Глава 3. Мариуполь

– Толя! Ты шо, уснул? – вернул в реальность Василий Георгиевич, – Чи ты моря николы нэ бачив?
– Чи ни, – только и ответил ему.
– Пойдем, Толя! Побачишь ще. Никуды воно нэ динэться, а я на работу опоздаю, – окончательно развеял волшебные чары отец Толика Беленького.
Вздохнув, огляделся. Запомнить бы это местечко, чтобы приходить сюда хоть изредка.
– Ладно, пошли, – согласился с ним, и петляющая тропинка повела нас куда-то круто вниз в густую чащобу невероятно колючего кустарника.
– Обэрэжно, Толя, нэ зачепысь, – предупредил провожатый. Вовремя предупредил – уже торкнул рукой, хорошо хоть неглубоко зацепил.

Попетляв минут десять, вышли, наконец, к санаторному корпусу. Тот ли это корпус, куда попал ночью, или нет, так и не понял. В свете дня все выглядело иначе и не столь таинственно.
Мы прошли в кабинет администратора.
– Давайте ваш паспорт, – попросила дама в белом, как у врача, халате.
– Нет у меня паспорта, – ответил ей.
– Забыли?! Как же так? Ехали в другой город и без документов?
– У меня его вообще нет. Я еще школьник.
– Школьник?  Георгич, а як же я його оформлю? – растерялась дама-администратор.
– А ты запиши моим сыном.Його тэж Толиком зовут, – предложил отец Толика Беленького.
– Все одно, документ нужен.
– Принесу его метрику, якщо знайду.
– Та зачем вона мэни? Вин же в тэбэ взрослый, в нього паспорт довжен буты.
– Нэма в нього паспорту. Вин же военный.
– Та знаю. Шо будэмо робыты, Георгич?
– Тоди запиши, шо вин мий младший, и тэж Толик. Тилькы нэзаконный. Из Харкова, – неожиданно выдал Василий Георгиевич.
– Нэзаконный? – удивленно переспросила дама-администратор.
– Ну, да. Був грешок. Тильки ты никому нэ кажи. Даже директору. Цэ тайна, – твердо ответил ей, добродушно хлопнув меня по спине.
– Ладно, Георгич, шо з тобою робыты. Так и запишу, харьковский сынок нашего Дон Жуана из Мариуполя, – рассмеялась дама-администратор.
Так я стал Толиком Стаскевичем из Харькова – младшим сыном Василия Георгиевича.

– Ну, прощевай, сынку. Мэни на работу пора, – пожал он руку и вышел из кабинета.
Меня вписали в множество каких-то журналов и, наконец, повели на третий этаж, где показали чудесную комнату. Там расстался со своим чемоданчиком, и мы направились в столовую. Утомленный обильным угощением у Стаскевичей, от завтрака отказался и лишь издали познакомился со столом, где определено мое постоянное место.
– Перед обедом зайди к врачу. Не забудь, – закончила инструктаж дама-администратор.
– Зачем? Я не болен, – ответил ей.
– Так положено! Раз уж попался, Стаскевич младший, живи по нашим законам, незаконное дитя, – насмешливо хихикнула она.
Вернулся в комнату. Раздвинув шторы, обнаружил дверь на широкую лоджию. Какая красотища! Балконы были только у моих друзей, а от нашего балкончика в маленьком домике дореволюционной постройки давно остались только две балки-рельсины и заложенная кирпичом дверь.
С лоджии виднелся лишь небольшой клочок моря с множеством кранов на берегу. “Морской порт”, – догадался я. Прямо у корпуса – асфальтированная площадка, от которой волнами поднимался горячий воздух. Вдоль площадки – садовые скамейки, приютившиеся под кронами высоченных акаций, образующих тень, но скрывающих море. Жарко.
Глянув на часы, понял, что до визита к врачу успею сходить на море. Оставив в чемоданчике лишь полотенце и плавки, с необъяснимым трепетом отправился на первое свидание с безответной любовью детства и юности.

– Ключи оставь! – остановил уже знакомый вахтенный цербер, – А-а-а, это ты, дедушка?! А говорил, к Стаскевичам, – узнала она меня.
– Я и есть Стаскевич! Его младший незаконный сын.
– Та ты шо! То дедушка, то сын. Не крути, хлопче. Я его сына знаю. Выкладывай все, как есть, – вскочила она со стула и шустро направилась ко мне. Глядишь, еще не выпустит.
– Спросите у администратора, а я пошел – некогда мне тут с вами лясы точить, – сделал ручкой тетке, изнемогавшей от праздного любопытства.
– Ишь ты какой! Я еще ночью поняла, шо ты не простой хлопец. Ишь, дедушка он незаконнорожденный. Ключи не дам, пока все не расскажешь! – услышал ее голос уже в дверном проеме.
“Точно концлагерь. Чуть на допрос не попал”, – подумал, направляясь к знакомой лестнице.

И вот я на площадке, откуда впервые поприветствовал невидимое в темноте море. Теперь вижу. Только отсюда оно не небесно-голубое, каким виделось с холма, а изумрудно-зеленое, поблескивающее на солнце мелкой рябью своих волн. Оно – хамелеон, имеющий в запасе великое множество лиц и открывающий свою неповторимую красу постепенно и не всякому-якому, а лишь обожающему его беззаветно.
“Здравствуй, море!” – мысленно ору во всю молодую глотку. А море молча искрится в ответ, как и триста миллионов лет назад, когда еще было моим ровесником – скромным Меотийским озером.
А вот и знакомые ажурные ворота, шоссе, одноколейка железной дороги и примитивная набережная, еще хуже, чем у харьковской Лопани, где загорал, готовясь к этой поездке. Да и море отсюда какое-то серенькое, как обе наши речушки. А пляж – вообще смехотура. Полоска грязного песка, шириной метров пять, сплошь усеянная загорающими, скрытыми от посторонних взоров бетонной стеной набережной.
Но море обиженно шумит, мерно накатываясь на берег, и я прощаю ему береговую неустроенность. Здесь делать нечего, и я двинулся вдоль набережной к каким-то синим будочкам, виднеющимся вдали.
Минут через пятнадцать вхожу на огороженную территорию чудесного пляжика с желтеньким песочком, кабинками для переодевания и грибками от солнца. Вот только от обилия отдыхающей публики некуда деться.
Приглядевшись, обнаружил, что преобладают женщины и дети разных возрастов. Отметив несколько ровесников, успокоился. Лишь у самой кромки прибоя нашел подходящее место, бросил чемоданчик и разделся.

Теперь только вперед! Разогнавшись, сходу ныряю в свободное от людей пространство и тут же упираюсь руками в дно. Вынырнув, встаю. Воды – чуть выше колен, но она соленая, морская! К тому же теплая, как парное молоко. Да тут можно плавать руками по дну, как в детской колдыбане, если бы не какие-никакие волны. Они подхватывают на мгновение и вновь опускают. Подхватывают и опускают. А стоит окунуть лицо в воду, волна накрывает с головой. Отметив, что в волнах легче плавать, двинулся к буйкам, ограждающим доступное простым смертным водное пространство. Лишь у буйков глубина оказалась чуть выше пояса. Немного поплавав вдоль буйков, выхожу на берег.
– Это что, все море такое мелкое? – разочарованно спросил у соседки с маленьким ребенком, загорающим под зонтиком.
– Ну, да. Азовское море вообще мелкое, а здесь детский пляж, – открыла она мне Америку.
– Детский?!
– Детский. До шестнадцати лет.
– Ну, слава богу, уложился! А вам тоже до? – рассмешил ее.
– Я с ним, – показала она на малыша, – С ним пускают. А тебе лучше к порту пойти. Там глубоко. А нам туда еще рановато, – улыбнулась она.
– Да там пляж какой-то убогий, и весь забит.
– Ну, да. Места лучше с утра занимать, а то эти отдыхающие, – обреченно махнула рукой, – А ты что, к кому-то приехал? Я смотрю, загар не наш.
– Приехал из Харькова.
– Смотри, сгоришь. Рубашку одень, – посоветовала соседка.
– Не сгорю, – самонадеянно возразил ей.
Но, искупнувшись еще разок, вдруг почувствовал признаки солнечных ожогов. Вот это да! Обсохнув, оделся и, попрощавшись с соседкой, отправляюсь на врачебный осмотр.

– Новенький? – спросила врач.
– Нет, Стаскевич, – пошутил я.
– А-а-а! Это ты родственник нашего Жоры?
– Не знаю я никакого вашего Жору.
– Ну, Георгия Васильича.
– Ему, да, – не стал пикироваться, решив, что “от перестановки мест...”
– И кем же ты ему приходишься?
– Внуком.
– Как это?! Его же Толик еще не женат.
– Ну, и что. Я незаконнорожденный.
– Как это?! Он же старше тебя всего лет на десять.
– На одиннадцать. И что тут такого?
– Путаешь ты что-то, хлопче! Раздевайся!
– Совсем?
– Не умничай! О! Уже сгорел! Щиплет?
– Да нет. Я уже пол-лета загорал.
– Да хоть всё! В общем, два дня без моря. Понял? Я проверю!
– Понял, – ответил врачу, зная, что уже завтра, конечно же, отправлюсь на пляж. Быть у моря без моря! Бред!
Ну, а что делать сегодня? Ведь уже по дороге в столовую солнце обожгло даже через рубашку с длинными рукавами.

В обед познакомился с однокашниками моего стола. Две молодящиеся старушки лет сорока и такой же старичок-бодрячок. Меня восприняли на “ура”, и все втроем дружно взяли надо мной шефство.
– Чем тут заниматься, если на море нельзя? – сходу спросил шефов.
– Вечером фильмы показывают. Телевизор можно посмотреть, в бильярд поиграть, – просветил шеф.
– Танцы, – смущенно опустив глазки, с придыханием добавили шефини.
– Библиотека есть, но хороших книг мало или на руках, – добавил шеф.
– Это вечером. А днем?
– После обеда “мертвый час”. А вообще, можно в город съездить, – сказала одна из шефинь.
– А мертвый час обязательно?
– Конечно. Это же санаторий. Не выпустят, пока время не кончится.
– Концлагерь натуральный! – снова от души возмутился я.
Странные люди эти взрослые. Телевизор посмотреть, в бильярд поиграть, почитать, а для теток – непременно танцы. Тут целое море под боком, а им в город съездить.
– А морские путешествия здесь бывают? – спросил шефа.
– Не знаю, – ответил тот, – Говорили, будет экскурсия на “Азовсталь” и в какие-то музеи Жданова, а вот о морских прогулках – ничего.
– Жаль. А сбежать с мертвого часа можно?
– И не пытайся, Толик. За нарушение режима могут из санатория турнуть.
“Все равно сбегу. Не заметят”, – решил я.

Но, вернувшись с обеда в комнату, неожиданно для себя, завалился спать. Даже в детстве никогда не спал днем. А тут. “Похоже, море сморило”, – подумал, засыпая.
Проснулся часа через три. Вот это поспал!
Спустился в холл. Какой-то старичок изумительно играл на пианино.
– Что это вы играете? Да еще без нот, – удивился я.
– Да так, все подряд. А ноты, молодой человек, у меня здесь, – тронул он голову, – Намечаю программу, то есть, что хочу исполнить за вечер, и играю.
“Как радио”, – отметил я, и все слушал и слушал его неотрывно, до самого ужина.
После ужина переместился в биллиардную. Скучно. Но вахту отстоял до самого отбоя. Что ж, первый день позади. Осталось семнадцать.
Прямо с утра съездил в город. Не Харьков, конечно, но жить можно – вполне приличное местечко, да и море рядом, хоть и мелкое. А поехал, потому что, складывая вещи в шкафчик, обнаружил кем-то забытую маску для подводного плавания. Не было только трубки. У местных узнал, что купить ее можно и на пляже, но втридорога. Узнал и адрес магазина туристических принадлежностей.
Вернувшись, обнаружил свалку вещей и смятую вторую койку. Похоже, кого-то подселили. Но, до обеда целый час, и я отправился на опустевший пляжик, что прямо у лестницы.
Не теряя времени, сбросил одежду и обомлел от нежданного “подарка”: прямо передо мной, притворяясь спящей, нагло раскинулась молодая женщина в темных очках. Её вызывающая поза словно кричала: “Нате вам всем!” А единственная на ней одежда – полупрозрачные эротические трусики – откровенно “демонстрировала” любому страждущему всё, что  по идее должна скрывать. Лишь аккуратненькие загорелые персики, небрежно “прикрытые” скрещенными на груди руками, казалось, беззвучно посмеивались глазками-сосочками: “Ну-ка, попробуй тронь”. В общем, зрелище не для слабонервных.
Ничего подобного за свои неполных шестнадцать еще не видел. Хорошо, до ближайших “соседей”, уткнувшихся носами в пляжный песочек, метров тридцать – не меньше, – и я невольно ощутил себя наедине с женщиной, с которой можно всё.
“Вот это да!” – лихорадочно заколотилось сердце, а в плавках вдруг стало невыносимо тесно, – “Вот бы...” – мелькнула и тут же угасла крамольная мысль, – “Ещё проснётся”, – и я застыл, словно под гипнозом, не в силах отвернуться.
Но долго стоять столбиком неудобно – вдруг действительно проснется, а прямо над ней, заслоняя солнце, озабоченный нахал в одних плавках, напяленных на откровенно выпирающее причинное место.
Попробовал осторожно присесть, но природу не обманешь: ткань и резинки ненадежные оковы для восставшего хулигана. Сообразив, что вернуть его в темницу никакими усилиями невозможно, не мешкая бросился в воду и плыл-плыл-плыл, пока не понял, что спасательный катер направляется не куда-нибудь, а ко мне. Развернувшись, устремился к буйкам.
Когда выбрался на берег, соблазнительницы уже не было. Спугнул ли столь поспешным бегством её “безмятежный сон”, или, наоборот, разочаровал, заглотив наживку и в последний момент сорвавшись с крючка, – так и осталось загадкой. Но, с тех пор места на пляже выбирал осмотрительней, ибо чувствовал в себе силы необъятные, бороться с которыми еще не научился.

После обеда познакомился с соседом по комнате. Виктор прилетел сюда аж с Сахалина – родители отправили на море по профсоюзной путевке.
– Так у вас же целый океан под боком, – удивленно напомнил ему.
– Ну, не совсем под боком, да и купаться холодно. А тут бесплатная путевка на материк и самолет за полцены. Грех не воспользоваться, тем более, мы с отцом вместе работаем.
– Ты работаешь?! А я думал, школьник.
– Да ты что, Толик! Школу в прошлом году окончил. В институт два раза поступал. Правда, мимо, – удивил он.  А я-то принял его за ровесника.
После мертвого часа вдвоем отправились на море, в сторону порта. Там чуть получше, чем напротив лестницы, да и море, конечно же, глубже, чем на детском пляже. Первым делом опробовал снаряжение. Видимость в мутной воде не ахти, зато плавать в маске гораздо удобнее. Теперь на воде мог держаться часами, причем, ничуть не напрягаясь. Несколько раз намеренно заплывал за буйки, а заметив спасательный катер, успевал вернуться. Ласты бы, но на них денег не было.
Вечером, отправив Виктора в биллиардную, снова слушал пианиста.

И полетели-помчались дни-близнецы. К жаре быстро привык, солнце уже не беспокоило, а в теплом море мог находиться часами, плавая вдоль берега в зоне буйков.
Вечера не тяготили. Прямо под окнами танцы под хорошую музыку. Взрослые обитатели санатория меня не интересовали, как и их танцы. Но музыку слушал с удовольствием. Первое время Виктор приглашал за компанию, но я лишь смеялся:
– С кем танцевать? С тетками и старушками? Я даже с девочками на школьных вечерах не танцую.
– Ну, и напрасно, Толик. Здесь такие симпатичные тетки. Ну, как хочешь, – объявлял он и уходил вниз, а я, устроившись на лоджии, наслаждался теплым вечером и наблюдал за похождениями приятеля.
Удивляло, что молодой мужчина тянулся к зрелым женщинам и приглашал только их, игнорируя девушек своего возраста. Когда спросил, он лишь рассмеялся:
– Чудак ты, Толик. Тетку уговаривать не надо. Раз, и в дамках!
– А зачем уговаривать? Пригласил, и танцуй, – невольно развеселил молодого ловеласа.
– Ну, Толик! Танцы – это так. Самое интересное потом.
– А что потом?
– Да, всё! Ты что, с девочек трусики не снимал? – насмешливо глянул Виктор.
– Нет. А зачем?
– Ну, с тобой все ясно. Значит, не видел, что у них там?
– Почему не видел. Сами показывали. В детском садике еще, – сообразив все же, о чем это он, ловко соврал про детский садик, в котором никогда не был.
– А в яслях не показывали? – рассмеялся он.
– Нет, – обиделся я и даже отвернулся, внезапно ощутив, как лихорадочно забилось сердце от одних только разговоров на животрепещущую, но наглухо закрытую для меня тему, – Так вы что, и по-настоящему? – покраснев, все же спросил опытного в этом деле приятеля.
– Нет, как в детском садике! – окончательно развеселился тот.
– И где, интересно, вы этим занимаетесь? – спросил на всякий случай. А “случай” уже вторую неделю бессовестно ломился в душу подростка видением пляжной соблазнительницы, неотступно будоража и без того пылкое воображение.
– В кустиках, конечно! Где же еще?! – как сквозь ватную пелену, расслышал бурные сентенции приятеля.
– Издевательство какое-то, – живо представил отнюдь не “райские кущи” санатория, где, по его представлению, в перерывах между танцами блудливые парочки наспех предаются любовным утехам.
– Зато романтично. Сунул, плюнул и бежать! – пошло пошутил по этому поводу змей-искуситель и громко рассмеялся.
– А волосики не мешают? – невольно вырвалось, когда в памяти вдруг отчетливо возникла пикантная складочка соблазнительницы, полуприкрытая прядью золотистых колечек.
– Какие волосики? – не понял Виктор, но, сообразив, рассмеялся, – Извини, Толик, не заметил. Знаешь, когда невтерпеж, и тюрьма не помеха. А ты говоришь, танцы чепуха. Слушай! Идея! Давай, я завтра свою даму прямо сюда приведу.
– Приводи. Не жалко. А мне можно?
– Что можно? – удивленно глянул он.
– Ну, с дамой, – решился все же спросить, сообразив, что приобщиться к взрослым утехам хоть и осуждаемый, но, пожалуй, сейчас единственный для меня выход.
– Да ты что, Толик! Ты потанцуй, или у моря погуляй. Желательно до самого отбоя.
– Не бойся, погуляю. Я в принципе.
– А-а-а! Зацепило! Конечно, можно! Найди тетку и действуй.
– Какую тетку? – не понял, обрадованный наметившейся перспективой исполнения желаний, но, разумеется, с дамой, а не с какой-то там рыночной тёткой.
– Да любую, какая даст!
– Что даст?
– Что-что. Ты, как маленький.
– И даже по-настоящему?
– А как ещё!
– Слушай, Витя, а как такую найти, с которой по-настоящему?
– Да она сама тебя найдет. Они для этого сюда ездят! Как увидишь, что намекает, подходи смело.
– Да ты что?!
– Вот тебе и что. Только не говори, что школьник. И пару годков прибавь для солидности. А главное, не дрейфь! Тётки молоденьких любят. В прошлом году штук десять испробовал и всем говорил, что впервые. Даже уговаривать не пришлось. Так что, давай, не теряйся.
– Я так не смогу. К девочкам не знаю как подойти, а тут. Еще за придурка примут, а то и в милицию заявят, – разочарованно махнул рукой, хотя и давно сообразил, почему так нескромно разлеглась на пляже та дама в темных очках. Наверняка для этого приехала. Уж очень откровенно намекала, а я, дурак, не понял, сбежал. Где её теперь искать? Разве что, как Виктор, на танцах?
– Ну, Толик, ты даешь! Девочки для этого не годятся. Визгу много, а шерсти, как с той свиньи, – рассмеялся своей шутке приятель, – Ладно, Толик. Найду тебе тетку. А завтра вечером погуляй у моря. Договорились?
– Договорились.

На следующий день, едва начались танцы, отправился к морю. Как ни странно, любителей вечернего купания хватало. Да и у моря прохладней, чем на площадке у санатория. А какие потрясающие закаты продемонстрировала в тот вечер природа! В городе таких не увидишь.
Но я ждал зрелища необычного – хотелось хоть одним глазком взглянуть на “лунную дорожку”, о которой немало прочел еще в детстве. Но луну скрывали тучки, а потом она совсем пропала. Словом, лунная дорожка так и осталась где-то в стороне.
А в номере, лежа на койке, меня с нетерпением ждёт возбужденный Виктор:
– Ну, Толик, нашел тебе тетку! Завтра познакомлю.
– Где?
– На танцах, конечно.
– Да я танцевать не умею.
– Научит. Всему научит. Знаешь, как обрадовалась, когда узнала, что ты целка.
– Я целка? – невольно смеюсь истерическим смехом.
– А кто же еще! Думаешь, так только девочек называют? Ладно, завтра она сделает тебя мужиком.
– Она хоть симпатичная?
– Да какая тебе разница! Ничего. Не крокодил. Не понравится, другую найду.
– Слушай, Витя! А вдруг дети?
– Какие дети! Откуда?!
– Ну, вы же по-настоящему? Или как?
– Как получится. Да тебе какое дело?! Может, у нее муж неспособный. Вот и поможешь, сделаешь ей ребеночка. У тебя получится, – ржёт приятель.
– Слушай, Витя, а о чем с ней говорить?
– Да о чем угодно. Это их заводит. Ну, а поймешь, что готова, делай с ней, что хочешь.
– И это самое?
– И это самое, – смеётся наставник, – Главное, не торопись.
– Ну, и когда уже можно?
– Когда-когда... Вот пристал. Не маленький уже. Сообразишь.
– Слушай, Витя, ты мастер. А тут... Расскажи хоть, как это делается. По порядку и с подробностями.
– Ну, Толик, нашел мастера... Что рассказывать? Ты же пробовал в детском садике.
– Я никогда не был в детском садике, – невольно покраснев, признаюсь, что соврал.
– Ха-ха-ха! – ржёт он во весь голос, – Выходит, ты и правда целочка?! Ха-ха-ха! – продолжая смеяться, крепко хлопает по плечу, но заметив, что я обиделся, умолкает, – Ладно, целочка, завтра тебя лишат невинности. А пока давай спать, – отворачивается он к стенке и мгновенно засыпает.

Мне же не спится. Мысли-мысли-мысли. Вспомнил “больших” девочек (скорее всего, десятилетних), которым “попался” в качестве наглядного пособия еще в пятилетнем возрасте:
– Ух ты, какой! Цэ мы граемо. А ты кукла дурна. Лэжи соби тыхэнько, и нэ дрыгайся, а то получишь, – трепали они по очереди “отросток”, как звала ту штучку бабушка, и, прикрыв мне глазки, чтобы ничего не видел, прикладывали его к чему-то мокрому.

А через год меня основательно “просветила” тринадцатилетняя дурочка Нюрка, с которой долго лежал в изоляторе инфекционной больницы:
– Смотри, пацан, откуда берутся детки, – подошла она к моей койке и распахнула больничный халатик.
Конечно же, посмотрел. Под халатиком не оказалось даже трусиков. А увиденное поразило настолько, что так и не удосужился спросить, причем здесь дети.
– Сюда смотри, – заметив мою реакцию, усмехнулась Нюрка и растопырила какие-то складочки, спрятанные в самом низу животика. Смотреть, в общем-то, было не на что, но, затаив дыхание, смотрел и смотрел, словно в гипнотическом сне.
– Посмотрел и хватит, – оправила она халатик и принялась “городить” такое, что не укладывалось в опустевшей от потрясения голове. Ведь и мама, и бабушка рассказывали совсем другое, а они-то знали, откуда взяли нас с братиком.
Но перед глазами маячил чудной животик Нюрки, в котором, якобы, “заводятся детки”, а мой детский разум безнадежно пытался осмыслить нечто, сокрушающее представление о мире.
Уже под занавес “урока” Нюрка объявила, что вечером, когда погасят свет, научит меня “колдовать, шоб у нее в животике были детки”.
Но, к вечеру поднялась температура, и, периодически проваливаясь в полусон-полудрему, Нюркиных сказок почти не слушал. Да и колдовские действия совсем не удивили – дылды, как теперь понял, делали со мной то же самое. В общем, сказки кончились, а в истину не верилось.

И вот уже много лет ничего, кроме неодолимого желания, подогреваемого обилием полуобнаженных женских тел, распластанных на горячем песочке морского пляжа, да откровениями бывалого Виктора. Ведь для любознательных девочек я давно “дяденька”. Затаились до времени и повзрослевшие одноклассницы, осознавшие свое предназначение и опасность таких игр с ровесниками. Ну, а для блудливых тёток – я все еще глупенький мальчишка, с которым, мало ли, что. Тут уж действительно, опупеешь.
И до самой полуночи взбудораженная душа металась, обуреваемая величайшим из людских соблазнов и страхом показаться глупым несостоятельным мальчишкой.
Всю оставшуюся ночь снились кошмары – черно-белые снимки из толстенной книги “Акушерство”, тайком позаимствованной у снимавших комнату студентов-заочников медицинского вуза. Женщины с фото внезапно оживали, ловко подхватывали улыбающихся карапузиков и предлагали влезть на их место.
– Да, как я туда помещусь? – с ужасом прикидывал очевидную нелепицу.
– Девочки говорят, любой влезет. Там у нас растягивается, как резина, – голосом Нинки сообщила какая-то тетка, растопыренная на гинекологическом кресле, – Лезь, не бойся, а то так и останешься целкой, как твой Виктор.
– А он, что?!
– Испугался. Лезь скорей. Я вижу,  Толик, ты меня не помнишь. Или не узнал?
– Не узнал.
– Я же Верочка!
– Да ты что! Не может быть!
– Может. Мы, девочки, растем быстрее мальчиков и взрослеем быстрее. Ты вот еще мальчик, а я уже давно тетка. Лезь! – сердито захрипела она, растопырив промежность огромными, как на картинке, щипцами. В ужасе проснулся. Рядом громко храпел соблазнитель Виктор.

К утру почувствовал себя разбитым, как никогда. Ощущения, как в канун болезни.
– Ну, что, Толик, готов потерять невинность? – насмешливым тоном спросил на редкость бодрый приятель.
– Слушай, Витя, а ты меня не разыгрываешь? Может, ты все выдумал?
– Что значит, разыгрываешь? Не понял!
– Что тут понимать. Предложу тетке, а она мне пощечину влепит за такое предложение. А ты скажешь, пошутил.
– Ну, Толик, ты и фантазер! Ладно, предупрежу. Сама предложит, – обиделся Виктор, – Давай, умывайся и пошли на завтрак.
Как же медленно тянулся день. Хорошо, немного поспал на пляже. Вот только чувствовал себя, как невеста перед брачной ночью.
– Ну, что, пошли? – поднялся, наконец, Виктор, приглашая на танцы.
– Пошли, – обреченно ответил ему.
– Не дрейфь, пацан. Вечером посмеемся, – хлопнул по плечу приятель.
На площадке Виктор куда-то исчез и вскоре вернулся с двумя тетками. Одну уже видел, правда, с лоджии третьего этажа.
– Знакомьтесь. Толик, – представил он меня.
– Фаина, – протянула руку статная шатенка плотного телосложения.
“Она”, – уже не сомневался я. На вторую даже не обратил внимания, и парочка почти мгновенно испарилась.
– Потанцуем, или как? – улыбнулась Фаина.
“Вроде не страшненькая”, – незаметно осмотрел потенциальную подельницу.
– Или как. Танцевать не умею, а позориться не хочу, – ответил ей.
– Тогда пошли к морю, – предложила она и взяла под руку.
– Пошли, – облегченно вздохнув, согласился с ней.
Я искоса поглядывал на идущую рядом женщину и не мог поверить, что через полчаса она предстанет передо мной в неглиже и даже позволит невозможное – сделать с ней это по-настоящему. Вот только как это – “по-настоящему” – для меня до сих пор скрыто мраком.
На мгновение представил её тринадцатилетней Нюркой в сером больничном халатике, надетом прямо на голое тело. Уж та девочка наверняка знала, что должен делать мальчик в её постели. Конечно же, наши детские игры в “это” наверняка не похожи на предстоящие со зрелой женщиной.
А сумею ли я справиться с ней, как опытный Виктор? И понравится ли ей это, в общем-то, гнусненькое мероприятие?
Улыбается… Пока улыбается. А может, она тоже боится? Я же не знаю о ней ничего, а мой “жених” уже зашевелился от одних только мыслей о предстоящем. Нет уж, лучше мыслить вслух и о чем-то отвлеченном. Глядишь и найдем общий язык даже в этом безнадежном деле.

От возбуждения не заметил, как перешли на “ты”. Не удивляло, когда так обращались ко мне, но с дамой подобным образом разговаривал впервые. И едва установились неформальные отношения, меня понесло. С серьезным видом излагал ей, словно девочке-ровеснице, какую-то галиматью, а она, взрослая женщина, непрерывно смеялась, как ребенок.
Не спеша, прошлись по набережной, полюбовались закатом. Что еще? “Похоже, всё”, – подумал, взглянув на часы, и, оказалось, ошибся.
– А ты забавный мальчишка, – улыбнулась Фаина, – Девочкам такие нравятся. Неужели ни с одной не пробовал? – начала она щекотливый разговор.
– В детском садике еще, когда малыши показывали друг другу, – покраснев, соврал ей, как Виктору.
Даже с ним говорить об этом было неловко, но чтобы с тёткой! Впрочем, если договариваться, то с кем же ещё – не с Виктором же. Правда, если верить приятелю, она действительно не против. Иначе, зачем бы потащилась со мной к морю и целый час слушала мои небылицы. Да и этот разговор начала первой. Интересно, что еще скажет, с трепетом ждал совсем уж немыслимого продолжения.
– Давненько. Малыши вырасти успели. Что ж, танцевать ты не захотел. А попробовать хочешь? – вдруг решительно спросила дама.
– Кто ж не хочет. С кем только? – удивленно глянул на нее, от неожиданности забыв, что она сама такой же субъект, как и любая из них.
– Как это с кем?! Вон сколько девочек на пляже! А танцы. Одни женщины. А ты, с кем, – осуждающе улыбнулась она.
– Легко сказать. Знать бы, какая согласится. Все такие неприступные, – безнадежно махнул рукой, вспомнив пляжное приключение. А что! Может, предложить искупаться? Вдруг разденется догола и намекнет, как та дама.
– Так уж и неприступные, противный мальчишка, – рассмеялась Фаина и внезапно обняла, крепко припечатав к своим пышным прелестям, – Хочешь, дам? – шепнула на ушко и любезно улыбнулась, словно предложила конфетку, а не нечто запретное, “скрытое за семью печатями”.
Конечно, для нее это таинство давно не открытие, а скорее повседневная рутина, заурядное действо, вроде утренней зарядки в постели. Но, отдаться едва знакомому мальчишке, такое не укладывалось в голове.
– А можно?! – спонтанно вылетело у меня.
– Нужно! – ослабив рукотворный капкан, со смехом ответила дама, – Иди в свой номер, только дверь не закрывай, а я подойду следом, – уверенно проинструктировала она и мигом растворилась в толпе танцующих. “Маленький женский каприз”, – такое объяснение мало-помалу наполнило неким смыслом внезапно опустевшую голову.
Но, время раздумий прошло. Пора действовать.

В номер влетел, как одержимый. Быстро создал видимость порядка и на минутку выскочил на лоджию, немного остыть от потрясения. Внизу гремела музыка и бодро гарцевали пары. Увидел и Виктора с подругой. Мысленно усмехнулся: “Сегодня вам придется в кустиках”.
Вернувшись, разобрал койку, запер дверь, разделся донага и лёг. И что дальше? Зачем разделся до прихода Фаины? Зачем заперся на ключ?
Минут через пять в дверь номера осторожно поскреблись. Я замер, вжавшись в постель. “Открыть? Нет уж. Ну, позорник, что скажешь Виктору? А как завтра посмотришь в глаза Фаине?” – размышлял я, словно во сне, – “Что же делать?” – заметалось в голове.
Я встал с койки, быстро оделся и осторожно подкрался к двери. Громом прогремел едва слышный стук. А я стоял и стоял столбиком, словно под гипнозом.
После третьей попытки достучаться послышались удаляющиеся шаги.
“Вот и хорошо. Если что, скажу, море сморило. Уснул и все проспал. Зачем закрыл дверь? Автоматически”, – придумал, наконец, отговорку и минут через десять уже спал мертвецким сном.
– Ну, как? – спросил утром Виктор.
– Нормально, – ответил ему.
– Сегодня моя очередь, – тут же определился он.
Вечером на танцах Фаину не обнаружил. А утром следующего дня узнал, что она уехала.
– Как уехала? – растерянно спросил Виктора.
– Как все – путевка кончилась. Кстати, ты ей очень понравился. Теперь моя Олька возжелала с тобой попробовать, – сообщил он.
– Да пошла она! – вполне конкретно ответил ему.
Больше на танцы не ходил, решив, что с меня хватит и одного эксперимента.

А однажды в порт пришел греческий корабль. Мы так и не узнали, с какой целью, но вечером на танцах вдруг появились греческие моряки. И на несколько дней танцы стали главным развлечением отдыхающих.
“Вот теперь я действительно в Греции”, – размышлял, пытаясь уловить смысл восторженных фраз на незнакомом языке, – “Они вернулись в свой Мариуполь хоть ненадолго и теперь рады без памяти. Вон как воркуют. Знать бы еще, о чем?” А в порту стоял ярко освещенный “грек” – их огромный плавучий дом.
Но как-то утром корабль исчез, будто и не было его никогда. Порт надолго опустел, так больше ничем и не порадовав.
Ну, а в пляжной зоне, кроме спасательных катеров, тоже ничего не заметил, даже гребных лодок. Что уж говорить о парусниках. “Их нет у меня”, – как и в какой-то цыганской песне.
Через день после ухода “грека” проснулся от необычного шума за окном. Оказалось, на город обрушился ливень с сильным ветром и градом. Глянув на море, увидел, что оно в белых “барашках”. Неужели шторм?
Сразу после завтрака отправились с Виктором посмотреть. И вправду шторм. Похолодало. Порывистого ветра уже не было, да и дождь прекратился, а огромные волны накатывали и накатывали на пляжный песок, разбиваясь о двухметровую каменную стену набережной. Это было нечто! В туче соленых брызг светилась радуга. А побелевшее от пены море рокотало, сокрушая сушу. Жаль, не разрешали купаться. Специальные патрули и спасатели были начеку и быстро отлавливали потенциальных нарушителей. А сколько всякой дряни выбросило тогда море. Похоже, не только дряни – энтузиасты, жаждущие сокровищ, долго еще ковыряли палками береговой мусор.
Дня через три погода наладилась, и время вновь полетело. К Стаскевичам так и не попал. Дважды подходил к их дому, но поговорить удалось только с волкодавом Сережей. Узнал он меня, или нет, но не лаял, а внимательно слушал мои речи из-за калитки. Похоже, хозяева были на работе.

После неудачи с Фаиной меня все чаще тянуло к уединению. Тому способствовал и  неугомонный приятель, который досаждал повсюду.
– Ты посмотри, какая краля! Не идет, а пишет! – предлагал он очередные смотрины, – Какая попочка! Точь в точь твоя. А ножки! Стройненькие, как у тебя, – выдавал неуместные комплименты, скорее мне, нежели привлекшей его внимание особе.
– Ничего, – отвечал, как обычно, лишь бы не молчать.
На пляже я по-прежнему старался не замечать полуголых женщин, отводя взгляды и даже зарываясь в песок, чтобы скрыть непобедимое желание, которое до сих пор оставалось сильнее меня.
– Ничего это пустое место, – цитировал меня приятель, – Ты глянь, какая красотка! Хочешь, познакомлю? – предлагал он.
– Твоя знакомая? – наивно удивлялся я.
– Нет, но захочу, будет. А то смотрю, ты после Фаинки никого не замечаешь. Даже меня, своего друга, – прозрачно намекал он.
Лишь в столовой, да пустыми вечерами, когда женщины были не столь оголенными, как на пляже, а Виктор “отрывался” с ними на танцах, чувствовал себя более-менее спокойно.
Но даже вернувшись с очередного свидания в кустиках, этот неутомимый ловелас нередко просто не давал прохода, насмешливо обращаясь ко мне с недвусмысленными предложениями.
– Понравилось с Фаинкой? – как всегда, начинал Виктор.
– Понравилось, – постепенно раздражаясь, отвечал ему.
– А кто вас познакомил? И какая мне благодарность? Тут еще моя Олька с ума сошла  – по тебе страдает. А я как страдаю! И это называется друг. Так друзья не поступают, –  вновь и вновь досаждал он.
– Иди ты, знаешь, куда?
– Дурак ты, Толик, и не лечишься. Давай, тётку тебе найду. Сразу другим человеком станешь.
– Отстань, Витя. Надоел со своими тетками.
– Значит, так?
– Значит, так.
– Хочешь, завтра же Олька будет в твоей койке?
– Отстань, Витя, пожалуйста. Давай, спать, – завершал очередной дурацкий разговор с “другом”.

А в один из вечеров, когда по обыкновению наблюдал за танцующими парами, неожиданно очень близко увидел Виктора с Ольгой.  “А она ничего. Тётка, что надо", – загляделся на подругу приятеля и вдруг представил ее сперва вместо Фаинки, а потом вместо пляжной незнакомки, –  “Вот бы с ней”, – мелькнула шальная мысль, –  “А что! Сейчас я тебя попробую, тетя Оля”, – невольно тронул рукой внезапно набрякший кий, услужливо ринувшийся на волю, –  “Кажется, выздоравливаю”, – это последнее, о чем подумал, прежде чем кинулся к тумбочке приятеля, где сразу отыскал коробочку с вазелином. Закрыв глаза, мысленно представил обнаженную Ольгу и сразу ощутил невероятный прилив энергии, которой захотелось немедленно поделиться хотя бы с воображаемой женщиной. И вот уже наши тела слились в стремительных ритмах конвульсивного танца, открывая нам путь в нирвану...

Незаметно подошел последний день у моря. Завтра утром поезд. Еще вчера попрощался с Виктором – его самолет летает на Сахалин раз в неделю.
Прямо с утра, еще до завтрака, в последний раз пообщался с необщительным Сережей, а потом попытался отыскать дорожку, по которой шли тогда с Василием Георгиевичем.
И – о, чудо! – неожиданно вышел на памятный холм. И снова был очарован волшебной картиной морских просторов. Кажется, совсем недавно мы стояли здесь с отцом Толика Беленького, открывшим мне этот мир, и как, вроде бы, давно это было. А теперь только и остается широко развести руки, как он, и попрощаться:

Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой.

Это наверняка Пушкин, кто еще! Вряд ли наши великие поэты были в Мариуполе, но Лермонтов, возможно, навещал Тамань и видел это море, только с другого берега. Во всяком случае, его герои бродили по тем местам. И море тогда было точно таким, каким вижу его я.
Жаль, не пишу стихов, а лишь под настроение вспоминаю через пень-колоду чужие. Но я еще школьник и только учусь. Да и море увидел впервые. Нет, оно меня не разочаровало. Я люблю его, как и прежде, но не фантастическим, созданным воображением, а реальным, земным.
Что ж, до свидания, море! Я запомню тебя таким.

Вечером, слушая  “прощальный концерт” пианиста, невольно впал в состояние меланхолии. Когда еще вернусь сюда, в Мариуполь, и вернусь ли когда-нибудь.
На минутку вышел на танцплощадку и вдруг прямо перед собой увидел Ольгу, сидевшую в гордом одиночестве. Наши взгляды встретились. Я кивнул, а она вдруг призывно махнула рукой. Подошел:
– Здравствуйте, Оля.
– Здравствуй, Толя. А почему на  “вы”? Мы же друзья.
– Согласен. Почему одна?
– Не одна – с тобой.
– Да я не по этой части.
– А мы можем и по этой. Было бы желание, – улыбнувшись, вдруг косвенно подтвердила она слова Виктора.
– Ты это серьезно? А как же Виктор?
– А что Виктор. Бросил нас. Что нам остается? Не будем же мы терять последний вечер. Согласен?
– С чем? – сделал вид, что не понял вопроса. А сердце уже забилось, разгоняя молодую кровь.
– А Фаинка говорила, понятливый. Не забыл Фаинку?
– Как забудешь. Первая женщина, – невольно соврал ей.
– А ведь первой могла быть я, Толик.
– Как это?
– Просто Фаинка тебя выиграла. Но я согласна и второй.
– Да ладно тебе.
– А что? У меня такая же. Хочешь проверить?
– Хочу, – не стал спорить с теткой. Будь, что будет. Если шутит, пусть шутит. А нет – еще одно приключение на закуску. Даже не узнает, что станет первой автоматически, если, конечно, опять не струшу.
– Тогда не закрывайся. Перед отбоем приду, – пообещала дама.

Вот это сюрприз! Хоть и сомневался, что придет, но к визиту подготовился, да и дверь оставил открытой, на всякий случай.
Минут за пятнадцать до отбоя она скрипнула, и на пороге возникла Ольга в голубеньком халатике и домашних тапочках. Но, какая! Если бы не знал, что она минимум вдвое старше, воспринял, как ровесницу – так молодо выглядела моя дама в домашнем наряде. Невысокого росточка, стройная подвижная брюнетка с живыми карими глазками и ямочками на щечках, тронутых легким румянцем, заметным даже в полумраке номера.
Нет, эта тетка мне откровенно нравится. Но куклой для нее не стану. Я – мужчина.
– Это что, у нас сегодня половая жизнь? – рассмеялась Ольга, глянув на приготовленное на полу ложе.
– Так прохладней, – покраснев от слишком уж откровенного словосочетания  “половая жизнь”, кивнул в сторону вентилятора.
– А ты изобретатель, – похвалила подруга.
– Да уж. Шампанского бы, да денег нет. Все ушли на амуницию для подводного плавания, – благородно соврал ей.
– Кто ж знал, что это случится в последний вечер, – согласилась дама, – Ну, раз нет шампанского, приступим к сладкому, – сбросила она халатик.
Боже мой! Какая она красивая! Я смотрел, и не мог оторваться от картины  “Ольга в неглиже”.
– Не смущай меня, Толик, – еще больше покраснела подруга, а я-то думал, тетки не краснеют.
– Олечка, не боишься, а вдруг дети? – задал ей глупейший в такой ситуации вопрос.
– Да я рада буду! Назову его Толиком. А то скоро тридцатник, а я ни разу не рожала. Ладно, Толик, хватит о грустном. Лучше не теряй время, выключай иллюминацию, – кивнула она на ночничок.
Вот еще! Даже девочек рассматривал на свету, а эти тетки, оказывается, любят темноту.
“В темноте зачинаются дети”, – вспомнил где-то прочитанную глупость. Похоже, не зря снились младенцы из акушерской книги студентов-медиков – наверняка родит нашего сына. Тогда пусть будет темно, решил я, и номер погрузился в непроницаемый мрак. Возвращаясь к партнерше, едва не наступил на нее – та уже заняла свое место на любовном татами.
– Ого! – вдруг наткнулась она на устремившегося к ней хулигана. Неужели я чем-то удивил, в сравнении с Виктором? А может, это  “ого” – простая женская уловка, чтобы стимулировать партнера? Вот, чего не надо, того не надо – я был готов еще на танцплощадке, когда только намекнула. Да и мы с тобой уже давно не в первый раз, хоть и без тебя. Так что держись, Олечка! Я постараюсь тебя удивить...

– Ну, Толик! – раздался, наконец, мой приговор, – Права Фаинка. Ну, почему так неудачно выпал жребий? Все ночи были бы нашими, Толик. Как же мне не везет, ни с мужьями, ни с любовниками, – возбужденно запричитала она, и даже, мне показалось, всхлипнула.
– Ладно, Олечка, у нас вся ночь впереди, – обнял ее, чтобы успокоить.
– Всего одна, Толик, – доверчиво прижалась своими тверденькими, как у девочек, прелестями.
– Одна, но какая! – попробовал вдохновить нежданную подружку, скрасившую мою последнюю ночь в городе Жданове.
– Толик, а ты мог бы меня полюбить? – вместе с убийственным вопросом обрушила она целый водопад искренних слез.
– Конечно, Олечка. Я и так тебя люблю. Хочешь, еще разок докажу?
– Хочу! – сквозь слезы рассмеялась пылкая любовница.
Мы очнулись, когда в номере стало светло, даже при закрытых шторах.
– Ну, мне пора, – растолкала уже одетая Олечка, – Прощай, Толик, я не забуду тебя никогда.
– Я тебя тоже, Олечка, – ответил ей, ясно осознавая, что повторения не будет. Неумолимое время давно развело нас навсегда. Когда родился, ты была старше, чем я теперь.
Когда Олечка ушла, мне приснилось море, каким увидел его с холма в первый день нашей с ним встречи.

А часа через три – ураганный штурм общего вагона, где едва не расстался со своим чемоданчиком, выбирая, он или безнадежно прижатая к чему-то твердому рука. К счастью, спасти удалось и то, и другое.
– Мариамполь-Мариамполь! Не забуду я море твое, – весь день стонал под гитару молодой человек, развлекая двух симпатичных попутчиц, а заодно и пол вагона пассажиров.
– Почему Мариамполь? – спросил, когда тот на время затих.
– Это древнегреческое название Жданова, – пояснил он.
– А я думал, Мариуполь, – высказал ему свое мнение.
– Индюк тоже думал, – с ехидцей сострил  “знаток”, торжествующе поглядывая на подружек.
– И придумал Мариамполь, – добавил я под дружный смех всего купе.
А потом пошли анекдоты, и о городе, подарившем мне море, больше никто не вспоминал.