Записки рядового Кондратьева. Полковник Першинг...

                ВЛАДИСЛАВ КОНДРАТЬЕВ

                ЗАПИСКИ СТРЕЛКА РЯДОВОГО КОНДРАТЬЕВА

                ГЛАВЫ ИЗ “АРМЕЙСКОГО РОМАНА”
                (В ВИДЕ ОТРЫВКОВ ИЗ ОБРЫВКОВ)

                “ПОЛКОВНИК” ПЕРШИНГ,
                или
                НАШ ОТВЕТ ЧЕМБЕРЛЕНУ, РЭЙГАНУ И ИЖЕ  С НИМИ

      – Смотрите, смотрите! – обязательно восклицал кто-нибудь, когда видел нелепую сутулую фигуру, смешно вышагивающую странной, слегка припрыгивающей походочкой: ноги выбрасываются вперёд и вбок, руки заложены назад, пальцы крепко сцеплены, но при этом руки умудряются совершать движения, как если бы их владелец отмахивал при строевой ходьбе. – Смотрите, Першинг стартовал, теперь обязательно нанесёт ядерный удар!

      “Полковник” Першинг, как и большинство тех, кого солдаты Советской Армии называли “полковниками”, был в действительности подполковником. Впрочем, такое явление было характерно не только для Советской Армии: “полковник” Малышев из Булгаковской “Белой гвардии” тоже был всего-навсего подполковником. И на его погонах было два просвета и три звезды – как и на погонах настоящих полковников Советской Армии.

      “Полковник” Першинг не только не был полковником, но и фамилия его была тоже не Першинг[1], на американского генерала-“однофамильца” он совершенно не был похож (да это было и неважно, так как в начале 80-ых годов XX века в СССР мало кто мог знать, как выглядел американский генерал). Своим прозвищем “полковник” Першинг был обязан, по мнению одних, американским (натовским) планам размещения против СССР в Западной Европе ракет “Першинг-2”[2], по мнению других – необычайным внешним сходством с пресловутой ракетой.

      “Полковник” Першинг был худ, высок ростом, но сильно сутулился, из-за чего казался значительно меньшим, чем был на самом деле. При этом при ходьбе он ещё и сгибался так, что казалось – ещё чуть-чуть и он клюнет носом асфальт. Делались даже предположения, когда это произойдёт, но Першинг не падал, смешно вышагивая: руки скрещены за спиной, голова низко опущена, ноги выбрасываются вперёд по такой странно-запутанной траектории, что кажется, будто Першинг танцует какой-то никем не выданный дотоле танец ритуального свойства.

      – Запутывает локаторы противника, – предполагали наблюдатели, видевшие першинговы вышагивания.
Действительно, казалось, что Першинг может пойти куда угодно, даже если и было ясно, куда он идёт.

      – О, Першинг стартанул! – обязательно говорил кто-нибудь, когда “полковник” отправлялся куда-нибудь по делам службы, или, а это случалось чаще всего, просто пройтись и тем самым создать видимость служебной загруженности. И кто-нибудь обязательно откликался:

      – Во-во, ща как рванёт! Мало не покажется.

      Солдаты срочной службы, надо это признать, выглядели несколько странно: пока ты молодой боец, то тебе не приходится выбирать, а потому, как всем известно, маленьким достаётся обмундирование значительно большего (реже – значительно меньшего) размера, а здоровенным – то, что должно было бы достаться малышам. Поэтому на втором году службы тот, кто носил обмундирование большего размера, добывает себе такое, что не просто выглядит в общёлк, но ещё и ушивается так, что солдат выглядит, по образному, но похабненькому выражению, “ушитым, как гандон”. “Полковник” же Першинг выглядел не просто, как солдат-первогодок, а как солдат первых дней службы: фуражка летом (шапка – зимой) наезжала Першингу на уши, оттопыривая их к плечам, козырёк (зимой – передний клапан шапки, которому полагается быть пришитым к шапке, но у Першинга всегда был оторванным) покоился на кончике тонкого, длиннющего носа, чёлка светлых жиденьких волос торчала из-под головного убора, из-за чего никто не мог видеть Першинговых глаз.

      “Полковник” Першинг был заместителем начальника штаба тыла, а начальником – некий майор, который разъезжал на “Волге”. Сейчас эта информация мало кому что скажет, но в начале 80-ых… На “Волгах” разъезжали военноначальники в звании генерал-майора и выше. Тыловой майор, разъезжающий на “Волге” – это как заместитель супрефекта, разъезжающий на “Бентли”, “Майбахе” или “Роллс-Ройсе”. Особенно, если учесть, что генерал-майор из части Двадцать Девять (а Пятнадцать Тысяч – подчинялась Двадцати Девяти) скромно ездил в “Уазике”.

      – Понятно, – говаривали в Пятнадцать Тысяч, – что у такого майора и заместитель такой, как Першинг. Необычный.

      Когда хозяйственный взвод вывели из структуры роты охраны и переподчинили его штабу тыла напрямую, то командиром этого взвода стал, по должности, именно “полковник” Першинг. Першинг от этого очень переживал. Ещё бы, ведь в роте охраны взводами командовали прапорщики (а был ещё такой прецедент, это когда ротой командовал капитан Лыхов: исполняющим обязанности командира третьего взвода приказом командира роты был назначен сержант срочной службы), а он – подполковник – и тоже является командиром взвода.

      Но испить чашу унижения до дна Першингу пришлось, когда в роте охраны четыре сержанта, это, когда рядовой Кондратьев уже служил второй год и дослуживал последние кандидатские недели до звания дедушки Советской Армии: два друга степей, киевлянин и ростовский, – замучили троих рядовых духов, один из которых, киевлянин, не выжил. Репрессии нагрянули неотвратимо: один степняк, Адык, по званию старший сержант, а по должности – командир отделения, был разжалован в сержанты, но повышен в должности до заместителя командира взвода; другой друг степей, командир отделения младший сержант, получил выговор, но не был ни разжалован, ни понижен, ни повышен в должности; младшие сержанты и командиры отделений, киевлянин Горох и ростовский, разжалованы в рядовые.

      Но больше всего от этого страдал именно Першинг, так как исполнять обязанности, вместо снятого с должности командира роты охраны капитана Балыка, назначили не замполита старшего лейтенанта Колоскова, а командира первого взвода – старшего прапорщика Цыму.

      Командир роты (охраны) – (старший) прапорщик (Цыма), а командир взвода – подполковник (Першинг). Из этой цепочки, после того, как убиралась информация дополнительного свойства, получалось, что в части Пятнадцать Тысяч ротой командует прапорщик, а взводом – подполковник!

      Старший лейтенант Колосков сильно переживал это положение и каждый раз убегал из расположения роты, когда являлся исполняющий обязанности командира роты страшный прапорщик Цыма, чтобы не отдавать честь куску и не докладывать ему о положении в роте. Но Першинг не просто переживал, он невыносимо страдал, ведь кусок Цыма только исполнял обязанности командира роты – временно, до назначения командиром роты офицера, а Першингу служить командиром взвода светило до дембеля.

      Над Колосковым – всего лишь посмеивались, над Першингом – открыто смеялись. И лишь летом наступало время торжества Першинга. Правда, очень ненадолго.

       Летом начальник штаба тыла уходил в отпуск и исполняющим обязанности начальника оставался подполковник Першинг. С первого же дня отсутствия тылового майора подполковник Першинг начинал обзванивать подразделения части Пятнадцать Тысяч и вызывать в штаб тыла офицеров, а иногда и прапорщиков, на доклад.

      Вот в подразделении звонит телефон. Дневальный берёт трубку и слышит:

      – Звонит начальник штаба подполковник…

      Дневальный, узнавший Першинга, вызывает старшего, докладывая, что звонит исполняющий обязанности начальника штаба тыла… Дневальный не видит, но чувствует, как на другом конце провода багровеет лицом Першинг, который, как ни крути, не начальник, а исполняющий обязанности начальника, не штаба, а штаба тыла… И с таким отношением к себе Першинг сталкивается везде, где снимают трубку. Першингу чудится, что дневальный, снявший трубку и докладывающий старшему о том, кто это звонит, что старший (командир роты, начальник отдела…), – все, кому звонит Першинг, тихонько над ним посмеиваются. На самом же деле – не чудится, над Першингом посмеиваются.

      Но какое-то время все делают вид, что относятся к нему серьёзно, офицеры являются к Першингу на доклад, отдают честь и становятся по стойке смирно. Какое-то время… Потом же всем надоедает играть с Першингом в поддавки и…

      Кто-нибудь не то сообщает общеизвестный в России адрес, не то даже и посылает по нему Першинга. Сначала Першинг свирепеет: краснеет лицом, бледнеет лицом (иногда наоборот: сначала бледнеет, а уж потом – краснеет), кричит, брызжет слюной, грозит всеми карами небесными… Потом успокаивается, жалеет уж только об одном: что время, по какой-то странной прихоти Творца, всё течёт и течёт, а потому и истекает, что неизбежно приближает возвращение из отпуска майора – начальника штаба тыла. А с этим – и лишение Першинга обязанностей хоть и исполняющего обязанности, но начальника штаба. Пусть бы этот штаб – всего лишь штаб тыла.

      Чем был занят Першинг во время службы, мало кого интересовало, но все были уверены, что “полковник” Першинг – это наш ответ Чемберлену, ответ на размещение в Западной Европе настоящих першингов. Как там проявят себя эти першинги во время войны, не знал никто, но все были уверены, что если бы мы запустили нашего Першинга по врагу, то врагу здорово бы не поздоровилось. Правда, мнения здесь разделялись. Одни совершенно серьёзно заявляли, что разрушения, какие Першинг причинил бы противнику одним только своим появлением в стане врага, были бы для него катастрофическими; другие с неменьшей серьёзностью утверждали, что сам вид Першинга вызовет такой хохот у врага, что он станет совершенно небоеспособен.

      Для офицеров, да и для некоторых солдат, было забавой, увидав Першинга где-нибудь вдалеке, поразвлечь окружающих так: вот появился Першинг; его заметили; кто-нибудь начинает подавать команды:

      – Внимание!

      Першинг, который не только не слышал это, но и не мог догадываться, что происходит в группе военных, которые, как казалось, даже и не смотрели в его сторону, замирал. А подавший команду продолжал:

      – Минутная готовность!

      Першинг начинал подрагивать, а командующий, выждав положенное время, подавал другую команду:

      – Ключ на старт!

      Происходящее начинало захватывать наблюдающих за Першингом всё больше и больше. Раздавалась следующая команда:

      – Протяжка-один!

      И далее:

      – Продувка!

      У наблюдающих в этот момент возникало чувство, что Першинг действительно слушается команд. Другая команда:

      – Ключ – на дренаж!

      В этот момент обязательно кто-нибудь начинал прыскать со смеху, но под осуждающими взглядами других брал себя в руки, чтобы не испортить пуск. И сразу же следовала команда:

      – Ракете – пуск!

      Уже никто не сомневался, что пуск состоится и будет удачным.

      – Протяжка-два!

      Если в этот момент кто и прыскал от смеха, то его уж не осуждали, так как раздавалась команда:

      – Зажигание!

      А Першинг в этот момент срывался с места и под громкое добродушное ржание наблюдающих нёсся своей странной, ни на что не похожей походочкой… Так и казалось, что наши дали ответ НАТО. По их першингам – нашим Першингом. На их першинги – наш Першинг: кровь – за кровь, око – за око, зуб – за зуб.

      Как бы то ни было, но пока “полковник” Першинг служил в рядах Советской Армии, блок НАТО так и не посмел даже попытаться дерзнуть напасть на СССР. И это – факт. А ведь известно, что сontra factum non datur argumentum[3].

      Да, факты – вещь упрямая.



[1] Першинг – английская по происхождению фамилия (Джон Джозеф “Блэк Джек” Першинг, англ. John Joseph Pershing – Генерал армий Соединённых Штатов, участник испано-американской и Первой мировой войн) [2] “Першинг-2” – MGM-31C Pershing II – американская твердотопливная двухступенчатая ракета средней дальности мобильного базирования. [3] Против факта нет аргумента; против факта нет доказательства (довода) (лат. крылатое выражение).

© 03.07.2016 Владислав Кондратьев