девочку. Она отвечала ему взаимностью, но девочка была красива, и в шестнадцать лет родители выдали ее замуж за знатного человека. Казалось, нужно позабыть свою мечту, и мальчишка честно попытался это сделать. Сначала он отправился в армию. Надеялся, его убьют. Неожиданно, он узнал, что муж девочки умер. И тогда мальчишка решил, что он должен завоевать свою мечту любой ценой. Между ними была целая пропасть: она – знатная и богатая женщина, он – простой солдат.
Прошли годы, и мальчик совершил то, что удается немногим: остался жив, сделал карьеру, получил дворянство, состояние. Тогда он вернулся. Девочка все еще ждала его, и ничто не препятствовало их счастью.
– Почему вы так грустно это говорите? – испуганно спросил я. – Раз ничто не мешает, они должны радоваться.
– Они и радуются, – мне показалось, что капитан улыбнулся, в темноте блеснули его зубы, – но они много страдали друг без друга, и как бы немного разучились радоваться. Долгое время девочка не получала от мальчишки вестей и думала, что его убили. А он не знал, помнит ли еще она его. Такие мысли не добавляют жизнерадостности.
– Она давно уже взрослая, – глубокомысленно заметил я.
– Для него она все та же девочка, что двадцать лет назад. Но я вот зачем тебе все это рассказываю. Когда девочка вышла замуж, мальчик на время потерял голову, что ли. Он решил стать состоятельным человеком, чтобы сравниться с ней. А какой самый простой способ разбогатеть? Тот, который избрал ты. Он даже разработал план одного ограбления. Ничего у него, не получилось, Бог миловал, но вчера я грешным делом подумал, что ты все из-за Лины затеял. Тем более, она так горячо тебя защищала. Даже вопреки очевидным фактам.
Я почувствовал, как краска стыда заливает мне лицо. Хорошо, что сейчас темно, и капитан ничего не видит. Он приписывал благородные мотивы моему поступку, а я… И Лина. Она меня защищала, а я лгал ей в лицо… Неожиданно я разрыдался. Капитан прижал меня к груди, а я, запинаясь от всхлипов, рассказывал, как подло обманул вдову и Лину. Говорил, что мне нет прощения, и лучше бы я остался с ворами, там бы меня поймали, посадили, а лучше бы убили... Я долго плакал, но, наконец, слезы иссякли.
– Я не буду тебя утешать, Пит, – сказал мне капитан, – но вот что скажу: счастлив тот человек, кто ни разу не падал. И достоин уважения тот, кто сумел подняться. Я прошел всю аквианийскую кампанию. Я храбро сражался, тому свидетельствуют два Серебряных Желудя, не считая прочих наград. Но в самом начале карьеры, будучи молодым поручиком, я завел свою пушку в болото. И тут подошел враг. Всех солдат постреляли, как куропаток. Всех, кроме меня. Мне было до того горько и обидно, что захотелось застрелиться. Если бы не мой капитан, я бы так и сделал. А он сказал: за одного битого двух небитых дают, воюй, поручик, и не повторяй ошибок. Вот и я тебе скажу: уверен, ты теперь скорее руку себе отрежешь, чем своруешь.
Я представил себе, как ко мне подойдет старик, или даже Маэстро и снова предложит, стать вором, украсть у Лины. С каким удовольствием я врежу этому человеку. Неожиданно я почувствовал себя легче. Со мной никто еще так не разговаривал, как со взрослым. Мать, когда ругала, часто кричала: когда ты повзрослеешь!? И в то же время сама говорила, как с маленьким. А капитан…
– Хотите, я к вам в работники наймусь? – предложил я и торопливо добавил: – бесплатно.
– Не хочу, – усмехнулся капитан. – Я думаю, ты еще сможешь высказать свою благодарность, только другим способом. Хотя, – тут мне показалось, что он опять улыбнулся, – нет худа без добра, история с чашей мне помогла.
– Помогла?! – поразился я.
– Только не думай, что я рад, что ты ее украл. Лучше бы ты этого не делал. Но, как бы тебе сказать, наши отношения с графиней немного не ладились. Я медлил сделать окончательное предложение, все отговорки искал. Все мне казалось, что она не так на меня посмотрела, не то сказала. Часами перебирал в уме ее мимику, тон голоса.  Глупость, конечно. И вдруг такое горе, семейная реликвия пропала. Тут уж не до стеснения. Словом, я как древний рыцарь поехал и вернул украденное сокровище.
Красная точка сигареты, кувыркаясь в воздухе, полетела на дорогу. Я хотел что-то сказать, но слова замерли у меня в горле, потому что в трех шагах от нас вспыхнули четыре таких же красных точки. Мы остановились, как по команде.
– Подходите, люди добрые, не бойтесь, – сказал мужской голос.
– А мы не боимся, – ответил капитан.
– Это хорошо, – сказал другой голос. – Сразу видно умного человека. Платите пошлину за проход и валите себе дальше.
Разбойники, тревожно мелькнуло у меня в голове, и я крепче прижал к груди сверток с чашей. Красные точки приблизились. Капитан стал рыться в кармане. Вспыхнул огонек спички, осветив протянутую руку, бумажник и два угрюмых бородатых лица. Остальные скрывались за пределами света
– Богатый лопатник, – сказал один бородач, наскоро посмотрев содержимое. – Боюсь, господин, у вас еще кое-что для нас припасено.
– Больше ничего нет, – ответил капитан, – честно.
– Где сейчас честные люди? – вздохнул кто-то. – Сейчас обшарим вас, и проверим.
– Я говорю правду, а обыскивать себя не позволю, – сердито сказал капитан.
В тот же миг справа раздался шорох движения, удар, крик. Меня чуть не сбили с ног, я отпрыгнул, прижимая чашу. А рядом сопели, ругались, кто-то взвизгнул. Капитан отчаянно защищался, они не могли с ним справиться. Но их было четверо!
Неожиданно я кинулся вперед: – Не трогайте его! – закричал я. – Он капитан, он на войне был! Но что такое детский крик в мужской потасовке, писк комара. Меня снова отпихнули, на этот раз я упал, но чашу из рук не выпустил. Драка продолжалась. Рядом кто-то ойкнул и плашмя плюхнулся на землю.
– Силен черт! – послышался крик, и вдруг наступила тишина.
Я осторожно встал.
– Клим, – нерешительно сказали рядом.
Бежим! – крикнул второй. – Я его пером пырнул… – крик оборвался.
Послышался удаляющийся топот ног. Я осторожно пошел вперед и неожиданно натолкнулся на препятствие.
– Капитан! – я бросился на колени.
Он лежал на спине. Он был жив.
Пит, – тихо сказал он, – как ты славно крикнул: он капитан, он на войне был. Я рад, что не ошибся в тебе.
– Капитан, – пробормотал я.
– Чаша с тобой?
– Да.
– Отнеси ей. И скажи… ты сам знаешь, что сказать.
– Капитан…
– А вы с Линой должны быть счастливы. Главное, не медлите, мы слишком медлили…
Он затих.
– Капитан, – всхлипнул я, мои руки были мокрыми и липкими.
Поздно ночью я прибежал в дом вдовы. Я принес ей чашу, но что ей была чаша. Лишь тогда я до конца понял фразу капитана: «это – чаша, а это – человек»!

Мы были знакомы три дня. И все же этот человек сумел сделать для меня очень много. Не знаю, угадал ли он склонность детской души, скрытой от меня самого, или я не мог не повторить его путь, но в шестнадцать лет я до умопомрачения влюбился в Лину, урожденную Дидрих, подругу моих детских лет. Что с того, что она была знатного происхождения? Меня это не пугало, я знал, что был человек, который сумел преодолеть это препятствие. Я пошел в армию, правда, в отличие от него, не рядовым солдатом, а сразу в артиллерийское училище. Сейчас я, поручик Пит Ковшик, пишу эти строки на лафете своего орудия, при свете карманного фонаря. Моя задача удержать высоту номер триста пятьдесят пять. Завтра утром аквианийцы снова пойдут в атаку, девятую по счету. Выстоим ли мы, три орудия и стрелковый взвод? Не знаю, но я не оставлю высоты. До сих пор я помню, какое выражение лица было у Лины, когда я лгал ей про больную мать, трусливо пряча глаза. Повторить эту пытку еще раз, сказать, что оставил позицию по приказу? Или «скромно» опустить этот факт? Сделать вид, что забыл? Благодарю покорно, лучше я останусь на высоте. За одного битого двух небитых дают, говорил капитан. А еще он говорил, чтобы мы не медлили. Я последую его совету, брошусь перед Линой на колени, едва сказав здравствуй. Если вернусь, конечно.

12.01.2008