Крестик

Из серии рецензий на произведение «Зубы и золото» (Амалия Бабочкина).



У меня заболел зуб. Второй день я не находила себе места. Черная полоса решила не останавливаться и продлила сеанс. В густом тумане неудач после толстой жабы в регистратуре рядом со мной появился высокий дантист в белом халате.

Его карие глаза с прищуром смотрели не в рот, а в душу:

– Зуб необходимо удалять,– диагноз был коротким, как выстрел.

– Денег нет, доктор,– боль затмила стыд, пустой кошелек корявыми пальцами душил совесть.

– У вас прописки нет,– от лица в маске повеяло холодом. Док брезгливо сморщился,– только платно.

– Сил нет терпеть, дяденька,– я вспомнила, как в детстве умоляла отчима не бить мать. В глазах помутнело, руки онемели, яркий свет лампы шилом прокалывал мозг.– Я отдам, после... пожалуйста.

– Ничем не могу помочь,– звякнула бикса с инструментом. Он принялся стягивать перчатки.– Плотное расположение корней в десне. Придется удалять по частям. Плюс анестезия. Муторно и дорого.

Ручьем потекли слезы. От горечи в горле сперло дыхание. Низ живота тянуло. Прокладка набухла и стояла между ног колом. Я проклинала безденежье, хозяйку, которой задолжала за квартиру, советскую медицину, и была уже согласна на всё. Рвите хоть башку, только уймите боль!

Врач был неумолим. В холодных глазах мужика отражались те же проблемы. Несмотря на ужас в сердце, я не могла не заметить отсутствие у него обручального кольца. Козел, ни кольца, ни креста на нем нет!

И тут меня осенило! Дрожащими руками я потянулась к сумке. Стоматолог с интересом наблюдал за спектаклем одного актера. Дернулась маска. Под ней растянулись в гнусной улыбке губы. Я почувствовала его неприятное дыхание. Похоже, и у него с желудком не все в порядке.

Наконец-то. В моей ладони сверкал подаренный бабушкой крестик. И тут же перед глазами поплыла обшарпанная деревенская церковь, загаженный птичьим пометом покосившийся крест, батюшка, стоявший в дверях с распростертыми руками, словно Христос на распятии, и не разрешавший делать из храма склад. Высохшая старушка в черном, вороном бродившая вокруг разбитого колокола.

Дело пошло. Золотая цацка мигом перекочевала в карман лекаря. «Сейчас отсюда вылетит птичка»,– сквозь туман в голове доносились слова спасителя. В десну ужалила пчелка, сверкнули сталью щипцы. Боль ушла вместе с гнилыми корнями.

На душе какое-то время скребли кошки. Через год о бабушкином подарке напоминала только дыра в десне и сморщенная в улыбке хирургическая маска.

Судьба топтала мою душу кирзовыми сапогами. Моё неказистое лицо висело на двух Досках почета. После овощехранилища я устроилась санитаркой в больницу. Кровь, гной, размазанное по простыням г..вно не могли скрасить дешевые подачки. И вот однажды в приемное отделение привезли девочку с ДТП. Секундная невнимательность родителей сделала ребенка сиротой.

В детях сельский акушер мне отказал, пулей пролетело мимо хорошее образование, вокруг истосковавшегося по нежности девичьего тела вертелись только иждивенцы и алкаши.

Казалось, в хрупкое тельце семилетней малышки вселилась моя никому не нужная, ободранная душа. Испачканный синий халат, куль на затылке, залатанное нижнее белье сделали из двадцатипятилетней девушки старуху. Мысли мои стали как скакуны, в смысле насрали и ускакали. Как и большинство женщин, которые окружали меня, где-то в глубине девичьих тайн я представляла себя принцессой. Моя гавань заждалась алых парусов, трусов, усов.

– Сердце остановилось! – крик фельдшера скорой помощи вывел меня из транса. Лицо девочки синело, пару раз дернулась мышца на сломанной ноге. Загромыхали колеса каталки по разбитому кафелю. Кишкой болталась капельница. За ором раненых бандитов, испуганными лицами врачей, составлявшего протокол мента с автоматом, персоналу заведения было не до пострадавшей.

– Искусственное дыхание можешь делать? – у молоденького интерна дрожали руки. В линзах очков вместо глаз вращались два глобуса.

– Как я оказалась с ним в лифте? Почему нет врача из приемного покоя? – носившиеся по оцинкованной кабинке вопросы, отскакивая от стен, тупыми иглами вонзались в сердце.

Измазанное кровью ангельское личико осунулось. Под белой майкой торчали холмики с маленькими пуговицами сосочков. Перед глазами стоял плакат в клизменной – «Искусственное дыхание». Надо зажать нос. Солоноватый привкус губ подростка что-то сдвинул во мне. Словно родственная ниточка протянулась между нашими губами слюна.

После пяти выдохов толчок в грудь или наоборот. Холодное маленькое тельце хрупкими ребрами вяло отталкивало мои руки. Вздрагивала и пыталась соскочить с каталки сломанная ножка. Как долго мы едем!

– Ты на какой этаж нажал, конь?

– Я? – юноша в белом халате уставился на панель управления.

– Головка от …. Реанимация на втором!

Выдох. Толчок. В глазах желтые круги, искры. Скрип резиновых ручек, разболтанных сочленений…

– Ушла в сторону,– в затылок ударил хриплый голос Аркаши. Белое тело пострадавшей приняли волосатые руки анестезиолога.

– Наконец-то,– стенки лифта покосились. Ноги ослабли. Задница ощутила прохладу мытых полов реанимационного отделения.

– Мария Ивановна,– на следующий день Аркадий Петрович протянул перед обходом маленький сверток,– девочка передала из второй палаты.

Я вспомнила солоноватый привкус ее маленьких губ, вывернутую ножку, не по-детски упругую грудину. Улыбнулась тоненькой ниточке слюны, связавшей нас. Предвкушая что-то необычное, учащенно забилось сердце. В фольге от сигаретной пачки лежал мой крестик.

Корректорская правка – Галина Заплатина.