Трах-тибидох для счастья

               
               
Глубоко в океане случилось землетрясение. Толща воды пришла в движение. Волна, со скоростью реактивного самолета, сметала все на своем пути. Цунами набросилось на берег.
Вот и древний кувшин выбросило на прибрежные скалы. Уже много веков в заточении кувшина находился джинн Мустафа. При ударе о скалы кувшин рассыпался на мелкие черепки, а Мустафа еще долгое время лежал без сознания на скалах, пока его не нашли волонтеры.
- Ну, что? Все прочесали? Никого больше не нашли?
- Нет!
- Я пойду, поднимусь на те скалы! Посмотрю там!
- Костя, будь осторожен!
- Тут человек лежит! Живой! Ему нужна помощь! – крикнул Костя, обнаружив Мустафу.
Голого Мустафу (за время пребывания в кувшине вся его одежда истлела) на носилках доставили в палаточный лагерь, где его осмотрели и оказали первую необходимую помощь.
Через какое-то время Мустафа в палатке очнулся, в ушах гудело. Он был маленький, щупленький, с узкими черными глазками и жиденькой бородкой.  Он долго не мог понять, где  находится. Понимал лишь, что не в кувшине. В палатку вошел Костя (с синими глазами, невысокого роста, крепкого телосложения, 25 лет).
- Ну, здравствуй, Эмбрион, Рожденный Цунами. Как дела? Ты извини, что я тебя Эмбрионом называю. Когда я тебя нашел, ты лежал в позе эмбриона среди скал.
Мустафа его не слышал, лишь видел, как Костя шевелит губами.
- Я – Мустафа. Джинн Мустафа, - хотел сказать Мустафа, но не получилось.
- Ну, ладно. Отдыхай. Набирайся сил. Потом поговорим, - Костя ушел.
А Мустафа пытался дышать, дышать полной грудью.  От нового, для Мустафы, запаха жизни на воле приятно кружилась голова. Чувство радости начинало переполнять его. Свобода! Наконец-то! Мустафа, от пьянящего вкуса свободы, тут же дал обет делать людей, которых он повстречает, счастливыми. Он пытался вспомнить, как звучат голоса людей, зверей, птиц… .  Но слышал только гул. Потом он забылся в полусне.

                ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ

                ВАУ

… Мустафа сквозь дрему отдаленно, слышал смех мужиков. Смех то стихал, то раздавался с новой силой. И вот, очередной громкий гогот окончательно разбудил Мустафу. Он лежал в палатке, вслушивался, но не мог понять, на каком языке они говорят. В ушах все еще гудело. Мустафа попытался встать. Чужая одежда стесняла его движения, а из открытых и просторных шлепанцев у него, при ходьбе, выпрыгивали пальцы ног. После долгого пребывания в кувшине было тяжело ходить. Мустафа делал неуверенные шаги, его качало из стороны в сторону. Он неуклюже вышел из палатки. Солнце его ослепило. Со счастливой улыбкой Мустафа зажмурился. Вот оно теплое и лучистое счастье! Мустафа был еще слаб, голова закружилась. Переведя дыхание и переждав какое-то время (пока пройдет головокружение), он продолжил свой путь в сторону группы мужиков.
-Э-эх, мужики! Скоро по домам поедем! Здесь почти делать нечего. А я так по жинке соскучился! – потрепал рядом стоящих мужчина лет 40.
- А меня домой не тянет, хоть и ждет меня дома жена. Верите – нет, женился по глупости на «доске». У нее даже таких нет, - Костя приложил две фиги к своей груди. - Даже пощупать не за что.
- А че женился-то? – спросил Егор (рыжий, высокий парень, лет 27).
- Не знаю. Черт попутал. Теперь бегаю вот от нее. Эх, мужики, - у Кости загорелись глаза, - да если бы у нее была нормальная грудь! Нет, не грудь – «вымя». Два «вымени». Да я бы от нее ни на шаг бы не отходил,– мужики заржали вновь. -  Да и поездки эти были бы ни к чему.
- Ну, ты попал! А я до сих пор холостой, - радостно сказал рыжий Егор.
Мустафа начинал понимать речь. Понял, о чем смеялись мужики. Но не мог понять, зачем женщине нужно вымя. Ему было жаль женщину.

Деревня Мухино. Вечерело. Пастух уже гнал стадо в деревню. Рая, жена Кости, вышла за околицу встречать скотину. А тут и соседка Нинка (крупная, крепкая баба, лет 33) стоит неподалеку, щелкает семечки.
- Рай, а, Рай. Костя-то твой еще не вернулся?
- Нет, Нинок. Нет его еще, - вздохнула Рая.
- И чего ему дома не сидится? Все патриота из себя корчит…
- Ну, что ты, Нин? У людей беда. А людям помогать надо.
- Тебе бы помог! Хоть бы дитя сделал. А то, сидишь дома, одна, не знаешь чем заняться.
- Ох, Нинка, Нинка, - у Раи даже слезы на глаза навернулись, - язык у тебя злой.
Каждый встретил свою скотину и погнал домой.
Рая понимала, отчего сбегает ее Костик. Она видела, с какой жадностью Костик смотрит на грудь других баб. Да и разговор с Костей перед его отъездом был не из приятных:
- Рай, ну ты как-нибудь бы грудь свою помассировала, что ли. Или капусту бы ела, чтобы хоть что-то выросло. А-то ведь ухватиться-то не за что. Надо мной все мужики смеются… . Да и у меня такое ощущение, что с мужиком живу… .
Рае было обидно и больно. Что она могла сделать, если ничего не выросло? А на операцию по увеличению груди средств не хватает. А ей так хотелось порадовать мужа «шикарной» грудью, хотелось всегда видеть его рядом.
Рая уже подоила корову, управилась по хозяйству. Надела ночную сорочку, покрутилась перед зеркалом, попыталась помассировать грудь. Потушив свет, легла на кровать, долго не могла уснуть. Слезы обиды душили ее. Рая рыдала навзрыд. Наконец она уснула.

Трах-тибидох…
   Пропели петухи. Забрехали собаки. Пора вставать доить корову Зорьку и гнать ее в стадо. Рая проснулась с непривычным ощущением тяжести в области груди. Хотела резко встать, как обычно, но не получилось. Она руками провела по груди и … ахнула. За ночь у нее выросла грудь. Радость и облегчение переполнили ее, но, после осмотра груди,  Рая издала крик ужаса. Не грудь у нее выросла за ночь, а вымя. Нет, два вымени, и каждое с четырьмя сосками. Как себя вести в этой ситуации Рая не понимала. Наконец-то у нее что-то выросло, но это «что-то» ее не очень-то и радовало.
Рая попыталась встать с кровати. Было очень непросто и неудобно.  Она повернулась на бок, свесила ноги, привстала. Вымя тянуло вниз. Кое-как, поддерживая вымя руками, она выпрямилась и, с осторожностью, медленно подошла к зеркалу. Ночная сорочка округлилась в нужном месте до безобразия.
Со двора донеслось нетерпеливое мычание Зорьки. Рая еще не привыкла к тяжести вымени, да и «противовеса» не было. В голове был туман. Она еще плохо осознавала, что произошло и как все это случилось. Выходить во двор с непокрытым выменем не хотелось, а надеть, чтобы вымя спрятать, было нечего.
Зорька не переставала мычать. Прибежала Нинка, чтобы узнать, что случилось.
Рая сидела на кровати в ночной сорочке, накинув на себя цветастую шаль, чтобы прикрыть свое приобретение, и плакала.
- Ты чего это скотину мучаешь? Чего доить ее не идешь? Скоро в стадо гнать, а ты слезы роняешь?  Чего случилось-то? С Костиком что-то?
Рая заплакала еще сильнее. Как она покажется Костику?
- Ладно, ладно. Я сама Зорьку твою подою. Где ведро-то?
Рая махнула рукой, указывая, где стоит ведро, не переставая горько плакать. Схватив чистое ведро, Нина побежала доить Зорьку. Затем, выгнав Зорьку в стадо, она вернулась узнать все подробности, что же случилось с Раей. Но, перед носом Нины, дверь захлопнулась.
- Дура!- вырвалось у Нины. – Открой дверь! Я же помочь хочу.
Еще какое-то время Нина барабанила в дверь и кричала.  Все напрасно, Рая ей не открыла. Наконец, Нина ушла.    А Рая… . Рая позвонила Костику:
- Костик, - и в рев. Несколько раз звонила, несколько раз пыталась рассказать о случившемся, но не смогла. У нее только и получилось сказать, захлебываясь от слез:
- При…при…при...ез…жа-а-ай!
Не понимая ничего Костя, не на шутку, забеспокоился. Предупредив всех о своем отбытии, спешно собрал свои вещи и поехал домой. Он перебирал всевозможные ситуации, что же случилось с Раей, но так ни к чему и не пришел. Позвонил соседке Нинке, чтобы узнать, в чем дело.
- А фиг ее знает. Я думала с тобой что случилось.  Я ей скотину подоила, а она даже «спасибо» не сказала и на порог не пустила. Говорят же тебе, дверь перед носом моим захлопнула. В общем, закрылась и ревет дурниной.

Рая все никак не могла прийти в себя от случившихся изменений. Она лежала «раком» на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и рыдала. Когда до нее дошло, что «слезами горю не поможешь», попыталась успокоиться и встать. Грудь-вымя распирало и болело, требовалась утренняя «дойка». Хрупкая молодая женщина, поддерживая вымя двумя руками, пыталась найти емкость для молока. Поставив чистый таз на стул возле стены, она над ним наклонилась, и, уперев свою голову в стену, стала себя доить. Вот оно, облегчение! Рая вздохнула. Подошла к зеркалу, чтобы рассмотреть себя в новом образе.
- Как я Костику покажусь? Его итак дома не бывает, а я тут в таком виде. От такой меня и вовсе убежит, - Рая опять расплакалась. И тут же себя одернула:
 - Чего реветь? Надо учиться жить по-новому. Жила как- то без груди, теперь нужно и с грудью пожить… . С выменем, – тяжело вздохнула. Надела на себя юбку, до самого вымени. Подвязала вымя шалью, завязав концы шали на шее. Непривычно, тяжело, неудобно. Стала ходить по дому, учиться держать равновесие. Вспомнила, что не завтракала. Села за стол, вымя легло на стол, стало легко. Рая училась приспосабливаться, но вымя мешало. Вышла во двор, неуклюже переставляя ноги. Из-за вымени не было видно дорожки. Пошла в огород. Приходилось все время, поддерживая вымя, наклоняться, чтобы видеть, на что наступаешь.

- Спасибо! – Костя вышел на остановке с рейсового автобуса и пошел в направлении деревни Мухино. Сгущались сумерки. Ему встретился местный алкаш Игорешка.
- А-а. Костян приехал. Вовремя ты, ик, - у него заплетался язык. – Твоя Райка заболела, что ли. В шаль укуталась, лето на дворе. Нинка-дура, сплетни разносит.
- А что случилось-то? Какие сплетни? – Костя решил прояснить ситуацию.
- А хрен его знает. Я никогда Нинке не верил.
Костя побежал домой. Вбегая в деревню, Костя услышал мычание не доеной коровы Зорьки. Вбежал во двор, на крыльцо, дернул за ручку двери – закрыто. Стал нетерпеливо стучать в дверь.
- Рая! Рая, открой! – прислушался, в доме, словно кто стонет. – Рая!
Рая открыла. Костя ворвался в дом, схватил Раю за руки, что-то упругое уперлось ему в грудь, Рая застонала. Костя отстранился и осмотрел ее:
- Вау! Ты что? Операцию сделала?
 Рая за день устала. Хотелось лечь и не двигаться, не было сил говорить с Костиком. А еще вечерняя «дойка».
- Нет. Это другое, - шепотом сказала она. - Подои корову, а я… потом… все расскажу.
Костя был рад: «Вот оно! Рая стала похожа на бабу! Какая грудь! Пусть теперь другие завидуют». Костя, напевая веселую песенку, побежал доить корову.
- Рая, я тут молоко процедил уже. Куда…поставить … ведро? – То, что он увидел, его шокировало. Рая в наклоне над тазом пыталась себя подоить и плакала. Услышав Костю, она дернулась и чуть не упала. Костя ее подхватил. – Как… это? Это... как? – он не находил слов, что сказать, рассматривая обнаженное вымя своей жены. Провел руками по своему лицу, словно пытался смахнуть с себя пелену.
- Рая, что ты с собой сделала? Если я говорил «помассируй грудь», я не имел в виду, что массировать нужно до такого состояния.
Рая отвесила ему оплеуху и еще сильнее заплакала.
- Ну, че ты? Ладно, ладно. Справимся как-нибудь, - Костя попытался ее успокоить. – Теперь я массировать буду. Решим эту проблему вместе. Я теперь от тебя никуда не уеду, а то, без меня еще каких глупостей натворишь.
Костя помог жене сцедить молоко, не отходил от нее ни на шаг, пытался создать для жены все удобства. Помог расправить постель, взбил подушки, помог лечь жене.  Костя уснул рядом с женой со счастливой улыбкой на устах, обнимая ее. Рая любила спать на правом боку. Ночная сорочка теснила вымя, и одно вымя из сорочки вывалилось, Костя прильнул во сне к соску и сладко почмокивал. Рая испытала новое ощущение: «Так вот ты какое, женское счастье!»               
               

                ИСТОРИЯ ВТОРАЯ

                ЛИЛИЯ
               
После того, как нашли Мустафу и осмотрели, на нем не нашли никаких повреждений, лишь истощение организма. Молоденькая медсестра Лиля (ангел во плоти, с русой толстой косой, с большими серыми глазами и ямочками на щечках) ухаживала за ним. Периодически колола ему витамины и ставила системы. Вот и теперь поставила Мустафе капельницу. Лиля вышла из палатки и столкнулась с другой медсестрой. Мустафа стал невольным свидетелем разговора двух медсестер:
- Ну, как твой больной? Скоро на ноги его поставишь? А откуда он, еще не сказал?- услышал Мустафа торопливый писклявый голос.
- Восстанавливается. Еще несколько систем поставить, и бегать будет, - ответила Лиля. – Нет не сказал.
- Лиль, а расскажи мне про Москву. Вот, наверное, где красотища! Я так хочу туда попасть! Хоть одним глазком на Москву поглядеть…
- Что про нее рассказывать?
- А зачем ты сюда приехала? И чего тебе в Москве не сиделось? Ты такая красивая! Я тебе так завидую! Только свистни и толпа мужиков набежит. Была бы у меня такая внешность, я бы быстро устроила свою жизнь.
- А мне никто не нужен, - вздохнула Лиля.
- Все по Степану Ивановичу сохнешь?
- Сохну… . Вот видишь, не всякого может пленить моя красота. А Степан Иванович, врач от Бога, меня вообще замечать не хочет. Что ему еще нужно? Бегаю за ним как собачонка какая-то. Вот и сюда за ним приехала, - обиженно произнесла Лиля.
- Ну-ну…
- Я ведь и в конкурсе красоты собираюсь принять участие, лишь бы он меня заметил.
- Это, в каком таком конкурсе? «Мисс города», «Мисс России», «Мисс мира» или «Мисс вселенная»?
- «Мисс города».
- Да зачем он тебе нужен? Нескладный, рассеянный, сутулый… . В Москве возле тебя, наверное, столько красавцев увивается!
- А сердцу, Анжелка, не прикажешь. Как увидела его, дух перехватило, и дар речи потеряла. Он спрашивает меня о чем-то, а я только стук своего сердца слышу: тук-тук-тук. В голове туман, ничего не пойму… . А теперь только о нем и думаю. Никак не соображу, почему не нравлюсь ему.
- А может он и не мужик вовсе? Может его на баб-то и не тянет? Не видела я, чтобы он хоть с кем-то заигрывал. Сколько лет уже, а все холостой. Может, он - «голубой»? И твои 90-60-90 его не впечатляют.
- Да, ну тебя, Анжелка. Скажешь тоже. Мне итак худо… Ладно, идем.
- Да-да, он же меня за тобой послал…
Наступила тишина. Мустафа лежал в палатке с закрытыми глазами и вспоминал, как выглядели красавицы в его время.
Знойная пустыня. Посреди нее город, в восточном стиле. Караванщики подгоняют уставших верблюдов. Во дворце танцуют стройные наложницы… . Мустафа сморщился, ему никогда не нравились худощавые женщины.

Трах-тибидох…
Лилю разбудил сигнал будильника, установленный на сотовом телефоне. По привычке, встала, потянулась. Было ощущение тяжести в ногах. Мурлыкая песенку себе под нос, сделала нехитрую зарядку. Анжелка еще спала. А Лиля взяла расческу и стала себя расчесывать. Не получалось, зубья расчески все время за что-то цеплялись. Лиля взяла зеркальце посмотреть.
Крик ужаса пронесся по палаточному городку. Анжелка подскочила, как ошпаренная. Увидела Лилю:
- Вы кто? Что здесь делаете? А Лиля где? Чего Вам здесь нужно? Уходите, а то  я кричать буду! – затараторила она.
Лиля без сил опустилась на свою кровать.
- Анжела, это я. Я – Лиля, - убитым голосом промолвила девушка.
- Что ВЫ себе позволяете? Думаете, я совсем «ку-ку»? Не знаю, как Лилька выглядит?
- Лиля – это я!
Послышались голоса перепуганных людей, бежавших к их палатке, чтобы узнать что случилось. Лиля умоляюще посмотрела на Анжелу.
- Не выдавай меня. Я – Лиля, - уткнулась в подушку и тихо заплакала.
- Анжела! Лиля! У вас все в порядке? Что случилось?
Анжела, с недоверием оглядываясь на Лилю и прикрывшись простыней, вышла из палатки.
- Извините, что напугала. Я проснулась, а там паук. Вот такого размера! Я и заорала. Хорошо, Лилька его шлепнула. Теперь лежит, плачет, паука оплакивает.
- Лиля, у тебя все нормально?
- Да, да. Все нормально, - сквозь слезы произнесла Лиля.
- Да что вы, Лильку не знаете, что ли? Муху убьет и то реветь будет. У нас все нормально, спасибо, что побеспокоились…
Люди стали расходиться. Анжела вернулась в палатку и стала пристально разглядывать Лилю. От ее 90-60-90 не осталось и следа. Анжела мысленно оценила: «120 на 120, на 120». От прежней Лили остались только ее глаза, ямочки на щечках, цвет волос и голос. Множество русых тонких косичек рассыпались по спине.
- Э-э, подруга, ты че так распухла-то? А кто...тебе косички плел?
Лиля резко оторвала свое лицо от подушки и с отчаянием произнесла:
- Это - конец. Конец всему, чего я хотела достичь в жизни. Анжелка-а, мне никогда больше не увидеть Степана Ивановича! Я не смогу показаться ему в таком виде! Я сегодня же уеду,- она стала лихорадочно собирать свои вещи.- А ты принесешь мне вещи, чтобы я оделась. В оранжевой палатке, в большой коробке есть одежда больших размеров. Это то, что передавали для потерпевших. Я еще думала, кому они нужны, такие огромные. Выбери что-нибудь и принеси мне.
Лиля посмотрела на свою прежнюю одежду: узкие джинсы, блузка, топик… Вещи, в которые она уже не влезет, решила оставить. Анжела сидела в оцепенении и внимательно слушала Лилю. Потом, когда пошла за вещами, подумала: «Зря я ей завидовала. Нельзя быть такой красивой, вот уже кто-то порчу навел. Что за люди такие? Лишь бы кому «насолить»».
Лиля  стояла в палатке в раздумьях: куда же податься теперь, когда в палатку вошел Степан Иванович.
- Лилия Александровна, а почему Вы… , - он увидел Лилю, поправил очки, чтобы лучше разглядеть, - Лилечка, - и упал в обморок. 
Лиля подскочила к нему, подняла, как былинку, и положила на свою кровать. Попыталась привести в чувство. Она мысленно корила себя за этот обморок. «Бежать, бежать прочь отсюда. Чтобы Степан Иванович навсегда ее забыл, а если и помнил, то только красивой». Пришла Анжела.
- Анжел. Я решила согласиться с твоим предложением. Мне все равно назад в Москву дороги нет. Поеду в твой город, буду начинать новую жизнь там. Пиши адрес, - она тяжело вздохнула, а по щекам бежали слезы.


Чучух-чучух, чучух-чучух, чучух-чучух.  Все трое суток, пока Лиля ехала в поезде, думала, как это случилось? И почему это произошло? Смысл жизни без Степана Ивановича был потерян. В новом теле было тяжело ходить, трудно дышать, появилась отдышка.
- У-у, корова, встала на дороге. Не обойти, не объехать. А ну, дай дорогу! – услышала она обидные слова в свой адрес, нахлынул новый поток слез. Лиля плакала, беззвучно.


- А вот и 17-ый дом, - показал Лиле мальчишка и убежал. Лиля села на лавочку возле подъезда 9-тиэтажки, чтобы отдышаться. «Буду жить, как получится. Два дня на ознакомление с городом, а там устроюсь на работу, - вставая со скамьи, - надо маме позвонить». Лифт медленно полз вверх. Вот квартира, в которой живет Анжела. Лиля вошла в квартиру, осмотрелась. Облокотилась о стену, задумалась. От звонка в дверь она вздрогнула. Кто-то настойчиво звонил. Лиля подошла к двери, посмотрела в глазок, увидела лишь букет цветов. Усмехнувшись, подумала: «А Анжелка еще жаловалась, что поклонников нет». Открыла дверь. На пороге стоял счастливый Степан Иванович, Лиля попятилась назад, ноги подкашивались.
- Как это?
- Лиля, Лилечка, дорогая моя! Я на самолете прилетел!
- Как это? – Лиля ничего не понимала. Она уже потеряла всякую надежду быть с ним, а он прилетел сам.
- Мне Анжела Игоревна адрес дала. Я ее так уговаривал, так уговаривал. Я бы все равно Вас нашел.
- Подождите. Я не понимаю, почему?
- Лилечка. Раньше Вы мне просто нравились, как хорошая медсестра. А когда я утром зашел в вашу палатку и увидел Вас такой, я понял, что жить без Вас не могу.
Степан Иванович встал на колени:
- Лилечка, будьте моей женой, - и протянул ей цветы. – Но, уговор, не худеть.
 Лиля испытала шок: «Вот оно, счастье!» и упала в обморок.


                ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ
               
                АНЖЕЛА

Мустафа наслаждался вечерней прохладой на берегу моря, когда к нему подошел рыжий Егор.
- Ну, как твои дела? Скоро домой поедешь, а мы так и не знаем, как тебя зовут и откуда ты.
- Му-му… , Му-му… , - попытался выговорить свое имя Мустафа, но только хрипло мычал. Способность говорить он утратил.
- Му-му? Как у Тургенева, что ли? Не-не-не, - зацокал Егор, вертя головой. – Так не должно тебя звать. Хоть я и художник, и могу себе представить, как кто-то выбрасывает тебя за борт, чтобы избавиться, но такое имя…
Мустафе пришлось приложить массу усилий, чтобы внятно объяснить, как его зовут. А Егор пытался его понять. Он повторял за Мустафой, пытаясь прочитать по губам. И если его попытки были правильными, Мустафа кивал головой.
- Му-мус-па? -ба? -да? -та? Муста? Муста-па? -ва? Муста-да? А-а, Мустафа? Да? Ты – Мустафа? Слава Богу, с именем определились. А фамилия у тебя, какая?
Мустафа стал размахивать руками, пытаясь что-то объяснить Егору, смешно бегая по влажному песку. Вдруг он дернул Егора за руку, увлекая за собой, к гладкому, не затоптанному песку. Наклонился и пальцем нарисовал кувшин, объясняя, что он в нем был.
- Ты был в кувшине? Как джинн? Ты - джинн? Джинн Мустафа? Кле-е-во! – с сомнением в голосе, произнес Егор. – Знаешь, что? Это я, как свободный художник, могу тебя понять. А другие люди тебя не поймут. Ты лучше об этом никому не говори. А то в психушке закроют. Как бы тебе объяснить, что это такое? В общем, опять посадят тебя в кувшин и выкинут, - схитрил Егор, - понял? Вот ты меня понимаешь, что я говорю? – Мустафа утвердительно кивнул. – Значит ты –русскоязычный. А значит, из СНГ. Зовут тебя Мустафа, - рассуждал Егор, - а фамилию и отчество мы тебе придумаем. Как там Костя тебя называл? Эмбрион. Эмбрион… , рожденный цунами. Так вот. Будешь ты теперь Мустафа Эмбрионович Цунами. Понял? – Мустафа не понял, но согласился.- Документы мы тебе сделаем, а чтобы тебя никто не называл Му-мой, сделаем тебе на руке татуировку. И, в следующий раз, если спросят, как тебя зовут, будешь показывать всем свою руку, - Егор продемонстрировал как.
Мустафа радостно смотрел на Егора, хоть один человек стал его понимать. В этом, новом для Мустафы, мире все было чужое и незнакомое. Возможно, теперь Егор понял, почему Мустафу пугали пролетающие самолеты, проезжающие машины, и почему его шокировали простые вещи: мобильник, ноутбук…
- Мы завтра будем «сворачиваться», - задумчиво сказал Егор, - разъезжаться, по домам. Ты как? Где твой дом? Если ты, реально, джинн, трудно тебе придется. Еще и немой. В мире произошло столько изменений! Читать-то ты умеешь, джинн?
Мустафа взял его за руку, посмотрел на Егора с собачьей преданностью, словно просил взять Мустафу с собой, хоть на первое время. Мустафе был необходим проводник в этот неведомый ему мир, пока не освоится.
В их направлении бежала Анжела. Егор смотрел, как она бежит и задумчиво сказал:
- На что только не пойдет женщина, чтобы найти свою вторую половинку, чтобы устроить свою личную жизнь. Вот Анжелка. Посмотришь на нее, на первый взгляд, страшненькая. А если присмотреться, в ней есть свои прелести и красота, которая требует коррекции.
Мустафа посмотрел на Егора с недоумением.
- Это я тебе как художник говорю. Ради мужчины, она способна преодолеть все! И огонь, и воду… Вот, смотри. У Анжелы есть классная грудь и шикарный зад. Только она не умеет все это правильно носить. Она выпячивает, выставляет их напоказ, чтобы привлечь внимание мужчин. Анжела своими стараниями только отпугивает мужиков, потому что становится похожа на утку.
Подбежала Анжела и начала торопливо говорить своим писклявым голосом:
-Егор, берите своего утопленника и давайте бегом в лагерь. Объявили общий сбор…
- Скорее, не утопленник, а спасенный. И его зовут Мустафа.
- Мустафа? Он что, заговорил? Вы уже можете говорить? А как Ваша фамилия? А где Вы живете? А как Вы здесь оказались? Мне необходимо заполнить Вашу карту. Пойдемте быстрее в лагерь, там ответите на все мои вопросы…, - Анжела наклонилась, пытаясь заглянуть Мустафе в глаза, в рот.
- Анжела, не тороторь! Мустафа еще не говорит.
- А как же «Мустафа»? Ты же сказал, что его так зовут. Ты что, меня обманул? А-а, ты решил меня разыграть, типа, дурочку нашел.
- Не то-ро-торь! Мустафа еще не говорит. На все твои вопросы он ответить не сможет. Но мы с ним нашли общий язык. И я смогу помочь заполнить его карту.
Мустафе не нравилось то, как говорит Анжела. Но он понял, что каждый человек имеет право на счастье.

Трах-тибидох…
Утро следующего дня. В лагере галдеж. Уже загрузили последнюю аппаратуру, последнюю палатку. Вертолет ждал волонтеров. Последняя перекличка. Одного человека не хватает. Анжела. Куда она делась? Пилот вертолета поторапливал.
- Ан-же-ла-а! Ан-же-ла-а! – стали ее все звать, но она не откликалась. В поисках Анжелы все разбрелись вдоль берега. Мустафа не отходил от Егора ни на шаг. Даже пилот Борис (крепкого телосложения, лет 33) присоединился к поискам и направился в сторону скал. До Бориса донесся писклявый лепет.
- Мама? Здесь?- он запрыгнул на большой камень и осмотрелся. Среди огромных камней по песку, пытаясь спрятаться, ползала Анжела в коротеньком платьице.
- Ни за что, ни за что не полечу на «стрекозе». Либо хвост отвалится, либо пропеллер, либо разобьемся. Лучше пешком. Пусть летят без меня, - легкий ветерок задрал платье.
- А у тебя симпатюлишьные трусики. И… попка так, ничего себе, - обратился к ней Борис. Анжела села на песок, прижав к себе сумочку. Борис ее разглядывал, кивнул на ее грудь. – Силикон?
- Да ты что? У меня все натуральное!– соскочила с песка обиженная Анжела. - А ты кто?
- Я - мужчина, в полном расцвете сил, - он стоял на камне освещенный утренним солнцем, в обтягивающей футболке, и играл своими мускулами. – Косметикой пользуешься?
- Да. А тебе зачем? Что…
- Значит, пользуешься не правильно, - не дал Борис ей договорить. Он спрыгнул.- А я за тобой.
- А у тебя красивые усики, - Анжела была им очарована.
- Я знаю. Они мне тоже нравятся, - он провел рукой по усам и направился к ней.
- Ты кто? Мужчина, я тебя не знаю. С не знакомыми я никуда не хожу, - отмахивалась она от Бориса сумочкой. - А-а-а! – закричала она, когда Борис схватил ее и положил себе на плечо.
- Вот пойдем со мной, там и познакомимся, - он смачно шлепнул ее по попке и понес к вертолету.
Анжела, от страха, закрыла глаза, обхватила своими руками торс Бориса, и шептала: «Я боюсь высоты, я боюсь летать. Я боюсь высоты, я боюсь летать».
- Не бойся. За тебя я бояться буду. - Борис опять смачно ее шлепнул. Анжела притихла. Чувствовать мужские мускулы, слышать его уверенный голос было приятно.

Весь путь до аэропорта Анжела молчала и была задумчива. Встреча с Борисом ее изменила. Страха уже не было. Было желание быть с Борисом всегда.
- Ну, что сидишь? Пошли, - в вертолете Анжела уже была одна.
- Куда? Мы что, уже прилетели? А где все остальные? Что-то я ничего не помню. Я же высоты боюсь! - опять запищала она.
- Пошли со мной. Высоты она боится. Лечить буду тебя, от твоей фобии, - Борис взвалил ее вещи на плечо, взял ее за руку и повел за собой. – А жить пока у меня будешь. Возражения есть? Возражений нет.
Анжела уже не была похожа на утку, у нее появилась стать. Появилось желание не тороторить без умолку, а иногда и помолчать.

- Давай, давай. Правильно укладывай свой парашют. От того, как уложишь свой парашют, будет зависеть твоя жизнь.
Анжела ползала по парашюту, пытаясь правильно его уложить: то вставала «раком», то вертела задом.  Борис с удовольствием за этим наблюдал и руководил процессом. И вот не выдержал, пристроился сзади. Анжела взвизгнула и обернулась.
- Что ты себе позволяешь? В общественном месте, кругом же люди, - смущенно запищала она.
- Ты так эротично укладываешь парашют, - Борис шлепнул ее и отошел в сторону.

Лиля сидела за рабочим столом в больнице и просматривала назначения больным, когда к ней подошел один из пациентов.
- Лилечка Александровна, вот смотрю я на Вас и диву даюсь. Вы прям вся светитесь дивным светом. У Вас пациенты так быстро выздоравливают. Хотят полежать еще, а их уже выписывают. У Вас такая волшебная улыбка! Я бы смотрел на Вас и смотрел.
- Ну, Вы меня засмущали. Идите в палату. Я Вам капельницу поставлю.
У Лилии зазвонил мобильный телефон. Лиля услышала писклявый голос Анжелы:
- Лилька, ты не представляешь, что со мной случилось! Наконец-то я нашла ЕГО! Я долго говорить не могу, меня ждут. Поздравь меня. У меня сегодня первый прыжок с парашютом. И от этого будет зависеть моя жизнь.
- Ты же высоты боишься?
- Борьку потерять я боюсь сильнее. А за ним я хоть на край света, хоть в космос, хоть куда…
- А Борька - это кто?
- Это – моя жизнь. А если короче, он – вертолетчик эмчеэсник, самый лучший мужчина на свете. В общем, живите пока в моей квартире и держите за меня кулаки. А я пошла. Пока.
- Удачи тебе, - сказала Лиля в трубку. Мобильник сунула в карман. – А самый лучший мужчина – это Степан Иванович. Он так классно заплетает мне косички, - она поправила свои косички и пошла, ставить капельницу.

Вот он, решающий момент в жизни Анжелы. Ее лихорадило. Ей предстояло побороть в себе страх перед высотой. Борис был рядом. Они вместе совершат этот прыжок. Взявшись за руки, они прыгнули. Свободное падение. У Анжелы перехватило дыхание. Вот оно, счастье. Весь мир под ногами, а рядом добрый, нежный, сильный мужчина.


                ИСТОРИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
               
                СВОБОДНЫЙ ХУДОЖНИК

Через месяц жизни в мегаполисе джинн мало-мальски освоился. Уже имел представление о современной жизни. Он понял для себя, что все (телевидение, интернет, спутники, ракеты, мобильная связь и прочее) его разум не  осилит. А страх перед машинами, поездами и самолетами будет преследовать его всегда. А ему так хотелось делать людей счастливыми. Попрощавшись с Егором, Мустафа отправился путешествовать по миру пешком, избегая трасс и больших городов. А Егор сел на рейсовый автобус и поехал  в деревню Мухино на выходные, порыбачить с  Костей.

Трах-тибидох…
Егор шел по деревенской улице, услышал  женский голос:
- Егор, Егор! – оглянувшись, заметил подбегающую к нему Нину. – Что-то тебя давно не было видно в наших краях.
- Некогда мне было, Нин, - Егор стыдливо покраснел, общество Нины всегда вводило его в краску.
- Никак к Костику приехал?
- Да. Давно его не видел, решил узнать как у него дела.
- А у него все хорошо, - Нина не хотела его отпускать. – Как Райка грудь увеличила, не отходит от нее ни на шаг. Поставил высокий забор, чтобы любопытствующие не заглядывали. Ревнивым стал, жуть просто. Гляди, и тебя на порог не пустит.
- А я к тебе приду ночевать. Пустишь меня, если что?
- Ты приходи, а я подумаю. Костя-то с Райкой бизнесом занялись. Зорька их на рекорд пошла, по15 литров молока дает за раз, да розово како-то молоко-то. Раньше-то Райка по 7 литров еле надаивала. А теперь, вишь. И молоко у них целебным стало. Врут, конечно. Постоянные клиенты появились. А ты? Надолго приехал-то?
- Нин, давай потом. Столько новостей, а я не в курсе. По телефону- то Костя мне ничего не рассказывал.
Они уже подошли к Костиному дому. Нина направилась к своей калитке. Она оказалась права, высокий забор вокруг участка Кости закрывал весь вид. Егор был удивлен, Костя всегда был добрым и открытым человеком. Он осторожно приоткрыл калитку, она была не заперта, и вошел. Ни Раи, ни Кости не было видно. Егор прошел сразу в дом, зовя Костю. Кости в доме не было. На столе стояло ведро с молоком, а Егору так захотелось выпить деревенского молока! Он взял кружку, зачерпнул молока и залпом его выпил. Что-то случилось. В глазах резко потемнело, голова закружилась. Егор еле нащупал стул, чтобы сесть.
В это время Рая с Костей были в огороде. Чтобы вымя не тянуло Раю вниз, и она не теряла из-за него равновесия при прополке, Костя сделал  небольшую тележку специально для вымени. Было несколько случаев, когда Рая наступала себе на вымя и падала. А когда Костя пытался ей помочь встать, они заваливались вместе и своими телами мяли грядки. Первое время Рае было очень тяжело приспосабливаться к вымени. Сколько слез она, из-за них, пролила. Костя всегда пытался ей во всем помочь. Стал ревновать,  во всех видел соперников. Боялся, что Раю уведут. Поставил забор.
- Ладно, Костик, я пошла, "попасусь", а ты иди. Машина должна приехать за молоком.
Когда Костя вошел в дом, увидел Егора сидящего на стуле в неудобной позе. Он подскочил к Егору:
- Егор, что с тобой? Что случилось?
- Мне бы полежать, - сказал шепотом Егор.
- Я щас, - Костя помчался к Нине.
- Нин! Нина, ты дома? – Нина вышла на крыльцо.
- Чего тебе?
- Там Егору плохо. Можно он у тебя полежит? Мне сейчас некогда…
- А что с ним? – встревожилась Нина.
- Да не знаю я. Сидит весь бледный.
- Давай его сюда, я ему на диване постелю пока.
Костя вернулся к Егору, помог ему встать.
- Давай я тебя к Нинке отведу. Она за тобой присмотрит, а то мне некогда.
Егора уложили на диван, прикрыли пледом.
- Странно, температуры нету. Кость, а может с ним случился какой припадок?
- Ты че несешь? Какой припадок? Он здоров как конь!
Костя вернулся к себе в дом, а Нина засуетилась вокруг Егора.
-  Егор, может ты съел чего?
Егор не отвечал. Он лежал с закрытыми глазами и постанывал. Нина на время оставила его одного.

Ночь опустилась на землю. Егор так и не пришел в себя. Нина вставила батарейку мобильника в «квакушку» на зарядку. Потушив везде свет, включила настольную лампу, на всякий случай, и легла спать. Ей не спалось, в голову лезли нехорошие мысли. Она все поглядывала в сторону Егора. Не понимала, что с ним. Вдруг Егор стал медленно подниматься с дивана, вытянув перед собой руки. Нина перепугалась: «Зомби. Говорила мне мама, чтобы я не смотрела ужасы. Вот оно.» Прижавшись к стене, она пыталась спрятаться за одеялом, подняв его до уровня глаз. Егор встал и стал изображать из себя робота. Ломаными движениями прошелся по комнате туда-сюда.
- А теперь мне нужна музыка! Дыщь-тыдыщь, дыщь-тыдыщь, - он стал себе «музицировать». – Ай лайк ту мувит, мувит. Ай лайк ту мувит, мувит…
Его танец менялся с мелодией. Тело воспроизводило такое разнообразие движений, от которого сам Егор был в шоке. Не яркий свет от настольной лампы и мерцающий свет от «квакушки» добавляли загадочности. Ошарашенная Нина сидела, боясь пошевелиться, и ждала, когда же прекратятся «конвульсии» Егора. А они все не заканчивались. В итоге, танцы Егора «зажгли» и ее. Она присоединилась к Егору в песнях и танцах. Танцы плавно перешли в стриптиз, а потом… . Нина и Егор провели бурную и незабываемую ночь. Под утро Нина забылась в полусне. А Егор… . Егор увидел лежащую рядом с собой обнаженную Нину и… словно прозрел. Ему нравилась Нина, более чем. От этого он и краснел, когда Нина оказывалась рядом. Но он не собирался жениться. Он был «свободным художником». Осознав, что между ними произошло, Егору стало стыдно, и он сбежал. «Как это? Как это произошло? Ведь я всегда себя контролировал, всегда сдерживал свои порывы. Что случилось?» - с этими мыслями он бежал прочь из деревни Мухино, чуть не сбил Раю. Только и успел заметить размеры ее увеличенной груди. Рая о чем-то его спросила, но Егор не услышал о чем. Он бежал прочь, прочь от  стыда.
- Нин, Нина! Ты живая? – Рая с беспокойством постучалась к Нине в дверь, потом в окно. – Нина!
Наконец, всклокоченная Нина выглянула в окно:
- Чего тебе?
- У тебя все в порядке? Ничего не случилось?
- Случилось. Еще как случилось! – ответила довольная Нина.
- А… а что же тогда Егор… бежал? С Егором-то все в порядке?- не унималась Рая.
- А что с Егором? У Егора о-го-го как в порядке. Как сбежал? – по лицу Нины пробежало разочарование. – Дура, я - дура, - по щекам потекли слезы, - подда-ла-а-сь. Думала, у нас все получится. Дурака этого столько лет ждала-а-а.
 Рая пыталась ее успокоить, но Нина закрыла окно. Было слышно, как Нина рыдает.

Тенистый берег реки. Костя с Егором сидели, рыбачили. Костя насадил на крючок червяка, поплевал на него и спросил:
- А ты чего от Нинки-то удрал? Че натворил-то?
- Действительно натворил. Я сам от себя этого не ожидал. Ты ведь знаешь, я – свободный художник и жениться не собираюсь…  А с Нинкой у меня как-то случайно все получилось. До сих пор не могу понять как. Теперь боюсь ей на глаза показываться. Смотри, смотри, клюет, - он дернул удочку. – Опять сорвалась.  Как только я сбежал от Нинки, у меня все из рук валится, никак не могу ни на чем сосредоточиться. Ничего не получается.
- А вообще, что с тобой было-то? Нинка говорит, что припадок случился.
- Какой там «припадок». Я приехал к тебе. Вошел в дом. Тебя не было. Захотел пить. А тут… молоко. Ну, я кружку молока-то и выпил.
- Шо?- Костя поперхнулся. – Что ты сделал?
- «Что-что»,- передразнил Егор Костю. - Молока, говорю, у тебя выпил.
«Так вот в чем дело, - подумал Костя. – Молочка попил. М-да. А мы с Нинкой в штаны-то и не заглянули. А-то приняли бы меры».
Когда Костя впервые попробовал Раиного молока (а сделал он всего пару глотков), эффект был катастрофический. «Виагра» отдыхает. Вот Рае тогда досталось. На Костю такой «столбняк» напал!
- Да-а. Эффект и-го-го какой.
- Какой эффект?
- Понимаешь, в нашей округе появилась какая-то чудо-травка. Зорька ее ест, а потом молоко на мужчин действует похлеще «Виагры». Молоко нужно пить в разбавленном виде и малыми дозами, - Костя скрыл от Егора, чье это молоко.
- Теперь понятно, что у тебя за бизнес. Нинка говорила, постоянные клиенты появились.
- Да. На такое молоко спрос всегда будет. А что у тебя дальше-то было? Когда ты от Нинки сбежал?
- Я бежал не от Нинки. Я бежал от стыда. А с Нинкой мне понравилось. Классно мы ночь провели. Еще бы так.
- Что тебя останавливает?
- Я уже устал повторять. Я – свободный художник. Я должен быть свободным всегда, чтобы видеть, чувствовать, трогать красоту других женщин. Вот только у меня с этим теперь проблема. Ну, ловись рыбка большая и маленькая, - Егор судорожно задергал удочку.
- Не понял.
Егор бросил свою удочку и подскочил к Косте. Зашептал ему в самое ухо:
- Понимаешь. Я не знал про действие твоего чудо-молока. С Нинкой было все прекрасно. Но «столбняк» вернулся сразу же, как я сбежал. Я плохо соображал, что происходит. Стал искать женщин, чтобы «разрядить» свое состояние. Одна, другая, третья… Меня подстерегали неудачи одна за другой…
- Как это?
- А вот так. Как только я снимал женщин для этого дела, «шарик сдувался». И попытки его надуть были безрезультатными.
- Станешь моим клиентом?
- Это еще не все. Как только я оставался один – здравствуй «столбняк». Я уже в конец измучился.
- Может тебе нужно поменять свое мировоззрение? По-другому взглянуть на жизнь? Наконец определиться, чего ты хочешь?
Егор, усмехаясь, вернулся к своей удочке.
- «Поменять мировоззрение». Видел я размеры твоего «мировоззрения». От таких бы и я не отказался.
- Значит так, Егор. Ты зачем меня пригласил на рыбалку? – Костя разозлился.
- Посидеть…, порыбачить…
- Ладно. Знаешь, Егор, что я понял? Что тебе необходимо принять правильное решение.
-  Ну, в принципе, да.
- С Нинкой у тебя все хорошо.
- Да.
- С другими – все плохо.
- Да.
- И что ты теряешься? Кем ты хочешь быть: вечно свободным художником – импотентом, или уже остановить свой выбор на Нинке, и быть счастливым, полноценным мужиком? И при этом, оставаться художником, хоть и женатым. Кстати, если ты затянешь с принятием правильного решения, рискуешь остаться свободным навсегда.
- Почему это?
- А Нинкой уже интересовался водила, который приезжает к нам за молоком. Смотри, как мне сегодня везет. Опять поймал.
- Чего-о?
Егор бросил свою удочку. Схватил три рыбины, что поймал Костя, побежал в деревню. По дороге нарвал полевых цветов, сделал букет из цветов и рыбы. Взбежав на крыльцо, стал нетерпеливо стучать в дверь. Когда Нина открыла, не говоря ни слова, с жадностью на нее набросился. Вот оно, полноценное счастье.


                ИСТОРИЯ ПЯТАЯ
               
                Я – КОШКА

По центральным улицам города шла девочка-подросток. Она была вызывающе одета и вульгарно накрашена. Темные волосы на голове были начесаны и обильно покрыты лаком. Рукава кожаной куртки были подтянуты до локтей. Она шла не спеша, разглядывая витрины, и жевала жвачку. Возле клуба она заметила трех парней, которые о чем-то громко спорили. Один из них ей понравился. Она нагло к нему подошла, взяла за полу куртки:
- Пойдем, потанцуем, - он опешил, но покорно за ней пошел.
- Девочка, а сколько тебе лет?
- Может, со мной потанцуешь? – спросили девочку его друзья.
- Запомните, мальчики, я – Кошка. И я решаю с кем и где мне быть, - самоуверенно ответила она.
- Пацаны, я сегодня с ней. Она мне нравится. Ну, пошли, - сказал выбранный Кошкой парень, взял ее под руку и повел в клуб.- А как Кошку зовут?
- Зови меня Изольдой. А как зовут тебя?
- Зови меня Шуриком.
В клубе они пробыли недолго. Кошке там не понравилось. Они решили пройтись по городу. Пока они гуляли, Кошка мало говорила. Говорил Шурик. Рассказывал ей анекдоты, случаи из жизни…
- А Кошка по крышам гуляет? – спросил он ее.
- Гуляет, - она оживилась, - на какую крышу пойдем гулять?
Домой она вернулась около одиннадцати часов, сбежав от Шурика, чтобы он не знал, где она живет. Быстренько юркнула в ванную, чтобы смыть с себя макияж и переодеться. Дома все как обычно: старенькая бабушка коротает время перед телевизором, братишка играет рядом на полу. Они жили втроем в однокомнатной квартире, на пенсию бабушки. Девочка-подросток прошла на кухню. Гора немытой посуды ждала ее.
- Люська, где ты ходишь? Я есть хочу, - заглянул на кухню братишка.
- Я, Дениска, сейчас яичницу пожарю, - ответила Кошка–Люська.

- Мустафа, а Вы неплохо справились с нарезкой овощей. У меня картошка уже готова, сейчас будем ужинать, - прервала свой рассказ Люська, - салат только подсолю. Садитесь, Мустафа, за стол. Это ничего, что я о себе рассказываю в третьем лице? Просто это было так давно, словно было не со мной. Для шестнадцатилетнего подростка, на которого столько всего навалилось, было необходимо снять стресс.  Поэтому я так и нарядилась, и накрасилась. Вещи и косметику я одолжила у подружки. Хотелось хоть что-то изменить в своей жизни, - женщина (с зелеными кошачьими глазами, под 50 лет) вздохнула и продолжила свой рассказ. – Шурик мне очень понравился. Мы с ним провели всего один вечер, а он… . Он ни о чем не спрашивал меня,  не приставал ко мне. Мне с ним было легко и хорошо. Мне очень хотелось с ним встречаться и дальше, но я стыдилась себя, стыдилась своей бедности. Да и номерами телефонов мы не обменялись. Потом мы с ним встретились случайно в автобусе, года через два. Он пристально смотрел на меня, а я, как только его увидела, вздрогнула. Он узнал меня, узнал во мне Кошку. Мне было стыдно, я бежала от него, но Шурик догнал меня.
- Дура! Чего бежишь? Ты мне такая нравишься больше. Я искал тебя,  Кошка. А узнал тебя по твоим зеленым кошачьим глазам. Только не говори мне, что тебя зовут Изольда,- сказал он мне.
- Нет. Меня зовут Люська.
Мы стали встречаться. Гуляли по крышам. Он хорошо играл на гитаре, пел для меня песни своего сочинения. Научил играть на гитаре меня.
Зеленоглазая Люська принесла гитару, стала ее настраивать. Мустафа смотрел на нее и внимательно слушал.  Люська тихо запела. Пела красиво. Пела песни Шурика.
- Не уходи от меня. Будь со мной.
Не уходи. Я тебя прошу.
А уйдешь – не расстанусь с тобой.
Я всегда буду рядом с тобою.
Будь то лето, зима,
Осень, весна ли… Я буду рядом с тобой.
О тебе я многое знаю.
Любишь дождь ты…
Я каплей буду, буду частицей дождя.
Упаду на твои я губы,
Языком ты слизнешь меня.
Любишь ты листопад осенний,
Любишь ты желтизну листвы…
Пожелтевшим листком я буду
И упаду я в ноги к тебе.
Ты поднимешь меня, я знаю,
И листок ты приложишь к щеке.
Ты закроешь глаза, аромат мой вдыхая,
И подумаешь обо мне.
Я снежинкой зимою буду,
Упаду на твою ладонь.
Упаду на ладонь и… растаю.
Рассмеешься ты, другую снежинку ловя.
А я…
Не покину тебя и растаяв.
Уже другою снежинкою буду я.
Любишь ты ветер, я знаю,
Зимний, весенний, осенний и летний.
Любишь ты ласковый ветер.
Буду я ласковым его дуновеньем,
Буду я теплым дыханьем его.
Буду ласкать тебя,
Буду дышать в твое я лицо.
Буду шептать тебе сладкие речи,
Будешь любить меня ты за то.
Буду я солнцем в небе лучистым.
Буду тебя согревать я теплом.
Я постараюсь жгучим не быть.
Но, если буду, прошу не винить.
Сердце мое от любви загорится
И в небе высоко костер разгорится…
Я костер не смогу потушить,
Ведь тебя я не в силах забыть.
Любишь ты ночь.
Я буду ею.
Буду я мягкой ее пеленой.
Упаду на твои я плечи
И буду любоваться тобой.
Слышишь ты тишину ночную?
Знай же, что это я пришел.
Знай же, что я слежу за тобою,
Превращаясь в ночную мглу.
Любишь ты звезды в небе ночном…
Сможешь, найти ли меня ты на нем? …               
Пока Люська пела последнюю песню,  из ее глаз потекли слезы. Она отложила гитару.  Вытерла носовым платком слезы и продолжила свой рассказ:
- Пока мы встречались, он ни разу не подарил мне цветов. Приближался мой день рождения. На его вопрос, что мне подарить, я ответила: «Цветы». Он хотел подарить мне что-то другое, но я настаивала: «Подари мне розы. Подари мне розы. Розы. Розы алые. Алые -кровавые…». Я не знала, что розы и впрямь окажутся «кровавыми». Весь мой день рождения мы провели вместе. Шурик подарил мне большой букет алых роз. Весь день с жадностью смотрел на меня, словно хотел насмотреться на всю жизнь. Мне было хорошо. Очень хорошо. А потом… . Потом стало очень плохо, - воспоминания причиняли ей боль. Люська плакала.- Шурик проводил меня домой. Было уже за полночь. Он ушел. Ушел навсегда. Когда я ставила букет в вазу – у меня подкосились ноги. Ваза разбилась. Розы рассыпались, оцарапав меня шипами. У меня выступили капли крови. Мне стало нехорошо. После я узнала, что именно в этот момент Шурика сбила машина. Насмерть. «Не дари ты розы ей. Розы. Розы алые. Алые –кровавые. Как подаришь ты цветы, в тот же день погибнешь ты»- это было предсказано Шурику цыганкой, - Люська рыдала на плече Мустафы.  Мустафа не знал, как ее успокоить.  Когда, наконец, Люська перестала плакать, она сказала:
- Сознание того, что Шурик находится всегда со мною рядом, как в песне, помогает мне жить... Знаете, Мустафа, мне ведь в этой жизни ничего не нужно. Нужна только надежда, что когда-нибудь, быть может, в другой жизни, я опять его встречу. Спасибо Вам, Мустафа. И…  простите меня за мои грустные воспоминания. Ложитесь спать. Я Вам уже постелила на террасе, - Люська вышла.

Трах-тибидох…
Мустафа всю ночь ворочался, не мог уснуть. На рассвете он ушел, не попрощавшись. Люська стояла на крыльце и смотрела ему вслед. А по обе стороны ее калитки росли два больших куста белых роз. Люська подошла к розам, вдыхая их аромат, задумчиво прошептала: «Надежда. Он оставил мне надежду». А потом, будто ее осенило:
 - Надежда должна быть у всех!
Каждое утро Люська срезает бутоны роз, везет их в город и раздает людям  на остановках. А бутоны «надежды» за ночь вырастают вновь.
Через неделю к Люське подошел мужчина и предложил свою помощь и дружбу. Мужчину звали Сан Саныч.



                ИСТОРИЯ ШЕСТАЯ

                ТРЕТЬИМ БУДЕШЬ?

Мустафа был впечатлен рассказом Люськи. Он столько времени провел в кувшине, столько на планете произошло изменений, а мир не стал совершеннее. Расстроенный Мустафа сидел на берегу реки, размышлял о жизни, бросал в воду камешки.
- Эй, пацан! Ты че тут делаешь? – Мустафа оглянулся. – А, братан, извини. Со спины на пацана похож. Слушай, а че ты тут сидишь? Грустный.  Че-то случилось, да?
К Мустафе спускался всклокоченный, плотный, небритый мужчина, с подбитым глазом, в несвежей тельняшке и трико.
- Слушай, а пойдем, здоровье поправим, - Мустафа недоуменно посмотрел на него.- Меня Василием зовут. Васька значит. А тебя как кличут? - Мустафа показал свою наколку на руке и жестами попытался объяснить, что не может говорить.
- Ты немой, что ли? Ну, а меня-то ты слышишь?- Мустафа утвердительно кивнул. – А понимаешь? – опять утвердительный кивок. – Третьим будешь? Нам с Виталькой нужно здоровье поправить. Ну, просто необходимо, - Васька смотрел вдоль берега, словно что-то искал. – У меня где-то тут «лекарство» припрятано. Ты не видел? Нет? А-а, вот ты где, моя «прелесть», - глаза у Васьки заблестели. Он стал что-то вытягивать за веревку из воды. - Холодненькая! Нас с тобой уже Виталька заждался. Уже и «поляну» накрыли, только тебя не хватает, - сюсюкался Васька с прозрачной жидкостью в бутылках. – Пойдем, Мустафа, лечиться.
Мустафа половины не понимал того, что говорил Васька, но принял его предложение.
Худой, кудрявый Виталий, 33 лет, с нетерпением «маршировал» вокруг пенька, часто поправляя очки на своем носу. На пеньке была расстелена газета. На ней лежали две луковицы, три огурца, кусок хлеба, неустойчиво стояли два одноразовых стаканчика.
- Ну. Где ты ходишь, Василий? Прокиснет же все.
- Видал?- обратился радостный Василий к Мустафе. – Нас уже «вшивая интеллигенция» заждалась. Виталька, нам нужен еще один стопарь, нас уже трое.

После выпитого «лекарства»,  у Мустафы на душе стало легко. Виталий спал  рядом, подложив обе ладошки под щеку. Мустафа сидел в позе лотоса и слушал Васькин пьяный бред: слова его путались, он повторялся, пел отрывки из песен. Потом рассказал кое-что о себе:
- Думаешь, я хочу пить эту гадость? Или ее хочет пить Виталик ? Не-ет. Нас заставляет пить жизнь, - Василий всхлипнул. – Она нас не любит. А гадость эту мы пьем с горя. Знаешь, какое у меня горе? А какое у меня горе?- спросил он себя. – А, да, горе. Я так люблю море. Так люблю море! А меня на берег списали. И кто я теперь без моря? Алкаш. Васька Матроскин -алкаш. Да если хочешь знать, без моря я жить не могу. Почему я не рыба? Если бы я мог, я бы жил в море. Там так много воды, такой простор! А я сижу здесь и пью эту гадость, - Васька сплюнул.
Мустафа дернул Ваську за рукав тельняшки и кивнул в сторону Виталия.
- Виталик спи-ит. Молодец мужик, уважаю. Знаешь, какая у него голова? Зо-ло-тая. Представляешь, в такую маленькую, курчавую головку приходят заумные мысли. Виталик у нас инженер-конструтртртрщик. Нет. Конструктрировщик. Нет. Тьфу. Короче, изобритальщик. Вот…  Мда-а-а. Даже умные головы жизнь треплет. Так хорошо жил. Жена-красавица, двое чудо-ребятишек. Мальчик и, еще один, мальчик. Все в отца. А явилась эта зарраза-теща и всю жизнь ему испоганила. Настраивает жену и детей против него. А Виталька – он умный, понимаешь. Умный, но робкий. На тещу боится даже глаза поднять. А эта… как ее? Задолбала  Кака…? Какакьевна?  Ика… Акакьевна. Так вот, эта Акакьевна такая, скажу тебе, кака! В общем, теща его, взяла всю власть в свои руки. Знаешь, какое у нее развлечение? – Мустафа покачал головой. – Она сидит целый день в кресле и смотрит по телевизору бокс. Теща Виталькина на боксеров такая падкая… . Сидит такая… важная…учит боксеров, как лучше ударить противника. Слышь, как будто они ее слышат. Ха, ха-ха. А Виталика, моего друга, выставила на улицу, живет в его квартире, дочке своей Нюрке…
-Нюра, Нюрочка, - сквозь сон пробормотал Виталий.
-…ищет «достойную пару», - Василий передразнил тещу Виталия, - …какого-нибудь боксера. Все бы ей кому морду набить. Матов на нее не хватает. Нюрка -красавица, сколько за ней этих боксеров бегало, а она..ик…Витальку полюбила. А Виталик всегда был …ик…хилым, но башкови-и-ты-ым.  Виталька, он мне как брат, понимаешь. Я за него горой. Мы же вместе учились, сидели за одной партой. Было время, мутузили друг друга. Нет, мутузил его я. А Виталька делал за меня уроки. Он голова. Вот, хотел я за него заступиться, думал помочь. А она, Акакьевна эта, мне в глаз черпаком как даст. Видал, какую поставила мне отметину, - Васька показал подбитый глаз Мустафе. – Сволочь, в общем. Ик…

Трах-тибидох…
Ваську мучила жажда. Но он никак не мог встать. Была безлунная ночь. Васька не мог понять, где он находится и почему  он слышит шум прибоя.
-Я опять, что ли две ноги в одну штанину засунул? И как это я умудрился? Где это я? – он крутился на песке, пытаясь нащупать на себе штаны. – В чем это я? Че-то скользкое. Куда это я по пьяни вляпался? А че это шумит? Море, что ли? Виталик! Виталик! Где это мы? Я, че, еще сплю? А Мустафа где? Как же мне по нужде сходить-то? Мне же уже невтерпеж, - у него  не получилось снять штаны, он махнул рукой и… опять уснул.
Уже солнце поднималось над морем. Василий Матроскин еще спал на пустом песчаном берегу.  Море было спокойным.  Его рука почесала зад. Матроскин медленно просыпался. Открыл глаза, улыбнулся:
- Мо-о-ре, кораблик… . Все как в детстве, - мечтательно сказал он и тут же спохватился. – Че? Море? – он оперся на локоть. – Откуда здесь море? Я же в лесу уснул. Может, я сплю? Виталик, ты где? – попытался встать, не получилось. – А-а-а, я же ноги в одну штанину засунул…
Василий сел.
- Что это? – он крепко зажмурился, стал по очереди открывать свои глаза: то правый, то левый. – Где мои ноги? Где мои ноги, я спрашиваю.
У Василия не было ног. Лишь рыбий хвост бил по воде. Ладошкой, зачерпнув воды, он умылся, стал прощупывать свой рыбий хвост.
- Я теперь кто? – голос его дрожал. – Я рыба-мужик или мужик-рыба? Баба-рыба – это русалка, а я кто? Русак, что ли? А я точно мужик-рыба? – он провел руками по груди, увидел на себе тельняшку.- Слава Богу, сиськи не выросли. А… другая… отличительная черта есть?- облегченно вздохнул. – Есть. Хорошо, что тельняшку оставили, будет, чем прикрыть, если что. Вася Матроскин – русак? У меня «белая горячка», - чуть не плача прошептал он. – Ко мне пришла «белочка».
Матроскин стал пытаться выползти из воды, хвост тянул в воду.

Виталий спал возле пенька. Ему снилась семья. Когда он проснулся, было уже светло. Нащупав на пеньке свои очки и надев их, он осмотрелся. Рядом никого не было.
- Василий! Ва-си-лий! – позвал Виталий друга, никто не отозвался.
Виталий встал, поправил на себе одежду, тряхнул кудрями.
- Ты как хочешь, Василий, но мне нужно вернуться домой. Либо я сегодня возвращаюсь, либо теряю свою семью навсегда. Да, - словно отвечая на вопрос Василия, - у меня после пьянки болит голова, но, тем не менее… . Я справлюсь. Общение с тобой добавило мне решимости. Я должен бороться за свою семью, за свое счастье. Значит так, - он опять поправил одежду, переступил с ноги на ногу.
- Видишь цель? – Виталий стал задавать себе вопросы и тут же отвечать на них. – Вижу. Это моя семья. Видишь препятствие? Вижу. Это Акакьевна – теща моя. Веришь в себя? Верю.
Он нерешительно переступил с ноги на ногу, в последний раз.
- Ну, Василий, я пошел.
И Виталий пошел. Сначала неуверенным шагом, а потом его поступь становилась все тверже и тверже. Робость пропала.

После борьбы с хвостом, Матроскин сдался. Стало припекать и ему поневоле пришлось лезть в воду. Он ползал по мелководью, а хвост тянул на глубину.
- Че тянешь? Че тянешь? Я же плавать не умею! Наделили меня этим хвостом, а меня спрашивали, нужен он мне? Это я в детстве мечтал моряком быть. Я и на корабле-то никогда не плавал. Служба моя прошла в стройбате. Что мне теперь делать? Может отрезать и зажарить? Я и жрать-то хочу. Сообразить бы, где мы находимся. Были бы рядом люди, стащил бы у них че пожрать. А как… как я на люди покажусь-то? Нет. На глаза людям показываться нельзя. Чего доброго меня самого съедят, а то … . Меня ведь … Я ведь… Мать моя женщина! В лабораторию, на опыты… Нет. Для изучения нового вида… Да на меня теперь охоту откроют. Мне же теперь прятаться надо. А где? А я как?- Василий прополз километра два, когда мелководье резко закончилось. Он пошел ко дну, а рыбий хвост радостно завилял. Василий смирился, был готов утонуть, зажмурился. Какие могут быть перспективы у жизни в воде?
Вода приятно скользила вдоль тела. Матроскин почувствовал, что его тело плавно изгибается, подстраиваясь под хвост. Открыл глаза, заработал руками, по-собачьи. Понял, что это лишнее. Доверился телу и хвосту. Стал смотреть по сторонам. Страх прошел. От «полета» в воде захватывало дух.

Виталий открыл дверь квартиры своим ключом. В прихожую выглянула заплаканная Нюра, послышался властный голос тещи:
- Кого там черти принесли? Это что, твой доходяга вернулся? И алкаш с ним?
- Папка, папка вернулся! – прибежали радостные Тимка и Димка, стали его обнимать.
Вышла недовольная Лидия Акакьевна.
- Баба Лида, папка вернулся! Можно к нам не будет приходить дядя Гриша? Маме же уже не нужен охранник!
- Дядя Гриша мамку вашу будет охранять от вашего папки-урода.
- У нас папка -хороший. А «урод» – это Ваш дядя Гриша! Папа, мы не хотим учиться драться. Мы хотим быть как ты, инженерами. Папка, пойдем. Мы покажем тебе, что мы сконструировали. У нас все получилось! Все, как ты говорил, по инструкции!
- Да, детки. Вы идите к себе, а я загляну чуть позже. Видите, какой папка грязный. Мне умыться, переодеться надо. Чуть позже, договорились?
Лидия Акакьевна заметила в зяте перемену, но не унималась. Пыталась унизить, оскорбить.
- Лидия Акакьевна, ну что вы как собака, все брешите и брешите. Ей Богу. Когда Вы уже заткнетесь? – но рот тещи не закрывался.– Меня в этом доме кормить будут? – обратился он к своей жене. Потухшие глаза Нюры заблестели вновь.

Приловчившись управлять телом и хвостом, Матроскин вынырнул.
- Ух, ты! Я свободно могу находиться под водой! – Василий направился к суше, выныривая из воды (чтобы полежать на песочке, перевести дух, все осмыслить).
Наперерез ему плыл гребень.
- Акула! - перепугался Матроскин и опять заработал руками, пытаясь ускориться. Он услышал «стрекотание», кто-то звал на помощь. Василий остановился, высунувшись из воды, стал прислушиваться. - Я и так могу?
К нему подплывал дельфин. Это он «стрекотал» и просил о помощи.
- Ну, давай. Показывай дорогу. А я за тобой.
Шокированный своими новыми способностями, Василий плыл за дельфином. В толще воды он заметил сеть, в которой запутались несколько взрослых дельфинов и их детенышей. Прикрикнув на них, чтобы они не дергались, он осмотрел сеть.  Он видел, как дельфины задыхаются, защемило сердце в груди. Мешкать было нельзя. Сообразив, что можно сделать и приложив усилия, он освободил их. Дельфины радостно «застрекотали», увлекая Матроскина вверх, за собой.  Вынырнув из морской воды, у Василия на глаза навернулись слезы. Дельфины окружили его, словно благодаря за спасение.
- Эх, Виталик. Знал бы ты, какое счастье быть не таким, как другие, и оказаться рядом, когда в этом  кто-то нуждается,- бормотал себе под нос Василий, глядя на радостных дельфинов. – Я теперь не просто рыба-мужик, Матроскин – Водяной. Или Нептун? Ладно, потом с титулом определюсь. А пока, я счастлив.

Виталий помылся, переоделся. Нюра хлопотала на кухне. Теща сидела перед телевизором спиной к двери и возмущалась, самоуверенность зятя не давала ей покоя. Виталий вошел в комнату вытирая полотенцем голову, услышанное ему не понравилось. Накинув теще на шею влажное полотенце, и слегка притянув, он угрожающе зашептал ей в ухо:
- Лидия Акакьевна, я уже не тот зашуганный мальчик, что был неделю назад. Я уже возмужал. И если Вы не уберетесь из моей квартиры, из моей семьи по-хорошему, то я Вам помогу, - он убрал полотенце и пошел на кухню, где уже был накрыт стол.
Теща испугалась, но быстро пришла в себя:
- И как это ты мне поможешь, зятек? Протанцуешь мне «танец убегающей тещи»? Смоделируешь из своих костей указатель, куда мне идти? А может ты научился боксировать?- кричала она ему с кресла.
Виталий вытер губы салфеткой. Уверенно подошел к теще. Наклонился и… поцеловал тещу в засос. Раз, другой, третий…
- Я Вас зацелую… до смерти.
Лидия Акакьевна была готова ко всему. Но этот поступок зятя ее нокаутировал.
- Ты… ты… ты… это… того… не балуй…, - она медленно встала с кресла и с осторожностью стала обходить зятя.
- Куда же Вы, Лидия Акакьевна? Я только вошел во вкус. Да. Вы правы, боксировать я не умею. Но давайте жить дружно! Давайте я еще Вас поцелую. Вы, наконец, поймете как это здорово!
- Нет! – взвизгнула перепуганная теща.
Она быстро собрала свои вещи и, захлопывая за собой входную дверь, сказала:
- Дурдом, какой-то.
Виталий стоял посреди комнаты. От радости, что он одержал верх над тещей, дрожали колени. Рядом с ним стояли жена и дети, обнимая его.
- Я не позволю обижать мое счастье,- обратился Виталий к жене. – Даже твоей маме. А теперь пойдемте все исть.



                ИСТОРИЯ СЕДЬМАЯ

                ОП-ПА

Пасмурно. После «лекарства», выпитого с Матроскиным Василием и Виталиком, у Мустафы было жуткое похмелье. Его «выворачивало наизнанку», страшно болела голова, звенело в ушах. Мустафа вышел из леса на дорогу. Машин не было. Мустафе было нехорошо. Он стоял на обочине дороги, опершись руками о колени, и качался.  Он даже не услышал, как подъехал внедорожник.
- Слющай, дарагой. Зачем так стаищь, качаися? – Мустафа поднял голову, посмотрел на говорившего. Перед ним стоял невысокий полноватый кавказец в белой футболке и в кепке. Он протянул к Мустафе волосатые смуглые руки, пытаясь помочь, поддержать.- Ва-ах! Я думаль, мальшик стаит, заблудилься савсем. Брат, тибе пьлехо? Давай, атвизу тибя куда-та-нибуть. А тибе как завут? – Мустафа показал свою руку с наколкой имени. – Вах, вах. У тибе и гаварилька не работает. А еще в лесу гуляещь. У мене тожа такой наколька есть, сматри, как кирасива! Го-га. Гога – это я, - Гога показал свою наколку Мустафе, полюбовался сам. – Георгий, значит. Я к дуругу еду, -посмотрел по сторонам, посмотрел на машину. – В ту сторону. Такой пагода, куругом лес, деревья, на дорога заблудить можна. Пайдем мой машина, тибе харашо будит. Бистро паедим куда-та-нибуть. Адин еду. Скучно савсем. О-о-о, как харашо било би, если би я с бабай на машина биль. Жизнь биль би веселий!
От звона в ушах, Мустафа слышал не все слова. От помощи Гоги он отказался, перешел дорогу и затерялся где-то в лесу. Гога огорченный отказом, несколько раз прошелся вокруг машины, сел за руль. Машина заводиться не хотела.
Мустафа почти бежал, не понимая своего состояния. И в таком состоянии он перестал понимать людей. Желание Гоги его немного шокировало. Но обет - есть обет. Мустафа не заметил, как попал в заболоченное место. Провалился по колено  в вонючую жижу, попытался выбраться, не получилось. Провалился по пояс, дальше больше. Запаниковал. Дергался, барахтался, пытался кричать.
По лесу гуляла худощавая старушка, с длинным носом, пела песни, кружилась, обнималась с деревьями. Услышала чье-то мычание, пошла на звук. Увидев перепуганного Мустафу, взяла сухую ветку березы, помогла ему выбраться.
- Ты хто такой? Чего-сь по лесу шастаешь, без присмотра? А-а, Мус-та-фа-а, - прочла его имя. – А я – баба Маша. Костеногая - я, баба Маша, - видя недоумение на лице Мустафы, повторила громче старушка. -  Это фамилия у меня такая, Костеногая. В деревне все меня зовут баба Маша – баба Яга, потому что Костеногая. Это как за Витьку свого замуж-то вышла, стала Костеногой. А раньше, слышь, я была Марья – искусница. Это значит, мастерицей я была по вязанию крючком и на спицах. Равных, значит, мне не было. А как постарела стали звать баба Яга… А я не обижаюсь. Я ж веселая. Люблю, когда и другим весело. 
Баба Маша сидела рядом с Мустафой, вытянув свои ноги и покачиваясь из стороны в сторону, в такт веселой песенки, которую напевала себе под нос.
- Ты не представляешь, как скучно мы стали жить. Нихто не понимает бабушку-старушку. А как бы мне хотелось…            
Мустафа все еще не пришел в себя. Он и бабу Машу слышал «через раз». Недопонял. Попытался ее переспросить, не получилось. Да и баба Маша его не так поняла.

Трах-тибидох…
Гоге пришлось заночевать в лесу. Машина так и не завелась. Когда он проснулся, у него ныло все тело. Сонный Гога, кряхтя, еле вылез из машины, чтобы размяться, спина не разгибалась.
- Оп-па.
Костлявые длинные пальцы, сморщенное тело под кружевной ночной сорочкой, кружевные рейтузы. Какие-то длинные пустые мешочки хлопают по усохшему телу. Ощущение до жути странное. Шок.  Глубокий обморок. И так несколько раз, пока не взял себя в чужие руки.
- Ва-ах. Рассийский лес. Я всигда тибя баялься, - старушечье скрюченное тело с головой Гоги ползало вокруг машины. Гога плакал. Он всегда относился к женщинам с высокомерием, как к людям третьего сорта. – Зачем я паехаль к какой-то дуругу, через этот нехарощий лес? Вот какой мине тут кастюмчик падарили. Хоть бы пагладили нимношко утюгом, а то памятый весь. Да еще и лисый! Ни адин волоса неть. Нигде. И… бальной. Как я типерь в такой кастюмчик паеду? Куда паеду? Ва-ах, за что мине наказывают так сильна?

Баба Маша вышла на крыльцо, потягиваясь и зевая. Смуглая волосатая рука с короткими пальцами почесала грудь, живот. По привычке потянулась ниже… . Баба Маша испытала шок.
- Оп-па,- даже присела от неожиданности, с раскрытым ртом. Белая футболка, свободные штаны. Крепкие волосатые руки, короткие ноги, живот…
- Я не поняла,- она пыталась прощупать себя всю, - а я-то где?  Э-э! – крикнула она в никуда. - Где я-то? Это все не мое! Где мое тело? Что ЭТО?
Баба Маша жила одна. Она вбежала в дом, разделась и стала рассматривать новое тело перед зеркалом.
- Меховые ручки, меховые ножки, меховая спинка, меховой животик, меховой пупочек…  Баба Маша – баба Яга – обезьяна? Э? Хто это меня так изуродовал? – она обратилась к небесам. Только тут она заметила наколку на руке «Гога». – Баба Маша - Гога-обезьяна? Я беременная Гога-обезьяна? А-а, нет. Я – упитанный Гога-обезьян. А эта …«деталь»… внизу… мне… вовсе… и ни к чему. Я что у вас просила? – недовольная баба Маша обратилась опять к небесам. – А. Ну да, - словно опомнилась. -  Я же не уточняла, чье тело я хочу иметь. Большое вам спасибо и низкий поклон за здоровое тело, - низко поклониться не удалось, мешал живот.
В дверь постучали.
- Баба Маша! Открывай!- пришла соседка, полная большегрудая Валька, измерить давление.
Баба Маша пулей подскочила к двери. Высунула нос за дверь и ласково сказала:
- Валюша, а у меня сегодня все хорошо. Иди домой.
- Чего это «хорошо»? А потом причитать будешь, что я давление тебе не измерила и внимания не уделила. А - ну, давай открывай! – сказала Валька властным голосом.
- Валюша, не хулигань! У меня все хо-ро-шо, - баба Маша  чуть не поддалась, но захлопнула дверь и держала ее спиной, «деталь» ниже пояса напомнила о себе. - И… я, это… не о-де-та!
- Когда это меня останавливало?
В бабе Маше проснулся «мужик». К такому повороту событий она была не готова. А в голове мелькнула мысль: «Держаться нету больше сил, держаться нету больше сил». Она еле как спровадила Вальку.
- Чувствую, нас ждут большие перемены. Жизнь становится интереснее и веселее. А «деталь» доставит много хлопот. И не только мне…
 От перенапряжения зачесалось в носу. Баба Маша попыталась чужим толстым и коротким пальцем почесать. Палец в нос не лез.
Необходимо было скрыть от всех новое тело, но во что его облачить?
- Один плюс от нового обезьяньего тела: нигде ничего не болит и кости не ломит. А какая у Вальки манящая грудь! Так и хочется уткнуться в нее.

Гога понял, что прежнее тело потеряно, быть может, навсегда. Кружевные сорочка и рейтузы его бесили. Нужно было переодеться. В машине лежали сменные вещи. Гога стал их перебирать. Ничего из вещей не подходило для женского старого тощего тела Гоги. Все было коротким и очень широким. На глаза попался красный бюстгальтер. Видимо девица оставила, которую Гога «снял» последней, еще в городе. Гога уткнулся в бюстгальтер и рыдал, вспоминая встречи с женщинами. Примерил. Вроде, должно подойти. Сняв сорочку, надел бюстгальтер, сложил в них скрученные руликом «пустые мешочки», то есть грудь. Посмотрел в зеркало, расправил плечи, даже себе понравился и опять заплакал. Было приятно ощущать чужую грудь чужими руками, но у себя... Опять перебрал все вещи, подходящего ничего нет. Плюнул на все. Надел, что было. Сел за руль машины, испытал дискомфорт. У Гоги, прежнего Гоги, был большой стаж по вождению машин и его руки и ноги все делали «на автомате». А теперь за чужими конечностями нужен глаз да глаз. Гога кое-как  развернул машину и поехал прочь с проклятого места.

Баба Маша опять надела на себя белую футболку и свободные штаны. Нашла на чердаке старый широкий махровый халат с длинными рукавами и надела поверх. Вид был странным, но деваться было некуда. Было необходимо придумать какую-нибудь байку в оправдание. Мысли о девчатах приводили в движение ненужную «деталь». Усмирению «деталь» не поддавалась, а пыталась подчинить себе мозг бабы Маши.
Был выходной день. Девки собирались идти купаться на речку. Купаться будут голыми. Прежняя баба Маша частушечница и затейница, тоже собиралась идти на речку. А теперь-то как?
«Деталь» «звала» на речку, баба Маша пыталась сопротивляться.
За кустом близ реки притаились, хихикая, двое мальчишек. Баба Маша прогнала их. Обзор был хорошим. Спрятавшись за кустом, баба Маша стала подсматривать за голыми женщинами сама, высунув язык. С языка капала слюна.
- Что, голые купаются? – услышала баба Маша Валькин голос за спиной. В ответ лишь кивнула головой. – Так ведь это ж бабы.
- Ну да, бабы, - баба Маша оглянулась.
- Раньше у тебя слюна капала только на голых мужиков. Баба-Яга, ты ничего не хочешь мне сказать? – Валька заподозрила неладное. Баба Маша попятилась назад. – Как-то странно ты выглядишь. Жара стоит, а ты так толсто укуталась. Ты что, захворала?
- Озноб бьет, Валюша.
- На. Вещи подержи, - Валька стала раздеваться и давать бабе Маше вещи, а сама смотрела на купающихся девчат. Глаза бабы Маши, чуть не вылезли из орбит. С силой стиснув свою беззубую челюсть, еле сдерживала в себе мужика. Чужое тело тянулось к Вальке, но та, ничего не заметив, побежала купаться. Баба Маша потеряла равновесие.

Гога припарковал свою машину недалеко от магазина. Хмурый и злой, схватив барсетку, он пошел в универмаг. Выглядел Гога неважно: широкое небритое лицо не сочеталось с грудью на тощем теле, не говоря уже об одежде. Продавцы отделов его сторонились, перешептывались, тайком фотографировали на сотовый телефон. Гоге было стыдно, но он решил этот путь пройти до конца. В мужском отделе он подобрал себе спортивный костюм и обувь, а женское тело «тянуло» в женский отдел. Он поддался и пожалел об этом. Чужие руки судорожно перебирали трусики, прикладывали к телу, хватали другие. Затем бюстгальтера, блузки, платья, обувь…  У Гоги закружилась голова: все такое красивое и приятное на ощупь, а как скользит по телу. Он купил... себе… кое-что…так… самую малость. Довольный, сделанными покупками, кокетливо вышел из магазина. Гога опомнился только в машине. На нем было легкое воздушное розовое платье с глубоким декольте, капроновые колготки и, под цвет платья, туфельки. Крик отчаяния и проклятия разнеслись по округе. Он спешно уехал. Чуть не попал в аварию. Съехал с дороги в безлюдном месте. Думал, как быть дальше. Решил рассмотреть, что же он приобрел. Кроме одежды он приобрел спицы, крючки, пряжу, несколько мягких игрушек, косметику и много чего еще ненужного… Стоп. А косметика ему зачем? Гогу передернуло от нехорошего предчувствия, он посмотрелся в зеркало. На него смотрело чужое лицо, с ярким макияжем, с выщипанными бровями, но небритым подбородком. В носу - пирсинг, в ушах - сережки. На черной, как смоль, голове красовалась маленькая шляпка с бантом. Шок. Глубокий обморок.

Бабе Маше захотелось напиться. И очень сильно. Она неуклюже шла по деревенской улице, когда увидела Нельку. Нелька (молодая женщина в майке и коротких джинсовых шортах) стояла, наклонившись на обочине дороги, и что-то искала в траве.
- Нель, а ты че делаешь-то?
- Да мелочь рассыпала, вот теперь стою, собираю.
- А че не с бабами, на речке-то?
- А у меня это, критические дни, - Нелька выпрямилась, посмотрела на бабу Машу, и опять стала собирать мелочь. – Вы как-то не по сезону одета.
- А твой Гришка-то дома?
- А Вам чего?
- Страсть, как выпить хочется. Нель, дай мне бутылочку до пенсии, а я потом рассчитаюсь.
- У Вас же это, давление. Вам нельзя.
- Если очень хочется, то можно.
Баба Маша не отрывала взгляда от Нелькиного зада. «Держаться нету больше сил, держаться нету больше сил…» мелькнуло в голове. Баба Маша «сдала свои позиции», мозг отключился. Волосатая рука погладила Нелькину ягодицу. От неожиданности Нелька выпрямилась и замерла.
- Баба Маша, это Вы?
- Угу.
-А что так дышите? - Нелька не видела бабу Машу, та была за ее спиной, а волосатые руки уже гладили ее грудь. - Баба Маша, это точно Вы? А что это у Вас… тут… Только не говорите, что это Ваш нос… уперся в мой зад.
Нелька посмотрела себе на грудь, волосатые смуглые руки ее напугали. Она заорала, пытаясь высвободиться из чужих объятий. Баба Маша от крика пришла в себя и тоже стала орать. Они разбежались в разные стороны.
- А-а-а! Оборотень! Баба Яга - оборотень! – кричала перепуганная Нелька.
На встречу шли девчата, возвращались с речки. Повыскакивали из домов старики, дети, мужики. Собралась толпа.
- Че случилось-то? Чего панику наводишь?
- Баба-яга это, оборотень! И руки это, как у мужика, во-ло-са-тые! И щупает меня, как мужик! У нее это, там такое висит! Не висит, а сто-ит! И ва-аще это, сама на себя не похожа. Бутылку у меня это, просила. Выпить, говорит, хочу.
-Да врет все Нелька! Когда это баба Яга мужиком была? – возмутился ее муж.
- Ага. А тебе это, показать, как она меня щупала? – Нелька в мельчайших подробностях рассказала и показала, как и что было. Ну, может чуть-чуть приврала.- Вот это, пойду сейчас и наставлю тебе рога с бабой Машей. И будешь ты это, Гришка – ка-а-ззел!
Люди загалдели. Стали вспоминать некоторые странности во внешности и поведении.
- Низенькая, толстенькая, волосатая.
-  Ведет себя странно.
- И вообще, это не ее тело.
- От нее лишь голова осталась!
- В нашем лесу аномальная зона.
- Все. Догулялась наша баба Яга.
- Напали на нее пришельцы. Опыт на ней провели.
- И вот что получилось.
- А я говорила ей, чтобы одна в лесу не гуляла.
-  Оборотень. Она – оборотень.
- Спасайся, кто может!
- Люди добрые, а давайте мы ее поймаем и поглядим, кто она на самом деле!
- Пощупаем ее за все места!
Дряхлый старик с клюкой попросил слова.
- Слово предоставляется самому дряхлому старожилу… Ой. Извини, дед, - Гришка решил выпендриться, все еще не веря словам своей жены. – Самому древнему «динозавру»… Ой. Что-то не то я говорю. В общем, дед Понкрат просит слова.
- Кхе-кхе-кхе…Товалищи однополчане… Э-э. Односельчане! – прошамкал дед. – В связи с члезвычайной ситуацией в нашей делевне, пледлагаю пелещупать всех баб. Вдлуг, оболотень – это залазно. Так мы все к полнолунию станем ими, оболотнями. В качестве щупаля пледлагаю себя. Ках-ках-ках…
Митинг затянулся.

У Гоги руки так и не поднялись сорвать с себя всю эту красоту. Он сидел на земле, прислонившись к машине. Руки вязали крючком что-то ажурное. Вокруг валялись вещи, приобретенные в магазине.
- Он думает, что это он меня бросил, - услышал Гога чей-то голос. – Леня, да ты дурак! Это я от тебя ушел! Вишь? На девочек его потянуло… Урод! Только я мог понять, чего ты хочешь!
К машине подошел представитель сексуальных меньшинств. Он увидел разбросанные вещи и ахнул. Стал их перебирать и прикладывать к себе. Заметив Гогу, сказал:
- Вау! Какой у тебя стильный прикид. Вот только щетинку лучше сбрить. Это – отстой! И что ты такой красивый здесь делаешь?
- Не видищь, да? Нерви успакаиваю, - оценивающе посмотрел на него Гога. - А ти кто?
- «Кто, кто»? Дура без пальто. В общем, зовут меня Стасиком, но для друзей я – просто Тася… А ты… так похож на прекрасную фею. А давай мы будем тебя звать Нимфа. О-о, Нимфа! Звучит? Слушай, а поехали ко мне. Я сейчас один живу. Ленька меня бросил. А ты себя в чувства приведешь. Я тебя со всеми нашими познакомлю…

Начались гонения. На бабу Машу охотились всей деревней: и мужики, и бабы. Кто с вилами, кто с охотничьим ружьем, кто с дубиной, кто с чем… Ставили на нее ловушки. «Не так страшен черт, как его малюют», а Нелька «размалювала» бабу Машу так, что даже пьяненькие мужики протрезвели.
Бабе Маше пришлось бежать из деревни. В лес. Она лес знала, как свои пять пальцев, знала, где можно укрыться на первое время.

Гога уже смирился, вязание помогало успокаивать нервы. Перевоплощение помогло изменить его отношение к женщинам. Ему стало нравиться баловать себя новой вещью, тортиком, посещением  ночных клубов, где тело бабы Маши «зажигало».  Гога стал подрабатывать в стриптиз баре, в танце вокруг шеста с частушками, ему не было равных. Появились поклонники его таланта.

Баба Маша скучала по деревне. Периодически делала «вылазки», чтобы подразнить мужиков. Играл азарт. Мужики в деревне бросили пить. Страх, что их жены «наставят им рога» с бабой Ягой и мутируют, отбивал желание пить. Стали караулить своих женщин. Стали выполнять супружеский долг сами.
Каждую ночь баба Маша выходит на «охоту». Мужик в ней «хочет», а мозг отключается. Бежит туда, где люди отдыхают на природе (рыбалка, охота и т. д.). Высматривает себе «недоласканную» «жертву» и, под покровом ночи, баба Маша пытается «осчастливить»  жен и любовниц, приехавших на отдых с мужиками. Со временем, появились постоянные клиентки.

Мустафа выполнил их желания. Точнее, то, что услышал: «Как харашо биля би, если би я…бабай Маш…а…биль…» и «… быть бы мне… мужиком!» Сомнения в правильности желаний, подтолкнули выполнить их с оговоркой: если Гога и баба Маша при встрече узнают свои тела и захотят их себе вернуть, так и будет.

               


                ИСТОРИЯ ВОСЬМАЯ

                ИЗЮМИНКА

Уставший Мустафа шел по пыльной дороге в сторону населенного пункта, ему хотелось пить. На окраине городка по кучам металлолома лазал бритоголовый мальчик, лет 12 – 13. Мустафа присел отдохнуть на кусок железа от автомобиля.
- Ты чего сюда пришел? Это наше с дедом железо, - накричал на Мустафу мальчик. – Чего тебе здесь надо?
Мустафа устало смотрел на подбегающего мальчика, показал наколку.
- Это наше с дедом железо, - уже без агрессии сказал мальчик. – Мы собираем его и сдаем. Пенсии деда на жизнь нам не хватает. Меня Ромкой зовут, - мальчик присел рядом. – А ты путешествуешь, да? Ух, ты-ы.  Наверное, много чего видел? – Мустафа кивал головой. – А я, - мальчик вздохнул, - не хочу путешествовать. Я хочу изобретать, конструировать. Видишь, сколько здесь разного железа валяется? Я так хочу из него что-нибудь сделать! Что-нибудь полезное для людей. Столько железа! У меня столько умных мыслей в голове! Но дед меня все время одергивает. Говорит, что я никогда не стану изобретателем. Чтобы им быть, нужно в институте учиться. А у нас денег на институт нет. А знаешь, я тут хожу и ищу запчасти на велосипед. Сам себе велосипед собираю. То раму найду, то цепь, то колесо. Здесь очень много полезных вещей. Я уже 5 велосипедов собрал, еще два велика на подходе. Вот сделаю десять великов и продам. Деньги будут. Можно сварочный аппарат купить. Я даже сваркой варить умею. Меня дед учил. Только наш аппарат испортился… Я взял без разрешения… А он и испортился… Дед меня ругал, ругал… Дед у меня добрый. Ну и что, что меня чуть-чуть поругал. Кого ему еще ругать? Мы же вдвоем живем. У него кроме меня никого нету, и у меня кроме него нет никого. К нам даже соседи не ходят. И играть мне не с кем, да и некогда, деду помогать надо. Жалко, друзей нету. Но я не переживаю. Дед говорит, со временем все у нас будет, - Ромка какое-то время помолчал. – А знаешь, как было бы здорово, если бы заасфальтировали эту дорогу! Построили бы здесь Станцию Юных Техников или Механиков. Смотри, сколько здесь места! Пустили бы сюда автобус. При станции обучали бы варить сваркой. Какой-нибудь умный дядька учил бы детей собирать роботов. И детям было бы занятие, и мы с дедом были бы при деле. Ты не смотри на меня так, - обратился Ромка к удивленному часто моргающему Мустафе. -  Я знаю, чудес на свете не бывает. Я уже большой, соображаю. А так хочется чуть-чуть верить в чудо… Мне бы только велосипеды продать, чтобы денег хватило на сварочный аппарат. Слушай, а ты ведь путешественник. Может, ты мне поможешь? Будь добр, дай в газету объявление «продам велосипеды, недорого» и мой адрес. Я вот сейчас деньги тебе принесу. Ты погоди, у меня есть немного. Чего? Ты пить хочешь? – Мустафа жестами попросил пить. -  Хорошо, и воды тебе принесу, - Ромка убежал.
Когда Ромка вернулся, в руках держал стеклянную банку с водой и небольшую жестяную коробочку с самодельной прорезью сверху. Это была его копилка.
- На, держи,- он отдал банку Мустафе, а сам нашел ржавый гвоздь и стал выковыривать из копилки деньги.- Я тебе, наверное, все отдам. У меня тут немного, но думаю, на объявление хватит. Только ты обязательно дай, я буду ждать. Хоть дед и говорит, что мои велосипеды не имеют товарный вид. Но, кому надо, их и такими купят, правильно?

Трах-тибидох…
Валерий Семенович – успешный бизнесмен. Все у него есть: и большой дом с бассейном, и молодая жена-красавица, и сын от первого брака.
Заглянув утром в комнату сына, где Антон еще спал, Валерий Семенович глубоко вздохнул. Он понимал, что того времени, что он уделяет сыну, мало. Сын рос оболтусом, в жизни его интересовало две вещи: интернет и еда. Антон был упитанным мальчиком. Валерий Семенович не знал, как сына отвлечь от интернета, чем его заинтересовать. Он спустился на первый этаж, чтобы позавтракать, прихватил с собой газету. Просмотрев газету за завтраком, остановился на объявлении, которое привлекло его внимание.

 Накануне дед купил несколько баллончиков с краской для внука, чтобы тот покрасил себе велосипед. Ромка проснулся и выскочил на улицу, взяв свои инструменты, аккуратно сложенные в красную тряпицу. Он решил не тянуть с покраской. Ромка еще не успел снять колеса, когда увидел едущий по дороге джип.
- Эй, пацан! Это здесь велосипеды продаются? – Валерий Семенович высунулся из джипа.
-Да, дяденька, - Ромка растерялся.
- А как я могу их посмотреть?
- Я сейчас их выведу, дяденька.
Вид у велосипедов был не очень привлекательный. Валерий Семенович был недоволен.
- Что-то они у тебя какие-то ржавые. Я в такую даль ехал по колдобинам не для того, чтобы посмотреть на эту рухлядь. Есть что-нибудь другое?
- Да Вы что, дяденька? Это же отличные велосипеды! - Ромка даже обиделся.
- Ну а зачем на переднем колесе нужна «звездочка»?
Ромка торопливо собирал велосипеды, и на каждом велосипеде обязательно была какая-нибудь лишняя деталь. Убирать ненужные детали Ромке было лень.
- Да это…,- Ромка не знал, что сказать. – Да это… Да это, дяденька, «изюминка» этого велосипеда!
- Какая еще «изюминка»?
- Вот Вы велосипед для себя берете или для сына?
- Хотел для сына.
- Во-от. Посмотрит Ваш сынок на эту «звездочку» и подумает: «зачем она нужна?» И захочет велосипед усовершенствовать, - Ромка распинался перед Валерием Семеновичем, нахваливая «изюминки» велосипедов.
- Ну, хорошо. А какова цена? За сколько ты продашь велосипед?
Ромка радостно назвал сумму, минимальную, чтобы не спугнуть первого покупателя.
- Сколько? За эту старую рухлядь? – названная сумма шокировала Валерия Семеновича.
Ромка не ожидал такой реакции, а так хотелось продать хоть один велосипед.
- Дяденька! Велосипед продается в комплекте с краской и… и … инструментами, - он готов был отдать свои инструменты. Ему было обидно до слез и стыдно за жадного мужика на джипе.
Валерий Семенович сплюнул, сел в джип и уехал. Ромка стоял с протянутой рукой, в которой находилась тряпица с инструментами, по щекам текли слезы обиды. Проехав метров двести, мужик вернулся. Отсчитал названную сумму, сунул Ромке в руку. Закинул велосипед на багажник, сунул в машину баллончики с краской и инструменты, и уехал. А Ромка стоял и плакал. Вышел дед, Ромка уткнулся лицом в грудь деда и заревел.
- Деда, он сказал, что мои велосипеды - это рухлядь, и эта «рухлядь» слишком дорогая.
 Дед взял бумажки, которые держал Ромка, пощупал, посмотрел на свет.
- А ты у него доллары просил?
- Нет, конечно. Он, наверное, ошибся, - всхлипывая, сказал Ромка.

Валерий Семенович вошел в комнату сына. Антон уже сидел за компьютером и просматривал видео.
- Антоша, я тебе велосипед купил.
- Зачем? У меня уже есть один.
- Такого нет. Он с «изюминкой».
- Бать, ты чего? С какой изюминкой? Торт, что ли? А почему изюминка одна?
- Пойдем, покажу.
Антон недовольный тем, что оторвали от компьютера, шел за отцом. Покупка отца его рассмешила.
- Бать, ты чего? У тебя что, «крыша поехала»? На фига нам эта рухлядь?
Разочарованный отец ушел. Антон долго ходил вокруг велосипеда, брал краску и инструменты, вертел их в руках. Вернулся в свою комнату, сел за компьютер. А ржавый велосипед манил к себе. Наконец, Антон не выдержал, спустился к отцу.
- Бать, а как ими пользоваться? – он держал Ромкины инструменты в руках.

Ромка ждал, когда мужик на джипе вернется за долларами, все поглядывал на дорогу. И вот знакомый джип вернулся. Из машины вылез мужик с пухлым сынком. Сынок держал Ромкины инструменты, пакетик с баллончиками краски. Мужик снял с багажника велосипед.
- Слышь, пацан. Тебя как зовут?- спросил Валерий Семенович.
- Ромка.
- А я Валерий Семенович. Это мой сын Антон. У меня к тебе просьба. Объясни Антошке, как пользоваться инструментами…
У Антона  от изобилия металлолома заблестели глаза.
- Сколько железа! Это ваше, что ли? А можно мне полазить?
- Ты такой… чистый, испачкаешься. Здесь пыль, ржавчина…, - только и сказал удивленный Ромка.
- Пап, можно мне испачкаться?
Антон стал приезжать к Ромке каждый день. Валерий Семенович еще никогда таким счастливым своего сына не видел. У Ромки появился друг и единомышленник.

-Ну, что? Сегодня опять приедет Антон? – спросил дед внука.
- Да, дед. Мне с ним так интересно. Он в интернете столько видео разного видел. Из железа столько всего можно собрать! Вот бы нас кто этому научил. Ну, ничего. Может быть, сами разберемся. Тошка обещал видеокамеру привезти. Мы тоже будем снимать видео о своих изобретениях, а потом выкладывать в интернет.
-Ну и ладно. Ромка, ты в доме подмети, а я пойду, покурю.
Подъехал мерседес. Водитель мерседеса нерешительно подошел к деду.
- Слушай, дед. Это у вас велосипеды с виноградом продают?
- С каким виноградом?
- Ну, с сушенным. Как его? С… кишмишем. Или изюмом?
Вышел Ромка, прислушался.
- Нет. У нас нет ни винограда, ни кишмиша, ни изюма. Ты, видать, не по тому адресу приехал.
- Как же? Вот, в газете адрес ваш указан. Я и цену знаю. С ценой согласен. Лишь бы своего «барана» расшевелить.
Дед с Ромкой прочитали объявление в газете: «Продам велосипеды. Дорого.» и их адрес.
- Может, Вы хотите купить велосипед с «изюминкой»? – Ромка покраснел.
- Вот, вот. С «изюминкой».
На Ромкином лице была счастливая улыбка.
А потом, со временем, все будет так, как мечтал Ромка.
 

                ИСТОРИЯ ДЕВЯТАЯ
                               
                БЗДЫНЬ – БЗДЫНЬ

Мустафа проходил через городок, мимо пятиэтажек. Во дворе за столиком сидели мужчины, играли в карты. Проходя мимо них, Мустафа случайно услышал:
- А ты, Петруха, никак с ментами «дружбу» стал водить? Видел тебя давеча.
- Не любят они меня, не лю-бят. Цепляются все время. А как было бы здорово, братцы, если бы мне кто чип вживил, - сказал мечтательно парень лет 23. – Своего рода «навигатор по жизни»! И так, чтобы рефлекс выработался принимать только правильные решения. Представляете! Я – весь такой положительный, веду правильный образ жизни. Да это для меня было бы просто счастьем! А-то я по жизни обязательно в какие-нибудь истории вляпываюсь. И менты достают все время.

Трах-тибидох…
Петр любил поваляться в постели, часов до двенадцати. Еще было семь часов утра, и он крепко спал, когда в голове его что-то бздынькнуло. Через десять секунд бздынькнуло дважды. Еще через десять секунд последовало предупреждение: «Неверно выбран путь. Неверно выбран путь». Петр все еще спал. Что-то случилось. Петра подбросило под потолок, упав на пол, он ударился.
- Кто здесь! – спросонья он ничего не мог разобрать. Соскочив с пола и схватив стул для самообороны, он пробежался по квартире. В квартире никого не было. Петр нигде не работал, был мелким воришкой. Эту квартиру они снимали вдвоем с Володькой. А Володька «пасет хату». Хотелось еще спать. Он лег на кровать. Прикрыл глаза. Пытался вспомнить, что ему снилось. «Бздынь» услышал он. Открыл глаза, пытаясь понять, что это было. «Бздынь-бздынь». Прислушался, но еще лежал. «Неверно выбран путь. Неверно выбран путь». Петр получил удар под зад, от которого его опять подбросило под потолок. «Ба-ра-баш-ка», - мелькнуло у него в голове. Соскочив с пола, быстро оделся и пулей вылетел из квартиры. Петр бежал. Бежал долго, пока не выдохся.
 Моросил дождь. Петр не знал чем заняться. На глаза попалась остановка. Люди ждали автобус.
«Час пик. Ага. Можно денег «подзаработать». Щас потолкаемся в автобусе», - подумал Петр, направляясь к остановке. В автобусе он стал глазами искать свою «жертву». Вот дамочка слишком крепко прижимает к себе сумочку. Петр протиснулся к ней. «Бздынь» услышал он, когда его рука потянулась к сумочке. Осторожность, прежде всего. «Бздынь-бздынь» услышал он опять. Но соблазн так велик! Вот он «халявный» заработок. «Неверно выбран путь. Неверно выбран путь». Рука Петра дернулась, зацепив ремешок сумочки. Удар под зад, Петра подбросило под потолок. В автобусе началась паника.
- У-у, напился с утра пораньше, на ногах не стоит.
- Ой, граждане! Он у меня сумочку спер! Держите вора!
- А! А! А-а-а!- завизжала другая женщина. – Насилуют! Среди бела дня! А! – на нее упал Петр, лицом в пышную грудь, роняя ее.
- Это моя жена, урод! – мужчина схватил Петра за грудки и дал ему под дых раз, другой.
- Люди добрые, убивают! – запричитала бабулька.
- Так что случилось? Воруют, насилуют или убивают?
Водитель остановил автобус. Петра с бранью вытолкали. А Петр так и не понял, что же произошло. Переведя дыхание, Петр решил навестить Володьку «на посту». Переговорив с ним, решили обокрасть квартиру сразу же. Они вошли в подъезд. Тихо и медленно поднялись на четвертый этаж. Володька вытащил из кармана отмычки, когда Петр опять услышал «бздынь».
- Не надо, - расстроено, с мольбой в голосе сказал себе Петр. Он начал подозревать закономерность. «Бздынь-бздынь».
- Чего «не надо»? – Володька был спокоен и уже ковырялся в замке.
«Неверно выбран путь. Неверно выбран путь».
- Ничего не надо, - чуть не плача произнес Петр. – Пошли отсюдава.
Володька уже открыл дверь.
- Вуа ля! – сказал он и уже хотел войти, не понимая, что с Петром.
 Петр получил удар под зад, после чего пол ушел из под ног. Петр упал на Володьку. Что-то хрустнуло. Барахтаясь под Петром, у Володьки в голове мелькнуло: «Облава».  Дернулся к лестнице, неудачно, покатился кубарем.  На шум выглянули соседи. Увидели незнакомых людей, открытые двери, стали кричать. Петр бросился бежать, Володька остался стонать на ступеньках. «Бздынь». «Бздынь-бздынь». «Неверно  выбран путь. Неверно выбран путь». Очередной удар под зад остановил Петра в парке.
Череда неудач заставила Петра задуматься. Петр подозревал, что его кто-то преследует. Тот, кто знает, чем он промышляет. И этот кто-то все время рядом. И это не барабашка. Или барабашка? Петр стал прислушиваться к себе. Сопоставлять «бздыни» и ситуации. Шел по парку, качаясь. Болел зад, болело тело от неудачных приземлений.
- Один «бздынь» - первое предупреждение, два «бздыня» - второе предупреждение, - рассуждал Петр. – Значит «Неверно выбран путь» - третье предупреждение. А потом, что не свернул с пути, идет наказание – удар под зад.
До него медленно доходило, что бы это значило. Вспомнил игру в карты и мечту, высказанную вслух.
- Навигатор по жиз-ни. Какой бред! Я начинаю сходить с ума. Так. Голова на месте. Руки-ноги на месте. А что у меня не на месте? Мозг. Мозги мои не на месте. Что мне теперь делать? Идти сдаваться ментам? Не уверен, что это правильно. На «дело» пойти «бздыни» не дадут. И вот это, последнее, что почву из под ног выбивает…  . Понять бы, как это происходит. Такой удар под зад! Рефлекс точно выработается. Господи, страшно-то как! Неужели я буду хорошим мальчиком? А что произошло, когда я спал? Что я делал не так? Ничего не делал. Или… долго спал? Я что, должен буду вставать ни свет ни заря? И… и… делать пробежку? А… почему я получил под зад, когда убежал? Я ведь никого не ограбил, я ведь убежал. Должен был сдаться ментам или что-то другое?
После долгих размышлений Петр принял решение вернуться на родину на Дальний Восток. В деревне Петр устроился на работу, в пекарню. Он с детства любил возиться с тестом. Петр стал вести правильный образ жизни, выработался рефлекс. И «навигатор» уже было перестал его беспокоить.
Тайфун. Проливные дожди повлекли за собой наводнение. Бурный поток грязной воды сносил все на своем пути. Люди не успели предпринять никаких мер. Вода застала их врасплох. Люди с наспех собранными узлами, с детьми и животными сидели на крышах домов. Вода все прибывала и прибывала. Петр успел залезть на крышу сарая, со страхом озираясь по сторонам. Петр не умел плавать. В детстве он чуть не утонул и страх перед водой остался на всю жизнь. Мать Петра сильно за него переживала на крыше дома. Было видно, как она теребит платок, были слышны ее охи и ахи. Петр на крыше сарая лежал пластом, думал, если вода снесет сарай, он будет на крыше, как на плоту. Петр услышал детский плач. Плакал грудной ребенок. Петр стал смотреть по сторонам. Шумела вода, кричали люди. Петр привстал, прислушался. За дерево зацепилась детская коляска, из нее доносился плач ребенка. Вода прибывала. Мимо проплыл рыжий конь, все еще сопротивляясь стихии. «Бздынь». Петру было страшно. За себя, за ребенка, за всех деревенских. «Бздынь-бздынь». Он понимал, что должен что-то предпринять. Но что именно? Как он может сопротивляться стихии? Он чувствовал себя трусом. И знал, что должен последовать удар под зад, от которого он, скорее всего, окажется в воде. Он не стал ждать этого удара. Собрал всю свою волю в кулак и прыгнул в воду, в направлении грудного ребенка. Все произошло очень быстро, Петр не успел всего осознать. Он спас младенца, спасся сам. Вопрос «как?» его будет мучить потом. Соседи затянули на крышу его с малышом. Ошарашенная поступком сына, мать тихонько молилась. Счастье переполняло  Петра.


                ИСТОРИЯ ДЕСЯТАЯ

                ТЫ ТОЛЬКО ЖИВИ

Мустафа долгое время шел вдоль реки, пытаясь найти брод, или какой-нибудь мост. Пробирался сквозь кусты и заросли. Почему-то вспомнилась  Люська. Вспомнил песню, которую она пела:
"Я видела ночь,
А в ночи свет.
Я шла на огонь,
Шла на тот свет.
А свет тот играл,
Играл он со мной:
То там его вижу,
То рядом с собой.
Во тьме я блуждаю,
Дорогу ищу.
На зло натыкаюсь,
В грязи я бреду.
Вокруг меня мгла.
И звезд не видать.
И месяц-луна не вышли гулять.
Я знаю:
Тот свет – это счастье мое"... 
Душераздирающий крик прервал его воспоминания. Мустафа побежал на крик. На утесе возле дуба Мустафа еще издали заметил одинокую фигуру человека. Уже вечерело. Человек смотрел куда-то вдаль, что-то держал в руках. Мустафа бежал к нему.
- Стой, гоблин!...Или…карлик? Стой! Не подходи ко мне! – услышал голос девочки – подростка. – Я все решила для себя! Ты не спасешь меня! – она мотала головой, кричала громко.- Стой! Стой! Стой!
Джинн замер в стороне. Лишь руку с именем своим показывал он ей. Дитя в своих руках веревку теребило. Джинн ждал. Она молчала. Молчанье длилось вечность.
- Зачем пришел сюда ты, гоблин? Кто звал тебя сюда? Ты все испортил! Я решилась, а ты… пришел сюда. Я умирала много раз, устала умирать! Хочу в последний, в последний раз …уйти. И… навсегда!
Она стояла на утесе. Милый, стройный подросток в джинсах и блузке. Ветер трепал ее волосы.
- Я не хотела такой жизни, - сказала она с отчаяньем в голосе. -  Я еще не родилась, а меня уже ненавидели. Мать пыталась спровоцировать выкидыш, а Бог говорил: «Живи». Я родилась. Не в роддоме, а так… Мать меня бросила, закутав в тряпку. Выбросила меня в туалет. Надеясь, что я в дерьме захлебнусь, утону. А меня… спасли, откачали. Люди в белых халатах шептали: «Живи». А зачем? Зачем они это шептали?! Дом ребенка. Детдом. Что меня ждало? Новые родители. Выбирали меня, словно игрушку в магазине. Я была не я. Я была красивой куклой в их доме. Пыталась подстроиться под новых «папу» и «маму». Хотела, чтобы меня любили. А они… Они  меня вернули в детдом! Они меня тогда «убили»! Быть может, я все принимала близко к сердцу? Возвращаться к жизни не хотелось. Но я опять жила! Росла и… расцветала. Мальчишки не давали мне прохода. Зажимали, тискали меня. Подруга дрянью оказалась. С ними в сговоре была. Заманила меня в подвал. Три подростка меня окружили. С ними со всеми «переспать», с усмешкой мне предложили. Я ответила им отказом. А они стали оскорблять меня, материть, пихать друг другу, пока я не упала. А потом… меня долго били. Били все. И подруга била… . Били меня ногами…
 Рассказывая свою жизнь, предательства людей, которым она хотела верить, девочка плакала. Мустафа слушал ее. По щеке, от горечи, скатилась одинокая слеза.
- Палата белая. Люди в халатах белых. Шепчут мне: «Ты только живи». Жить? Опять? Жить опять мне, увы, не хотелось…  . Возвращаться в детдом? Зачем? Я сбежала… Жила в подвалах… Ошивалась я на вокзалах. Пробовала воровать, чтобы жить. Верила, есть же люди, что меня обязательно полюбят! Встретила. Умыли, одели. А оказалось, что за люди на самом деле? Причесали и приодели, чтобы дядьке продать, извращенцу! Меня обманули. Обманули, якобы, нашли мне работу у хорошего, доброго человека. Привели в полуподвальное помещение. Оставили одну. В большом помещении стоял лишь стол и стул. Я ходила, рассматривала стены, когда пришло ОНО. Вошел лысый, лопоухий, худой, страшный дядька в халате и с босыми ногами. Беззубая улыбка, безумный взгляд… Его безумный взгляд загнал меня в угол. Еще у двери он скинул с себя халат, под которым ничего не было. Безумный дядька был абсолютно го-лый!  - девочку передернуло от брезгливости, а широко раскрытые глаза были полны ужаса. –  Он вскочил на стол. Стал трясти своими половыми органами в танце, не сводя с меня своих безумных глаз. Резко сел, почти вдвое сложился... Стал показывать мне, что я должна делать. Потом, подпрыгивающими движениями, он направился ко мне. Я прижалась к стене. А он подошел вплотную! Это чудовище пыталось меня раздеть, - девочка в истерике кричала, топала ногами и рыдала. - … А потом … что-то произошло. Я вырвалась! Сбежала от этого урода. Куда мне податься? Я не знаю, как людям верить! Не знаю, как жить дальше? Почему мне всегда говорили одно и то же? «Живи. Живи. Ты только живи». Зачем?! Зачем жить, если все повторяется опять? У моей жизни вкус дерьма ! Если я сейчас не закончу все, этот ужас повторится опять! А я этого не хочу-у! Слышишь, гоблин! Не хочу!  А-а-а, - девочка издала крик отчаяния, подбежала к краю утеса и…


Трах-тибидох…
Она упала. Ушиблась. От боли громко вскрикнула. Было уже темно. Не могла понять, где она. Пахло розами. Рядом стоял дом. В доме горел свет.
Открылась дверь дома. Высунулся мужчина:
- Кто тут?- луч его фонаря скользнул по девочке.
- Сан Саныч, кто там? – послышался женский голос.
- Люсенька, смотри, к нам гости. А ты не верила в приметы.
- Ты кто? –  Люська подошла к девочке.
- Я… я… я не помню… - тихо, почти шепотом, говорила девочка-подросток и испуганно смотрела по сторонам, на Сан Саныча и Люську.
- А откуда ты? Как тебя зовут?
- Я… я не помню…
- Ну, хоть что-то ты помнишь? – спросил Сан Саныч.
- Что я помню? Помню… татуировку на руке… «Мустафа»…
- Пойдем в дом. Чайку попьем. У нас поживешь. Ты совсем-совсем ничего не помнишь? И даже как тебя зовут?
Девочка старалась вспомнить, но не получалось.
- А можно мы тебя будем звать Юленькой?

У Юленьки началась новая жизнь среди любящих добрых людей.


                ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...


От автора: Другие истории из серии "Трах - тибидох для счастья" можете прочесть на авторской странице.