Белая тишина

Беспокойный Январь бесновался, зло ероша колючими руками нескончаемые сугробы. Лес дышал тяжело, хрипло, и поэтому в морозном воздухе ощущалось что-то незримое, что-то страшное. Лес был болен и сердит. Лес ждал, сам не зная чего. Иногда напуганный Ветер жалобно поскуливал, но вскоре спешно умолкал в страхе разбудить дремлющего Итхакву, бесплотного Бога белой тишины.
Вечно мрачный Итхаква, с мёртвыми глазами и серебристым туманом вместо волос, никогда не видел снов и не чувствовал тепла. Произошедший из человеческих страданий и боли, он, существо, чьё тело — это серые обрывки туч, даже в полудрёме, когда мир исчезал из его поля зрения, не выпускал трубку изо рта. В той трубке не лежал доморощенный душистый табак - в той трубке шуршал шагами давно минувших дней одинокий снег, из той трубки не вырывался едкий дым - из той трубки выпархивали ослепительно белые метели и бураны.
Итхаква скучал и никогда не хотел просыпаться. Ему нравилось тонуть во тьме, он очень любил делиться этим упоительным чувством пустоты и вечности, которое регулярно ощущал кожей, похожей на змеиную. О, как же ему нравилось обнимать одиноких странников, о, как же он любил сталкивать их с жизненного пути в тупик, ставя стальными объятиями жирную точку!

***

Январь негодовал из-за того, что тонул в непроглядной пелене снегопада. С ленивого Итхаквы давно спали оковы сна, и он, окончательно пробудившись, решил спуститься на Землю. Старый Лес сердито скрипел деревьями, а Ветер, как трусливый заяц, желающий скрыться от хищника, перескакивая с верхушки ели на ветвь кедра, с ветви кедра на пушистую шапку дуба, торопливо нёсся прочь.
Бог белой тишины скалился, внимательно прислушивался, втягивал носом воздух. Где-то заблудился человек… Такой тёплый, такой глупый, такой омерзительный в своём желании не умирать. Однако сердце неинтересного человека — уголёк с уставшим, но удивительно ярким пламенем, - показалось Итхакве красивым. Красивым, но слишком горячим и живым. Иткахва обожал и одновременно ненавидел людские сердца за то, что они были не такими, как у животных. Они не бились бесцельно, они не хотели быть просто так и бессмысленно замирать навсегда.
Итхаква улавливал ритм, видел оранжевый огонь, который, подобно скромному каминному пламени, прятался за решёткой из рёбер. Наконец, тот, кто одним прикосновением мог уничтожить самого стойкого и непоколебимого, превратив его в снежную пыль, увидел свою жертву.
Замёрзшая девушка, опираясь на посох, с походным мешком за плечами, уже не знала, куда идёт, но всё равно упрямо двигалась вперёд. Ветер боязливо шептал ей: «Спасайся, Мизэ! Спасайся, Белое солнце! Спасайся, или настигнет тебя кара Белого затмения». Лес угрожающе говорил: «Остановись, человек, поверни домой или станешь холодным прахом в трубке Бога белой тишины!». А немногословный Январь, хватая за ноги девушку, сковывал её движения и изредка сердито бурчал: «Ступай назад».
Но Итхаква лишь брезгливо ухмылялся, посмеивался над советчиками, заранее зная, что заплутавшего путника настигнет участь всех тех, кто однажды наткнулся на всесильного бога зимы.
Эх, не слыхала бедная Мизэ предупреждений Ветра, эх, не слыхала бедная Мизэ слов мудрого Леса, эх, не слыхала бедная Мизэ наставлений ворчливого Января.
А коварный Итхаква, взглянув злобным льдом на девушку, отбирает её тепло и вдыхает в посиневшие губы холод. Презрительно щурится повелитель снега. Смотрит, как заметает обезумевшая стихия человека, смотрит на иней, который покрывает ресницы, волосы и брови, смотрит на узоры мороза, неспешно плетущего мёртвое кружево на бледном лице. Кружево неповторимо, оно пугает, очаровывает заумными сетями. Итхаква не желает дожидаться, когда добыча обернётся куском льда. Бог белого затмения радостно шипит, протягивает руку с тощими костлявыми пальцами к хрупкой грудной клетке и стремительно пронзает острыми когтями преграду, за которой таится заветный уголёк, по-прежнему окутанный пламенем.
Огонь тускнеет с каждым мгновением. Он из последних сил жжёт ледяные ладони, но сумасшедший Итхаква, не обращая внимания на свою боль и боль в чужих глазах, потемневших от ужаса, внимательно и не без удовольствия рассматривает находку с разных сторон.
Небо теряется в метели, а Мизэ в пустоте. Мизэ не понимает, что она чувствует. Ей кажется, что она тонет, стремительно падая на дно. Ей кажется, что она часть Белого затмения, которое теперь всюду. Оно и есть холод, оно и есть зима, оно и есть одиночество, оно и есть конец. Оно необъятно и грозно в неповторимом, но таком подлом величии.
Крепко сжатый кулак причиняет невыносимые страдания, но не в силах заставить остановиться ярко-красный уголёк, медленно покрывающийся тонкой паутиной из колючих снежинок. Наверное, пора замереть и смириться, но что-то мешает прекратить движение.

***

Губы синие, как вечернее небо.

Итхаква улыбается Мизэ. В его глазах бездна.

«Я мертва…»

Мыслей нет. Итхаква злобно щурится, задумчиво вертит сердце в тонких руках.

«Так нельзя!»

Пустота в груди. Итхаква в голос хохочет, скалится.

«Я не могу так просто!..»

Страшно. Итхаква бросает наскучивший уголёк на землю.

«Я не могу так просто умереть!»

Отчаяние. Огонь почти угас.

Протяжный вой разбивает белую тишину на миллиард острых осколков. Итхаква испуганно смотрит по сторонам. Ярость искажает бледное лицо. На охоту вышли Духи древнего Леса. Бог белого затмения в последний раз бросает на Мизэ взор, полный ненависти и презрения и, залившись диким смехом, исчезает в водовороте метели.

***

Стая призрачных волков подбирается всё ближе и ближе.
Ветер печально свистит, неторопливо укутывая девушку в снежное одеяло.
Хмурый Январь сердито молчит в стороне, потупив взгляд.
Огромные псы с белой шерстью и глазами, заполненными голубизной весеннего неба, подходят к бездыханному телу.
— Растопите чары, не дайте ей умереть до конца. Верните ей сердце, чтобы она не потеряла и душу, — скрипит мудрец-Лес обнажёнными ветвями деревьев…