Эсэмэска

    Жизнь бабки Фроси давно шла настоявшимся из в года в год укладом. Казалось, нет такой силы способной изменить его. Да и она сама смерилась с мыслью, что ей, оставшиеся немногие годки, придётся куковать одной. На разъединую дочь уже не было никакой надежды. В поисках счастья на блюдечке с голубой каёмочкой, карьеры и призрачного принца, Галина растранжирила не один год. Положив на алтарь поисков не меньше десятка лет, дочь по - прежнему была одна - без первого, третьего, да и карьера не отличилась особой прытью.
  Мать свою, она ни коим вниманием не привечала - могла не показываться по году, хотя и жили в одном городе. Ограничивалась редкими звонками, ссылаясь на занятость. Но однажды, свалилась нежданно, как снег в майскую пору, и не одна - на руках мирно посапывал ребятёночек.
  Бабка Фрося, всплескивая руками, заметалась по избе.
  - Галь, ну что - ж ты так, не предупредивши?!... Радость - то какая!...
  - Радость?... - дочь скукожила  на некогда красивом лице недовольство,  - Я - б такого не сказала мам, одни проблемы...
  - Доченька, а муженёк где?... Нашла наконец принца - то?... Пошто он в избу не заходит?...
  - Нет мать принца. Видимо перевелись..., или, они не про мою честь... А этот... - она неопределённо кивнула головой на малышку, - Сразу укатил в неизвестном направлении, едва увидел, что живот вылез мне на нос - наверно тоже поехал счастья шукать.
  Галина зло улыбнулась, от чего под глазами и в уголках рта, появились ранее неведомые, жёсткие морщинки.
  - Ну и ладно, доченька... Выдюжим, как нибудь с Божьей помощью воспитаем!... Вот и к нам счастье в дом пришло! Радость, что ни говори! Дети, доченька, это всегда радость!
  Суматошно и бестолково суетясь, она беспрестанно лепетала о радости и счастье, но дочь её совершенно не слушала. Положив маленький свёрточек на кровать, по - прежнему не раздеваясь, она резко выпрямилась.
  - Дочь у меня - Дашенька...
  Немного помолчав, словно собираясь с силами, выдавила:
  - Я, мать, не за этим пришла... Как бы тебе сказать... - она вновь замешкалась.
  - Мам, я хочу оставить Дашеньку у тебя - не надолго... Чуток на ноги встану - заберу. Мой шеф, давеча, вновь предупредил меня, или я выхожу на работу, или он, мне найдёт замену. Вот так вот, мам... Да ты не переживай, она у меня давно сидит на смесях - отродясь не видала материнского молока. В этом отношении с ней легко. На первое время детского питания, пелёнок и распашонок хватит - перекукуете как нибудь...
  Теперь говорила дочь без перерыва и торопливо, словно боялась, что её остановят.
  Бабка Фрося, во все глаза смотрела, в полной мере не впрягаясь и от этого не понимая, что - же хочет от неё дочь.
   А Галина продолжала тараторить:
  - Всё будет хорошо, мам - просто отлично! Ты, ведь всегда говорила, что тебя скукотища вымотала на нет, а это, как ни крути, живая душа... Да и я буду приезжать каждый день - вот увидишь!...
  Боясь отказа, дочь с надеждой заглядывала в по прежнему недоуменно распахнутые глаза матери и говорила - говорила...
  - Вот только вещички Дашины и ещё кое что выгрузим, ведь я не надолго - такси ждёт...
  Тут она на мгновенье запнувшись о взгляд матери, поперхнулась.
  - А ты, мать, как хотела?... Мне ведь надо свою жизнь устраивать! А с таким хвостом, кому я нужна?...
  ... С этого дня, жизнь бабки Фроси изменилась в корне. У маленькой крохи не было самого элементарного: начиная с модных сейчас памперсов и кончая банальным  ночным горшком и ванночкой для купанья. Про коляску для прогулок и говорить нечего...
  - Ладно, - справедливо рассуждала "молодая мать", - Без памперсов проживем - обойдусь подгузниками. Марля в заначке есть - сострочу, да и пелёночек надобно ещё нашить - всего ведь не напокупаешь... Ванночку - кровь износу надобно. Таз малой, а купать нужно каждый день - девочка ведь... Да и колясочку прикупить вскорости не мешало - б. Сейчас девочка хоть и кроха, но и силы мои уже не те... Вон, во дворе, уже осень топчется, там и зима не за горами.
  На жизнь, Фрося не роптала, понимала, что дочери не сладко с её вечным кандибоберем и неурядицами. Только не понимала, откуда у той наплевательское отношение к своему ребёнку и куда она вновь исчезла. Вначале правда, где - то с недельку,  и впрямь, приезжала исправно - через день. Посюсюкается с пол - часика, вытащит из кармана погремушку или какую безделицу, сунет малышке в руки и вновь торопится - надобно мол бежать. Затем и вовсе исчезла, как корова языком слизала...
  По первости, Фрося шибко переживала - не натворила - б глупостей, горемычная. Но, затем привыкла, понимая, что у дочери своя жизнь, в которой, ей с Дашенькой, не было места. Да и не до Галины было - хлопот - полный рот, чай не семнадцать лет - корячился восьмой десяток.
  От былой, сытой упитанности, не осталось и следа. Вечная суета, недосыпание, безденежье, выхудали старушку на нет. Она вновь стала стремительной и подвижной, словно та - гончая. Пенсия и без того маленькая, полностью уходила на внученьку. А та, чувствуя ласку и заботу, росла не по дням, а по часам. Была не по возрасту смышлёной и донельзя любопытной - обстреливая всё своими, резко выраженными, серыми глазками.
  Как и положено, первым словом малышки было: "Мама" и предназначалось оно ей - бабке. Маму - же, в редкие наскоки, называла не иначе, как "Тётя", что чрезвычайно бесило незадачливую родительницу.
  До без ума, внучка любила прогулки - вначале на коляске. Затем и вовсе пешком. Отчаянно, изо всех сил держась за бабушкину руку, она смешно ковыляла по пушистому снегу, от чего у Фроси, всегда неудержимо просились наружу слёзы.
  Так незаметно, прошло два года... Старая бабка и внученька не чаяли друг без друга дальнейшей жизни. Родная мать, устраивая личную жизнь, выскакивала замуж ещё несколько раз. Последнему, по его настоянию, вновь родила дочь, и Слава Богу, муженёк не сбежал. Теперь  в родительском доме, она носа вовсе не показывала.
  Дашенька уже ходила в детский садик, что был в следующем проулке - за поворотом. Спасибо заведующей, сердобольной оказалась женщиной, взяла раньше срока и безо всякой очереди - сами знаете, какие ныне времена...
 Внучка росла любопытной и на удивление самостоятельной. Бесконечные "почему", не сходили с губ. Ответы выслушивала внимательно и степенно, заглядывая в глаза своими серыми глазёнками, понимающе покачивая головой. Рано начала пытаться помочь по дому - помыть посуду, подмести пол, "вымыть" известковые стены... Бабка не препятствовала, хотя посуды было побито немерено. Умаявшись, засыпала Даша, не иначе, как под сказку...
  Так они и жили, душа в душу. Оба, пока Дашенька была в садике, скучали неимоверно. Идя домой, внучка не бедокурила, как все ребятки, а ластилась к бабке Фросе, цепляясь за руку или юбку.
  Рано, задолго до школы, начала читать - сказки конечно. Сызмальства, с удовольствием рисовала. Чувствовалось, что у девочки к этому увлечению есть дар и большие способности.
  ...В школу, пошла, как и все - в семь лет. На первое сентября, наконец нарисовалась мама, правда опять не надолго. Пустив горючую слезу, сокрушаясь, что так быстро выросла дочь и летит время, сунула Даше в руки букет цветов, а бабке Фросе допотопную сотку. И вновь ретировалась со словами:
  - Мам, если что звони... Я тебе буду единицы скидывать. Дочь взять не могу, только - только стали на ноги вставать. Не скучайте... Люблю-у-у-у... Чмокнув бабку с внучкой - исчезла, скорей всего надолго.
  ... Четыре года пролетели одним днём... Дашенька училась хорошо - в охотку. С удовольствием ходила в изобразительный кружок, у её к этому и впрямь был несомненный талант. Три раза в неделю посещала курсы английского языка. Если изо - кружок по деньгам был накладным, то преподавателем английского, оказалась чудесная девушка - с пониманием:
  - Бабушка, какие деньги?!... Ведь вижу, как вы перебиваетесь... Я - ж из таких, как ваша внуча...
  Каждое утро, бабка Фрося, заболтав тесто, почивала любимую внученьку блинами, которые та непременно съедала перед школой... - по пять штук. Через некоторое время выучилась печь их сама. Это нужно было видеть, как она, вся в муке, высунув от усердия язык, познавала азы кулинарии.
  Бабушка с улыбкой глядя на неё, лишь покачивала головой:
  - Ну внученька моя дорогая, разлюбезная, Слава Богу, что ты пошла не в мать. Та, будучи уже взрослой, всегда отнекивалась на её просьбы, научиться готовить - хотя - бы печь, те - же блины или торты... - Мам, мне  всё это в жизни не пригодится - таковое не для меня! На крайний случай куплю в магазине готовое или полуфабрикаты. И что интересно,  по сей день покупает дешёвые подделки и суррогаты сработанные невесть из чего и невесть кем.
  - Господи!... Да что это со мной сегодня?!...
  После очередного, редкого, но очень бурного посещения дочки, у бабки Фроси непривычно щемило в левой стороне груди.
  - Наверно, сердце... Боже, хоть - бы Дашеньку не испугать!... Она у меня такая впечатлительная... Надо позвонить Галине...
  Тяжело повернувшись, потянулась к сиротливо лежащей сотке. Боль вспоров грудь невыносимым огнём, замаячила где - то глубоко в мозгу.
  - Как - же без меня будет внученька?! Совсем ведь малая девочка - светлая душа!... Никому она не нужна - даже матери...
  Сознание, изо всех сил цепляясь за бытие, медленно угасало...
  ... Хоронили бабку Фросю из своего дома. Гроб покойницы стоял в зале под образами. Мало кто знал, что старушка была верующей. Так, по великим праздникам забегала в местную церквушку, поставить свечку. Ну и постоит минуту - другую, бежать надобно, ребёнок чай на руках. Иногда, чаще на светлую Пасху, брала с собой Дашеньку. Та, боязливо таращась на сумрачные иконы и потрескивающие свечи, старалась копировать бабушку.
  Удивительно, но у старушки оказалось много знакомых. Проводить её в последний путь пришли и заведующая детским садиком с учительницей английского языка. Повязанные тёмными платками, они скорбно вытирали набегавшие слёзы, поминая добрым словом усопшую.
  Сама покойница, сложив руки, слегка улыбаясь в неожиданно округлившиеся щёки, будто спала, отдыхая от бесконечной суеты и нескончаемых дел.
  Весь день, скупо отпущенный неугомонной дочкой, внученька просидела возле гроба, ни на минуту не выпуская холодных, восковых рук дорогой бабушки.  Осторожно, словно боясь причинить боль, гладила их, тихо шепча:
  - Бабу-у-уленька!.. Ну что - ж ты так?... А как - же я-а-а?!... Без тебя ведь, совсем пропаду!... - плакала, омывая слезами, некогда ласковые руки и милое лицо.
  Видя это, никто не оставался равнодушным. Многие, зажимая рот и едва сдерживая рыдания, выскакивали на улицу.
  Улучшив момент, девочка незаметно положила под подушку покойной старую сотку.
  - Это тебе, бабушка... Я знаю, что ты не ответишь, но всё равно, буду каждый день звонить и писать письма. Ты мне веришь?!...
  В ответ старушка безмолвно улыбалась...
  Нет таких слов и чувств, чтобы выразить страдания, боль и безысходность, которую испытывала маленькая девочка в последние минуты прощания. Крохотное сердце, впервые столкнувшись с ужасающей потерей, билось дикой горлинкой в клетке, Многие опасаясь, переживали за её рассудок. Но всё обошлось...
  Прошло немного времени. Всё мал - помалу успокоилось и утряслось.
  Свершилось!... За столько лет, девочка впервые жила со своей, родной матерью.  Бабушкин дом продали в первую - же неделю - не торгуясь.
  Сказать, что её здесь откровенно обижали - не скажешь... Но, как - то безмолвно, сразу дали понять, что здесь она никто и на первых ролях другая дочь - Оля, более родная и желанная. Отчим был сдержан, но чувствовалось - это даётся ему с трудом. Да и сама мать, ни разу не вскормившее родное дитятко материнским молоком, была отчуждённой и холодной.
  Даша, всё больше и больше замыкалась в себе. Лишь глубокими ночами, давала волю слезам и чувствам. Взяв сотовый телефон, с головой укрывшись одеялом, писала - писала, как и обещала бабушке, письма и сообщения. Рыдая, она рассказывала, что ей здесь нелегко. Как не хватает бабушки, её добрых слов и ласки. Писала, зная, что ответа никогда не будет...
  А однажды, ей приснился сон - бабушка. Молодая, совсем не седая, счастливо улыбаясь, обнимала и ласкала её округлыми, не морщинистыми руками. Чувствовалось, там, где она сейчас находится - хорошо. Хорошо было и Дашеньке, почти, как тогда - при той жизни, даже лучше!
  - Внученька... - приговаривала бабушка, - Если - б ты знала, как я соскучилась! Но понимаешь, так надо... Я знаю -  любишь ты меня. Вон, руки мои и лицо, до сих пор печёт от слёз твоих. А ты, как писала, так и пиши письма... Я по вечерам, после молитвы, с удовольствием читаю их. Так и мне и тебе покойней будет... Пиши радость моя и верь, что всё будет хорошо, лишь немного, самую малость, надобно потерпеть. Совсем чуток...
  Девочка, до дрожи в теле, прижималась к дорогому человеку, стараясь продлить счастливые мгновенья.
  - Ну что ты, милая моя, пора мне... Знай, я всегда рядом. Будь спокойна и терпелива!
  После этой прекрасной ночи, с его, не менее чудесным сном, девочка прекратила плакать. Уверенней и более стойко переносила жизненные передряги, которых по жизни хватает у всех - даже у детей. Никто не догадывался, что эта кроха, знает намного больше их всех, вместе взятых. Знает о настоящей любви, преданности, ласке и жизни..., если хотите. По прежнему, по ночам писала бабушке длинные письма.
  - Это что такое?!... Я тебя спрашиваю?!... Кому пишешь, на ночь глядя?!...
  Сбросив на пол одеяло, мать грозно сверлила дочь глазами.
  - Ишь, что удумала, тихоня!... Ах ты дрянь такая!...  Посмотрим, кому строчишь, ранняя птаха. Чай меня, решила перещеголять...
  Выхватив сотку из рук опешившей дочери, начала читать:
  "Милая бабушка! Вот прошёл ещё один день - без тебя, моя родная. Все дни бабушка, превратились в серые, беспросветные будни. За всё время, что я живу здесь, ни единая душа не сказала доброго слова. Вечные недомолвки и упрёки, как будто я им вовсе чужая. Бабушка, милая, я иногда думаю и боюсь, что батарейка у телефона, который  тебе оставила - села, и ты не можешь ответить... Ну хотя бы единым словечком..."
  Мать читала молча. Лицо её, то мертвенно бледнело, то наливаясь краской, вспыхивало ярким румянцем. Руки, вначале жёстко сжимавшие сотовый телефон - размякли, затем вновь его судорожно сжали, да так, что побелели костяшки на пальцах. По мере чтения, глаза, словно два бездонных блюдца, всё больше и больше наполнялись слезами. Переполнившись, они опрокинулись безудержным потоком, устремившимся к трепещущим губам.
  - Доченька-а-а!... И это ты с ней, бабушкой, вот так вот, три месяца переписываешься?!...
  Сотка выскользнула из вмиг ослабевших рук матери. Быстро повернувшись, порывисто, впервые, по настоящему горячо, она обняла дочь. Гладя притихшую головку, шептала трясущимися от стыда и раскаяния губами:
  - Ты прости, прости меня, глупую и не разумную, что я, в погоне за незримым счастьем, обделила тебя всем, что должна была дать мать своему родному чаду... Прости за годы лишённые материнской ласки и внимания!...
  Мать и дочь впервые за многие годы, слившись в единое целое, наслаждались друг другом. Девочке казалось, что рядышком, улыбаясь, стоит бабушка и через это ей было хорошо вдвойне...

                6 июня 2016 г.
                с. Чапаево