Мать

«Мой любимый, мой красавец Васенька, проснулся! Приоткрой глазки посмотри на мамочку» - теплые губы матери ласково целовали полный животик малыша.
Яркие солнечные зайчики бегали по стеклу, потолку и стенам комнаты.

«Пойдем скорее во двор, там петушок и курочка давно ждут, когда их накормит Васенька» - ласковый голос и руки заставили малыша прильнуть к груди матери.

Майский теплый день звал ребенка на улицу из душной комнаты. Васенька, малыш лет трех, не спеша достает корм для птиц и начинает рассыпать у себя под ногами. Курицы мигом собираются перед ним и жадно клюют упавшие зерна. Мальчик поворачивает счастливое лицо к матери, как вдруг резкая боль в руке заставляет Василька проснуться. Молодая медсестра в жестко накрахмаленном халате делает ему очередной укол. Ее холодное безразличное лицо раздражает больного и он отворачивается.

«Боже мой! Один и тоже сон несколько дней подряд… Так можно и с ума сойти! А может, я уже схожу? - лениво подумал Василий – интересно, сколько мне осталось жить? Врач на обходе мне ясно дал понять, что машина с искусственными почками дается только на месяц, а потом отключается и… смерть! Врач предлагал искать донора или купить, но за такую сумму, что страшно и подумать – где взять такие деньги?»

Василий уже больше месяца лежал в этой новой, чистой палате, около его кровати монотонно гудел какой-то белый металлический ящик с мигающими огнями. У него не было посетителей, он привык к своему одиночеству и никого не ждал. Правда один раз к нему пришел его приятель детства, они вместе жили в одной деревне; принес несколько апельсинов, какое-то печенье – немного посидел и заторопился, пообещал еще прийти, но не пришел.

«Интересно и к чему этот сон» – снова подумал Василий. У себя на родине в деревне он не был лет двадцать и все из-за матери. Постоянная ругань с ней, недовольство и раздражение – даже сама мысль о поездке пугала и бесила его. Два непримиримых характера, не уступающие друг другу были у них с матерью. А как хорошо с ней было в детстве. Родней и любимей не было у него человека, без ее теплых губ и нежных рук он не представлял своей жизни. Все радости и горести Василий нес домой, чтобы обрадовать мать или успокоить себя. Однажды он упал с дерева и порвал кожу на ноге, с бледным лицом, в какой-то потной лихорадке он придерживал рану рукой. Испуганный и жалкий он притащился домой. Мать без лишней суеты, молча, промыла рану, крепко перевязала бинтом и долго прижимала свои губы к пораженной ноге. Боль сначала нестерпимая, медленно начала утихать, а вскоре и вовсе исчезла. Через два дня рана зажила, и об этом происшествии напоминал только небольшой белый шрам.

Будучи уже взрослым Василий вспоминал этот странный способ лечения, когда материнские губы своим прикосновением быстро вылечили глубокую рану.
Отца Василий никогда не видел. Иногда слышал от соседей, что мать его выгнала из дома за драку. Говорили, что молодые сначала жили хорошо и спокойно, но потом, когда его отец сменил место работы, стал часто приходить домой пьяным, устраивал скандалы. Мать с ее твердым характером не стала терпеть таких издевательств и распрощалась с молодым мужем.

В детстве Василию никто не был нужен кроме матери, он даже боялся представить себя без нее. Но к тринадцати годам ребенок превратился в юношу и у него появился свой упрямый, непокорный характер, так похожий на материнский.
Малейшее обидное слово вызывало ссору. Мать с сыном могли не разговаривать по неделям, никто первым не хотел протягивать руку дружбы.

Окончив семь классов, Василий поступил в техникум, который находился в поселке в двадцати километрах от его деревни. Первый год он каждый день ездил на автобусе к месту учебы. Как-то раз к нему пришли друзья в пьяном виде; на другой день мать устроила скандал. Василий сначала молчал, потом не выдержал, схватил свои вещи, сунул в сумку и ушел, хлопнув дверью. Мать думала, что сын одумается и вернется, но он, прожив неделю у знакомых, договорился в техникуме насчет общежития и больше домой не возвращался. Со временем устроился работать в леспромхозе и зажил самостоятельной жизнью. Мать несколько раз пыталась вернуть сына домой, но тот даже встречаться с ней отказывался. Так из-за глупой ссоры они и расстались.

После окончания техникума Василия призвали в армию, прослужив три года, он не захотел возвращаться к себе в деревню, а завербовался на стройку, где обещали в течение года дать квартиру. Строили большой химический комбинат, народа понаехало со всей России. Даже из его деревни был один человек, его детский друг. Он часто ездил домой, поэтому Василий был в курсе всех происходящих там событий. Приятель ему рассказал, что мать устроила свою личную жизнь с каким-то прибывшим из города специалистом и теперь живет лето в деревне, а зиму в городе. На вопрос, что передать его матери Василий отвечал: «Что видишь, то и передай».

Работа на строительстве ему не очень нравилась: всегда в грязи, зимой на холоде, летом на жаре. Но мысль, что скоро он получит отдельную квартиру в большом городе, устроится работать по специальности, будет иметь хорошую зарплату, заставляла терпеть все невзгоды.

Время на стройке тянулось долго, но быстро росли корпуса нового предприятия. Вскоре из теплушек и времянок рабочие переехали в кирпичные общежития, по субботам и воскресеньям стали проводить время в Доме культуры, смотрели кинофильмы, ходили на танцы и концерты.

Товарищи Василия очень скоро переженились и переехали из общежития, получили комнаты и квартиры. А он так и не смог определиться с личной жизнью, у него конечно были знакомые девушки и женщины, но все не устраивало парня, хотелось чего-то особенного.

Однажды на танцевальном вечере он встретился, как ему казалось с той неповторимой и единственной. Она недавно переехала из какой-то далекой деревни, на стройке получила специальность маляра-штукатура. Девушка мало чем отличалась от своих подруг: невысокая, стройная, симпатичная, заводила обладающая приятным голосом, любила попеть и посмеяться. Василий был довольно стеснительным парнем, поэтому девушка взяла над ним верх и стала руководить его жизнью. Через месяц после их знакомства она предложила ему стать мужем. Он дал согласие. Так появилась на стройке новая семья. Из общежития они переехали в комнату. В Профкоме сказали, что квартиру дают в первую очередь тем семьям, у которых есть дети.

За пять лет был построен химкомбинат, еще через пять лет около него вырос чистый, красивый город. Василий, а его теперь звали по имени отчеству, работал мастером электриком, его жена работала в строительной организации все тем же моляром-штукатуром. Все было бы хорошо, но только детей у них не было. Жена ходила по врачам, те считали ее здоровой, а Василий все стеснялся предстать перед людьми в белых халатах. Жена с годами превратилась из веселой хохотушки в замкнутую, молчаливую женщину. Они получили долгожданную квартиру, много работали, чтобы скопить деньги, сначала на мебель – хотели купить темный полированный гарнитур. Года через три их мечта исполнилась, в квартире сиял полированными боками темный платяной шкаф, две кровати с резными спинками стояли в углу комнаты, две тумбочки, банкетка и зеркальное трюмо примостились рядом. Квартира у них была однокомнатная, поэтому поместить столовый гарнитур – не было возможности; но зато они подобрали по цвету стол, стулья и буфет. Вопрос с оформлением квартиры был решен; люстра, большой пестрый ковер на стене, поставили точку в этих исканиях.

Профком каждый год выделял им путевки в санаторий-профилакторий. Туда они ездили вдвоем, но однажды Василию предложили путевку на курорт в Сочи. Путевка была всего одна. Василий сдавал какой-то объект комиссии, поэтому поехать не смог. Вместо себя он отправил свою жену. Через двадцать дней она вернулась загоревшая, но задумчивая, в их семейных взаимоотношениях произошел надлом. Жена стала странно себя вести: часто ходила на почту, писала кому-то письма, с кем-то разговаривала по телефону. Они не ругались, жили также мирно, но в отношениях появилось недоверие. Вскоре Василия послали в командировку, когда он приехал, квартира имела холодный, нежилой вид, на кухонном столе лежала записка, на которой детским, неряшливым почерком было написано: «Прощай! Я ушла к «другому». Развод оформим потом».

Так Василий из семейного человека превратился в одинокого. Раздел имущества производить не стали, он отдал жене половину стоимости мебели. Быстро оформили документы и распрощались. На работе мало кто догадывался о семейной трагедии начальника. Он приходил всегда вовремя, чисто выбрит, аккуратно подстрижен в новом костюме. Со своими подчиненными обращался вежливо, но холодно, о своей личной жизни не рассказывал. Его знакомый по деревне работал в другом цехе, иногда они встречались в столовой и тот рассказывал новости про их родные места.
Мать Василия снова жила в деревне, уехала из города, видимо, что-то не поделила со своим ухажером. В это лето по деревне прошла сильная буря, с  нескольких домов сорвало крыши. В его доме только сломало несколько стропил и теперь, издалека дом смотрелся кривым, как будто провалившийся под землю. Скоро осень, а кто будет заделывать дыры - неизвестно. Нужны рабочие руки и деньги. При этом разговоре приятель внимательно посмотрел в глаза Василию, но тот отвернулся в сторону, как будто прослушал тему разговора.

Еще сосед рассказал, что весь летний отпуск потратил на ремонт своего дома. Сельсовет обещал помочь одиноким сельчанам, но это только слова. Мужиков в деревне почти не осталось – одни вымерли от пьянки, другие уехали, как они на заработки. Живут только старики, да старухи; летом приезжают отдыхающие, но их мало было в этом году.

Василий слушал своего друга и думал, что надо помочь матери с ремонтом, но пересилить себя пойти к ней на поклон - не мог. Какая-то дурная гордость и глупая детская обида глубоко засели в его сознании. Деньги у него были (он копил на машину). Все его знакомые начальники каждое утро подъезжали к проходной на своих автомобилях и нередко ехидно спрашивали: «Почему он ездит на автобусе?»

Василий объяснял, что хочет купить иномарку, которую ждет из Владивостока. Он рассказывал о достоинствах будущей машины. Ему и верили, и сомневались. По поселку уже ездили несколько таких машин и все владельцы Москвичей и Запорожцев с завистью смотрели на этих «иностранок».

После разговора с деревенским приятелем, Василий часто думал, как послать деньги матери. Нет, денег было не жалко, трудно было первому протянуть руку помощи. Он положил деньги для матери в конверт и убрал их в шкаф. «Как будет время, напишу письмо с извинениями о долгом молчании и пошлю на ремонт» - так он решил. Но рабочая текучка не оставляла свободного времени: в цеху меняли старое оборудование, начальство торопило со сроками сдачи. Василию, как начальнику, приходилось сутками сидеть в холодном помещении, контролировать и самому помогать в наладке оборудования. Организм не выдержал такой нагрузки, он заболел. Два дня пролежал дома, лекарства и дежурные врачи поставили его на ноги, но предупредили о последствиях, если он не будет себя беречь, могут возникнуть осложнения. Василий не обратил на их слова никакого внимания и вновь весь ушел в работу.

Под Новый год он опять простудился, начались сильные боли в области поясницы. Чтобы заглушить боль он ел таблетки горстями, растирал себя мазями, но результатов не было. На одном из совещаний с ним случился приступ, он потерял сознание и в таком состоянии его привезли в больницу. Врачи, взяв нужные анализы, поставили неутешительный диагноз: одна почка у него отказала, а вторая еле справлялась со своими обязанностями. Ему сделали операцию, удалили одну почку. В больнице было довольно прохладно, и он снова простудился и получил воспаление легких. Его нещадно кололи антибиотиками, вливали в него разные лекарства, наконец, воспаление легких победили, но организм был ослаблен – забарахлило сердце и вторая почка. Врачи подключили его к аппарату «искусственной почки», но предупредили, что этот механизм будет работать только в течение месяца, за это время ему надо найти своего донора, чтобы тот дал ему здоровую почку или можно найти донора за деньги. Сумма, о которой он услышал, повергла его в шок, и он решил подождать месяц, а там, что Бог даст.

С работающим аппаратом он чувствовал себя вполне сносно и даже один раз попросил на время отключить машину, но через час появились сильные боли, он потерял сознание и его снова подключили. После этого случая он понял, что жизнь его истекает по дням и по часам. Сначала он был в отчаянии, потом наступило равнодушие ко всему внешнему миру. Он просто лежал и смотрел в потолок не о чем не думая. Иногда мелькали мысли о далеком детстве; да еще этот дурацкий сон о матери…

Никто его не беспокоил, кроме сестры, приходящей делать уколы и еще два  раза приходили женщины с работы, принесли продукты и маленький букетик, о чем-то говорили, а вот о чем? – он и не помнит, они посидели рядом и исчезли за дверью.
Лечащий врач один его беспокоил больше всех, появлялся ровно в десять утра, молча, смотрел анализы, легонько постукивал по спине, задавал незначащие вопросы, тяжело вздыхал, качал головой и уходил до следующего утра. И снова – тишина, только в аппарате что-то иногда шуршало и булькало. Когда он лег в палату для тяжелобольных, в ней стояло две кровати, на одной находился больной, который часто кашлял, но через неделю этот бедолага куда-то исчез, а кровать вынесли и Василий стал хозяином этого помещения.

За  неделю до отключения «железного спасителя» к нему в палату, как всегда пришел лечащий врач, странно на него посмотрел и ровным голосом, без всяких эмоций произнес: «Вам нашли донора, дня через два сделаем операцию». Василий не сразу понял о чем говорит врач, а когда сообразил, того уже не было в палате. Позже он спросил у сестры: «Кто донор и почему он решил отдать свой орган?» Медсестра только мотнула головой, сделала укол и ушла. «Видимо, комбинат нашел нужную сумму и заплатил донору!» - мелькнуло у него в голове. На другой день он задал этот вопрос врачу, но тот ответил, что не имеет права отвечать на такие вопросы.

Оцепенение и равнодушие завладевшие Василием, постепенно сменились возбуждением и ожиданием чего-то необычного; это было чувство человека, которого сначала повели на смертную казнь, а в последний момент объявили о помиловании. У него появилась надежда на будущее, даже ночью сон никак не шел к нему, а пред операцией нужно хорошенько выспаться, пришлось попросить у сестры снотворное. Утром его привезли в операционную, и он увидел, что за ширмой уже лежит какой-то человек, но как  он не крутил головой, никак не мог определить, что это за личность.

Ему сделали наркоз, сестра поговорила с ним о незначительных делах, и он провалился в бездну. Проснулся больной в своей палате, голова еще кружилась от наркоза, во рту вместо слюны, была какая-то противная, вязкая жидкость; очень хотелось пить. Через три дня Василий почувствовал себя значительно лучше, аппарат отключили. На его лице стала появляться улыбка, бледность уступила место легкому румянцу – больной выздоравливал. Еще через десять дней он покинул стены больницы и перебрался в свою квартиру, которая встретила хозяина холодом и нежилой обстановкой: пыль ровным слоем лежала на полировке, засохшие мухи валялись на кухонном столе, в ванной из крана капала вода, и на белой эмали образовалось красно-коричневое пятно, все говорило о тоскливом одиночестве. Василий энергично принялся за уборку: вычистил диван, кровать, кресло, протер стол, шкаф, в котором обнаружил толстый конверт, там оказались деньги для матери. Он сразу вспомнил о ремонте дома, о протекающей крыше; какое-то неприятное, стыдливое чувство охватило его душу, как будто он оскорбил слабого невинного человека.

«Надо ехать в деревню, отбросить все глупые обиды» - решил он.
Через двое суток он стоял на железнодорожной станции, откуда автобусом нужно было ехать до его деревни двадцать километров. По расписанию у него были два часа свободного времени; Василий не спеша зашел в сельский магазин, купил матери яркий теплый платок и халат из легкой, пушистой ткани. В соседнем отделе взял бутылку водки и колбасы и коробку дорогих шоколадных конфет.

Когда он подошел к автобусной остановке там уже был народ, две пожилые женщины, увидев его стали о чем-то перешептываться. До деревни было недалеко, но старый автобус, скрипя всеми трясущимися плоскостями и деталями, еле тащился по разбитой дороге. За окном мелькали знакомые пейзажи, был конец апреля, и природа медленно набирала сил от солнечных дней. Мелькающие за окном деревеньки мало изменились за двадцать лет, все такие же серые халупы, покосившиеся, сломанные заборы с тонкими, кривыми яблоньками.

Наконец, автобус дотянул до его знакомой остановки, кругом была весенняя неразбериха, под ногами чавкала грязь. Большие лужи, залившие дорогу, сталкивали путников на свежевспаханную землю. Он выругал себя за то, что не надел резиновые сапоги, а решил выпендриться перед матерью и односельчанами своей городской одеждой и новыми чехословатскими полуботинками. Василий сделал сложный маневр по чернозему и с трудом выбрался на подсушенную тропу. По ней он сократил путь и скоро подошел к своему дому, который серой глыбой высился на пригорке. Густые заросли сирени кривыми стволами загораживали дом с улицы. Сломанная калитка была полуоткрыта. У Василия защемило сердце, какая-то неясная тревога закралась в его душу.

Во дворе не было ничего необычного – все как всегда: полуразвалившийся сарай с разбросанными дровами, гнилые жерди от забора, кривой туалет с полураскрытой дверью – дом окружала обычная весенняя неразбериха. Окно во двор зачем-то было забито досками, с другой стороны двери – два окна тоже закрывали доски.

В его душе стала закипать злоба на мать. Он ехал к ней почти трое суток, а она опять уехала в город к своему хахалю. Выругавшись про себя, он снова стал осматривать дом: крыша с одной стороны была кое-как заделана ржавым железом, доски с одного окна были сорваны, сломанная рама говорила о том, что здесь уже побывали местные бомжи. Ему стало досадно за эту ненужную поездку, за брошенный дом, за испачканные кошачьим дерьмом ботинки, запачканные грязью брюки и пальто. Хотелось скорее уехать и все забыть. «Автобус будет только через два часа, а пока зайду к соседке и оставлю подарки для матери, без всякого письма и больше никогда не появлюсь в деревне» - решил он и скорым шагом отправился к дому соседки. Долго стучать  не пришлось, дверь отворила небольшая, худенькая женщина, равнодушно посмотрела, видимо, узнала, и пригласила войти в дом. Через темный коридор, они прошли в светлую, чисто убранную кухню. Хозяйка предложила снять пальто и усадила за небольшой, удобный стол. Василий расположился на стуле и осмотрелся – в углу поблескивала серебром старая икона, на стене висело много фотографий, среди них в черной рамке он узнал свою мать: она чему-то весело смеялась и прижимала к груди ветку сирени.

- Почему фото матери в черной рамке и давно ли она не приезжала? - спросил он у соседки.
- Да, дней десять, как сиротинушку похоронили – всхлипнув и мелко перекрестившись, сказала та.
Василий сначала не понял и переспросил.

- Кого похоронили?
- Кого? Мать твою родную! Вот кого! – почти выкрикнула ее подруга.

Словно молотком по голове ударили Василия, в глазах потемнело, во рту сразу пересохло. Некоторое время он смотрел на соседку широко раскрытыми глазами, не в силах ничего вымолвить. Та испуганно посмотрела ему в лицо и протянула стакан с водой. Отпив несколько глотков теплой воды, он с дрожью в голосе тихо спросил:
- Как это произошло?

Соседка рассказала всю историю его семейной трагедии.
Узнав о болезни сына от его друга, мать поехала к нему в больницу. Она договорилась с врачами, что у нее возьмут почку и пересадят сыну. Операция прошла успешно. Ей предложили некоторое время полежать в больнице, но она  отказалась. Пока ехала в поезде – простудилась, домой приехала вся больная. Соседка предложила вызвать скорую помощь из райцентра, но та отказалась, сказала, что отлежится на печке. Ей становилось все хуже, когда приехали врачи она умерла. Сельсовет и односельчане сбросились на гроб и похоронили ее на сельском кладбище, справа в углу.

Василий почувствовал, что у него кружится голова, он схватил пальто и без шляпы вылетел во двор. Немного отдышавшись, он направился в сторону кладбища, но чем ближе он подходил к этому страшному месту, тем шаг его становился все медленнее и неувереннее. Страх увидеть что-то необычное не пускал его. Около кладбищенской калитки Василий остановился. Картина перед ним открылась удручающая: блеклое небо, серые кусты, железные и деревянные ограды, памятников было мало, в основном  видны деревянные или витые из металла кресты. Слева от калитки был виден невысокий холм – это остатки от красавицы церкви, которую построили перед самой революцией жители этой деревни на свои средства, рядом виден холмик поменьше – здесь был дом священника, отца Михаила. Церковь и дом разобрали в пятидесятых годах. Нужен был кирпич для строительства свинарника, который так и не построили. Два раза он горел. Первый раз из-за молнии, другой из-за проводки. Так и бросили строительство, кирпич потихоньку растащили жители деревни.

Много красивых икон было порублено топором лично председателем сельсовета, вечно пьяным, говорливым мужиком. Одна из старух пообещала, что Господь ему такого греха не простит. Он грубо оттолкнул старуху, взял икону и легко  разрубил ее.

- Смотри, старая карга, она даже не пикнула! – крикнул он, обнажив свой клыкастый рот.

Отец Михаил пытался спрятать часть церковного имущества. На него донесли. Приехала милиция, священника увезли, больше о нем никто не слышал.
Через год пророчество старухи сбылось. Председатель сельсовета уехал на совещание в райцентр. После совещания он напился и попал под поезд, ему и отрезало обе руки. Его уволили с работы. Закончил он свою жизнь совсем плачевно: в праздник возвращался домой по размытой дороге, поскользнулся, упал в канаву и захлебнулся вонючей жижей. Раньше дорога была вымощена камнем, а он, в свое время, велел содрать камни и отправить их на стройку в райцентр.
Пока Василий отдыхал и успокаивал бьющееся сердце, его внимание привлекли две дерущиеся вороны, они были на фигуре гипсового солдата: одна сидела на голове, а другая, подпрыгивая с плеча фигуры, старалась спихнуть соперницу с удобного места.

Этот памятник поставили сразу после войны, двадцати солдатам, старавшимся не пропустить танки на железнодорожную станцию. Местные жители рассказывали, как эти молодые солдаты две недели копали окопы вдоль дороги. На что надеялись их командиры? – Неизвестно. Их вооружение могло рассмешить любого немецкого солдата: винтовка – одна на двоих, к ней горстка патронов, на каждого солдата было еще по одной бутылке с горючей смесью, и всех их прикрывал пулемет «Максим» - эпохи гражданской войны.

Пять немецких танков и две грузовые машины в течение двадцати минут разметали все заграждение советских солдат и умчались к станции, оставив после себя двадцать, еще теплых солдатских трупов. Через пять и десять километров, немцы смели точно такие же заграждения, не потеряв ни одного танка. Недалеко от станции протекала небольшая, но глубокая река, если бы командиры там встретили противника, то эти пять танков и машины с пехотой навсегда бы остались в русской земле.

Разговоры об этих событиях Василия часто слышал по праздникам, когда к памятнику приносили свежие цветы.

Отдохнув, он направился нетвердой походкой в правую часть кладбища и еще издали заметил у сломанного забора свежую могилку. У него внутри все сжалось, стало трудно дышать, и он сейчас хотел только одного – ошибиться и увидеть захоронение другого человека. Его бросало то в жар, то в холод, ноги стали ватными. С большим трудом пройдя небольшое расстояние, он отчетливо увидел недавнее захоронение. Песок вперемежку с глиной тщательно утрамбован ударами лопаты, небольшой холмик был прикрыт лапами ельника, крест из грубо обработанной древесины немного покосился, на его перекрестье находилась фотография в прозрачной пленке, а ниже написаны имя, фамилия и годы жизни, внизу ярким пятном выделялись четыре бумажных цветка. На фотографии Василий сразу узнал свою мать, чему-то смеющуюся и прижимающую ветку сирени к груди. Минут десять назад он видел похожее фото в доме соседки.

У него закружилась голова, и он медленно опустился на колени, припал к земляному холмику и в каком-то отчаянии сначала тихо, а потом все громче выдавливал из себя дрожащим голосом: «Мама! Милая мама! Прости меня! Я виноват! Если бы я знал, что так получится!»

Сквозь мутную пелену слез он увидел белое пятно фотографии, на котором в какие-то доли секунды показалось смеющееся лицо матери, он почувствовал  ее мягкие губы, теплые руки и услышал ее  голос: «Ах! Ты мой красавец! Любимый и единственный, сынок!»

Через час автобус увозил Василия далеко от деревни. Прижавшись щекой к холодному стеклу, он тихо говорил сам себе: «Как же так могло случиться? Приеду! Обязательно сюда приеду жить!»