ведьма

У каждого есть песни, которые несут в себе печальные воспоминания.
У каждого есть мелодия, которая даже в самый счастливый день жизни способна убить всю радость в сердце.
Перезвон колокольчиков в храме всегда приносил Эврис чувство радости, свободы и умиротворения. Когда в храме кто-то играет на хитирики, Эврис хочется выть от боли.
На горизонте ярким пятном маячит заходящее солнце.
Над входом мирно покачиваются зеленые фонарики, а кицунэ ежится и жмётся к стене храма. У девушки рядом с ней волосы белый как снег и настолько длинные, что коса, оплетая по кругу всё голову, спускается почти до пояса. Вокруг глаз у неё тёмные разводы, а лицо такое спокойное и властное, что кажется, будто это её храм.
Но у ведьм не бывает храмов. Да и Айке, в принципе, начхать на привилегии богов.

- Никто. Слышишь, Эврис? Никто, - беловолосая ведьма подаёт голос и тут же замолкает, начиная с по-настоящему ведьминским энтузиазмом помешивать травяной отвар в своей чаше. – Никто, не один человек не должен гнобить себя за то, что другой человек – идиот.
У Эврис внутри что-то сжимается настолько сильно, что становится нечем дышать.

- А мы и не люди… - говорит рыжая кицунэ отрывисто и ей становится смешно от своих же слов. Дико смешно.

- Какая разница, - Айка огрызается и скалится. –
***
Эврис очень часто ловила себя на мысли, что все эти чувства, вся эта привянанность к кому-либо, лишь глупое распыление. Боль, срывание нервов, не более. Но всё равно упрямо шла наперекор самой себе. И ненавидела себя за это.
Эврис – ёкай, она о б я з а н а быть хладнокровной, подчиняющейся своему богу, а не влюбленной в него.
Эврис ловит себя на мысли, что она какой-то неправильный ёкай. Ни кровожадный, ни холодный, ни дикий. Слишком мягкий. Слишком домашний.
Эврис вспоминает былую лихость и ей хочется биться головой о стену.

Эврис делает, чувствует и помнит слишком многое, но всё равно упускает главное – ёкаи не совершают глупостей. Ошибка – и её ценой может стать жизнь бога.
Но даже это не мешает любить его меньше.