Все они солдаты... Киноповесть. Гл. 3

      
      КИНОПОВЕСТЬ  "ВСЕ  ОНИ  СОЛДАТЫ..."
      
      3.
      ТО  ЖЕ  САМОЕ  ВРЕМЯ.  ДЕРЕВНЯ  СТУДЕНКИ  ПЕНЗЕНСКОЙ  ГУБЕРНИИ.
      
      

      ... русская  деревня  средней  полосы  России...
 
      Срываемая  резкими  порывами  ветра,  из  низких  туч  темнеющего  неба  сыплется  снежная  крупа.
      Сгущаются  сумерки.
      Какая-то  невнятная  фигура  топчется  около  бедной  крестьянской  избы.
      Неожиданно  фигура  исчезает.
      Проехал  крестьянин  на  подводе,  гружёной  сеном.
      Где-то  недалеко  раздались  звонкие  детские  голоса.
      Совсем  близко  слышим  мычание  коровы.
      Но  вот  фигура  появилась  вновь,  но  сразу  и  затаилась  с  приближением  двух  мужских  голосов,  а  потом,  в  одночасье,  прошуршав  и,  блеснув  чем-то,  пропала  совсем,  словно  растворилась  среди  каких-то  кустов,  подле  которых  и  была  нами  замечена.

      ... а  мы  уже  рассматриваем   деревню  общим  планом,  как  бы  немного  с  высоты.  Замечаем  мелькнувший  огонь.  Непонятно,  где.
      Быстро  стемнело.  Хорошо  видны  горящие  сарай,  кусты  у  какого-то  дома  и  занявшаяся  пламенем  одна  сторона  избы...
      Дом  горит,  но  спасти  его,  погасив  пожар,  ещё  можно.
      Вокруг  горящего  здания  скопилась  толпа  народу. 
      Под  руководством,  похоже,  управляющего  или  кого-то  другого  организатора  из  помещичьей  усадьбы,  пожар гасят.
      В  толпе  подле  мычащей  протяжно  коровы  растрёпанная  крестьянка,  которая  что-то  неразборчиво  кричит  и  рвётся  в  горящий  дом.  Её  удерживают  двое  мужчин,  кричат,  что  опасно  туда  идти,  самой  сгореть  можно заживо.  Женщина  неистовствует.  Её  удерживают,  что  называется,  с  трудом.
      Вдруг  из  толпы  выскакивает  молодой  человек,  по  виду,  явно,  семинарист  и  устремляется  в  пожарище.  На  его  порыв  никто  и  среагировать  не  успевает. Толпа  лишь  ахнула  в  тот  момент,  когда  он  скрылся  в  дверях  горящей  избы.
      Все  сначала  замерли,  а  потом  стали  ещё  активнее  гасить  пламя.
      Женщина  падает  на  колени,  крестится  и  неистово  молится.
      В  толпе  «выявляем»  ещё  одного  молодого  человека,  по  виду,  студента.  Тот  расширенными  от  ужаса  глазами  смотрит  на  горящий  дом.  Огонь  немного  сбили,  но  изба-то  всё  равно  продолжает  гореть.
      
      ...Толпа  снова  ахнула  и  замерла...
      Из  огня  выныривает  семинарист.
      Прижимая  к  груди  какой-то  свёрток,  он  быстро  бежит  к  людям.  Его  одежда  дымится  на  спине. Брови  и  ресницы  обожжены,  руки  и  лицо  покраснели  от  жара,  возможно,  молодой  человек  получил  ожёг.  Он  тяжело  дышит,  хватает  ртом  свежий  воздух  и,  задыхаясь,  говорит:
      --  Живой-живой,  спал  на  печи,  дыма  нахвататься  по-настоящему  не  успел.  Я  вбежал,  он  только  тогда  орать  начал…  А  на  руки  подхватил  --    умолк…
      Семинариста  окружила   толпа,  льют  на  спину  воду,  чтобы  загасить,  начавшее  тлеть  верхнее  платье,  протягивают  кувшин  с водой: «Ты  попей,  попей,  голуба…».  Тот,  прижимая  одной  рукой  к  груди  куль,  берёт  другой  воду  и  жадно  пьёт.  Жидкость  течёт  по  его  шее  на  одежду, но  он  этого  не  замечает, глотает  воду  жадно,  захлёбываясь.
      Женщина  с  воем  расталкивает  сгрудившихся  вокруг  семинариста  людей  и,  подбежав  к  молодому  человеку,  вырывает  из его   рук  пакет,  из  которого  в  тот  же  миг  раздаётся  детский  крик.
      Семинарист  отдаёт  кувшин  стоящей  рядом  какой-то  тётке  и,  всё  ещё  задыхаясь, говорит:
      --  Я  же  сказал : живой!
      Прокатывается  всеобщий  вздох  облегчения,  и  народ  опять  бросается  тушить  пожар.
      Женщина  здесь  же,  обессилев,  медленно  опускается  на  землю,  прижимая  к  груди  свёрток  с  младенцем,  но  ор  младенца  быстро  приводит  её  в  чувство.  Она  даёт  ему  грудь  и  с  нежностью  смотрит,  как ребёнок  сосёт.
      Студент  с  семинаристом  принимают  самое  активное  участие  в тушении  пожара.  А  мы  это  усиленно  фиксируем...
      
      … Несколько  часов  спустя...
 
      ... Показываем  добротную,  далеко  не  бедную,  деревенскую  избу.  Сначала  снаружи,  потом  внутреннее  помещение.
      Здесь  за  столом  сидят,  курят  студент  с  семинаристом.
      В  отличие  от  семинариста,  сидящего  без  дела  с  отсутствующим  выражением  лица,  студент  занят : он  размешивает-взбивает  вилкой  в  чайной  чашке  с  отбитой  ручкой  какую-то  смесь,  курит  и  сердито  ворчит:
      --  Ну,  для  чего  было  так  рисковать… Чуть  с  ума  со  страху  за  тебя  не  сошел…
      --  Было  же  сказано,  завоевать  любовь  и  полное  доверие  любыми  способами…  Ты  здесь  давно…  Успел…  А  мне  пришлось  вот … подвиги  совершать
      --  Но  если  бы  пожара  не  случилось,  другим  бы  способом  доверия  стал  бы  добиваться…  Не  стоило,  Митрофан,  так  рисковать,  о  другом  способе  думать  следовало…
      Семинарист  хочет  что-то  сказать  в  ответ... 
      Он  нехорошо  ухмыляется,  но,  закашлявшись,  отворачивается,  так  ничего  и  не  произнеся.
      Студент  же,  закончив  размешивать  смесь,  начал  гусиным  пером  смазывать  ею  лицо,  руки  товарища.  Тот, прекратив  курить,  ойкает  от  боли,  шипит… Студент  дует  на  смазываемую  поверхность  и  приговаривает:
       --  Ничего.  Терпи,  терпи,  Митрофан…  Небось...  До  свадьбы  заживёт.  Ничего-ничего.  Зато  шрамов  не  останется.  Моей  матушки  рецепт.  Старинный.
      Пациент  хоть  и  больно,  но  он  пытается  вида  не  подавать  и  шутит  в  ответ:
      --  Смотри,  Сидор, оценю  по  результату.  За  него  с  тебя  и  спрошу…
      --  С  себя  лучше  спроси…  Зачем,  дурень,  в  огонь  полез…
      --  Ладно  те  бурчать.  Надоел.  Домазывай  уже.  Завтра  встать  пораньше  нужно  будет,  по  избам  пойти,  предложить  собрать  денег  для  погорелицы.  Кто  сколько  сможет.  У  нас  там  на  подобные  расходы  деньги  выделены.  Положим  десять  рублёв.  Не  много?  Не  покажется  странной  такая  большая  сумма  от  нас?
     --  Покажется.  Лучше  пять.  Но,  мне  сдаётся,  что  в  таких  случаях  всем  миром  помогают,  и  баре  тоже  участвуют... 
      Помолчал,  криво  ухмыльнулся :
      --  Небось,  особенно  здешний.  Добр  непомерно.  Трудно  будет  против  него  народец  настроить.
     --  О  настраивании  рано  ещё  думать. К  себе  симпатии  привлечь  пока  нужно  и  доверие.  Не  возьмут  наши  деньги  --  ещё  лучше.  Пойдём  сами  к  погорелице.  От  себя  лично  отдадим.  Тут  и  десятку  можно.  Не  увидят.
      --  Сама  похвалится.
      --  Не…  Эта  не  похвалится…  Зависти  побоится.  Больно  мнительна…  Народ-то  увидит,  что  к  ней  ходили,  догадается,  что  деньги  давали,  а  вот  сколько,  она-то  и  не  скажет.
      --  Ну,  тут  тогда  можно  и  меньше  пяти  рублёв  дать. Зачем  зазря  деньги тратить…
      --  Ты  прав,  пожалуй…  Два  дадим  в  этом  случае…
      
      … Мы  вновь  на  деревенской  улице...

      Ночь.
      Не  торопясь  походим  к  большому  красивому  барскому  дому.
      Он  погружен  во  тьму.  Светятся  только  несколько  окон  первого  этажа.
      Заглядываем  в  одно  из  них.
      Видим  кабинет  и  сразу  погружаемся  в  обстановку  тепла  и  уюта.  Красивая  дорогая  карсельская  (масляная)  настольная  лампа  прекрасно  освещает  стол  с  лежащими  на  нём  какими-то папками,  книгами,  чернильным  прибором,  красивыми  счётами...
      На  рабочем  месте  у  стола  расположился  барин  в  роскошном  уютном  халате. А  в  удобном  кресле  с  другой  стороны  тот  самый  мужчина,  который  руководил  тушением  пожара,  все  же,  вероятно,  управляющий  имением.
      У  этого  человека  усталый  вид,  одежда  испачкана  сажей.  Лицо  на  щеке  тоже.  Вот  он  приглаживает  пятернёй  волосы,  и  мы  видим,  что  руки  тоже  грязные.
      Тушивший  пожар  заканчивает  рассказ  о  происшествии  в  деревне:
      --  … Таким  образом,  избу,  Иван  Кузьмич,  спасти  удалось,  но  убытки  всё  равно  очень  велики. И  жить  там  сейчас  невозможно...  А  впереди  зима.
      --  Поможем.  Что  ещё?
      --  Учитель  новый  порадовал.  Тот,  из  семинаристов  который.  Герой.  Дитёнка  из  огня  вынес.  Живого.
      --  Тот,  что  я  сомневался,  брать  ли  сыну  в  учителя,  что  глаза  его  мне  не  понравились?
      --  Он  самый,  Иван  Кузьмич.
      --  Ну,  что  ж,  Пётр  Николаевич.  Теперь  возьму.  Героя-то…  Как  не  взять…
      Хозяин  смачно  зевает,  потягивается  и  заканчивает  разговор:
      --  Убытки  подсчитаешь,  посмотрим,  как  помочь…  Спать  пора…  Поздно.  А  тебе,  Пётр  Николаевич,  мыться  ещё.  Я  велел,  там  уже  всё  для  тебя    приготовили  в  ванной.  И  одежду  там  оставишь.  Матрёна  вычистит.  Ступай.
       Управляющий,  поднимаясь:
      --  Благодарю,  Иван  Кузьмич.  Спокойной  ночи.
      --  Иди-иди!  Поздно  уже.  Отдыхай.




      ПРОДОЛЖЕНИЕ : http://proza.ru/2016/07/02/913