РазBEATые

 Я сидел в баре и медленно, но верно напивался, когда позвонил Слава.
- Ты где? – коротко раздалось в трубке.
Я огляделся, силясь понять, куда я забрел,  бесцельно шатаясь по городу.
 - Блэквуд.. э нет Блэквиль.. кажется, - название на окне плыло черным мутным пятном.
- Это который на Петровской?
- Не знаю.
- Ладно, жди, сейчас приеду.
В трубке раздались гудки,  и я засунул телефон обратно в карман. Ясное дело, чего  он звонит. Не первый раз, поругавшись с “любимой”, как он сам ее ласково называет,  звонит мне. “Любимая”, подумать только. Усмехнувшись, я скорчил гримасу, отчего девушка  на другом конце барной стойки поперхнулась мутной жидкостью, которую  вливала в себя на протяжении последнего получаса.  Я скорчил  другую, еще более страшную, такую,  какую только смог  в силу своей захмелевшей нерасторопности. Она демонстративно отвернулась, а я пожал плечами, мол, ну что тут такого? Оставив деньги на стойке, я  одним глотком осушил бокал и двинул к выходу. Надо отрезветь, хоть немного до приезда Славы.
На улице порывистый ветер взлохматил волосы и проник под воротник пальто. Однако холодно. Еще этот распыленный  моросящий дождь.  И вроде ничего, но при этом мерзко и противно. Типичная погода культурной столицы, что тут поделать. Да и хмель быстрее выветрится. Вытянув повыше воротник и вжав голову в плечи, пошел вдоль Фонтанки, по набережной, жадно втягивая едкий дым в легкие. Удивительно, но даже в такую погоду люди ходили вдоль берега и сидели на мокрых скамьях, греясь в холодном свете желтых фонарей. “Идиоты”, - подумал я вслух, но вряд ли кто то услышал. Холодный, пропитанный моросью воздух и впрямь начал выветривать из головы  хмель  и оттого на душе стало еще более мерзко. Я уже подумывал, а не зайти ли в стоящий напротив  винный и купить пинту красного, когда в кармане завибрировал телефон.
- Ну, и куда ты делся? – Славин голос был не злой, скорее грустный и уставший.
Быстро доехал…
- Подожди, сейчас буду, - бросил я в трубку, и, с тоской оглядев ряды красных и зеленых бутылей, быстрым шагом двинул в обратную сторону.
Слава переминался с ноги на ноги и то и дело оглядывался по сторонам. При виде меня улыбка промелькнула на его лице, но тут же исчезла, уступив место прежнему, унылому выражению. Ничего не меняется.
- Что случилось? – мы обменялись рукопожатием.
- Ничего, просто захотелось выпить. А кто  как не ты... ээ, - он замялся, ища подходящее слово, -  лучший собеседник?
Я осклабился  - тут он прав, в таких делах лучше меня  никого нет. Расспрашивать его я ни о чем не стал.
- Мы у Клары сегодня собираемся, и ты можешь с нами. Если хочешь, конечно.
- Хочу. – Слава смотрел себе под ноги, пока мы шли к остановке. – Репетируете?
- Не то что бы. Скорее выпиваем. – Я откинул голову вверх и посмотрел на пепельные, вязкие тучи в небе. – Но играть тоже будем. Док сказал, что еще приведет кого то. Должно быть весело.
Здоровенная капля упала мне на лоб. Я вытер ее рукавом.
- Во сколько собираетесь?
- Да уже пора бы, - я глянул на часы. Пол седьмого. – Пока отстроимся, все и подтянутся. Хотя вряд ли это на что то повлияет, звук как был дерьмо, так и останется.
У дома Клары, мы зашли в магазин и взяли пинты четыре вина. Ну и чего то еще, я не особо вникал, покупал Слава. Поднимаясь по лестнице, мы увидели пьяную парочку, пыхтевшие  чем то сомнительным в полумраке подъезда. Я был уверен, что позже они поднимутся к нам.
Уже у двери раздавались громкие звуки расстроенной гитары, и злость комом подкатила к груди. Дверь открыла сама Клара, босая, в своем необъятном ярко оранжевом свитере,  свисающее до оголённых бедер. С бутылкой пива в руке.
- Наконец то, я уж…. – Клара вскинула навстречу руки .
Я отстранил ее и шагнул внутрь квартиры. Все как я и ожидал. Какой то пьяный, патлатый мудак  корчил невообразимые  рожи и лупил руками по струнам моей гитары.  Еще один придурок пытался выдавить звук из неподключенного баса и что то мычал, пел, но больше мычал. Стоял невообразимый гам. Рывком вытащив гитару из его непослушных рук, схватив за шиворот, я выволок его на лестничную площадку, и, дав солидного пинка, отправил вниз. Второй, не дожидаясь подобной участи, браня  под нос ругательства, выскочил сам.
- И что б больше я вас тут не видел! – проорал я им в след,  закрыл дверь и, наконец, снял пальто.
Клара молча смотрела на меня. Она была хмельна, но все понимала.
- Что за херня, Клара?! – я был зол, Клара видела это и потому молчала. – Как долго ты еще будешь приводить к себе домой этих упырей? Ты вообще хоть знаешь их? Или впервые видишь? Если подобное опять повторится, я собираю вещи, свои и Дока и сваливаю отсюда, тебе это ясно?
Клара молча кивнула.
- А теперь, пожалуйста,  приведи себя в порядок и одень, наконец,  что-нибудь!
Она даже не пыталась спорить, просто удалилась в ванну. Слава все это время молча наблюдал. Не в первый раз он бывал здесь, и наверняка что то подобное ожидал  увидеть. Квартира была завалена мусором и пустыми бутылками. Именно поэтому я не слишком часто бываю здесь, хотя, наверное, следовало бы, что бы все это, наконец, прекратить . Со Славой, мы быстро прибрались в квартире, сгребли мусор в одну кучу и запихали его в огромный пакет. Убираясь, я заметил  девушку в комнате Клары, спавшей на кровати. Наверняка подруга тех упырей, хоть и выглядит прилично. Во всяком случае, будить я ее не стал.
Снова вышел на улицу, и снова холодный воздух с ледяными  каплями дождя обрушился на меня, выводя последние пары алкоголя. Взгромоздив мешок в мусорный бак, я вернулся в квартиру. Слава с Кларой сидели у стола – на столе закрытая бутылка вина. Она смотрела в исполосованное дождем окно пустым взглядом, витая где то в глубине своих мыслей, а Слава, мрачно смотрел на бутылку. Парочка, достойная песен Иэна Кертиса.  И ведь хорошая баба - Клара, но несет ее совсем не в ту сторону. Впрочем, всех нас несёт куда то не туда.
Мы откупорили вино и неспешно его потягивали, когда в дверь позвонили. В квартиру ввалилась шумная компания, и это были те люди, общение с которыми не вызывало отчаянное чувство скуки и одиночества. Пришел Док, с ним Паша, наш барабанщик; Лиза, моя старая знакомая, встречи с которой я давно ждал; Эл -  тоже давно ее не видел; а с ними еще два парня, которые, как уверял Док, “свои чуваки”. Они все ввалились в квартиру, гремя стеклом в пакетах,  при том, что незнакомые мне чуваки тащили Пашино железо, которое он обычно никому не доверял. Наверное, и впрямь “свои чуваки”. Паша познакомил нас, но я, как обычно,  не  запомнил имена. Квартира быстро наполнилась шумом, голосами, звуками доставаемой посуды, где то в гостиной заиграла музыка -  я услышал голос Чарли Паркера. Я тут же утащил в Кларину комнату Лизу, и мы о чем увлеченно заговорили, не забывая потягивать при этом из красной бутыли, но  пришел Паша и мы переместились  в “рубку” – так мы называли нашу репетиционную комнату, где находилась вся скудная аппаратура и Пашины барабаны. Док отстраивал бас, бесконечно вертя крутилки на своем усилителе  и с сомнениями качая головой, дергая струну. Его всегда что то не устраивало, я же относился проще. Как, впрочем, и ко всему.
Пока мы настраивались, в квартиру ввалился кто то еще, и голоса зазвучали громче. Как я понял, все были ‘’свои”, и, хоть я не знал их, их знали мои друзья, а им я доверял. Благо это не те придурки, коих я выставил из квартиры. Мерзостное дневное настроение постепенно улетучивалось, вино в груди осело “правильно” и это мне нравилось.  Вечер закончился, ночь только набирала свои нетерпеливые обороты.  Кто хлопнул меня по спине, я обернулся  и это был Бун, мой старый друг, которого я не видел около полугода. Хороший парень. Помнится, что только мы не выделывали энное время  тому назад. Вспомнить только то, как мы и еще несколько человек из нашей тусовки, все усердно даттые, залезли в нашу каморку в клубе, где мы играли, заперлись  и устроили там дикую какофонию из ненастроенных звуков похрипывающей гитары и беспорядочного бас-бита. Кто то вызвал ментов, так что весь следующий день мы провели в каталажке.  Руководство клуба назвали нас мудаками, так и назвали, и в тот же день выперли нас из клуба. “А ведь почти вся олдовая компания в сборе”, - подумал я, оглядывая давно знакомые  лица.
Паша нетерпеливо стучал по рабочему, Клара сидела у микрофона – пора было начинать. Сделав приличный глоток из протянутого мне кем то бокала, я подал знак Паше. Под вступительный стук его палочек мы вступили. Западное кантри Бобба Уилса наполнило комнату; мягкий, даже немного низкий меццо-сопрано Клары вторил голосу Бобба. Я и Паша не на шутку разошлись – меня прямо разбирало на части изнутри и я только что и мог, что лупить по струнами и вторить Кларе своим баритоном на бэке, пониженым на пол октавы. Big iron on is hiiiip…..  Меня тащило с этой строчки. И только Док был меланхоличен и спокоен. Он всегда был спокоен. Те, кто знали слова, подпевали, кто не знали – постукивали в такт ногой и тоже подпевали. Комната наполнилась синим дымом – кто то зажег сигарету и смолил ее прямо в комнате. Вполне ожидаемо. Постукивало стекло, шептали на фоне голоса, а музыка, наша музыка, возвышалась над всеми, окутывая все получше всякого дыма. После быстрого ритма вест-кантри, мы сыграли Крылья Хэндрикса, более мелодичную и куда более раскаченную песню. У Клары неплохо выходил Хендрикс, и она это знала и потому выкладывалась на полную, и, местами, ее меццо звучало на октаву выше, отчего, вот честное слово, отчего у меня потрясывались поджилки от возбуждения. Меня конкретно распирало:  от вокала, от звуков, от людей в комнате, настолько, что гитара в руках ходила ходуном. Я даже немного вспотел, хотя еще было рано. В общем, когда мы ее доиграли, то решили пойти покурить, выпить и немного остыть.
- .. и вы знаете,  что ответил Ринго Старр, когда Харрисон отказался выступать перед публикой в Йорк-Шире? – Бун разглагольствовал на кухне и жестикулировал руками, рассказывая очередную байку. Он был мастак насчет баек.
Однако, что сказал Старр Харрисону, я так и не узнал, потому что подошедшая Лиза уволокла меня в приоткрытую дверь  лоджии и всучила в руки бокал с вином. Дала мне сигарету и прикурила.
- Ты  подозрительно любезна, Лиза, - я затянулся и выпустил колечко.
- Никогда не видел меня такой? – Она выпустила облако дыма, напрочь рассеяв мое кольцо в воздухе.
- Уверен, что нет. Ты сама неприступность, насколько я помню. Все, что ты прекрасно умела, это быть холодной и сдержанной.
- Умеешь ты делать  девушке комплименты, Барт. И про тебя я могу сказать то же самое, - она одарила меня самой  ангельской улыбкой, на которую только была способна. Лесть никогда не шла ей к лицу, но это была Лиза, а ей простить можно многое.
- Так и есть. В чем то мы с тобой схожи, верно?
Она промолчала, продолжая выпускать струйки дыма в окно. Я знал, что она думает точно так же. Уж я то знаю.
Я указал в окно:
- Помнишь?  Вон,  что это за созвездие? – холодный воздух коснулся моей руки.
Лиза проследила за моим пальцем.
- Стрелец. А вон Козерог, - она направила мою руку правее. При этом она не спрашивала. Она знала, помнила летние ночи в городском парке.
- Верно, - я улыбнулся.
- А это Водолей, смотри, - она ткнула пальцем  в небо.
 Я не смотрел, куда она указала. Знаю что там Водолей, знаю, что она знает. Всхлынули воспоминания в груди, проснулась ностальгия. Ну, все это ерунда, не более. Пора брать в руки гитару.
Я зашел в “рубку”, оставив Лизу наедине со звездами. Она и не сразу заметила, что меня нет. Может тоже задумалась. Среди тех, кто были в “рубке”, ни Паши, ни Дока, ни Клары не было, потому я решил сыграть  сольно под гитару. Меня немного потянуло на лирику, потому с гитары сорвались аккорды The Strokes  Threat of Joy. Играл я с душой, вкладывая в слова их значимость, пытаясь донести до людей в зале, что это не просто набор слов, что каждая строчка – некий смысл, который нужно слушать  и даже понимать. Играя, я обычно закрываю веки, полностью погружаюсь в композицию – так мне проще слиться с нею, как бы это наигранно не звучало,  и я просто тащусь и балдею, когда раскачиваюсь в такт ритму. Закончив проигрыш, и, начав играть второй куплет,  услышал, что вместе со мною в партию вступили барабаны и бас. О, круто. Так гораздо лучше. Кинув взгляд в зал, я увидел ту самую девушку, что спала в Клариной комнате. Я и забыл про нее, а теперь, как оказалось, она не ушла и зависает вместе с нами. Это интересно. Завершив песню на высокой ноте и впитав в себя вибрации последнего риффа, я отдал гитару Кларе. Наверняка она сыграет что-нибудь медленное и споет куда лучше меня. А я был не прочь послушать что нибудь медленное.
На кухне было весело. Эл, взгромоздившись на стол и скрестив ноги в позе лотоса, учила Буна медитировать, Бун же, в свою очередь, орал на всех что бы они притихли и не мешали ему постигать пути Дао. Но все лишь громко смеялись надо его отчаянными  попытками сосредоточиться, ведь лицо от того у него стало неистово красным, что невольно кривило губы в ухмылке, и это бесило Буна еще больше. В конце концов, пошатываясь, он  вскочил на ноги и проорал, что невозможно очистить разум в обществе таких бездарей как мы, вызвав тем самым еще один грохот смеха. Бун, обидевшись окончательно , заявил, что больше не собирается оставаться здесь и начал было искать свою шапку, дабы отправиться восвояси.  Опрокинув стойку  с обувью, и, тем самым перемешав полтора десятка пар  обуви, Бун успокоился, уселся прямо на раскиданные по полу обувь и потребовал, что бы ему принесли выпить. На все уговоры встать и пройти в комнату, он лишь отмахивался руками и требовал вина. Эл, плюнув на все свои уговоры затащить его обратно в квартиру, притащила с кухни  початую бутылку вина и, всучив ее Буну, удалилась на кухню. И меня радовало то, что несмотря не пьяную нерасторопность и упрямство Буна, никто не питал к нему злобы, а лишь простодушно похлопывали по плечу.
В лоджии ребята, которых я видел впервые, по памяти цитировали Чарльза Буковски;  то были отрывки из “Фактотума”. Мне нравился Буковски, нравился его грязный реализм и  простота письма, открытость и отсутствие всякого желания скрасить происходящее. Я закурил и приготовился слушать длинного, тощего парня с золотистыми,  до плеч, волосами. Его красивое лицо было цвета слоновой кости, и в голове мелькнула мысль, что ему почаще нужно бегать в аптеку за гематогенном.
“ — Эй, белый! Ушлепок!
Я поставил чемодан на мокрый асфальт. На крыльце у подъезда сидела, болтая ногами, высокая азиатка. Вполне симпатичная, очень даже.
— Привет, белый ушлепок!
Я ничего не сказал. Просто стоял и смотрел на нее.
— Не хочешь заняться чем-нибудь нехорошим, а, беленький?
Она издевалась, смеялась надо мной. Сидела на ступеньках, болтала ногами. У нее были очень красивые ноги. И туфли на высоченных каблуках. Она болтала ногами и смеялась. Я поднял свой чемодан и пошел к ней. И тут я заметил, как занавеска в одном из окон слегка шелохнулась. Я успел разглядеть лицо. Чернокожий мужчина, похожий на Джерси Джо Уолкотта. Я развернулся и пошел дальше своей дорогой. Ее смех мчался за мной по пятам… “
Я наморщил лоб, припоминая. Первая глава, кажется. Приезда Чинаски в Н. О. , а после - его бесконечные забеги по грязным барам  и бесконечные ежедневные поиски работы. Да, что то вроде того. Хорошая книга, но уж слишком много грязи. Но в этом и есть особенность его письма, в частности, этой книги –  голый, ничем не прикрытый реализм. Жизнь бродяги на дне современного общества – без приукрас и и мягкости сюжета. Парень читал красиво. Я слушал с удовольствием.  Его бархатный баритон  силился в воздухе над головами, смешиваясь с едким дымом мигающих в полумраке сигарет. Спиной, я почувствовал чье то присутствие. Обернувшись, я увидел ту самую девушку, спавшую давече в комнате Клары. Нешто тоже нравится Буковски? Интересно.  Об этом я ее и спросил.
- Нравится Буковски?
- Да, нравится. В его исповедях каждый раз находишь что то про себя.
Я усмехнулся.
- В каждой книге находишь что то про себя.
- В каждой, - согласилась девушка. – Но читая его, начинаешь думать, что ты не самый большой неудачник на свете.
- И от того поднимается самооценка и чудесная мысль, что кому то неповезло больше чем тебе?
- Именно. Приятно читать по вечерам и засыпать с мыслью, что даже такой неудачник чего то стоил.
Я пожал плечами. Это было несколько грубо и не совсем правдой.
- Хочешь выпить?
Она утвердительно кивнула и мы аккуратно выскользнули обратно в комнату. В “рубке” лилась мелодия Чайфа – Шаляй-Валяй, которая всегда тяжело мной воспринималась, и, когда Клара вопросительно посмотрела на меня,  я отвел взгляд и спешно ввалился в кухню. Кухня была забита до отказа. Едва протиснувшись  между двумя парнями, открыто пускающих дым в потолок и роняющих пепел на пол, я столкнулся лицом к лицу с Лизой, в одной руке удерживающая банку с пивом, а второй  овивая мощную талию длинноволосого блондина. На некоторое мгновение мы пересеклись взглядами, но в следующий развели их в стороны. Бун спал на скамье у столика, негромко посапывая и потирая липкой рукой поддергивающиеся веки. Я продрался к окну и открыл  створку, отчего мне пришлось согнать пьяную парочку, сидящую на подоконнике и недовольно покосившуюся на меня при этом. Мне было плевать, и я втянул холодный туманный воздух улицы. Где то на горизонте, за грязными серыми домами, просачивалось розовое марево рассвета.
- Окей, у нас еще осталось пиво? – мой вопрос застал всех врасплох.
Слава, кинув на меня туманный взгляд, молча полез в холодильник. Погремев там минуту, он протянул мне банку. Я тут же ее открыл, сделал глоток и протянул девушке. Я даже не знал ее имени. И мне было абсолютно все равно.