Троллейбусное депо

В нашем городе сотни улиц и тысячи жителей, а у каждого человека – миллион дел. Перемножьте эти цифры, и вы поймёте, какая суета творится вокруг, когда выходишь из дома. Но это ещё ничего. Всё становится в десятки раз хуже, когда залазишь в автобус. Там тесно, как в моём прошлогоднем ботинке! Мне ещё повезло, я худенький и везде могу протиснуться. А то приходилось бы ходить пешком на другой конец города. Я же учусь в специализированной школе с углубленным изучением иностранных языков. Не знаю, как они только меня взяли. У меня же дальше football, dog и watch TV дело не идёт. Наверное, бабушка подсобила, она там раньше работала заведующей. Гардеробом.
Каждый день мама заставляет меня писать слова на карточках, и пока я еду в автобусе, я их зубрю. Несколько человек, похоже, зубрят вместе со мной – я не раз замечал. Но едва я выхожу из автобуса, я всё забываю. Надеюсь, у тех людей память получше моей.
Моя остановка – конечная. Она называется «Троллейбусное депо» или «Тролл. депо» сокращённо. Троллейбусное депо – это такой большущий парк, где живут старые троллейбусы. Они настолько старые, что на них уже никто не ездит. А новые почему-то там не нарождаются. Это я когда был поменьше, так думал, что в семье больших троллейбусов рождаются маленькие, игрушечные, а потом растут и становятся такими же большими, как их родители. Только они совсем новые. С сиденьями с подогревом и телевизором.
Сразу за троллейбусным депо начинается лес. Густой и тёмный. Он даже пытается воевать с депо за территорию, но забор крепко держит оборону и не пускает внутрь ни одного дерева-лазутчика.
Лес этот очень красивый зимой. Деревья покрываются инеем и застывают в разных позах, словно играют в «Море волнуется раз».
Так вот, история, которую я хочу вам рассказать, случилась как раз в такую вот зимнюю пору.
Я завалил тест. Я знал это заранее, поэтому даже не расстроился. А вот учительница рвала и метала.
- Пока не выучишь неправильные глаголы, домой не пойдёшь, - сказала она. Сказала, как отрезала. И оставила меня наедине с этими монстрами.
Едва за учительницей закрылась дверь, они атаковали меня и совсем сбили с толку. И как им удаётся быть такими абсолютно незапоминающимися? Я бился над ними три часа подряд, пока не пришла уборщица баба Маня и не погнала меня домой.
- Там темень такая. Давай дуй домой, - скороговоркой сказала она.
У бабы Мани всегда все слова в предложении начинаются с одной буквы. Не знаю уж, как ей это удаётся, но я ей всегда завидовал. Вот бы мне так научиться, ещё и на английском!
Оставив неправильные глаголы на парте (пусть подумают над своим поведением), я пошёл в гардероб за шубой. Гардеробщица уже ушла. Сквозь решётку я мог видеть свою шубу, сиротливо висевшую на крючке под номером 51.
- Подожди ещё чуть-чуть, я вернусь за тобой, - шёпотом пообещал я ей и кинулся на поиски дворника дяди Феди. На то, чтобы отыскать его, времени ушло порядком. Через полчаса моя шуба была свободна, и я наконец-то смог пойти домой.
Темень и правда была хоть глаз выколи. Фонари не горели. Тёмная громада леса, казалось, подобралась бессовестно близко. Мне было не по себе. Я поскорее побежал на остановку.
Автобусов не было. Я хотел узнать, который час, но часов на руке не оказалось – опять забыл надеть! Я порылся в портфеле в поисках телефона, но -  увы! – тот был разряжен. Так вот почему до сих пор не звонила мама!
- Вот растяпа, - сказал бы сейчас дед. В глубине души я был с ним согласен. Нельзя жить с головой-дуршлагом, в дырки которого просыпается вся полезная информация.
Пока я всё это обдумывал, становилось холоднее. Я как мог зарывал нос в мех воротника, но тот всё равно мёрз нещадно. Мороз сначала проник в рукавички, а потом, чувствуя свою безнаказанность, пробрался в шерстяные носки и принялся щипать меня за кончики пальцев. Пришлось вспомнить некоторые приёмы с уроков ритмики, чтобы дать ему хоть какой-то отпор.
Прошло ещё десять мучительных минут. Мороз разошёлся вовсю – ритмика помогала слабо. Я попытался исполнить греческий танец сиртаки, который моя сестра Ритка целый месяц разучивала для выступления. Греция – тёплая страна, значит, и танец должен согревать лучше любой ритмики, рассудил я, брыкая ногами, как горный козёл. Не знаю, был ли мой танец хоть отдалённо похож на сиртаки, но я согрелся. Правда, ненадолго. Уже через пять минут мороз накинулся на меня с новой силой. «Я тебе сейчас покажу сиртаки», - возмущался он. А автобуса всё не было. Я уже подумывал вернуться в школу и заночевать там в обнимку с неправильными глаголами, как вдруг…
Лес чуточку всколыхнулся, словно от дуновения ветра, и всё стихло на миг. А потом фары одного из старых троллейбусов ожили, а сам он заскрежетал, как несмазанная телега. Я немедленно почувствовал себя героем фильма ужасов. Троллейбус, издавая жуткие грохочущие звуки, неспеша направился к выходу из депо. Его длинные рога цеплялись за провода, как щупальца гигантского осьминога. Я прирос к земле.
Троллейбус вышел за пределы депо и направился прямо к моей остановке.
Поравнявшись со мной, он, как и положено, затормозил. Тут я почему-то отметил, что он когда-то был ярко-красным. Теперь же краска изрядно облупилась, и он весь был покрыт ржавчиной. Дверь с визгом и свистом сложилась в гармошку. Я заглянул внутрь с тем головокружительным чувством, с которым заглядывают в зияющую пропасть.
За рулём сидел тролль.
Я разинул рот. Протёр глаза, как и положено. Тролль не исчез. Я даже почти не удивился. Что-то, а галлюцинациями я не страдаю. Сидит, значит, за рулём и машет нетерпеливо – заходи, мол, скорее. Ну я и зашёл. Коленки у меня подогнулись, и я рухнул на переднее сиденье. Тролль обернулся, обхватил себя ручонками и смешно затрясся. Потом перестал и вопросительно взглянул на меня. Я понял. Это он хотел узнать, замёрз ли я. Я утвердительно кивнул. Ободряюще улыбнувшись, он поспешно отвернулся к рулю, и троллейбус тронулся.
Я во все глаза рассматривал водителя. Тролль был зелёный, как и положено троллям, и у него были огромные голубые глаза. Наверное, больше, чем фары у троллейбуса. Уши торчком, волосатые такие. Нос картошечного типа, как у нашего соседа-боксёра. Шмыгает им периодически, словно и сам замёрз. Сам худенький, юркий такой, а лапы огромные – не лапы, а лапищи. Как две дедовы лопаты. Ногами до педалей он не достаёт, но смекалка у него что надо – к одной ноге он щётку привязал, к другой – совок. А хвостом кнопочки всякие нажимает. Ловкач, да и только! Увидел, что я на него смотрю, и подмигивает мне в зеркальце.
А потом какую-то кнопочку нажал, и салон затопило музыкой. Это было так неожиданно, и так… потрясающе. Такой музыки я ещё никогда не слышал. Какая-то она была нездешняя. Я слушал зачарованно. Сначала была только музыка, а потом запели. Не по-нашенски. Но и не по-английски. Я б узнал. А тролль начал подпевать. И тут я догадался, что это на его языке поют.
Никогда я не забуду той поездки. Мы мчались по ночному заиндевелому городу, а над нами висели звёзды – их были миллиарды, больше, чем дел у всех наших жителей вместе взятых. И они качались в такт музыке. А вокруг сияли огни. Там люди ужинали и разговаривали. И делали уроки. И читали книги и газеты. И играли с собакой. И там мой папа чинил радиоприёмник. А Ритка учила новый танец. А дед смотрел футбол. А бабушка шила Ритке костюм. И там моя мама ждала меня домой. И волновалась.
А я не узнавал родной город, но мчался сквозь миры и пространства прямо к ней в объятия. И вёз меня самый настоящий тролль. Только адрес мой он не знал. Я согрел палец тёплым дыханием и нарисовал свой дом. И телевышку рядом с ним. Потом тихонько встал с сиденья и похлопал тролля по плечу. Тот приглушил музыку и обернулся. Я показал ему на рисунок. Тот внимательно глянул на него и кивнул. И сделал музыку погромче.
Я снова сел на сиденье. От него приятно пахло кожей. И хрустело оно очень здорово. Кажется, я задремал на нём.
Я проснулся, когда троллейбус плавно замедлил ход. Мы остановились прямо перед моим домом. Я узнал очертания телебашни вдали.
Соскочив с сиденья, я обнял тролля и сбежал вниз по ступенькам. В окне кухни горел свет. Мама стояла у занавески, и у неё было тревожное лицо. 
Двери с шумом и скрежетом затворились у меня за спиной. Я обернулся и в последний раз помахал троллю рукой.
Через год старые троллейбусы отправили на металлолом. И троллейбусного депо не стало. И леса больше не было. На их месте выросли неприступные многоэтажки. Целая сотня, не меньше.
Я по-прежнему учился в специализированной школе с углубленным изучением иностранных языков. И остановка по-прежнему называлась «Тролл.депо». Только теперь я старался изо всех сил починить свою голову-дуршлаг и запомнить как можно больше иностранных слов. Жаль, что мне так и не удалось найти учебник тролльского языка.

***
Прошло много лет, и я вырос. Я стал переводчиком и почти забыл эту историю. Но вот однажды, где-то в другой стране, я услышал ту самую мелодию. Её играл уличный музыкант, а его маленькая дочка тоненьким голоском пела те самые слова. Тогда я уже был опытным переводчиком, чтобы понять их. Она пела о лесах, озёрах и горах, о красоте нашей планеты, которую мы частенько не замечаем. О том, как быстро растут огромные города и как сложно маленькому семечку пробиться к свету, если его не поливать. Я стоял и плакал, а потом спросил у музыкантов, кто автор этой песни. Девочка застенчиво опустила глаза, а её папа сказал, что она спела её, однажды вернувшись из школы позже, чем обычно. Я спросил, есть ли в этом городе троллейбусное депо, и отец показал мне дорогу. Как я и предполагал, за парком был огромный нетронутый лес. Я долго стоял у забора, как вдруг мне показалось… нет, точно – два больших голубых глаза мелькнули среди деревьев.