Жизнь моя, иль ты приснилась мне?

Дом семейства Лисовских был построен близ сакмы, сибирской степной дороги, которая позднее была переименована в Енисейский тракт. Вряд ли кто тогда даже подозревал, что сакма эта оставит трагический след в истории их рода. Боль, горе, слезы и лязганье кандальных цепей сделали этот тракт на долгие годы путем каторжных ссыльных.
Чуть ниже по мостовой улице находился перевалочный пункт, где ссыльным давали небольшой отдых в сколоченных наспех бараках, но стойко переживших и царские времена, и советские, и там же менялся конвой.
Ксения Лисовская, украдкой от своих родителей и старших братьев, выходила на высокую террасу и с любопытством всматривалась в колонны каторжан, слушала звон кандальных цепей. «Да минует меня чаша сия»,- шептала она.
Свинцовые воды Енисея, на берегу которого и был отстроен сам городок Енисейск, позже превратившийся в столицу Енисейской Губернии, бороздили баржи с лесом, рыбой, углем и рудой. Дореволюционная губернская  столица жила своей многоукладной жизнью. В городе почти не было бедноты. Не имело место и крепостничество, а потому крестьяне окрестных деревень не сводили счеты с верхушкой общества. У сельских жителей были свои земельные угодья, хороший охотничий промысел. Таежных богатств тоже хватало на всех.
Венчание Ксении с сыном военного прокурора, Дмитрием Ивановичем, было пышным. Жизнь семейная – безоблачной. Четверо сыновей и дочь Таисия росли и воспитывались в добре и любви.
В тот час, когда октябрьская каинова печать накрыла Енисейск, Ксения Сергеевна гостила у дочери в Красноярске.
Расстрелян муж, сыновья пропали без вести на Гражданской, дочь с семьей подальше от беды уехали в малюсенький таежный городок. А Ксения…. Волею случая оказалась она в маленькой деревушке Овсянке. Сегодня это место известное, можно сказать даже историческое. А до революции там проживали ссыльные политические, да отбывшие каторгу «не выездные».
Здесь можно и приукрасить, вспомнив, что основная, кульминационная часть фильма «Сибирский цирюльник», который в свое время вызвал у зрителей бурю чувств и эмоций, снималась именно в Овсянке. Шли слухи, что исполнительница главной роли, Джулия Ормонд, во время съемок влюбилась в это место и даже хотела там домик прикупить…

Деревушка же сама по себе гордилась своими корнями, а жители её были сильны и духом, и разумом, ведь доживали там свой век прогрессивные люди Москвы и Петербурга, да и их потомки закрепились на енисейских берегах.
Новая власть Овсянку не трогала: на «што» им небогатые и угрюмые староверы, да царем наказанные политические ссыльные? А сами жители своих оберегали при любой власти. Поэтому никто не задался вопросом откуда и почему в дом вдовца Волкова пришла новая и, совсем не похожая на них, жена. Жители таежной Овсянки, даже прополаскивая белье на пологом берегу Енисея-Батюшки, редко интересовались жизнью других.
Ксения же, пережив крушение Родины, гибель сыновей и любимого мужа, крах семьи своей единственной дочери, утратив былые надежды на «временность» происходящего, изо дня в день становилась все молчаливей и все задумчивей. Она подолгу стояла на берегу и смотрела, как мимо проходили «серпасто-молоткастые» пароходы…
Но гром грянул… И по этапу, по той самой сакме, пошла её беременная внучка Валентина, наказанная лишь за то, что замуж вышла за сына «врага народа», хотя и сам-то сын  своего отца – «врага» не помнил, ибо было ему в час отцовского ареста всего два года. А дома остались детки Валентины: сынок-инвалид шести лет и четырехлетняя дочурка.
Всё умом постигнуто, но сердце не мирится.
Не смирилось сердце Ксении, когда вскоре её внучка по, уже известному, тракту возвращалась с новорожденной дочечкой, под чумными взглядами конвоиров, в ГУЛАГовском тюремном гробу.  А похоронили их, обернутых в клетчатое тюремное одеяло просто под тюремным номером…

И тогда Ксения уснула. По началу думали, умерла. Но старик-фельдшер, живший на самом краю Овсянки (никто не помнил, как, когда и откуда он взялся), после осмотра произнес непонятное слово «Летаргия».
Три месяца она спала. Уставший мозг, измученная и надорванная нервная система, отдыхали. Три долгих месяца дед Волков ухаживал за ней.
А проснувшись, Ксения Сергеевна стала готовиться к уходу в мир иной навсегда. Она загадочно, но определенно сообщила дочери Таисии, что знает когда и куда… «Я буду ТАМ молиться за вас…»
Сколько раз за свою жизнь я убеждалась, что судьба человека – это не жизнь сама по себе, и все хитросплетения жизненные сведены воедино свыше. Ничего не бывает просто так…
На старом овсянском погосте стоит потускневший от времени лиственный крест с одним только именем «Ксения».
И слышен всплеск железных волн Енисея и шорох астафьевской Царь-рыбы…
И понимается там, под тенью берез и елей, что все есть в жизни, не приснилось, все это было предначертано давно, неведанной силой былого.