Встреча с Бродским
С самим Бродским я встретился уже в Нью-Йорке я очутился в Нью-Йорке в сентябре 1994 года совершенно неожиданно для себя: жизненные обстоятельства вынудили меня срочно покинуть Израиль, и мне удалось это сделать, подписав рабочий контракт с одной из телефонных компаний Америки.
Итак, я оказался в Нью-Йорке, где встретился со своим алма-атинским приятелем — неким Даниилом Р. По дороге из аэропорта говорили о том, о сем, и, как бы, между прочим, Даня меня спросил, пишу ли я до сих пор стихи (в юности мы с ним этим — и не только этим — грешили). "Здесь живет мой родственник — со стороны мамы — Иосиф Бродский, ты слышал о нем?" Я, естественно, подскочил на месте: подумать только: Даник Р. оказался двоюродным кузеном Самого! Я взмолился. И Даник обещался мне устроить встречу. У меня было всего 3 — от силы — 4 дня, чтобы оставаться в Нью-Йорке: в начале недели я должен был приступить к работе в Бирмингеме (штат Алабама). "Личной встречи обещать не могу — но поехать к нему домой можно попробовать". На следующий день Р. куда-то все время пытался дозвониться, после чего сказал: "Не отвечает. Сегодня я не могу, а завтра — поедем наобум". Я проклинал себя — все свои стишки я оставил в Израиле, с собой у меня была только общая тетрадка с начатой поэмой о моем пребывании в Израиле.
Назавтра вечером мы поехали — я тогда плохо знал Нью-Йорк и не мог с точностью определить, куда и как мы ехали. Вскоре мы оказались на тенистой улице где-то, по-моему, в районе Сентрал Парка. Долго искали место для парковки. Наконец-то нашли — за три квартала.
Дом оказался тем, что в Америке и Канаде называют "town house", то есть не отдельный особняк, но один из как бы склеенных в ряд домов. Я не очень-то его разглядел. Вокруг столетние платаны и дубы. Открыли ажурную калитку и вошли во двор, затем поднялись по лестнице и позвонили. Нам открыли, даже не спросив, кто мы и откуда. И не мудрено — дом был полон народу. Мы оказались на вечеринке — незваными и нежданными гостями. Даник сказал: "Пойду, поищу Иосифа". Я остался в прихожей, присматриваясь к людям, оказавшимися поблизости, и вежливо поздоровавшимися со мной по-английски. Вообще звучала только английская речь, — которую я тогда не очень-то воспринимал на слух, тем более — американский выговор, который понять без привычки невозможно. Вскоре вернулся Р.: "Они все в dining room, но к нему не подступиться. Вечеринка в честь кого-то, кто приехал из Европы, и он занят разговором с гостями". Даник неожиданно исчез. И я решил "просочиться" в салон. Там действительно было не протолкнуться. Кто-то сидел на диванах и креслах, кто-то слонялся со своим "дринком" в руке...
Естественно, я сразу его узнал — он сидел в глубоком кресле — тоже с "дринком", но поминутно его ставил на журнальный столик перед собой, наклоняясь всем своим — довольно грузным — телом. Поразительно, но внешне он мне очень напомнил моего отца — тот же тип рыжего польского еврея: даже морщины на лбу имели почти такой же рисунок, как у моего папы... Рыжевато-пегие волосы были в беспорядке. Очки "велосипед" с медной оправой. Одет был, помнится, в зеленоватый джемпер и вельветовые брюки (это всегда был мой конек — запоминать, как одеты люди). Он говорил по-английски — высоким голосом, с очень сильным русским акцентом — но о чем шла речь, я не мог разобрать. Да и не пытался — я был как в ступоре. Вокруг него в креслах сидели какие-то "иностранцы", внимательно слушавшие Бродского и, по-моему, несколько снисходительно улыбались и кивали головой. Впрочем, возможно мне это показалось. Вдруг Бродский, и все его собеседники неожиданно поднялись. Он им явно что-то хотел показать, поскольку вскоре все они проследовали в другую комнату. В салоне осталось несколько человек. Я почувствовал себя неловко — что называется, "ни пришей кобыле хвост" — я ведь никого не знал, с трудом мог говорить по-английски и вообще никак не мог объяснить своего присутствия здесь. Появился Р. — он, оказывается, общался с женой Бродского на своем, разумеется, варварском "инглиш" — Даник всегда был довольно нахальным малым... Мне захотелось курить. Р. повел меня куда-то — мы очутились на полубалконе — полутеррасе, где я снова оказался один...
Я закурил свой любимый Мальборо-Лайт с ментолом. Собственно, именно в эту минуту все главное — и основное — и произошло. "Вы не одолжите мне сигаретку?" — услышал я за спиной высокий картавый голос. Я почувствовал озноб и ощутил всю ирреальность происходящего. Я протянул пачку, и он закурил, опасливо оглядываясь на дверь балкона. "Я вас знаю?" — спросил он — "Вы откуда?". Я сбивчиво стал объяснять кто я и откуда. "Вы пишите стишки и хотите их мне показать, ведь, правда, да? Так?" Он заметил у меня подмышкой мою коричневую "общую тетрадь". Я начал мямлить, что, мол, мне так неудобно, что, мол, я только балуюсь..." "Я тоже только балуюсь" — засмеялся он, — "давайте тетрадку — я просмотрю и верну вам через Даню". Я протянул тетрадь, он, взял ее, и, загасив сигарету, направился к двери со словами: "Чур, меня не выдавать!". Я остался на балконе, прикуривая одну сигарету за другой... Даник застал меня уже за третьей или четвертой. "Все расходятся... Нам пора. Кстати, он меня отругал, что я приехал без приглашения, да еще и дружка привел — только русские "совки" на такое способны, сказал он". Я уехал в Бирмингем на следующий день — так толком и не посмотрев Нью-Йорк. Завертелась моя американская жизнь и служба в фирме Bell South. Однажды, вернувшись из Нового Орлеана, куда я съездил на week-end, я обнаружил под дверью почтовую бандероль (в американской провинции было принято — запросто оставить посылку под дверью — воровство полностью исключено). Раскрыв бандероль, я обнаружил там свою тетрадку. Каких бы то ни было пометок я в ней не нашел. Но в конце — на первой чистой странице после стишков я увидел запись, сделанную рукой Бродского: "Что ж, продолжайте — может, что-нибудь из этого и выйдет. И.Б."
Вот, собственно, и все. Вся встреча. В конце 1995 года мне сообщили, что Бродский будет выступать перед Russian Jewish Community в Далласе. Я собрался туда ехать. Но выступление отменили "по состоянию здоровья". Умер Бродский, как известно, в 96-м....
По прошествии времени, мне мое "американское" прошлое и встреча с Бродским кажутся уже чем-то нереальным. В 2001 году я — так же неожиданно, как и уехал — вернулся в Израиль, против своей воли и желания, подчинившись опять-таки личным обстоятельствам. Как сказал мне на прощанье Даник Р. — в Израиль не едут жить — туда едет доживать. И, боюсь, он оказался прав...
Свидетельство о публикации №216070300405
Зинаида Егорова 15.02.2017 10:13 Заявить о нарушении
Некоторые тексты я дублирую здесь - чтобы как-то обновлять страничку...
Давид Беншели 15.02.2017 20:49 Заявить о нарушении