Миллионер

Новость степным пожаром разнеслась по рабочему посёлку с поэтичным названием Электродный: Сашка Заикин выиграл миллион. Народ вдохновенно обсуждал сенсацию в самом демократичном месте, где и шпана, и пенсионеры, и местная интеллигенция на равных имеют право голоса – в магазине.

– Ладно врать-то! – не доверяя слухам и при этом отчаянно завидуя Сашке, отмахивалась широкой ладонью Маня Силантьева.
Тридцать лет безупречного труда на заводе, давшем городу имя, принесли Мане единственный дивиденд – инвалидность по профзаболеванию. Её повышенная пенсия не давала спокойно спать местным алкашам. Они всё норовили стрельнуть у богачки Мани полтинничек, но получали кукиш под нос: «Я пока ещё не миллионерша – деньги направо-налево раздавать!» Не отказывала она только Заикину, поскольку когда-то, давным-давно Сашка за ней ухаживал. Любви у них не получилось: пока рослая Маня размышляла, подойдёт ли ей невысокий худущий парень, его прибрала к рукам скромница-тихоня Галка.

– Кто-то на благородное дело накопить не может, а кому-то на пропой деньги с неба падают. Спустит ведь Сашка с приятелями весь миллион в бутылку, – сокрушался Михаил Семёнович Форсман, поэт-краевед, автор первого городского гимна.
Начальные строки форсмановского творения: «Электродный, город рОдный, ты прекрасный и благородный…» не вполне соответствовали истине. Во-первых, рабочий посёлок пока что официально не получил городского статуса, во-вторых был Электродный унылым и тусклым, как похмельная тоска. В основном местные жители, и стар и млад, развлекались водкой с дракой. Сашка тоже не избегал стакана, но до свинячьего состояния не напивался, а в цехе, где слесарил, его пьяным вообще не видели. Вот на язык был груб, это да, подраться любил, по женской части, случалось, слабину давал, но в целом слыл мужиком положительным и добрым. Потому кое-кто и надеялся отщипнуть от его большого халявного куска кроху на свои малые нужды.

Маня мечтала о субсидии на ремонт крыши – не откажет ведь бывший ухажёр старой подружке. Миша Форсман размышлял, как бы сподвигнуть новоявленного миллионера на роль мецената в издании стихов. Продавщица Антонина Лепко желала получить самого Сашку целиком, ещё когда тот без денег был, но с капиталом он стал в миллион раз привлекательней.

Когда-то у Тони с Заикиным «отношения» начинались, но так и не развились. Завязка случилась где-то через год после той страшной аварии, когда Сашкина жена Галина упала с крана. Точнее – с краном. Предупреждали ведь опытные рабочие: нельзя в сильный ветер старый гнилой механизм запускать. Но директор запретил погрузку задерживать.

Галину увезли в больницу. Через месяц выписали полу-парализованной – оживить её ноги врачам не удалось. Первое время за Галей дочка Катя ухаживала – приезжала с Севера, где жила с мужем и детьми. Говорят, хотела мать к себе забрать, но Сашка будто бы не отпустил Галину. В эту версию электродненцы не верили: какой резон здоровому мужику за больную жену цепляться? Небось, Катя и не предлагала ничего, у неё своя семья полна коробушка.

Как бы там ни было, после отъезда дочери Сашка в одиночку разрывался между домом и работой. Прежде компанейский весельчак, он стал мрачным и нелюдимым. И без того сухой как хворостина, вовсе исхудал. В посёлке его жалели больше, чем Галину: она лежит себе и лежит, а мужик вон как мается…
Тогда-то и родилась у холостячки Тони Лепко идея-фикс увести Заикина.

Продавщица юлой вертелась, зазывая Сашку к себе – будто бы держит дома какие-то особенные деликатесы, дескать, пусть Александр Ильич зайдёт, глянет, не надо ли ему чего… Мужика, известное дело, только помани доступным телом, он слюни распустит и телёнком к титьке потянется. Пару раз бабы видели как Сашка от Тони выходил. Тут же нашлась добрая душа – понесла скандальную весть Галине. Только та наотрез отказалась обсуждать мужа, выгнала доносчицу из дома. Якобы даже накричала на неё непотребными словами. Но это, конечно, враки. Галя женщина с достоинством, никто не видел её не то чтобы озлобленной, даже просто возбуждённой. Это Сашка легко мог вспыхнуть и послать кого угодно куда попало, да ещё и в ухо въехать. Потому с ним все старались придерживать языки и эмоции.

Однако Антонина всё же ухитрилась «налететь на мину». Что конкретно произошло, никто не знал, но все видели: с неделю Тоня носила под глазом фингал, а Сашка вдруг начал ездить за покупками в дальний магазин. Вскоре, правда, он эту затею оставил, снова к ближнему вернулся, только даже самые глазастые бабёнки больше ни разу не углядели на его лице и тени любовного интереса…

Очередь к прилавку двигалась медленно. По случаю сенсационного события никто не торопился. Все ждали героя дня, верили, не нарушит Сашка традицию: «получил от судьбы подарок – раздели радость с друзьями», придёт в магазин за проставой.

Скрашивая ожидание, народ выдвигал разнообразные версии ответа на вопрос: как Заикин распорядится дурными деньжищами? Лидировала идея газификации улицы имени революционера Уколова, на которой жил миллионер.

Газ в Электродный вели уже второй десяток лет. Каждый год на это выделялись казённые деньги, и каждый раз их не хватало. Жителям власти предлагали сброситься и добавить, раз уж им так хочется причаститься цивилизации, но складчина всё никак не складывалась. Одни отказывались платить, мечтая вернуть из советских времён бесплатную систему газообеспечения, поскольку природный газ – общенародное достояние; другие требовали бесконечных перерасчётов в надежде удешевить проект; третьи возмущались, что не учитываются ветеранские и прочие льготы… Словом, договориться всей улицей никак не получалось. Зная, что и Сашка не меньше других мечтает о горячей воде и плите без дров, электродненцы не сомневались: он потратит пусть не весь свой нечаянный капитал, но бОльшую его часть на общее дело.

Тесный магазин гудел уже почти час. Приходили и уходили покупатели, а Сашка всё не появлялся. Наконец кто-то вызнал: Заикин  взял отгул и уехал в райцентр.

...Когда Галина, сияя отчаянной радостью в глазах и дрожа голосом, сообщила мужу про выигрыш, Сашка вначале растерялся.
– Вот так дела-а-а-а, – обалдело протянул он. – Мы, выходит, теперь миллио-о-онщики…
– Сашенька, – Галина похлопала по одеялу, приглашая мужа присесть рядом. – Иди сюда, давай поговорим. Ну, зачем нам столько денег?
– Как это зачем? Мало ли дыр в хозяйстве!
– Оно, конечно… только… Я чё хочу сказать… Катя наша… Ребятишек трое, а квартирка махонькая. Давай этот миллион им подарим на жильё.
– Ещё чего! Ты с ума сошла? Зять на нефтедобыче зарабатывает, как нам и не снилось! Ещё год-другой, и они на свои дом купят.

Сашка вскочил, забегал по комнате. Галя следила за ним глазами, кусая губы. Подтянулась на локтях, присела в постели. Сашка подскочил, сунул жене под спину подушку, поправил одеяло. Вздохнул:
– Ты вот что, ты ни о чем не думай. Уж я найду, как распорядиться. Газ нужон, опять же коляску тебе купить можно – от нашего-то государства не скоро дождёшься.
– Да ладно! Я сейчас колода лежачая, буду колода сидячая, хоть так, хоть эдак от меня мало толку, а дочка в тесноте живёт… Лучше бы я тогда умерла…
Галина заплакала. Сашка сжал кулаки, скрипнул зубами.
– И кому бы я тогда эти билеты покупал? А?! – прикрикнул строго. – Ты, лучше, давай свои таблетки глотай вовремя, вот тут положу, сюда воду поставлю. Дотянешься сама? А я в город – узнаю, где можно забрать наше богатство. Ещё там в одно место хочу смотаться. Есть у меня идейка… После расскажу.

На станции Сашка – уж чего теперь мелочиться! – взял такси и помчался в районный центр. Всю дорогу он представлял, как сменится радостью и надеждой тоска в глазах жены, когда он расскажет ей свою идею…

В лотерейной конторе Заикину объяснили: деньги перечислят безналом месяца через полтора-два, не раньше. И на круглую сумму пусть он не рассчитывает: придётся заплатить налог. Сашка быстро открыл в банке счёт на сто рублей, оформил выигрыш и помчался дальше. По дороге купил бутылку самого дорогого алкоголя и полкило ливерной. В больнице ему повезло: хирург Гибадуллин оказался свободен. Они долго пили в ординаторской чай с коньяком и обсуждали Сашкин план.

Доктор и слесарь подружились, когда переломанная Галя лежала в реанимации. Заикина в палату не пустили, и он потерянно слонялся по больничным коридорам. Первую ночь Сашка провёл на стуле в приемном покое. На вторую его, почерневшего, осунувшегося, небритого, зав. отделением травмы Марат Гибадуллин привёл в свой кабинет, напоил горячим чаем и выслушал косноязычные откровения.
– Бабы-то, они… эх! – Сашка треснул по столу кулаком. Чашки, звякнув, подпрыгнули, он посмотрел удивлённо, разжал кулак, погладил клеёнку. – Только моя не такая. Вот я – да, шальной. Меня куда хошь занести может, а Галя… она тихая. Спокойно с ней, надёжно…

От невозможности вразумительно выразить свои чувства Сашка заплакал.
Марат Фаттахович плеснул ему для успокоения спирту в мензурку и дал совет:
– Не отчаивайся. Не так всё безнадёжно. Галю можно поставить на ноги. Не здесь, конечно, в хорошей, дорогой клинике. Это немалых денег стоит, но ведь она пострадала при исполнении служебных обязанностей. Когда придёт в себя, пусть напишет заявление, получит компенсацию, тогда можно будет сделать ещё одну операцию. Ты, главное, верь и жене не дай веру потерять.

Верить Сашка хотел, только не очень-то у него это получалось – знал жизнь со всех сторон и ни с одной ничего хорошего не ждал. Привык только на себя полагаться. Потому Галине ничего не сказал, а пошёл сначала на завод. Там директор популярно объяснил Заикину: не будет никакой компенсации, Галина сама во всём виновата – неправильно вела стрелу с грузом и вообще… пусть спасибо скажет, что её не привлекли к ответственности за упавший кран.

Сашка покрыл директора густым матом, пригрозил уволиться, но не стал – другой работы в посёлке не было. Судиться с заводом Заикину даже в голову не пришло, а собирать деньги по соседям и друзьям он постеснялся: все вокруг него такие же, как и он сам, из рубля в копеечку перебиваются. Время такое, перестройка называется. Что на что нынешняя власть перестраивает, Сашка толком не понимал, но все прелести этой затеи своим горбом хорошо чувствовал. Как-то так вдруг вышло, что работяги Электродного разом оказались в рабах у бывших слуг народа.

Разбираться, что к чему в этой истории, Сашке было некогда.
Он научился ухаживать за женой, делать женскую работу и жить, скрывая тоску. Вот только с Тонькой маху дал, думал, её любовь бескорыстная, а она вон чего удумала: уходи, говорит, ко мне, бросай калеку! Получила в глаз и полную отставку. Сашка остался без бабьей ласки. Ничего, терпел, старался, чтобы Галя его похотливой маяты не замечала. Лотерейные билеты начал покупать – пусть жена перед телевизором развлекается. Целый год расходовал далеко не лишние рубли на пустые бумажки и вдруг…

– Вот так, Марат, деньги скоро будут, – Сашка разлил остатки коньяка. – Как думаешь, хватит на операцию?
– Хватить-то хватит, ещё на реабилитацию останется, но… Если бы сразу тогда… А сейчас, сам понимаешь, год уже прошёл. Как там у неё, какие процессы?.. В общем, стопроцентной гарантии никто не даст. Может так случиться, что и деньги потратишь, и Галю на ноги не поставишь. Подумай. Если надумаешь, я в областной клинике договорюсь, чтобы хорошие врачи взялись.
– Уже подумал. Договаривайся.

В магазине Заикин всё же объявился. Заскочил по дороге с автостанции домой. Народ уже разошёлся, лишь продавщица Тоня скучала за прилавком.
– Ой, Сашенька, – расцвела она майской розой. – Я думала, ты с мешком денег придёшь. Неужели по карманам мильён разместился?

Рассмеялась кокетливо, упала грудью на прилавок – из выреза вздыбились спелые прелести. Сашка отвёл глаза. Помятуя Тонину щедрость, грубить не стал.
– На счёт перечислят. Месяца через два.
– Вот же гады! – посочувствовала Тоня. – Значит,  ты как был без денег, так и остался. А получишь, куда потратишь?

Продавщица аж дышать перестала: сейчас первой узнает о планах Заикина, будет что пообсуждать с покупателями.
– Операцию Гале сделают. В области.
Антонина обомлела.
– Ой-ёй! Думаешь, поможет? Думаешь, она ходить начнёт? Вот это вряд ли! У одной моей знакомой муж тоже так…
– Стоп, – хрипло рявкнул Сашка. – Приговор окончательный. Обжалованию не подлежит. Дай сигарет, хлеба и водки.
– И что, весь мильён на одну операцию? – не унималась Тоня, выставляя на прилавок Сашкины покупки. – А если не поможет?
– Значит, будем жить, как жили. Галю не оставлю. Уже объяснил тебе. Или не поняла?
– Саш, ты ведь не старый ещё мужик, страстный, а она уже никогда полноценной бабой не будет. Чего жизнь-то гробить?

Миллионер вздохнул и закатил глаза к потолку, словно искал там убедительные доводы. Не нашёл. Не было в его словарном запасе таких слов, как долг, преданность, человечность… И Сашка употребил те, которыми владел в совершенстве:
– Да пошла ты на …!
И Тоня замолчала. Это выражение она, как все электродненцы, с детства знала и понимала. Не случайно поэт Форсман вписал в гимн строку: «Наш Электродный – самый народный!»

...Замотанный жизнью, Сашка так и не понял, отчего это вдруг соседи начали здороваться с ним сквозь зубы.

А спустя полгода Галина Заикина стояла перед Антониной Лепко у прилавка и покупала конфеты для внуков. Всех троих Катя к бабушке в гости привезла.

Иллюстрация - картина екатеринбургского художника Игоря Сидорова. www.igorsidorov.com