За горизонтом истины 2

                5               
               
    После армии я поступил в авиационный институт на западе страны. Ни для кого не явилось это неожиданностью. Но вот я сам это своё решение не мог понять. Что-то шептало изнутри, что-то говорило о том, что по окончании этого института я буду востребован у себя дома, потому как окончание физического факультета престижного вуза такой перспективы не давало. А мне, особенно после армии не хотелось надолго отрываться от родных мест. И пусть я буду оторван от них во время учёбы, но в дальнейшем этого не будет. Я буду дома.

   Ни дня не проходило за всё оставшееся время армейской службы и в новое время студенческой поры, чтобы я не вспоминал ту прохладную осеннюю ночь. Не состоявшаяся драка, на которую я вышел в крайнем возбуждении рассудка, переливавшееся через край, через стандартные границы, оставалась в воспоминаниях моих лишь фоном, отошедшим на задний план, перед более значимым и главным. И оружие её, невиданное, не имеющее аналогов в мире действительности, отходило так же назад, пропуская вперёд и только вперёд его обладателя. Вспоминалась она, та задумчивость в её глазах, может, пытавшихся что-то сказать мне, но предпочитавших укрыть, не раскрыть, оставить в тайне. Но что? Вспоминался тембр голоса её, сама мелодичность звука её, что была под стать её красоте, искренней, истинной, как при первой встрече на той поляне посреди тайги. Я слышал когда-то саму музыку высокой природы. На прощание та таинственная задумчивость, заполнявшая глаза её, уступила огням, что делали светлым её поистине неземную красоту. Вспоминалось нежное прикосновение её пальцев, когда ладонью приложилась она к ладони моей. И это малое, багровое пятно, что не скрылось под знаком времени, что осталось с той ночи, с той встречи, с того прикосновения, как знак, как печать, как доказательство, как память. Она не сказала мне, и я не знал. Почему? Для чего? Так и осталось это под пеленой, под завесой тайны.

    Факультет самолётостроения и вертолётостроения способствовал моему дальнейшему познанию физики. ТРД - турбореактивный двигатель: компрессор, воздухозаборник, камера сгорания, реактивные сопла, турбина. Всё, что нужно было для дальнейшей моей жизни, что становилось неотъемлемой частью будущей профессии, так или иначе, играло на постижение физики, на достижение цели. Цель - найти дорогу к ней, быть рядом с ней, стало для меня как жизненный путь. Буду ли непоколебимым в этом пути?

    После четвёртого курса, после практики, я, как и обычно, поехал домой на каникулы, которые, в основном, приходились на сентябрь месяц. Конец лета, конец августа ещё не предвещали неумолимую поступь осени, её холодное дыхание. Буйная до густоты зелень продолжала радовать глаз. Лето продолжало развиваться, хотя отпущенный ему срок подходил к концу.

    В пути познакомился с одним земляком, который так же несколько дней коротал в плацкартном вагоне поезда дальнего следования, мчащегося чуть ли не через всю страну. Был он постарше меня, а значит и повидал в жизни кое-что чуть более меня, такого спортивного склада, потому как работал физруком в школе. Тему для разговора нашли сразу, так как оказались оба мы заядлыми футбольными болельщиками, имевшими довольно таки приличный кругозор не только по футболу, но и в целом по спорту.

    Все разговоры, беседы наши велись вокруг да около спорта. По большей части рассказывал он, мне же отводилась роль такого доверчивого слушателя. Но вот один его рассказ отошёл от тематики спорта, коснулся лично его, части его биографии.
    Мы подъезжали к Байкалу, и путь наш, растянувшийся на несколько дней, завершался через каких-то полдня, может, чуть больше. Я, всегда слушавший его с интересом, на этот раз даже напрягся в таком состоянии внимательного слушателя. Под мерный стук колёс, под такой ровный такт протекал его рассказ, вроде бы неторопливо, но с оттенком внутренней напряжённости, ибо это было воспоминание. Он вспоминал, как будто переживал те дни:
  - Когда я отработал первый учебный год, меня отправили в пионерский лагерь, работать физруком. Находился этот лагерь недалеко от нашего посёлка. Отдыхали там, в основном, ребята из города. В обязанность мою входила утренняя зарядка и разные спортивные соревнования. Работа моя, можно сказать, сочеталась с отдыхом. Всё шло нормально, и прошло бы нормально, если бы не одно но, такая неприятная черта. Частенько бывает эта штука, частенько проявляется она. В общем-то, стали досаждать местные подростки, да и юнцы чуть постарше. Однажды поздним вечером, уже после отбоя, когда я ремонтировал радиоаппаратуру, раздались такие громкие крики.

 Сразу выскочил, посмотрел. Возле клуба шла драка, а точнее избиение. Били городских ребят, но не тех, кто отдыхал в лагере, а ребят, подрабатывавших здесь, в основном, в клубе. Они-то чуть постарше были. Конечно же, я сразу побежал туда. А они, местные, увидели меня и побежали. Никого не поймал. Ну, я тоже был когда-то пацаном. И я знал, что они не убежали совсем, а где-то прячутся поблизости, но только за пределами этого пионерского лагеря. Успокоил городских ребят, подождал где-то полчаса и пошёл за границу лагеря.

Стемнело. Считай уже ночь. Темно, не видать ничего. Я притаился. Трава высокая, да и кустарников много. Ждал недолго. Смотрю, идут трое. Но я знал, что остальные где-то поблизости. Я вышел точно перед ними, вышел тихо и неожиданно. Они сразу оторопели. Не ожидали. Смотрю, а ребята-то знакомые. Они от этого больше перепугались. Когда они убегали, они видели меня, они тогда узнали меня. Не стал я их ругать. Я просто попросил: "Ребята, пока я работаю физруком, пожалуйста, оставьте пионерский лагерь в покое". Пацаны поняли меня.

 Потом городские ребята подходили ко мне и благодарили, и говорили мне: "Мы встречались потом. Они сказали нам, что Вы  – местный мужик, и что в Ваш сезон они не будут ходить сюда". Так и было. Эти ребята не ходили. Но это не всё.

 Стали ходить ребята постарше, считай уже совершеннолетние, уже перед армией. Им-то, конечно, никаких дел не было до пионеров. Они приходили к девушкам, которые тоже подрабатывали, но в столовой посудомойщицами, да и не только там. Мне до них было как до лампочки, как до луны в тихую ночь. Но вот в один вечер, а было это после ужина, я шёл в свою комнату, ко мне подбежали девочки, не большие, старшеклассницы, а вот такие, крохотные, совсем крохотные, из младших классов. Подбежали, глаза, лица испуганные, и говорят мне, так наперебой: " Там двое пьяных угрожали нам. Сказали, что всех нас зарежут…" Знаешь, у меня в глазах потемнело. Какая злость тогда была в душе! Я сразу: "Где они?!"

 И мы побежали. Недолго бежали. Девочки остановились и рукой так, показывают мне. Дальше бежать побоялись. Смотрю, там, недалеко от того места, где жили эти молодые девчонки, что работали посудомойщицами, стоят вот эти парни, "зелень", одним словом. Подхожу ближе. И вижу, они действительно, не сказать, что пьяные совсем, но поддатые. По словам сразу понятно. Ну, думаю, порву гадёнышей. Я так им сразу и заявил. А они не стали отрицать.  Ещё так нагло рассмеялись. Но не только. Встали передо мной в стойку. А зря, для них всё зря было. Да и без этого за такие слова, за такую угрозу, и не кому-нибудь, а детям я готов был бить, жестоко бить. Очутись мы на каком-нибудь необитаемом острове, точно убил бы их. И вот тут-то один из них достаёт нож. Этого мне хватило. Я сразу резко ударил самого ближнего. Тот перевернулся, так перевернулся, что и не встал.

 Смотрю, а остальных как не бывало. Но не до них мне стало. Всё внимание было на этого с ножом. Он-то бежал. Не знаю, какие глаза были у меня, да и себя самого не видел. Но представляю. Я побежал за ним. Он раз и проскочил через какую-то дырку в заборе. Я тоже. И пошла гонка уже за пределами пионерского лагеря. Говорят, от страха убегающий может такую скорость развить, что может всякие рекорды побить. Кого уж там. Дыхалка – вот критерий, вот уровень. Задохнулся гадёныш. Куряга же. Подбегаю, он еле дышит, будто рыба с крючка на берег. А ещё на меня нож поднял.

 Злость кипит во мне. Толкнул. Он упал. Тут не знаю, что на меня нашло. Взял его за заднюю часть головы, за волосы и давай его мордой об землю. Не знаю, сколько длилось бы это. Но чувствую, кто-то смотрит на меня. Обернулся, а там, сзади, на заборе чуть ли не половина пионерского лагеря, и смотрит на этот спектакль, что я устроил с этим парнем. Развернулся я и пошёл. Иду, смотрю, а они, дети разных возрастов, продолжают сидеть на заборе. И такие они восторженные! По их меркам я-то дрался за них, за их безопасность. Так оно и было. Знаешь, это были для меня самые радостные, самые высшие минуты в моей жизни.  Они долго друг другу, вожатым, воспитателям рассказывали про это. При этом во всю добавляли от себя, чтобы ещё красочнее было.

    Миновали мы красивые южные берега Байкала. Но красота байкальской природы продолжалась в степенных изгибах широкой, неторопливой Селенги –  реки Монголии, реки Бурятии, реки России, ведущей свои воды в лоно священного моря Байкал, как называем мы – местные жители самое глубокое озеро планеты, саму жемчужину Земли.

    А собеседник прервал свой рассказ, именно прервал, ибо знал как-то я, что то, о чём хотел поведать он, впереди. Знакомо было мне такое состояние, когда один выходишь драться против многих. То было в армии, когда я выходил на драку за себя. Но он, собеседник, выходил на такое дело за детей. Я внутренне всегда уважал самого себя за тот поступок, но то, что он сделал, заслуживало уважения намного большего. Удивительного же я в этом не видел потому, как собеседник был спортивного телосложения и по всему, видать, закалённого характера. А он, немного нахмурив брови, видимо собрав воедино воспоминания, продолжил дальше:
  - Смена та закончилась и, казалось бы, всё на этом, на этой истории можно было бы поставить точку. Но нет. Она имела продолжение.
  - И что, опять какая-то разборка?
  - Да нет, нет. Она развернулась совсем по-другому. Но если говорить на счёт разборки то, пожалуй, она имела продолжение, но совсем в другом русле. Но начну по порядку.

    И, видимо, вновь он стал упорядочивать хронику тех нахлынувших воспоминаний, что посетили его, и о чём он хотел поведать мне. Но чувствовал я внутренне, что главное кроется не в самой разборке или ещё в чём-то, а в ином, совершенно другом, и что это другое вытекает именно из этой истории. А она продолжилась под мерный стук колёс, под их ровный такт, на фоне проплывающего за окном изумительного пейзажа родного края:
  - Прошло несколько дней после второй смены. Впереди был месяц август. Почти месяц отдыхать в отпуске. И вот в начале августа по приглашению я гулял на дне рождения. В, общем-то, там основной контингент составляли мои друзья. Погуляли, так погуляли. Но не только. Все засобирались на дискотеку. Я же засобирался домой. У меня не было никакого желания идти туда, но один мой друг уж очень сильно настоял на том, чтобы я составил им компанию. Ну и пошёл я со всеми на дискотеку.

 Там мы, конечно, продолжили наше всеобщее веселье. Всё бы нормально, но там я увидел одного из тех, которые были там, в пионерском лагере. И как раз этот парень был одним из тех двоих, которые спьяну ли, но точно в поддатом виде угрожали детям. Сейчас-то он был трезвый, а вот я-то был на этот раз поддатым. Он стоял не один, но среди окружающих его, никто там не был. Ну, я подошёл к нему. И говорю ему: "Чего же ты, гадёныш, детям угрожал. Почему ты мне не угрожал?" Я говорю, а самого так и берёт злость. Окружающие этого парня увидели это и подальше от нас, как можно, подальше. Именно подальше от моей руки. Всё может быть ненароком.

 А я разгорячился, злость так и кипит, так и бушует. Ну и взял, и навернул от всей души. Он и сопротивляться не посмел. Детям угрожать мастер, а когда дело дошло до серьёзного, так и лежал беспомощный. Друзья меня оттащили. Это было в субботу, а в понедельник он написал заявление. Вот так-то. Сразу пришла повестка. И пошли меня мурыжить допросами. И большим аргументом против меня было то, что я был нетрезвым. Подписка сразу о невыезде. Ладно, не закрыли тогда. Но факт был в том, что возбудили против меня уголовное дело. Так что я не только работы лишался, но и свободы. Разве что, могли условно. Да и то, как посмотреть. Парень-то этот не простой оказался. Сынок одного шишкаря, такого начальника. Ну, всё завертелось. И тут-то мне моя мать и говорит: "Есть у меня одна подруга детства. К ней съездим". "А чем она поможет-то?" – спрашиваю удивлённо я. "Пока говорить не буду, но посмотрим…" – говорит мне мать. Ну и поехали мы с матерью к ней. Поехали тайно, потому что подписка у меня о невыезде. А жила она в небольшой деревеньке. Вот туда-то и поехали мы.

    И снова тишина, такая пауза наступила в его рассказе. Понимал я сейчас, что начинается вот это главное, то самое, о чём хотел он поведать мне. Но о чём? Не заставило это долго ждать себя. Он продолжил:
  - Мы зашли в её небольшой дом. Конечно, сначала расспросы о житие-бытие, а потом-то мать и представляет ей меня. Рассказала ей всё, как есть. А она взяла карты и давай гадать. Погадала. А мать поставила перед ней бутылку водки, что купила накануне, да и держала сутки дома. Она посмотрела на бутылку тщательно, а затем вышла во двор.

 Мы же с матерью смотрели в окно. Она стала брызгать из бутылки и шептать свою молитву. Не знаю, что сказать, но как-то стало мне тогда не по себе. Я понимал, что она молится за меня, шепчет за меня. Но вот это ощущение неизвестного состояния я помню до сих пор. Что это было? Конечно, друзья мои, да и не только, многие ходили к этому парню, чтобы он забрал обратно заявление, но он, да и родители его, слушать об этом не хотели, не желали. Но вот приехали мы из этой деревни, а на следующий день приходит этот парень и приносит такое заявление, что мол, не имеет ко мне никаких претензий. А следователь говорит: "Процесс пошёл. Ничего изменить не могу…" Как будто бы настроен он был серьёзно. Но не прошло и дня, как пришёл к нему отец этого парня, такой начальник и попросил забрать обратно заявление. И, что интересно, извиняется. А оказалось, что сынок его рассказал ему причину всего этого. И вот представляешь, если бы дети написали на него заявление, что было бы ему? В век не отмыться. Но, главное, они-то, дети не написали. И это как бы сошло ему с рук. А он написал, дети не написали, а он написал. Вот в чём он вдвойне падкий гад! То, что я ему навернул, так легко он отделался.

    Мерный стук колёс, их ровный такт давали пищу для раздумья. И было отчего. Понимал я, что ещё не всё досказано. Так оно и случилось. Воспоминания его потекли своим чередом:
  - Ладно бы всё на этом. Но не так-то было. Через неделю меня расписали в районной газете, в криминальной хронике. Следователь этот постарался. Фамилия, имя – всё как есть. Зачем? Для чего? Иду по посёлку и слышу от людей, и самое главное, от детей, что меня ещё не посадили. На душе вот так плохо стало. И опять мать предложила поехать в ту деревню, к её подруге детства. Мы и поехали туда. Так же она вышла во двор и стала молиться и брызгать водкой.

 А потом подаёт такой маленький бумажный свёрток. "Здесь чёрные зёрна мака. Пойдёшь на работу, посыпай за собой зёрна и шепчи про себя, шепчи, чтобы плохие мысли людей улетучились сами собой…" Когда настала пора идти на работу, я взял с собой этот бумажный свёрток. На подходе к школе я стал сыпать за спиной чёрные зёрна мака и шептать так, как она сказала. Захожу в школу, а в коридоре идут учителя и, как ни в чём не бывало, здороваются со мной. Сразу поднялось настроение. А директриса школы так и сказала: "Идите, работайте". И больше ничего. Вот теперь как ты думаешь про всё это?
  - Я могу сказать, что верю. Не всё поддаётся нашему разуму, не всё. Всякое бывает, всякое… – только так и мог сказать я, когда-то сам заглянувший в окно неведомости.

    Но не стал я рассказывать про ту встречу на той поляне посреди тайги, про тот случай в армии. Всё это было моё, потому что вспоминал я часто именно её, ту девушку, не видение, а реальность. Я это знал точно, и не сомневался в этом. Это была моя тайна. Но какая? Я сам не знал свою тайну. Совершенная неизвестность! И всё, что было со мной тогда, было дорого мне. Но казалось иногда, что было это не со мной, скорее как сон, как миф. И лишь маленькое бурое, с отливом красного, пятно на ладони, близкое к запястью, было у меня не с рождения. Оно пришло вместе со мной из армии, с той прохлады осенней ночи.

                6               

    Понимал я его заинтересованность такой экстрасенсорикой. Его интересовала истина за пределами мира материализованного. Подруга его матери обладала такими свойствами, которых впору назвать сверхъестественными. А что такое сверхъестественность? Неизвестная истина за пределами естества, мира материализованного? Как и почему так совершается? И что стоит за этим? Мир высокой науки, естественной науки, высокомерно открещивается от понимания такого, от разрешения его. Но почему же прекрасная незнакомка, спасшая меня когда-то в армии, пришла тогда во сне, когда я ещё был подростком и предложила книгу, учебник по физике? Я не понимал этого.

 Физика - предмет, изучающий мир естества, мир материи. Но ведь она держала и вторую книгу. Название её мне не читалось в том знаменательном для меня сне, да и не интересовало, как и сама книга. А она о чём? "Придёт время, узнаешь вторую книгу" - сказала она уже не во сне, а той прохладной осенней ночью в армии. Может, в ней и записаны истины за пределами естества. Если мы говорим "сверхъестественность", то в самом слове заложено понимание более высокой истины над истиной естества, обыденного мира материи, следующему законам физики, которую мы понимаем, которую мы представляем. Но не все истины самой физики известны нам. Кто знал про тёмную материю и тёмную энергию, составляющих девяносто пять процентов от всего материального мира Вселенной? Они были сокрыты от нас до 2006 года, пока их не открыли американские астрофизики. А что мы знаем о кротовой норе, червячном переходе, таких червоточинах пространства-времени, о которых заявила сама традиционалистская официальная наука? А Большой Взрыв? Да и много чего другого. Вот в чём штука!

  - Я расскажу тебе про один случай, - однажды сказал мне один мой приятель, тоже студент. 
  - Ну, давай, рассказывай.
  - Было у меня какое-то такое хреновое настроение. День такой выдался. Ну, шёл я по улице, а тут ко мне подходит цыганка одна и говорит, что погадает мне, узнает судьбу мою дальнейшую, мою будущую суженную и про всё такое.
  - Понятно.
  - Стала гадать она по моей ладони. Понаобещала она всё хорошее и говорит, чтобы исполнилось всё это, я должен положить бумажный рубль на ладонь. Я так и сделал, а она продолжает дальше говорить, и говорить, что мало этого для исполнения всего. Надо в этот бумажный рубль обвернуть ещё столько-то, и ещё столько. Я так и сделал. Все деньги из кармана вытряхнул. А она взяла все деньги и пошла, как ни в чём не бывало. Хотел остановить её, а не могу. Но знаешь, самое главное, в чём дело.
  - А в чём? – спросил я уже заинтриговано.
  - Дело в том, что когда она гадала, у меня как будто кружилась голова. Казалось, что земля уйдёт из под ног. Что-то такое нехорошее.
  - Скорее всего, это знаменитый цыганский гипноз. У неё, видимо, был такой дар. Ещё она психолог. Увидела твоё такое настроение и сыграла на этом. Шёл ты, наверное, не так. Вот шёл бы бодро на учёбу или в таком весёлом настроении, она к тебе не подошла бы. Значит у тебя всё нормально, а тут такой не в настроении и всё. И походка не та. Главное по лицу можно увидеть. Тонкий психолог всегда заметит это. Расстроенные всегда подвержены этому, – говорил я таким видом знатока, потому как приходилось слышать про это.

    Моя такая осведомлённость подтвердилась через несколько дней. На вокзале в тот день народу хватало. Были здесь и цыгане. Но вот откуда-то появился молодой человек. К нему тут же быстрым шагом направилась одна цыганка. Внимание моё устремилось к этой ситуации. Молодой человек шёл как-то рассеянно. Но видать, был он расстроен чем-то. Даже я заметил это, тогда уж что говорить про цыганку. Подходила она, как будто подходит хищник к жертве.
  - Молодой человек, можно тебя? – остановила она его.
  - А что? – спросил тот.
  - Я вижу, чем-то расстроен ты. Я могу помочь тебе. - голос хищницы прозвучал очень доверчиво и убедительно.
  - Чем? – спрашивал молодой человек, ещё не отошедший от своих дум переживания.
  - Могу погадать тебе на руке и облегчить этим твои страдания. Всё будет у тебя в скором времени хорошо. Даже лучше. Всё это временно у тебя. Пройдёт. Настанут другие времена. А вот когда, я скажу тебе, когда погадаю тебе по руке. Дай ладонь свою, я посмотрю на линию твоей судьбы. Не пожалеешь.

    Настойчивость цыганки была изумительна такой своей устремлённостью к совершению добра, и именно для этого человека. Сострадание так и лилось из уст её, что молодой человек, погрязший, видимо, в своих каких-то проблемах, не устоял перед сочувствием к его делам, видимо, идущими явно не в гору.
  - Вот смотри, здесь протекает линия твоей судьбы, линия твоей жизни. Что я вижу там? Да. Вот здесь и был просчёт. Но ничего. Я посмотрю на будущее твоё и постараюсь помочь тебе. Но парень, нужно копейку кинуть на ладонь. Но не совсем копейку, а какую-нибудь купюру. Вот-вот. Так, так, для такого дела, однако, одной купюрой не обойдёшься, тут надо ещё одну, только сверни её комочком. Мы её аккуратно обернём первой купюрой и сделаем, чтобы всё у тебя стало нормально. О-о! Надо ещё одну, и всё будет точно по твоему разумению, по твоему желанию. Вот уже получше. Молодец! Скажу тебе, через неделю, может другую всё поправится. Не печалься, не печалься. Ну, давай, я пошла.

    Сделав своё дело, цыганка решила спешно покинуть театр действия. Парень же увидев пустую ладонь, где, возможно, только что лежали его последние финансы, и, поняв, что его просто, напросто облапошили, решил вернуть свои деньги. Цыганка же ответила таким тоном, где уже напрочь исчезли нотки недавнего сочувствия, такого сострадания, а присутствовали властные тона давно отработанной, лихо натренированной наглости:
  - Будет у тебя всё хорошо, всё ладно. Но добрые дела не делаются бесплатно. За всё надо платить. Иди, иди своей дорогой. Пусть она будет чистая у тебя.          
    Парень же стоял растерянный совсем от такой наглости. Финансы утекали от него, и вернуть их не было никакой надежды. При этом он даже не мог сделать шаг в сторону её. Наведённые на него чары играли свою весьма значительную роль. Почему-то я, сторонний наблюдатель, не сомневался в этом. Было жаль этого парня, но и восхищение к этой цыганке у меня возникло. Почему? Не мог понять. Не знаю, какая муха укусила меня, но мне захотелось на себе проверить её чары, воздействие её гипноза.
  - Подожди, цыганка. Погадай мне.
    Она обернулась. Внимательно посмотрела на меня. "Наверное, во мне она ищет какого-нибудь опера в гражданской форме, но ведь я-то совсем далёкий от милиции человек", – тут же подумал я.
  - Ты и вправду не опер, совсем далёкий от милиции человек,  – сказала она, может, облегчённо, но совсем удивив меня до определённого шока вот такой телепатией.
    Вот так она и определяет свою будущую жертву. Прикидывает все нюансы, а затем вперёд на дело. Чары, лёгкоё гипнотическое воздействие, ошеломляющее красноречие – вот её оружие. Но здесь я сам просил погадать на ладони, что было неожиданно для неё. 
  - Погадаешь?
  - Но давай, раз ты напросился.
    Я протянул ей ладонь. Она взглянула. Взгляд её стал внимательный.
  - У тебя с рождения это пятно, багровое пятно? – в тоне голоса её проскользнуло удивление, которое не ускользнуло от меня.
  - Сама скажи. Ты же всё знаешь.
    Она ещё раз внимательно посмотрела на мою ладонь, на это пятно. И вдруг что-то резко переменилось в ней, что она отвела, не грубо, а так очень аккуратно мою руку в сторону и поспешила удалиться.
  - Скажи, пожалуйста.
  - Нет, нет, – поспешно ответила она, всё так же удаляясь прочь от меня.
   Прошла она немного и повернулась. Из облика её, из её походки самой, от взгляда её исчезли недавние бесцеремонность и наглость, уступив место совсем другим проявлениям души.
  - Ты ни к кому не лезь со своей ладонью, – сказала, словно дала совет, и тотчас повернулась и стала удаляться.
  - Почему? Скажи… – только и оставалось мне вопросительно смотреть ей вслед.
  - Нет, нет.

   Я посмотрел на ладонь. То самое багровое пятно, не с рождения, что появилось после её прикосновения ладонью к моей ладони тогда в армии в той прохладе осенней лунной ночи. И вдруг на миг показалось мне, что оно, багровое пятно, вибрирует, что едва искринкой и промелькнул какой-то блик огня, огня неведомости…    

                7               

    Продолжение следует...