Вспоминай обо мне светло... гл. 9

                9

     Примчавшись в деревню, Виноградов, не заезжая домой, сразу подрулил к избе Калачёвых. Однако Николая не застал. Там вообще никого не было. Догадался заглянуть в МТС, где и отыскал Кольку, сидевшего в смотровой яме под колёсным трактором. Журналист нагнулся и деликатно кашлянул.
   – Эй! Сосед! Вылезай! – без лишних предисловий обратился он к механику. – Разговор есть. Срочный! Жду на улице…
     Николай появился не сразу. Видимо, продолжал дуться за вчерашнее. Хотя кто на кого должен дуться – большой вопрос. Наконец, вымыв руки, он подковылял к Борису, сидевшему на лавке в тенёчке.
   – ЗдорОво! – буркнул мужчина. – Чё звал-то?
   – Привет, Коль! – деловито откликнулся корреспондент, взглянув на часы. – Присядь, пожалуйста!.. Ты на меня не обижайся. Мы ещё успеем посидеть за бутылочкой. Обещаю!.. Только вот одно дело надо довести до ума. А оно не терпит отлагательств. И касается именно вашей семьи…
   – Ты… это… о чём? – насторожился собеседник, опускаясь на лавку.
   – Для начала ответь, Коль, на пару вопросов. Это очень важно… Подружка, с которой Таня полетела в Сочи… Её как зовут?
   – Инна, – без промедления откликнулся Калачёв. – Они в одной группе учились. В институте. А что?   
   – Так… Ещё вопрос… Эта Инна – светленькая или тёмная? И какого роста?
   – Да блондинистая она. Маленькая. От силы – метр шестьдесят. А что стряслось-то? Не томи! У меня уже мандраж пошёл…
   – Погоди! Сейчас всё объясню… Лучше скажи – из какого аэропорта полетели девчонки? Их кто-то из вас провожал?
   – Дык… Они сначала в Обухово приехали, на катере. Прямо из Кремнегорска. Инка гостила тут, у нас. Дней пять. А потом… когда решили в Сочи лететь… Я предложил довезти их до Челябинска. Прямо в аэропорт. На своей тачке… Но Танька сказала, что им сначала к Инке заехать надо, в Нелидовск. Собрать её вещи. А потом они хотели автобусом добраться до Челябинска. Оттуда и полетели… Как только в Сочи приземлились, сразу телеграмму отбили. Что, мол, всё в порядке. Мы на месте. Квартиру сняли…
   – А ты видел эту телеграмму? Почтовый штемпель на ней есть?
   – Да как же! Своими глазами читал. На официальном бланке. «Почта России» написано… Ой, Борис! Говори! Что случилось?!
   – Угу… Вроде всё сходится… – почесал затылок Виноградов. – Щас, Коль, щас! Не волнуйся! Ничего страшного… У меня последний вопрос – ты знаешь домашний адрес этой Инны? Или, может, Наталья знает?
   – Да. По-моему, у Натахи где-то записано. В блокноте…
   – Ну хорошо, – перевёл дух журналист. – А теперь… я буду говорить. Как на духу…
     И он поведал оторопевшему родителю обо всём, чему стал свидетелем полтора часа назад. Там, в Нелидовске…
   – Ах ты, етит твою мать! – вскочил с лавки Николай, дослушав соседа до конца. – Ну, шалавы! Ну, с-суки!.. Мы с матерью два года деньги копили. Недоедали, недопивали. А она… С мальчиками их решила прогулять?! Обманула нас?!.. Ну, Танька, держись! Я тебе устрою выволочку! Дай только добраться!..
     Борис тоже встал с лавочки и ещё раз посмотрел на часы.
   – Значит, так… – решительно изрёк он. – Если хочешь, чтобы с дочерью ничего плохого не произошло, то действовать надо быстро, чётко и слаженно.
   – Ага! Я готов! – кивнул механик, подтянув замасленные штаны.
   – Тогда слушай!.. Для начала – переоденься. А потом найди у жены блокнот, где записан адрес Инны. Только супруге ничего пока не говори! Она всё дело испортит. Мы уж как-нибудь сами… Быстренько! Жду тебя в машине. Там, за углом. Синий «Рено»…
   …Через двадцать минут мужчины выехали на трассу, ведущую к районному центру. В их распоряжении были: пресловутый Наташкин блокнот, телеграмма со штемпелем Нелидовска, а не Сочи, муляж пистолета «ТТ» и полиэтиленовый пакет с домашними пирожками. Первым делом опустошили пакет. Прямо на ходу. Затем в дорожной забегаловке запаслись водой и чебуреками. На ближайшей АЗС журналист пополнил запас горючего. Вскоре подъехали и к месту назначения – свернули во двор, где стояла кирпичная пятиэтажка с табличкой искомой улицы и дома.
     Стараясь не привлекать к себе внимания, мужчины аккуратно вылезли из авто и юркнули в нужный подъезд. Поднялись на третий этаж. Подошли к Инкиной квартире. Прислушались. За входной дверью приглушённо играла электронная музыка. «Сыскари» шёпотом согласовали последние действия. Взволнованно выдохнув, Николай нажал на кнопку звонка. Несколько томительных секунд за дверью никто не подавал признаков жизни. Лишь музыка стала звучать тише. Затем послышались неторопливые шаги.
   – Кто там? – игриво прозвенел девичий голосок.
   – Инна! Это свои. Открой, пожалуйста! – вежливо пробасил Калачёв.
     Через пару мгновений щёлкнул замок и входная дверь распахнулась. На пороге нарисовалась белобрысая девица в шортиках и лёгкой маечке. Именно её Борис видел под тентами летнего кафе.
   – Наше вам с кисточкой! – осклабился Николай и бесцеремонно шагнул в помещение прихожей. Виноградов, нацепив на глаза солнцезащитные очки, прошёл следом.
   – Ой! Это вы, дядя Коль?! – испуганно пробормотала хозяйка, растерянно отступая назад.
   – Да-да, это я! – оглянулся по сторонам механик. – Где Танька? Зови! Живо!
   – А… она… это… – потеряла дар речи Инна.
   – Где она?! – нетерпеливо рявкнул мужчина.
   – Сейчас! – подружка кинулась в комнату и, подбежав к смежной двери, постучала в неё. – Таня! Здесь… К тебе…
     Из комнаты высунулась взъерошенная голова долговязого парня.
   – Чё надо? – недовольно буркнул он. – Мы заняты! Непонятно, что ли?
     Тяжело сопя, Николай в три прыжка одолел расстояние до соседнего помещения и, оттолкнув полуголого пацана в сторону, ворвался внутрь. Тут же послышались истошные женские визги и отборный мат Калачёва.
   – Одевайся, б…на! Я кому сказал, падла?! – донеслось до Бориса, стоявшего «на  шухере» у входной двери в прихожей. – Даю пять секунд! Иначе я за себя не отвечаю!..
     На шум со стороны лоджии вышел ещё один парень. Видимо, курил там.
   – Что здесь такое? – удивлённо посмотрел он на дрожащую Инну. – Это… что за люди?
   – Спокойно, мальчик! Без паники! – журналист приложил указательный палец к губам. – Папа проводит с дочкой воспитательную работу. А если кто дёрнется, получит от меня дырку в черепе…
     В подтверждение своих слов Виноградов достал из кармана пистолет и угрожающе потряс им.
   – Всё понятно? – назидательно спросил он.
     Молодёжь, сбившись в кучку, испуганно закивала.
     Между тем из смежной комнаты вышел побагровевший Николай с клетчатым чемоданом в правой руке. Левой он крепко держал за локоть свою непутёвую доченьку.
   – Спускаемся вниз! Мухой! – обозлённо скомандовал он растрёпанной и зарёванной Таньке, наспех одетой в джинсы и футболку.
     В дверях Калачёв обернулся и через силу выдавил:
   – Извините за беспокойство! Приятного вам отдыха!
     Кивнув Борису, они вышли в коридор и спустя минуту быстро прошмыгнули к стоявшему неподалёку «Рено».
   – Садись! – буркнул Николай Татьяне после того, как чемодан упокоился в багажнике. – На заднее сиденье! Вот так… – и тут же сел рядом. – Поехали!..
     Только в автомобиле девушка поняла, что впереди за рулём сидит… Борис Виноградов.
   – Ой!.. Гос-споди… Дядя Боря! – искренне поразилась она. – Это вы?! 
   – Да, Танюш. Ты не ошиблась… – равнодушно отозвался водитель, мельком взглянув на неё через зеркало заднего обзора.
     «Беглянка» хотела ещё спросить о чём-то, но, прикусив язык и шмыгнув носом, обиженно отвернулась к окну. До самой деревни пассажиры больше не обмолвились ни словом…
   …Вернувшись в Обухово, журналист подбросил своих «клиентов» до родных пенатов и, резко развернувшись, умчался к своей избе. Зинаида Павловна, выйдя на порог, обеспокоенно всплеснула руками:
   – Сыно-очек… Где ж ты так долго пропадал? Я уж испереживалась вся…
   – Не волнуйся, мам! – досадливо поморщился Борис. – Всё в порядке. Мне просто пришлось два раза съездить в Нелидовск. По делам… Фух! Устал, как собака. Поесть бы чего. Да отдохнуть…
   – Идём-идём! – засуетилась пенсионерка. – Я щас ещё раз обед подогрею. Проходи! Не забудь руки помыть…
   …Вечером, немного подремав, Борис прошёл на кухню, чтобы попить чайку. Мать накрыла на стол и присела рядом. Разложила по вазочкам варенье. Вздохнула.
   – Тут… эта… Нюрка Голицына мне сказала… – нерешительно начала она. – Говорит, что Танька Калачёва в деревню вернулась. И вроде бы отец сильно ругался на неё…
   – Завтра узнаем, – пожал плечами сын и отхлебнул из чашки. – Смотрю, местные сплетницы работают здесь лучше, чем наши корреспонденты.
     В этот момент с улицы кто-то постучал в дверь.
   – Входите! Не заперто! – встала со стула пожилая женщина.
     На пороге показалась долговязая фигура Николая Калачёва.
   – Здрасьте! Мир вашему дому! – небрежно процедил он, переминаясь с ноги на ногу. – А я вот… Решил заглянуть на огонёк. Не прогоните?
     Попахивая свежим перегарчиком, гость подошёл к столу и поставил на него бутылку водки.
   – Зинаида Пална. Вы на меня не обижайтесь! Я так, по-свойски. По-соседки… Можно нам немного с Борисом посидеть? – обратился он к хозяйке, присаживаясь на стул.
   – Да мне что? – развела руками женщина. – Поговорите, коли надо. Только не напивайтесь сильно. Ни к чему всё это… А я пока к Анне Васильевне схожу. К соседке…
     Накинув на плечи цветастый платок, пенсионерка вышла из дома. Борис молча достал из холодильника кое-какую снедь и две рюмки из буфета.
   – Наливай, Коль! – кивнул он на бутылку. – Давай выпьем, раз такое дело… Как там, дома-то? Танька не буянит?
   – Не-е… – ухмыльнулся механик, опрокинув первую стопку. – Заперлась в своей комнате и носу не кажет. Плачет… Мы с Натахой отобрали у неё паспорт. И деньги, что ещё остались… Я, конечно, перепоясал доченьку. Пару раз по спине. Ремешком. Но не сильно. Так, для острастки. Чтобы знала, как родителей обманывать…
   – А она что? Повинилась?
   – Да говорит – Инка во всём виновата. Сбаламутила её. Видать, ещё та сучка… У неё мать к сестре уехала. На пару недель. Вот Инка и подговорила Таньку в Нелидовске пока остаться. С мальчиками погулять. А там – как получится… Можно соврать, что из Сочи уже вернулись. В общем – насколько денег хватит… Ш-шалавы, мать их в душу!..
   – Ясно излагаешь, – тяжело выдохнул журналист и покачал головой. – Молодые ещё, глупые. Одни гулянки на уме…
     Николай раздражённо крякнул и разлил по второй.
   – Знаешь, Борь, что мне больше всего обидно?.. Она ведь всегда отличницей была. Тихая, послушная, приветливая. Плохого слова никому не скажет. Книжки постоянно читала. Институт без троек окончила… И нате вам! Такую подлянку родителям кинула! Не ожидали мы от неё. Стыдобища! Людям в глаза смотреть совестно. И это – будущая училка. Чему она своих школьников научит?!..
   – Да перестань, Коль! – отмахнулся Виноградов. – Повзрослеет – перебесится. А замуж выйдет – и вовсе за ум возьмётся. Детишки пойдут, семья, заботы…
   – Н-да-а… – Калачёв обхватил голову руками. – Дай-то Бог!.. Давай ещё по одной, что ли? А то хоть волком вой. Давно так тошно не было…
     Выпили, закусили, повздыхали.
   – Ты, Борь – отличный мужик! – начал хмелеть сосед. – Второй раз Таньку из беды вызволяешь. Прям как ангел-хранитель… Наташка так и сказала – вот бы нашей Танюхе такого мужа. А что?! Я с ней абсолютно согласен. Ты ещё в самом соку. Детишками пока не обзавёлся. В городе живёшь. В отдельной квартире. У начальства на хорошем счету. Работа престижная. Представитель прессы. Как говорят – четвёртая власть. Не пьёшь, не куришь… В общем, со всех сторон – хоть куда!..
   – Эх-х! – тяжело вздохнул собеседник. – Святых не бывает, Коль. У каждого из нас – свои заморочки… Пошли лучше покурим. На крыльцо. Подымить хочется…
     После перекура Николая совсем развезло. Бодаясь над тарелкой, он понёс такую околесицу, что слушать стало невыносимо.
   – Ты, Колян, не обижайся, но… Давай-ка, брат, на боковую, – прервал его витиеватый монолог Виноградов. – Сегодня день для нас оказался тяжёлым. Устали оба. Пора и отдохнуть… Сам до дома доковыляешь? Или помочь? А хочешь – здесь ложись. Места хватит…
   – Не-е-е… – упрямо протянул осоловевший мужчина. – Я сам… Своими ножками… Доберусь… Спасибо те, Борь… Я… Пш… Пошёл…
     Выведя гостя на улицу, Борис помог ему спуститься с крыльца и довёл до калитки. Дальше тот похромал самостоятельно. Без «подпорок». Проводив взглядом растворившегося в вечерних сумерках Калачёва, журналист вернулся в дом и кое-как убрал со стола. Присел и обхватил гудящую голову руками. «Нет, здесь мне больше делать нечего! – подытожил он. – Завтра… Или послезавтра… Уеду в Челябинск. Никого не хочу видеть! И не могу… Всё! Гуд бай, Татьяна Николавна! Помог я тебе в последний  раз. А дальше… Как-нибудь сама. Только уже без меня…»