Противостояние. Часть 9

Мы с вами не встречались с 23 июня. Все эти трудные дни шла борьба с последствиями химиотерапии. Она пронеслась как цунами над ребёнком. Вы помните: ему два года и два месяца- тяжелейшая форма саркомы!

Он противостоит один против огромных корпусов с большим количеством врачей, против детского онкологического института им. Блохина с его больничным городом, где между корпусами километровые переходы. Они держат там свои центры компьютерной томографии и радионуклидного облучения. Это – государственное учреждение, а два последних вида исследований – это очень дорогостоящие сооружения.

Химиотерапия снесла всю белую кровь ребёнка. Лейкоциты упали ниже минимальных в пять раз. Тромбоциты- то же самое. А вся лейкоцитарная формула развалилась совсем. А это означает, что защита у организма отсутствует. Еле заставили ребёнка надеть маску. Жизнь под колпаком, пока лейкоциты не наберут хоть какую-то приемлемую величину. Развалился и  желудочно –кишечный тракт: пропал аппетит, сплошной понос. А, значит, соли уходят из организма. Пошли в ход капельницы, замещающие соли, дающие дозы лейкоцитов. Всё идёт очень медленно. Ребёнок вялый, ему не можется, но он ничего не может сказать, он терпит. К концу пятого дня после химиотерапии клоками полезли волосы с головы. Такие красивые русые светлые волосы. Они падали клочьями на кровать, пришлось родителям привезти машинку и обстричь его наголо, так как наблюдать это было тяжело.
При всех этих недомоганиях его врачи уже решали, что делать дальше: или новый курс химиотерапии, или – операции (их несколько подряд).
Решили, что будут готовить к операции.
Снова анализы, кардиограммы. Компьютерная томография всего организма, всех мягких тканей: не застряло ли где-то в уголке организма часть клеток саркомы. Нет, они сконцентрировались на подмышечных лимфоузлах, то есть пока саркома была предсказуема из их опыта.
Повезли в институт Блохина на радионуклидное обследование. Сделали ребёнку укол. Он уснул. А анастезиолога нет, и никто не знает где он. Решили лабораторные врачи обойтись без анастезиолога. Стали на ручке искать вены, чтобы ввести изотоп радиоактивного вещества. Ковыряли руку пять раз, не нашли вену, стали искать на другой- ребёнок проснулся. Он стал плакать и показывать, что хочет есть. Исследование не получилось. Халатность, когда она идёт по отношению к взрослым людям, ещё терпима, но когда по отношению к детям- не терпима совсем. Человеческий фактор присутствует и здесь: в империи онкохирургии, к сожалению!
Поехали обратно с перевязанными руками.
Пришёл Главный хирург: ругался на ту лабораторию, но решили исследование не повторять.
Сегодня 30 июня. Ночью делали клизму, утром ещё. Он плакал и просил есть. А есть нельзя. В 9-30 его забрали и повезли в операционную.
Операция шла больше двух часов. Сегодня два единственных в стране центра, где применяется плазменный скальпель. Больше нигде такого нет. На спинной части вырезали пространство намного больше опухоли с запасом. Так делают онкологи. Им пришлось вычищать лопаточную кость на всякий случай. Дальше приступили к иссечению лимфоузлов под мышками.
Наконец – реанимация. Перед пробуждением будут колоть наркотики, иначе- болевой шок. Я лично сам проходил такое лечение, только по другой болезни. О применении наркотиков для обезболивания в течении длительного времени я мог бы написать целый рассказ о том, как люди выходили из наркотической терапии, и на что они были готовы ради лишнего укола. Но этого я делать не буду.
Ребёнок спит в реанимации. Что и как будет дальше- в следующей части.

30 июня 2016 год.