ОКНО

Шел дождь, по весеннему теплый и добрый. Казалось, что он специально забрел в наш старый дворик, чтобы тщательно вымыть его от зимних стуж, мартовской слякоти, чтобы придать ему вид оживающего торжества.  И было по-особенному уютно, забравшись с чашечкой кофе на широкий подоконник, просто смотреть на мир, на мирок, из окна бабушкиной квартиры, старенького, с деревянными рамами и постоянной «функцией проветривания».
Мысли медленно и нехотя роились в моей, хронически пустой после рабочего дня, голове. Где начало того конца, которым оканчивается начало? А ведь кто-то из великих мира сего когда-то произнес эту фразу!
Книга, которую я планировала просто полистать, свалилась на пол. «Наверное от такого «громодья» моих мыслей ей стало дурно»,- нехотя и лениво подумала я.
Крик соседки на минуту вернул меня к действительности. Говорят, что Демосфен мог свободно говорить с камнями во рту… Удивили! Наша соседка может с пирожком во рту так чертыхаться, при том еще поясняя, что проделывает она такие «виртуозы» пока время есть, в Раю-то не позволят! На сей раз, собрав своих наперсниц под козырьком подъезда, тетя Нюра возглавляла очередной «грезидиум» с вопросом на повестке: Когда будем субботничать?
Вот уж точно мозг тети Нюры стыда не знает! А может, просто ее сердце принадлежит именно ее веку, и плевать она хотела на всяких там дворников из ближнего зарубежья… «Трагизм» своей эпохи она выражала всеми своими действиями.
К обсуждению «насущной» проблемы присоединился и дедок из пятой квартиры. Такой славный, интеллигентного вида, мужчина, благодаря своим многочисленным внукам давно впавший в «дедство». В знак поддержки идеи собравшихся он, почему-то, ритмично постукивал своей тросточкой, успевал изгонять из большой лужи рыжих пацанов-близнецов и подтягивать поводок странной породы собаченции.
А вот и Сан Саныч, собственной персоной, как всегда уже прилично поддавший, но всегда готовый до «кучи-бучи». Ему давно известно, что алкоголем он медленно разрушает свой организм, на что он всегда ехидненько так отвечает, что он-то, мол, и не торопится… Нужно сказать, что Сан Саныч по своему характеру - абсолютный добряк, просто весь толк из него давно вышел, а бестолочь еще при нем. Те качели, которые он смастерил годков так двадцать назад, не идут ни в какое сравнение с установленными рядом железными «раскоряками». О его качелях и песня сложена! А посему Сан Саныч, конечно же, будет «субботничать», смазывая и укрепляя свое всеми уважаемое «авторское изобретение».
Вот уж точно, окно в наш дворик стОит любого театра!
И я, опять таки лениво, перенесла свое внимание на арьерсцену продолжавшегося сегодняшнего фарса.
Дождь стих. Предзакатное солнце ненадолго выглянуло из-за туч и озарило нашу старую, вернее сказать – древнюю беседку, где, как всегда мне казалось, жили особенные, ревнивые духи Моцарта, Шуберта, Штрауса, где еще сохранились ароматы уже антикварных духов «Красная Москва», а деревянный столик всё также блестел, отшлифованный долгими играми в домино, а в День Победы в эту беседку традиционно вмещались все жители нашего двора!
В беседке ветерок взметнул гриву густых черных, слегка вьющихся волос нашего красавчика-вундеркинда, нашего дворового гитариста, студента Пашки. На него смотрели огромные, влажные, блестящие темно-карие, в обрамлении длинных густых ресниц, глаза Оленьки, маленькой и тонюсенькой девочки-балерины из второго подъезда.
Не снимая черных кожаных перчаток, которые, наверное, защищали от ветра длинные тонкие пальцы музыканта, Пашка гладил ее по хрупким плечикам, дрожь которых чувствовалась через пальто. Но самым важным для меня в этой сцене были их улыбки. Они улыбались друг другу и счастье их отражалось в лучах предзакатного солнца.
Я это отчетливо видела, чувствовала и даже сопереживала.
И мне сразу стало понятно, для чего все-таки солнце в нынешнем заоконном спектакле выглянуло из-за туч! Просто действительно в сердце каждого, независимо от того, что сейчас происходило за окном, снова пришла весна. И будем мы все вместе дружно «субботничать»! И будет жить в нашем стареньком дворике вечная любовь! И еще долго будет гореть в наших окнах теплый свет.
А все еще и потому, что окно в мир можно газетой закрыть, а окна нашего дома-старикана мы по-прежнему этими газетами протираем, чтобы блестели они, сияли, чтобы, сидя у окна, мы чувствовали и понимали – в нашем дворике никогда не разбушуется море равнодушия.