Лужно

 Лужно – это небольшая деревня, всего двадцать восемь домов. Она находится недалеко от Демянска, в ста шестидесяти километрах от Великого Новгорода. Деревня имеет три речки, с одной стороны она отгорожена лесом, с двух сторон полями и  дорогой. Две маленькие речки летом почти всегда высыхают, а третья имеет ширину десять метров. Лес вокруг смешанный: сосна, береза, ель, ива, рябина; почва – песок, суглинок. Климат: зимой – морозно, летом – тепло, даже жарко. Вот такая – чисто русская деревушка, которых в России тысячи.

Интересно ее историческое прошлое. Деревня основана в семнадцатом веке. Сначала это была маленькая почтовая станция, потом стала разрастаться – через нее проходили сразу три дороги. До революции в ней насчитывалось около четырехсот дворов, несколько складов и магазинов, два кабака, почтовая станция. Жители в основном занимались сельским хозяйством. Выращивали пшеницу, картофель, лен. В центре села построили большую каменную церковь. Жизнь процветала только до коммунистической революции.

Первым делом большевики уничтожили всех богатых мужиков, одних – расстреляли, других – сослали в Сибирь и на Калыму. В селе остались только бедные, ленивые пьяницы из которых и создали колхоз, потом совхоз. Новая власть сумела кнутом и кулаком заставить работать всю эту нищую братию. К 1941 году в деревне насчитывалось около  100 дворов. Но грянула война и жизнь в деревне резко изменилась. Она оказалась прифронтовым пунктом: слева – немцы, справа – русские, потом слева – русские, справа – немцы и так позиции меняли целых три года. На въезде в деревню у кладбища стоит памятник погибшим советским солдатам.
В сентябре 1941 года в деревню прислали роту солдат – это примерно 60-80 человек с винтовками, бутылками с горючей смесью от танков и одним пулеметом.

Через деревню проходит дорога на железнодорожную станцию Лычково. Эта рота должна была остановить немецкую бронированную силу, которая рвалась к этой станции. У деревни до сих пор видны окопы вдоль дороги. Там и произошел короткий бой; немецкие танки просто раздавили эту роту. Против бронированной техники ни ружья, ни бутылки, ни пулемет -  не помогли. Вся рота легла в свои песчаные могилы. Немцы захватили село. Часть жителей бежала с советскими войсками, а кто-то остался. Молодые люди были отправлены в Германию на работу.

Через деревню часто проводили пленных советских  солдат и офицеров. Жители хорошо помнили один случай: привели группу русских военнопленных, построили у церкви и немецкий офицер скомандовал: «Комиссары, командиры, евреи – шаг вперед!» Один из военнослужащих с забинтованной головой и рукой выступил вперед и крикнул немецкому офицеру: « Я комиссар!», сорвал с руки повязку, в которой оказался пистолет и выстрелил в офицера, а вторую пулю пустил себе в голову. Вся группа советских военнопленных была тут же расстреляна. Много народа полегло в деревне и около нее. В 1944 году, когда отогнали немцев, все поля были изрыты окопами, воронками от бомб и усеяны костьми  советских солдат.

 Старики рассказывали: «Выйдешь на поле, а кругом черепа и кости, каждый нераздавленный череп имел 32 зуба – молодые солдаты своими телами устилали эти поля». Первые  годы урожаи с полей снимали богатые: кровь и мясо солдат давали пищу урожаю.

Война окончилась, ни одного целого дома в деревне не осталось, все было сожжено, разломано, разграблено. Люди жили в землянках. К 1955 году деревня ожила: одни вернулись из Германии с работ, другие с войны, третьи – из соседних деревень. Место было красивое и удобное: через деревню проходила большая дорога в сторону Москвы и Ленинграда. Организовали новый совхоз, всем нашлась работа. Но работа была тяжелой, за хороший труд давали только трудодни и грамоты. Один старик рассказывал: « В 1953 году у меня вся стена в доме была в грамотах, а когда я прихватил с поля два килограмма зерна пшеницы, то бригадир пожаловался на меня начальству и мне влепили три года заключения. Я отсидел их полностью, от звонка до звонка. И когда пришел домой, первым делом вычистил от грамот всю избу, собрал их и сжег!»

Деревня потихоньку отстраивалась, появлялись новые дома, но в 1956 году произошло большое несчастье: церковь, которую ремонтировали всем миром, коммунисты взорвали, а иконы порубили в щепки и сожгли; священника, который припрятал наиболее ценную утварь – арестовали, а потом расстреляли. Особенно старался парторг совхоза, он лично рубил иконы и заставлял это делать других. Одна старуха пообещала ему, что Господь припомнит ему его деяния, и руки у него отсохнут. Но он только смеялся. А так как этот парторг любил выпить (особенно за чужой счет), то в пьяном виде он попал под трамвай, в том же году ему отрезали обе руки. Он ездил в город на какую-то учебу и там, выпив лишнего на встрече, стал инвалидом. Потом он со слезами на глазах ходил по деревне и просил прощения у всех старых жителей, но «вода утекла» - церкви нет, священник расстрелян, рук у парторга тоже нет! В центре деревни, как памятник осталось земляное возвышение – место, где была церковь.

После войны в деревне осталось два кирпичных дома, наполовину разрушенных. Совхоз их отстроил, часть разрушенной кирпичной стены заменили на деревянную. Дома ожили, свет заиграл в окнах. В одном здании устроили клуб с библиотекой, в другом начальную школу. Около школы разровняли окопы, сделали спортивную площадку и небольшой садик. Эта школа просуществовала десять лет. Потом в соседнем селе – Ямнике открыли новую среднюю школу. В опустевшей деревенской школе сделали сельсовет, но потом и сельсовет перевели в другое место. С восьмидесятых годов здание пустовало. Правда летом и осенью приезжали студенты на «картошку» их там устраивали на жилье. Они сломали все, что можно было сломать, окна и двери были выбиты, печи сломаны. Остался только потолок и пол. В середине восьмидесятых годов, когда совхоз совсем прогорел и стал продавать свое имущество, я по счастливой случайности приобрел это здание. И потихоньку стал приводить его в «чувство». Моя жена была родом из этой деревни, и я часто приезжал сюда отдыхать, природа мне нравилась, и я предложил ей найти мне какой-нибудь дом для летнего проживания. Подруга жены работала в сельсовете и предложила купить этот дом. Я оформил все документы, и принялся ремонтировать дом. Сам я, в то время ничего сделать  не мог, поэтому дал круглую сумму отцу жены, и он не спеша поставил окна и двери, отремонтировал печи. За два года мы с ним привели дом в порядок. Я расчистил участок, посадил плодовые деревья, кустарники.

С 1988 года, каждое лето я живу в этой деревне. За двадцать с лишним лет я узнал всех жителей деревни, на моих глазах одни вырастали, другие умирали. Я был свидетелем многих жизненных трагедий.

До девяностых годов жизнь в деревне была спокойная: у каждого был дом, участок, где сажали картошку, овощи; в хлеву блеяли овцы, мычали коровы, по двору бегали куры. Каждый вечер все бабы собирались около магазина, куда цыгане приводили стадо коров (30 голов). Коров быстро разбирали и отводили на свои дворы. Каждый житель деревни был пристроен в совхозе, платили очень мало, но бедно жили все, поэтому завидовать было некому. Основным транспортом в деревне были «свои ноги» и велосипед, мотоцикл считался большой роскошью. Машин в частном пользовании вообще не было. Было два-три старых списанных трактора, которые мужики долго приводили в рабочее состояние  и пахали на них огороды. Литр водки и огород вспахан. В деревне был один магазин, работал три дня в неделю с 10 до 15 часов.

 Народа набивалось столько, что старухи приходили к дверям к 8 часам утра, а к открытию хвост очереди виднелся на улице за магазином. Богатым ассортиментом магазин похвастаться не мог: водка, консервы, хлеб, конфеты, крупа и ржавая селедка. Из ширпотреба – кое-какая ткань, резиновые сапоги, трусы, клеенка, гвозди. Люди стояли в основном за водкой, хлебом и крупой. Как помню, придешь в магазин и все бабы уже в сборе, хлеба еще нет, они сидят все наряженные в цветных платочках с большими сумками и «чистят косточки» всем пришедшим; попробуй сними не поздоровайся – заедят!

За 20-25 лет произошли большие изменения, словно «чума» прошла через каждый двор. Перестройка 90-х годов похоронила большую часть населения деревни. Одни стали жить лучше, но их единицы, а другие – их основная масса, потеряв работу (совхоз развалился) спились и успокоились на кладбище. Деревня вымерла, особенно это видно зимой. Летом в деревне веселее, приезжают дачники, к которым отношусь и я. За целый день на улице можно увидеть не больше пяти человек!
А сколько трагедий пронеслось над деревней, одни были связаны с 90-ми годами, другие – нет!

Подруга жены, которая помогла мне купить дом, внезапно умерла в начале девяностых годов. Она всегда мечтала, как в кино лежать в ванной и наслаждаться жизнью. Муж где-то достал старую чугунную ванну и установил в бане. В доме все помылись, и она одна решила насладиться городским комфортом. В самой бане температура достигает 60 – 70 градусов, а она еще налила в ванну горячей воды. Легла в ванну и сердечко ее не выдержало, сознание отключилось, и она утонула. Через час муж за ней пришел, а ее уже нет в живых.

Вот и не знаешь – где найдешь, где потеряешь!

А ей приятно было смотреть на экран телевизора, где в ванной полощутся холеные женские тела и мечтать о таком же чуде.

Еще была женщина в деревне Лужно, звали ее Марина. Часто я видел у окна своего дома, как она вышагивает впереди своего семейства: мужа и дочки – лет пяти или шести. Она ходит по знакомым и клянчит у кого рубль, у кого десятку. А вечером вижу одну и туже картину: пьяный муж – тощий, длинный детина, за его шею держится чуть живая от самогонки жена  и за широкие штаны тощими ручонками цепляется девочка. Так все семейство направляется к своему дому. Маринка долго не прожила на этом свете, где-то около сорока лет, упившись плохого самогона, умерла рядом со своим домом. Девочку взяли на воспитание родственники, а мужик продолжал линию своей жены: все пропил, а когда  нечего было пропивать, стал заниматься воровством у дачников. И меня он тоже почистил: украл коляску с бидоном, с которой я ходил за водой и инструменты. Когда жителям надоело его воровство, они заявили в милицию. И бедолагу посадили на три года. Он их отсидел от звонка до звонка, пришел в деревню,  первым делом прибежал ко мне. Дело в том, что у меня была проблема с горлом, которое мне удалили в 1989 году. И я ухитрился не умереть, после такой страшной операции. Вся деревня об этом знала.

Утром пораньше он мне стучит в окно и вызывает на улицу. Я вышел: передо мной стоит высокий мужик, чистенький с белым шарфиком на шее, упитанный, ни каких следов алкоголя. Первым делом он, размотав свой шарф, продемонстрировал мне опухоль с правой стороны шеи. Я такие опухоли в раковом отделении больницы выдел часто.

- Ну что допрыгался! Чего было лезть в мой дом! – услышал он от меня, - Вот и получил мою заразу!

Он взмолился:
- Что мне делать посоветуй! Врачи в тюрьме сказали, что мне жить не больше трех месяцев!
Я подумал и говорю:

- У тебя чистый рак! Твое спасение только в химиотерапии, но для этого тебе надо взять направление в Демянске и ехать в Новгород. И то – пятьдесят на пятьдесят, шансов очень мало. Правда я видел, как мужики с такими опухолями пили водку по одной бутылке в день, иногда помогает. Алкоголь убивает раковые клетки, но для этого надо иметь здоровую печень.

Он ничего не ответил, криво усмехнулся и пошел прочь. Мы с ним разговаривали в мае, а в сентябре его не стало. Говорили. Что он продал дом, жил у родственников в сарае, пил здорово. За лето весь высох и тихо умер. Водка не помогла!

На моих глазах один мужик с такой же опухолью пять лет жил, а может и сейчас живет. Выпивал каждый день пол литра водки. Главврач говорил, что у него кровь самая лучшая из всех его пациентов. Вот такие бывают странности в этой жизни.
Был у меня еще один хороший знакомый – Виталик, мужик лет сорока.

Хозяйственный, дельный сосед. Часто мне помогал в дачных делах, но выпить, как и все на Руси, не отказывался никогда. У него был небольшой домик, а он купил у совхоза рядом землю и стал строить большой бревенчатый дом, но, увы! Судьба решила иначе.

Перед моим участком росла огромная береза, лет ей было 150 - не меньше. Она своей тенью перекрывала половину моей земли и там конечно ничего не росло. А я, начитавшись всякой литературы, очень боялся погубить такое старое дерево, особенно березу. И предложил Виталику и его приятелю убрать это дерево, предварительно объяснив, почему я сам не хочу спиливать этого гиганта. Виталик долго смеялся, потом пришел с другом и за час спилил дерево. Я им дал литр водки и все были довольны. Каково было мое удивление, когда на следующий год я увидел его свежую могилу на кладбище. Мне рассказали, что глубокой осенью, он ехал один на  мотоцикле, как всегда пьяный, на повороте у деревни мотоцикл опрокинулся, и ему передавило горло рулем. Я с трудом поверил в эту историю, так как он с мотоциклом был знаком с десятилетнего возраста с этого же возраста он и пил. Хотите, верьте – хотите, нет, но я уверен, что это старая береза забрала его душу. А с другой стороны посмотреть – он за сорок лет жизни в лесу перепилил столько деревьев…

Когда живешь в городе, то жизнь и смерть посторонних людей не так заметна. А в деревне каждый человек тебе знаком. За двадцать пять лет моей жизни в деревне передо мной прошел калейдоскоп человеческих историй. Я хочу рассказать истории о кончинах моих односельчан. Смерть – это итог жизни и, как, и когда, и при каких обстоятельствах человек покидает этот мир – характеризует всю историю его жизни.

Мой дом-дача  находится в самом центре деревни у самого магазина. Три раза в неделю соседи тянутся к магазину мимо моих окон за хлебом, и я вижу, как с каждым новым годом их число уменьшается.

Сосед Виктор Иванович ушел в 86 лет. Он был странным человеком. Всегда приезжал на лето в свой дом-дачу из Мурманска. Во время войны он служил во флоте и получил тяжелую контузию, это сказалось тем, что он часто принимал свои мечты и суждения за реальность. Он постоянно меня донимал размерами моего участка. Не раз кричал через забор, что я отрезал у него большой кусок земли. Я старался не обращать на него внимания и обходить стороной. А иногда мы с ним мирно беседовали о жизни. Однажды он рассказал мне одну историю.

В начале семидесятых годов он решил купить себе машину «Волгу». Деньги у него кое-какие были, он же моряк и тем более работал на Северном флоте. Вот ему по знакомству подобрали хорошую машину. Нужно было только принести задаток в магазин и кое-кому дать на «лапу». Положив деньги в карман, он и пошел к магазину. Не дойдя метров пятьсот до своей мечты, он увидел на витрине фотомагазина телескопическую установку, о которой мечтал все свое детство. И вот в мужчине шестидесяти лет проснулась мечта далекой юности – заняться астрономией. Он так любил в пионерские годы смотреть в телескоп, мечтать, глядя на звезды. Минут десять он простоял у витрины и решительным шагом вошел в магазин, позабыв про машину «Волгу», о которой мечтают девяносто процентов автомобилистов. Он приобрел телескоп, истратив на него все наличные деньги. Целый месяц он как ребенок тешился новой игрушкой, бегал по библиотекам, покупал книги по астрономии, заводил знакомства с преподавателями по астрономии, даже уже мог отличить Венеру от Полярной звезды и вдруг интерес к звездам пропал. Они помутнели и вскоре совсем скрылись с его жизненного пути. Так этот красивый аппарат зарос паутиной в дальнем углу квартиры. Но и про машину он тоже забыл, стал жить простой дачной жизнью: ругался с соседями из-за воды, из-за клочка земли, приютил какого-то пьяницу - рецидивиста и считал его своим лучшим другом, но вскоре тот его обокрал и скрылся.

Сосед разуверился во всех и во всем. Каждый год, ранней весной кричал мне из-за забора, что я подсоединился к его электра - системе и украл у него порядочное количество киловатт – часов; что я, в его отсутствие перенес разделяющий нас забор на два метра. А в последние годы, когда ему было уже за восемьдесят, он смотрел в сторону моего дома, махал рукой и что-то тихо бубнил. В 86 лет его не стало и всем соседям стало как-то скучно, слишком однообразно стала протекать их жизнь.

Прямо через болото, жил у меня другой сосед, это был коренной житель деревни Лужно – Иванов Николай, он был моего возраста. Всю жизнь жил и работал на этой земле. Окончил сельскохозяйственный институт, заочно, был в Совхозе каким-то начальником. В этом селе у него был не дом, а целая усадьба из трех домов: для себя, сына и дочки, амбары, сараи, огороды, фруктовый сад, имел всю технику для работ и два легковых автомобиля. Деловой был мужик!

В окрестностях Лужно водились бобры. У него вся семья носила бобровые шапки и воротники, а охота на бобра была всегда под запретом. Но все молчали!
В 65 лет Николай вышел на пенсию, а через две недели умер! А как он рассказывал мне о своей мечте: после выхода на пенсию заниматься охотой на уток, ловить рыбу в наших озерах. Он даже собирался купить большой катер, и все осталось в мечтах, в этих туманных далях, которые мы можем только видеть, но дойти  до них - не каждому дано.

Родной брат Николая – Иван, жил на другом конце деревни, работал где-то в механизации. Институтов не кончал, поэтому и был простым сельхоз работником. Сегодня – тракторист, завтра – шофер. И так всю жизнь.

Не знаю – почему, но два брата между собой не дружили и лет двадцать не разговаривали. При встрече поздороваются и разойдутся.

Иван имел небольшой домик, участок с сараем и огород. Его жена – краснолицая, горластая бабенка, коров никогда не держала, только имела с десяток кур и откармливала каждый  год свинью. Зато она была «золотой» женщиной для всех пьяниц деревни и округи. Она варила самогон. У ее дома в вечернее время калитка  никогда не закрывалась. Сколько людей она перетравила своим самогоном – не счесть! Милиция ей занималась  не раз, но с нее все, как с гуся вода. Если посмотреть на могильные памятники 70-90-х годов, там половина мужиков была уложена на вечный сон, благодаря ей. Некоторых я знал лично. Особенно мне было жаль сына старшей сестры моей жены. Парень 21 год купил на майские праздники у нее литр самогона и хорошо выпил. Отравились – все, а он умер. Сердце оказалось слабое. А парнишка только собирался жениться!

Другой парень из нашей деревни пьяный на тракторе провалился под лед. Трактор утопил, а сам выплыл и чтобы его не ругали в Совхозе, подогнал другой трактор, сам разделся и несколько раз нырял в ледяную воду, чтобы подсоединить трос к утонувшему трактору. С третьей попытки ему удалось вытащить трактор из-подо льда. Он еще выпил самогона и уснул около дверей своего дома. Его мать была в магазине, отец на работе. Когда его втащили в дом, он был полуживой, но организм оказался сильным и он выжил. Правда, сильно заболел: сначала воспаление легких, через месяц – туберкулез. За год выхаркал одно легкое, потом – второе и тихо умер на печке. А он был настоящим покупателем у жены Ивана. Не было такого дня, чтобы он обошел ее дом.

Было еще несколько похожих смертей моих односельчан от ее самогона. Но я их пропущу – вся Россия пьет! Особенно в деревне.

Хочу рассказать об одном моем хорошем знакомом, он был младше меня лет на пять. Звали его Володя, он не имел ни отца, ни матери. Мать его родила и бросила на воспитание своей сестре, у которой уже был маленький сын. Так незаметно он и вырос под ее крылом. А родная мать уехала и пропала! Может быть, укатила на какую-нибудь стройку, удачно вышла замуж и постаралась забыть о своем прошлом. Володя кое-как окончил семь классов. Потом окончил курсы трактористов. А в армии служил механиком-водителем в танковой части. Три года пролетели, и он вернулся в сою деревню, работал трактористом в Совхозе. Он был маленьким и плюгавеньким, как гнилая картошка на поле. Но у него было хорошее качество – он всегда улыбался и был добрым пареньком. С женитьбой у него не ладилось. Всегда пил со своими деревенскими приятелями, вместе с ними и приворововал, за что однажды попался. За воровство ему «влепили» три года, которые он честно отсидел, где-то за Уралом. Этот период своей жизни он не любил вспоминать и от блатной романтики держался подальше. До перестройки Совхоз его кормил, одевал, давал работу. Но вот наступили лихие 90-е года. Совхоз развалился, всех разогнали – мол, живите, как хочется. Хотели свободы – получите! Не стало работы – не стало денег! Он снова стал потихоньку воровать у дачников. Летом работал  на огородах, полол дрова, собирал ягоды и грибы. И все… пропивал! Его приятели потихоньку умирали от пьянки и безделья. Он был здоровее, и дотянул до 2010 года. Конечно, можно было устроиться на работу, но у него уже не было желания работать (жил на подножном корму).

Свой дом он давно продал, а деньги все пропил. Одна из его деревенских родственниц умерла и оставила ему хороший дом с огородом и садом. Он и в нем все, что можно продал и пропил.

Ранней весной я приехал к себе на дачу и узнал, что с ним случился инсульт, он потерял дар речи (руками машет, а сказать ничего не может).

В больнице он пролежал месяц. Там его подлечили и … забыли.

Пенсии у него не было и денег не было. Три года он простоял с протянутой рукой около магазина. Сердобольные жители ему давали хлеб, злорадствующие выговаривали, чтобы он оформлял инвалидность. На что он, молча, кивал головой и слабо улыбался. Жалкое это было зрелище. Я сам два  раза давал ему денег на дорогу в больницу, но он их потихоньку пропивал, а про свои обещания - забывал!
Однажды со стороны магазина потянуло черным дымом. Я поднялся на второй этаж и увидел, что дом Володи, который стоял за магазином – весь в огне. За какие-то двадцать минут от него осталась кучка головешек. Через полчаса приехали пожарники из Демянска, МЧС и Милиция. Когда разгребли угли, нашли обгоревшие кости – все, что осталось от нашего Володи. Жил беспутно и умер также, но ухитрился сам себя похоронить. И в этом его большая заслуга!

В городах тысячи людей, их жизни проносятся мимо незаметно. В деревне все иначе, каждая жизнь – это интересный роман.

Недалеко от меня жил один дачник – бывший моряк из Мурманска. Он купил себе в деревне дом и уже двадцать лет отдыхал с семьей каждое лето. Его жена – полная, красивая женщина и двое детей – мальчик и девочка, очень любили эти места. Сын стал врачом. Отец все шесть лет его учебы высылал ему деньги в Ленинград. Мне он жаловался, что сын его не любит, встречается с ним редко и холодно расстается. Дочка была более мягким ребенком и часто встречалась с родителями. Она жила в Новгороде, и каждое лето гостила у них на даче.

Я хочу описать последние встречи с этим соседом. Он был неплохим человеком, любил выпить, поэтому всегда имел тесный контакт с жителями деревни. Несколько раз его обкрадывали, на что он мне всегда жаловался: «Надо же какие люди?! Я их поил своей водкой, а они вместо благодарности обчистили меня! Но я знаю – кто это сделал!»
Но он все также продолжал пить с этими людьми и его снова обчищали.
В его последний год я приехал в деревню в конце апреля, решил немного поохотиться и приготовить огород к посадкам. На другой день, после приезда, встречаю его, он зашел ко мне выпить чайку и я ему еще налил пятьдесят грамм водки.

Он достал медицинский полис и показал мне: «Теперь могу ложиться в больницу в Демянске. С этой бумажкой меня везде примут».

Мы еще немного поговорили и разошлись по своим делам.

В следующий раз я его увидел уже в начале июня. Он стал жаловаться: «Я здесь наверно самогоном отравился. Сердце болит уже дней десять. Не знаю что делать!» Я напомнил ему о медицинском полисе и о том, что он может спокойно лечиться в больнице в Демянске. Он со мной согласился, попросил выпить и ушел.

Через неделю встречаю в магазине соседку. Она меня «ошарашила» известием о смерти соседа. Он умер от инфаркта. Через день его похоронили на деревенском кладбище. Был спокойный, теплый июньский день. Мы вынесли гроб с телом, поставили на телегу, и процессия из десяти человек, тихонько поплыла в сторону кладбища. Его деревенские друзья по выпивке вырыли ему могилу. Сын сказал несколько прощальных слов. На гроб накинули крышку, но произошла заминка. Моряк был широкий, кряжистый мужик, как его втиснули в гроб - я не знаю, только сыну – врачу пришлось потрудиться, в кладбищенской тишине все услышали треск костей покойного.

Поминки прошли  на редкость спокойно. Всем его «друзьям» дали по бутылке водки с закуской и отправили подальше от дома покойного.

Соседу-моряку  в феврале должно было исполниться шестьдесят шесть лет. Его сын через год приехал и остановился у меня. Мы с ним вспомнили его отца. Он рассказал, как отец помогал ему деньгами во время учебы и как он с ним всегда ссорился из-за его «пьянок». Никакого памятника сын не поставил, просто железный крест и надпись от руки украшали заброшенный холмик. Через год умерла его жена в Ленинграде. Дом продали каким-то северянам, и память об этом семействе растаяла в березах деревенского кладбища.

Моя соседка говорила: «Сам умер и жену с собой утащил!»
Она жила напротив меня. Это была крепкая, выше среднего роста, довольно красивая крестьянка. Женщина поселилась в Лужно сразу после войны. Познакомилась с мужем в сорок пятом году, он лежал в госпитале с ранением в ногу, а она работала медсестрой. Он ее уговорил, наобещал «золотые горы» и привез на свою родину в Лужно.

После войны она окончила ветеринарное училище и до самой пенсии лечила больную скотину. Родила двух сыновей. Один трагически погиб в 1955 году. Он с ребятами нашел в лесу гранаты и стал кидать их в костер. Ему осколками разворотило весь живот, умер почти мгновенно.

Другой сын окончил сельскохозяйственный техникум, работал в совхозе механизатором. Он часто пил, но человек был не плохой. Александра – его мать, мне часто говорила: «если бы и второй сын был такой, она бы повесилась!» ругань и крики с их участка раздавались каждый вечер.

Муж Александры, тоже Александр умер в возрасте семидесяти двух лет. С ним у меня была интересная история. Она произошла за два года до его смерти.
Был майский, солнечный, субботний день, я пошел утром в магазин за хлебом. У магазина толпился народ, было много знакомых и приезжих к родственникам. Летом в деревню, в то время, приезжало много народа.

И вот, под забором у дверей магазина, я увидел сидящего на коляске, без ног пожилого мужчину семидесяти лет. Он был сухощавого телосложения и еще довольно крепкий. На его потрепанном пиджаке блестел орден «Красной звезды». Я хотел пройти мимо, но он остановил меня словами: «Я эту деревню освобождал в 44 году и вон у того дома уничтожил вражеский пулемет, и там гранатой мне оторвало ноги».
Мужчина был немного пьян, у его ног в траве стояла начатая бутылка вина. Я стал его слушать и узнал все подробности того боя, а также всю историю его жизни.
Его привезли знакомые из Новгорода и на два часа оставили около магазина, чтобы он мог встретить своих знакомых, которых не видел 45 лет. Фронтовик перечислил имена и фамилии своих бывших сослуживцев, которые жили в этой деревне. Мне была знакома только одна фамилия. Мой сосед Александр тоже был участником того боя. Приезжий очень обрадовался и попросил меня отвезти его к дому моего соседа. Пятьсот метров я его тащил на веревке до дома Александра. Когда они встретились, то сразу узнали друг друга, начались крики и слезы. Я быстро ушел.
Вот такую встречу я устроил мужу Александры.

Надо сказать, что она была очень крепкой женщиной. В день проходила по двадцать пять километров, принимала телят у коров и еще вечером трудилась в своем хозяйстве. Муж был плохим помощником, так как сам с трудом ходил. А сын часто где-то пропадал или был пьян.

Хозяйство у нее было большое: корова, два теленка, две свиньи, с десяток кур и огород. Скотину надо  накормить, корову подоить, огород прополоть, полить – адская жизнь! И такое хозяйство она держала до восьмидесяти лет, почти одна.
После смерти мужа, ее позвала к себе жить сестра. Она жила в городе, в двухкомнатной квартире. Александра говорила мне: «Приеду к ней, а она меня будет попрекать каждым куском хлеба. А здесь я сама себе хозяйка».
Так и не поехала. Мучилась, правда, страшно. Здоровье еще было, но уже не такое как раньше. Принять телят от коров ей уже было не под силу.

Однажды утром она стучится ко мне в окно. Я вышел к ней. Александра в слезах: «Валерушка! Милый! Помоги мне с коровой! Ветеринар обещал прийти и обманул, а у меня нет сил «принять телят», она вот-вот родить будет! Корова молодая, первые роды – самые трудные». Я ее успокоил и пошел в ее хлев. Там уже были двое – маленькая старушка и какой-то пьяный старик.

Бедная корова не могла стоять и лежала, ее большие глаза были наполнены слезами. От боли она уже не мычала, а только хрипела, белая пена свисала с ее толстых губ. Представляю, какие мучения испытывают все особи женского пола при родах.

Старуха жалобно посмотрела на корову, потом на свою подругу и обои разом запричитали: «Валерушка! Только на тебя надежда! Помоги милый!»

Я сразу сообразил, в чем дело и сказал Александре: «Давай! Скорее начинай!»
Она взяла веревку и сделала петлю, запустив руку в нутро корове, захлестнула  задние ноги теленка. Потом крикнула: «Валерушка! Тяни!» Я взял веревку и потихоньку ее натянул.

- Сильнее! – крикнула Александра.
Я потянул сильнее, но, сколько  не старался, не мог раздвинуть нутро коровы. Мужик попробовал мне помочь, но запнулся и, ударившись головой о лавку, выполз из хлева.

Только с четвертой попытки я смог вытянуть теленка. Весь мокрый с дрожащими от натуги руками, я прислонился спиной к стене.

- Давай тяни! Еще один! – услышал я.
И мне опять пришлось с усилием вытаскивать второго теленка.

Корове поставили бадью с водой, и она с жадностью, не вставая, пила воду.
Я вышел на воздух из душного хлева, немного отдышался и опять вернулся в  помещение.

Телочка и бычок, уже,  очищенные,  стояли на полу, устланном чистой соломой. Их шкурка лоснилась необычной чистотой, розовые копытца просвечивали сквозь солому. Но больше всего меня поразили их глаза: необычайно чистого, голубого цвета, какое-то детское неведение мира, доверчивость и непонимание происходящего. Глядя на них, я испытал благоговейное чувство, и даже страх за их будущую жизнь в жестоком мире. Как быстро их чистота покроется житейской грязью, и как, едва появившись, они уйдут по прихоти человека на мясо.
Я сразу вспомнил, как при мне мясник резал теленка. Ему связали ноги, бросили на свежую травку, которую он только что щипал. Теленок не мычал, а удивленно смотрел на человека, как бы спрашивая: «А что сейчас будут хорошего?»
Ничего хорошего не произошло. Через десять минут его растерзанная туша лежала кусками на обагренной кровью траве.

Вот так и люди, особенно молодые солдаты, попав в первый свой бой, тоже думают: «А что будет?!.»

Мои невеселые думы прервал старик, который после большой матерной тирады, наконец, сказал: «Пойдем в дом выпьем!» Я не отказался и, выпив сто грамм водки, ушел домой.

Последнее время Александра жила одна. Сын приезжал редко. Она всегда приходила ко мне с просьбами помочь по хозяйству.

В начале девяностых годов она привела ко мне одну немолодую женщину и объяснила, что та является внучкой бывших владельцев моего дома. Я пригласил их в дом выпить чая. Женщина оказалась разговорчивой и поведала мне, что этот дом был построен в 1910 году двумя братьями, один из которых был ее дедом. У братьев было большое хозяйство: кузница и мастерские, сараи, стойла для лошадей, хлев для животных. Они были зажиточными, крепкими мужиками, работали на почтовой станции, перевозили товар от станции Лычково вглубь России. Их жизнь  процветала до революции 1917 года. Большевики их  разорили, все отобрали, а их самих, как кулаков,  сослали в сторону Магадана, где они и пропали. Был слух, что их просто расстреляли на станции.

В их доме, позже, как я уже говорил, были всякого рода управления: сельсовет, школа, во время войны – штаб. Постройка очень пострадала при военных действиях, уничтожена почти вся задняя стена. В пятидесятых годах ее заменили на бревенчатую. Потом сельсовет забросил это строение и его стали потихоньку разворовывать. Таким разрушенным я и купил этот дом.

Я спросил появившуюся наследницу: почему она не потребовала назад свою собственность? Она ответила, что у нее нет никаких документов и, к тому же, она живет в городе и имеет дачу, а лишние хлопоты ей не нужны. Здесь она оказалась случайно, ездила в командировку в Демянск. Ее бабушка часто рассказывала об этом доме, вот она и решила посмотреть, что стало с их бывшим наследством.
Чего только я не видел и не слышал о жизни крестьян из этой деревни!

Был такой мужичок по кличке «Матрос», лет семидесяти. Жил один в небольшом домике на краю села. У него была дочка, проживала в городе и приезжала редко. Этот мужик, как и все деревенские очень любил выпить, особенно на «дармовщинку».
Бывало, придет ко мне во двор, сядет на скамейку и начнет меня расхваливать: какие у меня хорошие яблоки, какое у меня крепкое хозяйство!.. Это был первый признак, что ему нужно налить сто грамм водки, а иначе он будет сидеть часа два и надоедать.

Около него всегда крутилась собака неопределенной породы (по «морде» – легавая, по фигуре - такса), существо с очень умными глазами.

Я его однажды спросил, где он взял такое чудо? Он мне рассказал историю этой собаки. Его рассказ был похож на «Му-му» И.Тургенева.

Он почти каждое утро проводил на речке, его дом был в пятидесяти метрах от воды. Летом ширина реки была около восьми метров, а глубина около метра. Там водилась рыба и раки, но в основном мелочь. Но мужику нравился сам процесс ловли, когда при клеве бело-красный поплавок начинал нырять в воде, сердце его замирало от восторга. Что сейчас будет? Кого он поймает?

И в это утро он спустился к своему заветному месту, надел наживку на крючок и только хотел забросить леску, как услышал рядом в кустах какой-то писк. Это его заинтересовало. Раздвинув кусты, он увидел маленького щенка с петлей на шее. Он сначала плюнул на него и отошел в сторону. Но жалость прокралась в его ожесточенное сердце. Он бросил удочку на берег и вытянув из кустов живой клубок издающий хриплые звуки, пошел с ним домой. Там он отогрел щенка на печке, накормил хлебом с молоком. Щенок был очень маленький, неопределенного цвета, на кривых ножках. Он и ходить - то толком не мог. Кто-то из деревни решил от него отделаться, утопив речке, но судьба решила иначе.

«Матрос» приобрел верного друга. Сначала щенок жил у него за пазухой. Потом когда подрос, стал бегать за ним. Сколько раз я их встречал всегда вместе. Вместе ходили по дворам дачников клянчили водку, вместе ходили в магазин за продуктами, даже рыбу ловили вместе сидя на берегу и изучали «трепыхание» поплавка.

В девяносто третьем году сильные боли в сердце заставили «Матроса» поехать в Демянск. До остановки его провожала собака. Она и раньше так делала, когда он уезжал по делам. Но в этот раз старик не приехал… умер в больнице.
Каждый день, ровно в три часа дня пес сидел на остановке и ждал своего хозяина.
Дочка из больницы отвезла тело отца сразу на кладбище, которое было за деревней. Его тихо похоронили и забыли. Дом продали, собака пропала, никто из жителей ее не встречал.

Весной, в родительскую субботу, когда вся деревня собирается на кладбище, люди увидели на могиле «Матроса» останки его собаки. Она вырыла на холмике у деревянного креста ямку, улеглась туда и уснула рядом со своим хозяином.
Интересные истории из жизни животных и птиц можно рассказывать долго. Свидетелем этих происшествий я был сам.

На краю деревни стоит покосившаяся водонапорная башня. Раньше она работала и давала воду на десять колонок и свинарнику, стоящему неподалеку. Каждый год весной на ней селились аисты. В этом году тоже прилетела пара. Они починили гнездо и «аистиха» села на яйца. Аист летал на болото за пропитанием, пролетая над моим домом. Однажды я увидел, как он нес большую, черную гадюку. Аист тяжело махал крыльями, вытягивал, как можно дальше, свою голову, а в клюве болталась эта болотная тварь. Аист видимо очень устал, потому что, пролетев мой дом, он выронил змею на дорогу. Он не спеша опустился рядом, отдохнул, потом, подхватив ее клювом, тяжело взлетел. Вот так бедный папаша кормил свою «аистиху», а потом и двух рослых птенцов. Когда птенцы немного подросли, «аистиха» стала летать на болото тоже.

Вечерами я наблюдал одну и ту же картину: в гнезде сидит «аистиха» с птенцами, а бедный папаша на одной ноге стоит рядом, точно часовой при складе. Даже в плохую погоду картина не менялась – аист всегда на посту, на одной ноге. В конце лета родители стали учить детей летать. Сначала они только хлопали крыльями, стоя на гнезде, потом, осмелев, пробовали подпрыгивать, быстро махая крыльями. А где-то в середине августа  уже летали над деревней. Аист всегда сопровождал их в полете, а «аистиха» сидела  на столбе и громко щелкала клювом. Наверно указывала аисту, как учить летать  детей.

В начале сентября я копал в огороде картошку и на моих глазах развернулась семейная трагедия аиста.

Недалеко от моего дома проходит линия электропередач: бетонные столбы с железными подставами поддерживали электрический провод, который находился на полметра ниже вершины самого столба.
Надо мной тяжело махая исполинскими крыльями, пролетел аист и сел на верхушку столба. Я полюбовался этой красивой птицей, потом, снова принялся за свою картошку, а через десять минут услышал треск электропроводов. Я посмотрел на столб – аиста не было. К столбу уже бежала моя соседка. «Наверно, закоротил провод крыльями» – подумал я и тоже побежал к столбу. Когда я подошел, то увидел, что аист лежит под столбом и нервно подергивает крыльями и ногами, а рядом стоит соседка и причитает: как жаль такую красивую птицу. Три минуты мы стояли около упавшего аиста и не знали, что с ним делать. Вдруг аист закрутил головой и попытался встать на ноги. Я ему немного помог и он, стоя на своих тонких ногах, стоял, пошатываясь из стороны в сторону.

- Давай его отнесем к гнезду – предложила моя соседка.
Она была решительной женщиной, и сразу схватив птицу в охапку, опустила его голову вниз, чтобы не клюнул в лицо, и пошла в сторону башни. Пока мы несли его к гнезду, шок от удара током прошел, и аист пытался несколько раз клюнуть свою спасительницу. Мне пришлось снять с себя куртку и накрыть ею голову аиста. Когда мы поднесли его к гнезду, птица совсем оправилась. Соседка поставила его на землю и отошла. Аист сразу взлетел и попытался сесть на вершину башни. Но не тут-то было: три большие птицы (мать и двое бывших птенцов) отшвырнули папашу аиста от гнезда. Тот сделал еще пару попыток попасть в свой дом – безрезультатно: его выгнали из родного гнезда.

Махнув рукой на семейные дела птиц, я пошел домой. Каково было мое удивление, когда на следующий вечер примерно в это же время я увидел прилетевшего аиста, который вновь опустился на верхушку столба и, посидев минуты две, видимо собираясь с духом, вновь упал на провода. Снова раздался треск, и нашего самоубийцу отбросило на два метра от столба.

Я быстро подбежал, и все повторилось вновь: трепещущее тело птицы, дергающиеся ноги, закрытые глаза. Через две-три минуты он встал, пошатывался из стороны в сторону, никак  не мог поднять свою красивую голову. Я вновь накинул на него куртку, чтобы не клевался, и отнес к башне. Он снова взлетел, его снова отшвырнули, и он тяжело опустился на верхушку соседнего столба.

На третий день все повторилось. Я опять отнес его к башне и его снова выкинули. На четвертый день аист пропал. Видимо нашел новое средство, как свести счеты с жизнью. Я специально три дня следил за гнездом, и там всегда были только три птицы.

Потом я долго думал, почему аист прилетал именно на этот столб? Все столбы по устройству одинаковы, а в центре деревни есть щитовая, где провода проходят веером – один над другим. Почему он не полетел туда?
Я был свидетелем, как большая сорока во время дождя попыталась сесть на столб около щитовой и случайно закоротила провода хвостом.

Белая вспышка, треск и наша сорока… покинула этот бренный мир.
Этот случай с аистом меня очень заинтересовал: почему он не взлетел высоко в небо, не сложил крылья и не бросился вниз, а выбрал такой способ, с электричеством, и при свидетелях?

А семейка его тоже хороша! Он их кормил, растил, учил летать. А они выросли и выкинули папашу, как ненужный элемент. Все как у людей!
Много видел таких случаев: мужик строит дом, воспитывает, кормит детей, а те вырастают и выбрасывают его, заявляя на прощанье: «Нам нищий, больной отец не нужен!» В лучшем случае отправляют в дом «престарелых». В худшем -  на улицу. Если не верите - посмотрите в метро, сколько стариков и старух, свернувшись калачиком, видят горестные сны на скамейках. Страшная штука жизнь!
В деревне Лужно родилась и жила до восемнадцати лет моя вторая жена. Интересна история жизни ее родителей.

Ее отец умер в 1996 году, вырастив четырех дочерей и одного сына. Всем дал высшее образование, то есть помогал материально, когда они учились.
Знакомство Алексея с Аннушкой, с  матерью моей жены, произошло самым романтическим способом.

В 1941 году деревню Лужно и окрестные селения заняли немцы, всех молодых и здоровых сельчан погнали на работу в Германию. Под Берлином построили лагерь, разделили проволокой на мужскую и женскую половины. Днем молодежь, а им было по пятнадцать – семнадцать лет, отправляли на работу. Юношей - на работы в мастерские, девушек - в прислуги немецким семьям. Алексей до 1941 года учился в ФЗО (фабрично-заводское обучение) на специальность кузнеца. Его сразу определили на авторемонтное предприятие, где он и проработал до 1944 года.
В восемь утра их отправляли на работу, а в восемь вечера приводили обратно в лагерь. Однажды он с ребятами пробрался на женскую половину лагеря и там стал узнавать кто из девчат раньше жил под Демянском. Аннушка оказалась рядом и сказала, что она из Марьино. Это деревня в четырех километрах от Лужно. Алексею приглянулась симпатичная девушка и они подружились. Их дружба-роман продолжались до 1944 года. Когда Советские войска освободили пленных русских, Алексей ушел в армию. Аннушка еще некоторое время оставалась в Германии.
В 1945 году Алексей демобилизовался и приехал за Аннушкой в маленький немецкий городок, и они вместе поспешили на Родину в деревню Лужно.
Приехав в деревню, где раньше было около трехсот домов, они нашли только два уцелевших кирпичных здания. Пять лет они жили в землянке. Потом, поднакопив деньжат, построили свой дом. Родились детишки, и жизнь пошла-поехала в своем русле.

Характер Алексей имел  неуравновешенный, пил здорово и часто, но семью свою содержал один. Жена воспитывала детей и управлялась с хозяйством и домом.
Алексей работал сварщиком, от работы не бегал, хороший был «работяга», и всегда с деньгами. Только одна его отрицательная черта доставляла неприятности – любил поиздеваться над людьми, часто оскорблял их незаслуженно. Особенно, когда был пьяный, бранные слова и оскорбления в чужой адрес летели от него, как шелуха от семечек. В 1955 году на каком-то празднике он оскорбил пьяную ватагу и ему в драке нанесли тринадцать ножевых ранений в голову. Как он выжил!? Самому богу известно! Аннушка молилась за него и день, и ночь. Господь услышал ее молитвы, и Алексей остался на этом свете. Пить перестал, потому что от выпитого, сразу терял сознание и мог умереть, но злословить на людей продолжал.
Работа у  него была очень тяжелая и грязная. В 1980-м году ему поставили диагноз – астма. С этой болезнью он мучился пятнадцать лет, и она свела его в могилу.

Аннушка всю жизнь была тихой, спокойной, работящей женщиной, великолепной женой, которую хотел бы иметь каждый мужчина. Занималась только хозяйством и детьми, по ночам плакала, когда Алексей ее незаслуженно оскорблял. Никуда не ездила, всю жизнь прожила в своей деревне. Она часто рассказывала, как в молодости, в мае месяце увидела среди облаков образ Богоматери с младенцем. Может быть, она была спокойна и улыбчива, потому, что так подействовали эти видения? А вот жизнь ее с Алексеем спокойной нельзя назвать.

У Аннушки в этой деревне жила сестра, старше ее на пять лет. Она была замужем за младшим братом Алексея. Характер у нее был другого склада – вспыльчивая, говорливая, властолюбивая. Она была старше мужа  на десять лет, поэтому у них всегда царил матриархат, ее слово было законом.

Интересно, что после смерти Алексея, этой сестре  приснился сон. К ней пришел Алексей в белой рубашке и рассказал о новой жизни в потустороннем мире. Он говорил: «Живу я в царстве, очень счастлив, у нас два царя, так что приходи – не бойся!»
Через год она умерла.
Аннушка после их смерти вот уже пятнадцать лет все также хлопочет в доме и огороде, варит свой знаменитый гороховый суп и печет славные, очень вкусные пироги.

Много еще историй из жизни моих соседей можно рассказать, но разве все перескажешь?
Старики все умерли, деревня опустела. Зимой в пятнадцати – двадцати домах дымят трубы, правда, летом население деревни резко возрастает за счет дачников.
После девяностых годов только две семьи построили здесь дома. Азербайджанцы устроились на новом месте, сбежав из своей разрушенной страны. Колонку так и не починили, воду жители достают из своих колодцев. Зато около магазина повесили красивый телефонный аппарат. Я раз десять пытался по нему дозвониться до «Питера» – безрезультатно, только гудит. В общем, красивая игрушка.  Приказ нашего президента выполнили чисто по-русски: галочки в документах есть, аппарат висит, а вот как он работает – никто не интересуется.

Газовую магистраль пока не торопятся проводить. Трубы зарыли в землю, а отводку до деревень и домов… все собираются сделать. Одно стало хорошо при демократах: в магазин придешь – глаза радуются: колбаса трех сортов, масло сливочное, кура, говядина, сыр – все есть! Зато покупателей – никого! А раньше при коммунистах – красные лозунги со словами – «Даешь!..», на прилавках только водка, килька, хлеб, крупа трех сортов, макароны и все! А народу – битком, не протолкнуться! Бывало, встанешь в очередь, часа полтора промучаешься, все сплетни услышишь, все родословные узнаешь до третьего колена.

Как изменилась жизнь! Так изменилась и вся Россия. Деревни заброшены, два-три фермерских хозяйства заменяют два больших Совхоза. А те, кто  не фермеры – просто живут ради своего удовольствия, кто может, устраивается в соседних городах. Пьяницы все вымерли, воры или сгнили в тюрьмах или подались в крупные города, где больше года ни один не прожил, а занял место на ближайшем кладбище (там своих воров хватает).
Так что капитализм опутал всю Россию, и опять целое поколение выкинуто на обочину жизненной дороги. И деревня Лужно под его тяжелой лапой оказалась вдавленной в землю. Может быть, через двадцать лет здесь и будет новая жизнь? Будут снова бегать дети, сидеть на лавочках старики. Ну, а пока – тишина и запустение!