Январская акварель

 
 Акварель облаков перламутром играет на небе,
 то размыты они, то рельефны, как будто дворцы,
 на софоре скворцы совершают рассветный молебен
 и янтарные кисти так светятся, как леденцы.

 Я люблю в январе неморозные дни, словно эти,
 в бухте ртутью мерцает нейтрального цвета вода,
 виноградные лозы свисают в беседке, как плети,
 запоздал я с обрезкой, но это пока не беда.

 Я люблю эти дни, в них надмирность какая-то с грустью,
 и понятнее с ними весь пройденный жизненный путь.
 Белокрылые чайки слетаются с криками к устью
 водопадной речонки, чтоб крылья водой сполоснуть.

 Ходят грузно по пляжу, пьют пресную воду подолгу,
 сушат крылья до сумерек, кои темнее сурьмы:
 городская речонка им, может, напомнила Волгу
 или плёсы Днепра, где весною гуляют сомы.

 Это думаю я. Я завидую воле крылатых,
 я-то знаю, что будет зима не страшна, но долга,
 потому что надел Учан-Су уже льдистые латы,
 и на горных вершинах сверкают на солнце снега…

ЯНВАРСКИЕ    ДРОЗДЫ

Дрозды поют, как летом, в январе,
в зените солнце, тени во дворе
такие чёткие, как летом, и тепло,
а ты поэту говоришь, смеясь: трепло!
Мол, день хороший, кто же спорит, но зима
ещё очнётся, и опять сойдёт с ума,
опять дожди пойдут, на горы ляжет снег,
не зря февраль угрюм в Крыму, как печенег
 – Про печенегов ты загнула. Я не прав?
Читал – кочевники, читал – жестокий нрав.
А ты смеёшься, мол, язык, что помело:
тепло, дрозды поют,  чего ещё, трепло?
Я соглашаюсь: кто же спорит, но февраль
угрюм-угрюм, а на поверку – тоже враль,
ведь в феврале миндаль цветёт и алыча,
и море тихое сверкает, как парча,
довольно часто, и к тому ж ещё, заметь,
что в феврале дрозды похлеще будут петь.
Так в жизни всё: средь самой чёрной черноты
вдруг снег блеснёт, вдруг распускаются цветы.
Но, чтоб не сглазить, ты опять твердишь: трепло! –
и смотришь чисто так, сердечно и светло,
что впору мне дроздом январским песни петь
иль рифмы пробовать, звенели чтоб, как медь…

  ЯНВАРСКОЕ  ЦВЕТЕНИЕ
                Т.П.

 Японской мушмулы январское цветенье,
 в кафешке на углу иль кофе, или чай,
 по улице твоей блуждаю целый день я,
 чтоб встретиться с тобой, как будто невзначай.

 Ай-Петри вся в снегу так, словно простынёю
 прикрыла свои прелести гора;
 тебя всё нет и нет, и потому со мною
 блуждает, точно тень, январская хандра.

 И телефон молчит, зимою наши ссоры
 не чаще летних, но длиннее их;
 две сойки верещат в густых ветвях софоры,
 от ягод отгоняя птиц других.

Я – к морю, но и тут нет ясности в просторе,
хоть прежде были встречи хороши:
бывает так зимой, что даже наше море
угрюмо и закрыто для души.

 И было бы невмочь от дней оцепененья,
 когда бы там и тут, в теченье дня,
 японской мушмулы январское цветенье
 надежду не вселяло бы в меня.