Вместе прорвемся!

                Часть вторая

Я бежала и бежала вперед, понимая, что остановка — это конец. Но мои силы были на исходе. Начинались сумерки. И в какой-то момент я не заметила полынью. Северные реки имеют каменистое русло, часто образующее пороги, на которых течение убыстряется, и в таких местах вода не замерзает даже зимой. Вот в такое место я и попала. Лыжи заскользили и безотказно отстегнулись, и мои ноги ухнули в ледяную воду. Полынья была небольшая, но течение подо льдом — очень сильное. Я цеплялась за край льдины промокшими перчатками и понимала, что долго не продержусь. Я закричала, - не потому, что надеялась на помощь, которой в этих местах ждать не приходилось. Просто я прощалась со всем вокруг, с гадом Володькой…

 Как вдруг меня сзади кто-то подхватил под лямки рюкзака. Сильные руки вытащили меня из полыньи и поставили на ноги. В наступивших сумерках я пыталась рассмотреть своего спасителя. -»О, quelle est la fille !», - произнес мой спаситель. Чего-о-о? Я брежу? Он говорит по-французски! Я как раз перед этим злосчастным походом бегала на курсы французского: просто потому, что меня понемногу интересовало всё на свете. Но француз — здесь, среди ледяного безмолвия?!

-»Вы можете идти?», - спросил он меня на ломаном русском языке. Сделав пару шагов, я убедилась, что могу. Незнакомец поднял мои лыжи, подал мне руку и повел куда-то. «Ну, не съест же он меня, раз спас! К тому же — куда я пойду мокрая, в темноте?», - подумала я и покорно пошла за ним.

Выбравшись на берег,  я увидела небольшую заимку. В маленьком окошке призывно теплился огонек. Вот туда и приглашал меня невесть откуда взявшийся француз. Гостеприимно распахнув передо мной дверь, он пропустил меня вперед. Войдя внутрь, я закашлялась. Печки в доме не было, только очаг из закопченных камней был сложен в углу. Над ним в качестве дымохода зияла дыра в крыше. В очаге горели, потрескивая, дрова. Дыма в помещении было полнО, но зато там было достаточно тепло. Над очагом закипал закопченный чайник. Француз предложил мне «располагаться со всем возможным комфортом», что звучало довольно смешно: кроме очага, в домике были дощатый стол и скамья, а также двухэтажные нары для ночлега.

 Француз продемонстрировал мне свои находки из этого домика: немного макарон в жестянке и соль на дне стеклянной баночки. -»Скоро будет ужин!», - шикарным жестом указал он на макароны. Ха-ха. Я победоносно выложила на стол колбасу, тушенку, сухари и заварку. Француз засмеялся.
 
Я уже успела рассмотреть его. Не больше 30 лет, длинные черные волосы, черные глаза и сросшиеся брови. Экзотический красавец.

Француз не так уж плохо изъяснялся по-русски, да и я немного понимала по-французски, так что беседовали мы почти без  затруднений. Звали его Анри. Я рассказала всю историю нашего путешествия, а он поведал, что летел на том самом самолетике, который мы видели недавно. Анри был штатным фотографом Французского географического общества и снимал репортаж о Кольском полуострове. К сожалению, пилот ему попался неопытный. Самолет обледенел и упал в тайгу. Так как летели они невысоко, а упали на деревья, Анри повезло остаться в живых. Но вот пилот...Он так и лежит там, в самолете. От удара  поломало крылья. Взлететь невозможно. Безнадежно испорчены все системы связи. И в самолете нет никаких запасов на случай аварии.

 Анри видел заимку из самолета. У него даже были лыжи. Наивный француз надеялся, что на заимке есть люди и радиостанция! Он преодолел несколько километров по льду реки на своих хилых беговых лыжах, но умудрился угодить в ту же полынью, что и я. Вместе с лыжами. Которые тут же утянуло под лед. К счастью, сам парень сумел выбраться и дойти до заимки.

Положение наше было отчаянным. Но мы оба были молоды, перед нами на столе уже дымились макароны с колбасой и чай, которым мы и чокнулись «за спасение».

 Дрова в очаге уже почти прогорели. Я сказала, что видела на улице под навесом небольшую поленницу. Анри вызвался принести дров и открыл дверь. И тут же отступил внутрь. Перед дверью стоял Стас, а у него за спиной — вся наша команда. Только… странные они какие-то были… Без лыж и рюкзаков, многие - без шапок. И снег под ними не проваливался...Стас протянул ко мне руку и шагнул в дом. В отблесках пламени я разглядела его лицо: глаза, подернутые мутной пленкой, страшную гримасу боли на лице...Я схватила кочергу, приставленную к стенке, и вытолкнула ею за порог того, кто так недавно был Стасом. Анри захлопнул дверь.

 Рука Стаса, которой он держался за косяк двери, осталась внутри. Она.. она отвалилась, упала на пол и разбилась на кусочки, будто была изо льда. Анри сунул кочергу в ручку двери, а я брезгливо подмела то, что осталось от руки Стаса, пучком прутьев, который, видимо, служил веником, и бросила эти осколки в очаг. Раздалось шипение, и облачко пара вылетело в отверстие крыши.

Мы с испугом смотрели друг на друга. И тут раздался стук в единственное маленькое окошко. Оглянувшись, мы увидели те же ужасные, искаженные лица.

- «Сейчас догорят последние дрова, и мы останемся в темноте. С этими...», - сказала я. Анри отвернулся к стене и начал молиться. А что? Может, попробовать? Я сняла с себя нательный крестик и шагнула к окну, где с обратной стороны белели неживые лица. Я прислонила крестик прямо к стеклу. Лица отпрянули куда-то в темноту.

 И тогда мы решились. Анри с кочергой наперевес и я с крестиком в поднятой вверх руке вышли наружу. Вся компания стояла в некотором отдалении. Стараясь не глядеть на них, мы схватили поленья и бегом вернулись в заимку. Опять заклинив дверь кочергой, мы поспешно развели огонь. Я занавесила тряпкой оконце.

 И тут снаружи раздался жалобный плач: - «Пустите, замерзаем». Я узнала голос одной из девушек нашей группы. Затем — стук в дверь и голос Стаса: - «Таня, ты никогда такой не была. Ты не жестокая. Впусти нас»…

 Я заплакала. Эти голоса так умоляли, так звали. Я двинулась к двери. Анри схватил меня за руку: - «Пойми, это не они! Не твои друзья! Они убьют нас!». И, словно подтверждая эти слова, я услышала нечеловеческий вой снаружи: - «Кро-о-ови! Мы хотим пить! Нам нужна кровь!». Я сжалась от ужаса. Анри обнял меня. Дверь задрожала от ударов. Я заметила, что ручка была прибита к двери кое-как, гвозди давно  проржавели. Если она не выдержит… Тут мы услышали снаружи какой-то вой и крики. Отодвинув тряпку, я увидела в окно, что эти существа поймали какое-то животное. Они рвали его на части, дрались за добычу. Мы с Анри стояли, прижавшись друг к другу, в страхе слушая эти звуки.

И вдруг всё стихло. Я опять выглянула в окно. На горизонте разгоралась розовая полоска зари. Поляна была пуста, только пятна крови напоминали о ночном кошмаре.
Я рискнула выйти наружу: набрать снега, чтобы вскипятить чай. Внимательно осмотрела всё вокруг: на снегу были следы какого-то зверька. А где же следы ботинок этих существ? Они что — по воздуху летали? Или ничего не весили? И как они обходились без лыж?

Не заметив ничего опасного, я вернулась на заимку. Анри (вот он — французский шик!) умудрился за это время соорудить подобие зимнего букета из сухих трав и еловых веток. Я вдруг подумала, что Володька никогда мне не дарил цветов. А до чего приятно в лютый мороз, в закопченной холодной заимке, после бессонной страшной ночи получить такой подарок! Жизнь продолжается!

За завтраком мы обсуждали, что делать дальше. Анри рассказал, что его самолет упал километров за 5-6 отсюда. Что ничего полезного в нем не осталось. Там был снегоход, но от удара он, вероятно, сломался… -»Надо добраться до него и осмотреть! Может, не всё так плохо!  У нас же с тобой одна пара лыж на двоих! А до моря почти 80 километров!», - воскликнула я. - «Но как мы вдвоем доберемся туда на одной паре лыж?», - спросил Анри.

-»Вековой опыт народов России в виде материальных свидетельств их труда представлен в наших музеях! Жаль, что многие ленятся туда ходить!» - изрекла я.

 - «Что ты хочешь этим сказать?», - не понял Анри. - «В материальной культуре русского народа имеется понятие «Снегоступы!», - с пафосом заявила я, - а у меня в рюкзаке имеется универсальный инструмент для изготовления этого народного изобретения!».

И я торжественно извлекла из рюкзака апофеоз конструкторской мысли — туристический универсальный инструмент, подаренный мне в лучшие времена Володькой (как там ему, с пятым размером?). Инструмент назывался «Спасатель» и  представлял собой гибрид маленького топорика, пилы, ножа, ложки и вилки, отвертки, штопора (куда ж без него!), пассатижей и огнива . Кроме того, на рукоятке имелись компас и мини-фонарик. Весила эта штука сильно много, но и полезная была — как лучший друг (и, главное, не уйдет к пятому размеру!).

-»Придется соорудить тебе средство передвижения. А это значит — остаться здесь еще на день… и на ночь»,  - обреченно добавила я.
- «У нас дров почти не осталось!», - напомнил Анри.

Так. Осмотрев нашу обувь, я поняла, что за дровами тоже придется идти мне. Любашины высокотехнологичные ботинки после пребывания в воде были в полном порядке, так как сделаны были из прочного пластика, а тепло обеспечивали внутренние термовкладыши, которые уже успели высохнуть. К сожалению, эти ботиночки были безнадежно малы Анри. А его собственные ботинки, тоже побывавшие в воде, он умудрился поставить сушиться на один из горячих камней, окружающих очаг. После этого пижонские кожаные штиблеты  сморщились, их носы задрались вверх. Они стали жесткими и грубыми и едва налезали на французскую ногу. При условии, если не надевать носки. Эх, европейцы, беспомощный народ! Изнеженные неумехи.
К тому же, эти ботиночки никак не совмещались с лыжами.

Делать нечего. Натянув просохший комбинезон и взяв свой чудо-инструмент, я отправилась в лес, напевая себе под нос «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик». Впрочем, осознавая безвыходность ситуации, я не злилась на Анри. Просто отгоняла от себя страх.

С опаской обойдя огромный снежный завал, который похоронил под собой моих товарищей и чуть не убил меня, я углубилась в лес. Наших ночных гостей нигде не было видно. Зато я обнаружила на снегу волчьи следы. А вот это уже весьма печально. Ведь в заимке мы долго не протянем, надо двигаться в сторону моря.

Найдя пару сухостойных деревьев, я без труда свалила их подаренным Володькой инструментом (хоть какая-то польза от этого изменника!). Возвращаясь обратно, я заметила  нечто яркое, торчащее из завала, где нашли свою гибель мои друзья. Опасливо потянув за эту штуку, я вытащила чей-то рюкзак. Вот так удача! Рюкзак был женский. Сохранился даже брелок, прицепленный к боковому кармашку — плюшевый зайчик. Значит, это рюкзак Сонечки — маленькой крепенькой хохотушки. Я взвалила рюкзак на плечи, но две добытые мной лесины пришлось бросить — дотащить всё сразу мне было не по силам. Я отнесла рюкзак в избушку и вернулась за дровами. С беспокойством я обнаружила, что к моим следам пристроились новые волчьи следы. Они выслеживали меня!

Все же среди дня я не опасалась нападений. Дойдя до заимки, я занялась распилкой добытых мною лесин. Анри, впрочем, оказался не таким уж бездельником — за время моего отсутствия он сварил остатки макарон, добавив в них сухие грибы со связки, которую я не заметила на стене избушки.

Мы сели обедать. За обедом я спросила его, как он умудрился оказаться в Заполярье в таком «раздетом» виде: на нем были джинсы и кожаная куртка с капюшоном, отороченным искусственным негреющим мехом. Анри объяснил, что жил он в гостинице на берегу Белого моря и вылетел на съемку, рассчитывая провести в воздухе часа 2-3 в теплом самолете, а приземляться в тайге они вовсе не думали.

Я тоже рассказала Анри свою историю. Он, конечно, удивился безрассудству русских женщин, которые  зачем-то ходят в такие тяжелые походы. Но гораздо больше его заинтересовала история про Володьку. - «Как это возможно! Уйти от такой девушки! От блондинки!», - видимо, мои волосы были главным аргументом в мою пользу, - «и фигура у тебя хорошая!». Я рассказала про пятый размер. - «Моветон!, - горячо воскликнул Анри, - в женщине должно быть много шарма, а не много мяса!».( Всё, Анри, теперь ты — мой лучший друг!) -»А у тебя есть девушка?», - спросила я. - «Была… Но она выиграла конкурс «Мисс Ницца» и её сразу подхватил какой-то богач», - вздохнул Анри.

Весь этот вечер у меня ушел на изготовление снегоступов.  Вдвоем мы расплели старую корзину, валявшуюся в углу, и соорудили из прутьев два плетеных каркаса в форме теннисных ракеток. Приспособили к ним поперечины из брючного ремня Анри, который он носил только ради шика — джинсы прекрасно держались и без него. Пространство между поперечинами обтянули веревкой, имевшейся у меня в рюкзаке. Приделали самодельные крепления из остатков ремня. Совсем неплохо получилось! Ну, если считать, что на безрыбье и рак — рыба.

Анри тоже не сидел без дела. Он выстругал недостающую лыжную палку мне и еще две — себе.

Затем мы решили осмотреть содержимое рюкзака Сонечки. Стандартный запас продуктов — очень кстати! Спальный мешок. Пригодится! Вся одежда Сонечки была слишком маленького размера и для меня, и для Анри. Аптечка! Очень даже пригодится. В отдельном карманчике лежала ламинированная фотография: Сонечка, её муж и маленький сын. Эх… Малыш-то сиротой остался…

- «Уже темнеет. Наверно, ОНИ опять придут!», - сказал Анри. И мы принялись укреплять дверь. Не успели мы закончить, как раздался стук в окошко. Мы переглянулись. Опять приподнять тряпку и оказаться лицом к лицу с этими… За окном раздался плачущий, воющий голос Сонечки: - «Отдайте фото моего сыночка! Моего любимого мужа! Отдайте!». Эх, надо было выбросить фото на снег. Не догадались. А за окном всё жалобнее звучало: -»Отда-а-...звук прервался. Мы переглянулись. Взяв в руки палку, я ею приподняла тряпку, занавешивающую окно. При свете луны было видно, что Сонечка лежит на снегу, а её обнюхивает огромный волк. Поодаль были еще волки — целая стая.

 Волк отошел от Сонечки и повернул морду в сторону заимки. Его ноздри затрепетали, клыки оскалились. Он чуял нас! А Сонечку и остальных моих бывших товарищей, видимо, считал несъедобными. Они промерзли насквозь.

Дальнейшее не хочется даже описывать. Волчий вой перемежался тяжелыми ударами в дверь, плачем Сонечки, скрипом снега вокруг заимки. Однажды кто-то залез на крышу, чье-то лицо мелькнуло в дымовом отверстии. Но тут же с него вниз, в очаг, потекла вода, а само тело тяжко сползло по крыше и упало снаружи в снег.

Анри сидел напряженно, держа в руках топор. А я — как видно, от усталости, - всё  меньше испытывала страх. Бесцельно порывшись в своем рюкзаке, я вдруг нащупала знакомый предмет: маленький примитивный радиоприемник, который я всегда носила с собой. Интересно, батарейки еще живы? Я включила приемник. Раздался характерный шум, потом сквозь него прорвался знакомый голос: «Единственная моя-а-а!». Я поспешно настроила приемник на другую станцию.

 И тут Анри вскочил. В новостной передаче диктор рассказывал об исчезновении самолета Французского географического общества. - «Ты слышала? Они будут нас искать!», - обрадованно кричал француз. -»А про нашу группу — ни слова. Нас не ищут...», - тоскливо сказала я. От обиды переключив приемник на другую станцию, мы услышали очередной шедевр «Рамштайн». Я было уже хотела переключить приемник на другую станцию, как Анри меня остановил:-»Послушай! Снаружи затихло!».

 Я выглянула в окно. Волки поспешно убегали. Страшных обледенелых фигур моих бывших товарищей тоже не было видно. -»Эх, жаль, что это не магнитофон! Включить бы этих больных на всю голову и поспать под их вопли!», - сказала я.
Тишина за окном, однако, продолжалась. Выглянув наружу, я увидела, что уже светает. Мы с Анри не спали уже вторую ночь. Поэтому, подкинув дров в очаг, завалились на дощатые нары и, наконец, уснули.