Дрынь-дынь-дынь...

        ...Мужчины дружно напрягаются в отчаянной попытке оторвать от пола тяжеленный пульт лечебного душа. Ноги разъезжаются по мокрому кафелю, пальцы соскальзывают с гладкого мрамора… Но Костя и Макмерфи не сдаются: надо швырнуть эту чёртову тумбу в окно, выбить стекло вместе с ненавистной решёткой и сбежать, наконец, из гнусной психушки! Ещё немного, ещё... Костя видит, как на руках Макмерфи вздуваются жилы, лицо наливается кровью. Он и сам упирается, надрываясь, оскаливая зубы. Давай, Рендалл, давай! Мы справимся! Ещё чуть-чуть!.. Но тут неподатливая каменная тумба вдруг начинает издавать спотыкающиеся музыкальные пассажи, и Макмерфи растворяется в воздухе со словами: «Я хотя бы попытался, чёрт возьми, хотя бы попробовал!»

        Костя открыл глаза, со стоном сел. В похмельный мозг назойливо стучали фортепианные молоточки: «дрынь-дынь-дынь!.. дынь-дынь… дрынь-дрынь…» Значит, ровно девять утра, и на часы смотреть не надо. «Убью гада!» – привычно уже, с беззлобной досадой подумал Костя, сполз с постели и, почёсывая отросшую за двое суток щетину на лице, побрёл на кухню.
        В квартире пусто, комната Пигалицы закрыта. Это хорошо, не придётся объясняться. Она, конечно, ничего не скажет, даже взглядом не упрекнёт, но Косте от этого не легче. Он и сам отлично понимает, что опять сорвался. Но сорвался в последний раз. Точно, в последний. Это бригадир виноват – у него, видите ли, сын родился. Ну, обмыли вчера, как положено. Не мы такие, жизнь такая. Под утро только разошлись. А в девять этот чокнутый музыкант с первого этажа: дрынь-дынь-дынь!
        На Костиной полке в холодильнике негусто: скукоженный ломтик сыра и кусок хлеба в подозрительных пятнах. Костя бегло осмотрел пакетики Пигалицы, но тронуть не решился. Налил воды из-под крана, выпил, обливаясь и хлюпая.

        Они не любовники и даже не друзья, просто родились в одном городе, учились в одной школе. Ирка так и сказала: «Я, Костя, сдам тебе вторую комнату, но не забывай: мы просто знакомые и ничего другого никогда не будет!» Вот и отлично. Он и не позарился бы никогда на такую рыжую-конопатую, мелкую и тощую как проволока. И память у него хорошая, не даст забыть чем «ухаживание» Жеки закончилось.
        Весь полусонный Буйск тогда встрепенулся и гудел полгода. Ещё бы, старшеклассница-отличница Ирина Фомина по прозвищу Пигалица изуродовала пацанского вожака Евгения Прыскина по прозвищу Жека Полосатый.
        Прозвище Прыскин получил в колонии для малолеток. С детства ощущая в себе призвание к дракам, он мечтал, когда вырастет, стать лихим спецназовцем. Но до армейского призыва не дотянул – удачно метнул в драке нож: жертва скончалась, а Жека попал на зону. Там, не имея возможности надеть тельняшку десантника, он наколол её прямо на свой бледный торс, за что и получил прозвище. После отсидки Жека Полосатый бесцельно бродил по Буйску, задирал ребят и цеплялся к девчонкам. Однажды его внимания удостоилась Пигалица...
        Город тогда разбился на два лагеря. Одни требовали покарать Фомину: это что же будет, если все девки начнут своим поклонникам вилки в глаз втыкать! Другие, наоборот, устраивали пикеты поддержки у здания прокуратуры: нельзя Ирку сажать, она от насильника отбивалась, к тому же незадачливый ухажер жив, хоть и окривел.
         Суд согласился со второй половиной, Фомину оправдали. И она уехала из города. А Жека вскоре снова оказался за решёткой, в полном соответствии с алгоритмом буйской жизни, что сложился после смерти градообразующего предприятия – цементного завода: следуя по маршруту «безработица-безденежье-беспредел» человек рано или поздно попадает либо на срок в тюрьму, либо до срока на кладбище. Буйские недоросли не были исключением.
         Выбор направления происходил обычно по праздникам. Новый год: выпили, подрались, одним – похороны, другим – суд. День защитника Отечества – тот же сценарий… Восьмое марта, само собой, большие гуляния с разборками. Первое апреля – День смеха, городская дискотека с КВНом – как без драки? Обхохочешься! Из заколдованного круга серой провинциальной жизни мало кому удавалось вырваться.
        Про Фомину директор школы как-то сказала: «Редчайший случай: от осины родился апельсин». Костя тогда подумал: имеется в виду редкая масть Ирки. Она и правда уродилась оранжевая, как тот цитрус. Очевидно, в отца – заезжего молодца, потому что Иркина родительница имела черные волосы и смуглую кожу. На вопросы о происхождении дочки она отшучивалась: «От солнышка родила» и меняла Пигалице отчимов, пока не умерла в больнице, опившись суррогатной водкой. Ирку под опеку бабка взяла, но кто кого реально опекал – большой вопрос. Во всяком случае, когда пьяный Жека ввалился в дом Фоминых, он тогда с пацанами поспорил, что «оприходует» неприступную гордячку, бабка в чулан спряталась. Хорошо, что Ирке под руку вилка попалась, а не нож.
        Костя вместе с друзьями тоже возмущался поступком Фоминой, но втайне восхищался ею. Молодец, не уступила! В Буйске таких отчаянных немного. Уже к тринадцати-четырнадцати годам девчонки считают девственность пережитком. Быстро сходятся, быстро беременеют, рожают, расходятся... Городские страсти кипят в основном вокруг межполовых отношений. А чем ещё здесь заниматься? Работы нет, зато винища – залейся. На каждом шагу ларьки, похожие на большие собачьи будки с узкой зарешеченной щелью. В ту щель и не видать, кто бутылку покупает, взрослый или ребёнок. Впрочем, это никого не интересует. Законы торговли в Буйске не думские депутаты устанавливают, а местные авторитеты. Потому здесь царят полная демократия и толерантность ко всем без исключения желающим выпить.
        Костю родители плотно пасли, оберегая от дурного влияния. Только как упасёшь, если мать с утра до вечера в магазине за прилавком, а отец-дальнобойщик неделями в рейсе? Всякое бывало. Первый портвейн в заброшенном цехе, первый секс с Валькой-шалавой за гаражами, первая кража сигарет из привокзального ларька… Каждый раз у Кости нутро выворачивалось – от гнусной химии, от страха заразится или попасть за решётку, но было куда страшней и опасней оказаться выброшенным из стаи. В Буйске тех, кто пытался ходить поперёк общей дороги, все – от городской власти до последнего опустившего бомжа – сильно не любили.
        Послать такую жизнь куда подальше Костя задумал, когда в армии служил. У них в части по воскресеньям кино показывали, и однажды он «пролетел над гнездом кукушки» в компании с весёлым и дерзким Джеком Николсоном в роли Рендалла Макмерфи – целеустремлённого борца за свободу духа и тела. Его уничтожили, но не сломали. «Я хотя бы попытался, чёрт побери, хотя бы попробовал», – он так это сказал, что у Кости мурашки побежали по спине. И с тех пор щекочут всякий раз, когда в изнурительно навязчивом сновидении они вместе рвутся на волю: тянут, тянут увесистый пульт и не могут оторвать его от пола. Просыпается Костя в поту, с напряжёнными в камень мускулами и неясным ощущением вины, словно не сумел исполнить давным-давно данного кому-то обещания. Чувство это быстро растворяется в заботах дня и не посещает Костю до следующей призрачной встречи с известным киногероем.
         После дембеля Костя вернулся в родной Буйск с таким настроением, словно в гости приехал: побудет немного и – прощайте, родные, прощайте, друзья! Сердце его рвалось к жизни вольной, красивой, душа просила полёта, а приходилось по земле ползать. Родители, нудно гундели про образование. Дескать, первым делом надо профессию получить. А дальше, как у всех: работа, семья, дети и старость в кругу обожаемых внуков. От такой жизни за версту несло нестерпимой скукой. Да и о какой карьере можно мечтать в городе, где половина населения на заработки мотается в другие города и даже страны. Нет, Буйск не лучше той самой психушки, откуда, надрывая жилы, рвался весельчак Макмерфи. Правда, имелась существенная разница: Костю никто насильно не держал, он мог в любой момент уехать, куда захочет. Руки-ноги на месте, аттестат и военбилет имеются, буйская шпана научила «не хлопать ушами», уметь постоять за себя в любой ситуации – живи да радуйся! И если уж нельзя обойтись без того, чтобы вкалывать, то лучше это делать за большие деньги. Где они водятся, всем известно – в столице. И Костя выбрал Москву.
         Родители немного попереживали, но всё же благословили сына на самостоятельную жизнь и выгребли сбережения, чтобы поддержать его в первые, самые трудные месяцы. Неожиданную помощь Костя получил от Пигалицы. Случайно встретились на станции. Он билет до Москвы покупал, а Фомина как раз оттуда приехала бабку навестить. Она рассказала, что после суда поступила на курсы бортпроводниц, для заработка устроилась работать риэлтором – удобно, график свободный, удачно сняла «двушку» на окраине столицы пополам с новой знакомой, но та недавно вышла замуж и съехала.
         – Если ты всерьёз решил из Буйска слинять, я тебе помогу с жильём, – предложила Ирка. – Сдам вторую комнату, чтобы самой меньше платить. Только учти: мы просто земляки и всё!
         Костя поклялся соблюдать дистанцию и вот уже почти год они с Пигалицой мирно сосуществовали каждый на своей параллели.

         «Дрынь-дынь-дынь…» С утра до вечера! Слышимость в этих новых домах такая, что ещё чуть-чуть - и видимость. Ирке хорошо, она в семь часов уезжает в своё агентство, а по вечерам на курсах зависает. Приезжает к полуночи – и спать. Она этот «дрынь» только в выходной слышит и то не в каждый – возит клиентов на показы. Костя вначале пытался призвать её к сочувствию.
         – Ира, пианистка снизу с утра мозг выносит! Тебе не в лом?
         – Почему пианистка? Это Миша. У него мечта научиться играть, вот и учится.
         – Ты с ним знакома?
         – Конечно. Мы с его мамой вместе работаем. Эту квартиру она мне нашла.
         – Ему сколько лет, этому Мише? Почему не в школе?
         – Девятнадцать. Он инвалид, поэтому не работает и учится на дому. К нему педагог приходит, но чаще он самостоятельно занимается. А что тебя смущает? Он ведь не по ночам играет. Если бы ты каждый день с утра до вечера работал, ты бы его не слышал. Часто дрыхнешь до обеда, вот вы и пересекаетесь.
         Пигалица смеялась, а Костя обижался. Он действительно иногда подолгу спал: у охранника в круглосуточном супермаркете дежурства сутки через двое, почему бы не отоспаться, чего тут такого. Ирка предлагала Косте в свободные дни тоже учиться на бортпроводника международных авиалиний, визитку курсов дала, и Костя даже туда позвонил, но... закрутился. То одно, то другое. 
         Стелла отняла почти год жизни. Ураганная баба! Приходила днём, когда Ирки не было. Под несмолкающее «дрынь-дынь-дынь», они превращали обширный Костин диван в поле любовной битвы. Стелла хотела замуж. И вышла. За какого-то нефтяника из Сургута, размахом своей гулянки повергшего в шок весь ночной стрип-клуб, где Стелла вертелась вокруг шеста. Костя немного пострадал и утешился с кассиршей супермаркета Леной – пухлой черноглазой украинкой…

         Начинающий пианист Миша оставался для Кости виртуальной реальностью – за год они ни разу не встретились. Как выглядит этот упёртый музыкант - худой он или толстый, светловолосый или брюнет, низкий, высокий? Кто его знает. Костя о нём не вспоминал, если не слышал назойливых пассажей.
         Постепенно нескладный «дрынь» начал оформляться в какие-то вполне внятные мелодии, и однажды Миша почти без запинки сыграл нечто лиричное. Косте игра понравилась, хотя музыка в очередной раз помешала им с Макмерфи удрать из психушки. Навязчивое сновидение посещало Костю не часто, раз-два в квартал, но утомляло сильно. Проснувшись, Костя обычно долго лежал, разглядывая потолок и проклиная монотонный «дрынь». Однако в то утро он впервые слушал Мишино музицирование с удовольствием и встал в хорошем настроении. На кухне Пигалица задумчиво прихлёбывала кофе.
           – Гляди-ка ты, вырисовывается чего-то, – похвалил Костя успехи соседа.
           – Это Бетховен, «Элизе». Подружка у него была, маленькая девочка, Элизой звали. Бетховен сочинил пьесу ей в подарок, – Ирка сполоснула чашку, взглянула на часы и заспешила. – Пока, не скучай!
           В этом Пигалица могла не сомневаться: Костя скучать не станет. После дежурства они с Леной завалятся сюда и...
           Свидание Косте сорвал бригадир смены, став отцом в третий раз. Долгожданного сына начальника обмывали весь день и ночь прихватили. Костя смутно помнил, как на рассвете добирался домой. Бодрый Мишин «дрынь» выдернул его из тяжёлого похмельного сна.
          Задумчиво рассмотрев скудный натюрморт в холодильнике, Костя поморщился, но за продуктами решил пока не ходить. Пообедать можно в кафе, а вечером Ленка придёт не с пустыми руками, она всегда приносит выпить и закусить. Наверное, надеется прикормить мужика, а потом женить на себе. Костя усмехнулся: будто бы он не видит, как Ленка ищет путь к его сердцу через желудок. А что? Пусть ищет. Когда-нибудь всё равно придётся жениться. Почему бы не на этой грудастой домовитой хохлушке... Вспоминая горячие объятья и толстомясые котлеты подруги, Костя соскрёб с хлеба разноцветную плесень, положил на него скукоженный сыр и съел. Потом оделся и отправился в игровой клуб.

          Москва Косте нравилась, хотя в центре он бывал редко. Зачем? И на окраине есть всё, что необходимо человеку для полнокровной жизни: магазины, интернет-кафе, ночной бар, кинотеатр, фитнесс-центр... Родной Буйск Костя вспоминал лишь когда видел в криминальной хронике знакомые сюжеты из разряда «выпили–подрались–труп».
          За четыре часа упорной битвы с Антаресом Костя вышел на семидесятый уровень и домой возвращался вполне собой довольный. У подъезда он увидел, как Ирка помогает какой-то женщине подняться в фургон «скорой помощи». Мужик в медицинской униформе захлопнул двери, забрался в кабину, и машина, сверкая синим маяком, завывая сиреной, умчалась со двора.
         – Привет. Это кого увезли?
         – Мишу. Обострение началось, – зелёные глаза Пигалицы налились слезами.
         – А что с ним?
         – Я же тебе говорила: Миша инвалид с детства. Ему врачи не больше пятнадцати лет жизни обещали, а он вот, уже двадцать прожил. И, может, ещё поживёт. Медицина не стоит на месте...
         – Надо же! Парень вот-вот помрёт, а на пианино бренчать учится. Зачем?
         – Это его мечта. И учится он не бренчать, а играть на фортепиано.
Костя хмыкнул.
         – Не понимаешь? – Пигалица вздохнула и открыла дверь подъезда. – Ладно, пойдём домой, надо поговорить.
         – Ира, только не скреби мне плешь насчет учёбы. Хорошо? Предки и так задолбали.
         – Вот ещё! Я тебе не мать и не жена. Просто хочу предупредить, что вечером улетаю.
         Костя почему-то представил, как Фомина, раскинув худые веснушчатые руки, взмывает в небо.
         – Как? Куда?
         – Сначала в Лос-Анджелес, потом в Канаду. Стюардессой. Вещи я сегодня перевезу в гостиницу бортпроводников, потом мы с девочками снимем квартиру в Шереметьево.
         – Ты что, не будешь здесь больше жить?
         – Нет.
         – Но мне аренду одному не потянуть, у меня зарплата не шиш какая, – возмутился Костя, понимая при этом, что нелепо выглядит.
         Но Пигалица смотрела сочувственно и ответила серьёзно:
         – А ты поищи что-нибудь подешевле. Однушку или комнату. На худой конец, можешь обратно в Буйск уехать. Поможешь вещи до такси донести?

         Пока Ирка собиралась, Костя бездумно сидел на кухне. Под окном с криками бегала детвора, за стеной бубнил телевизор, но без привычного «дрыня» ему казалось, что вокруг абсолютная тишина. И в той тишине он вдруг отчётливо услышал голос Рэндала Макмерфи: «Я хотя бы попытался, чёрт побери, хотя бы попробовал...»