Перевернуть и бесконечность

С улицы пахнет летом, радужным градиентом заката, а я разбавляю это дешевым табаком; прекрасное и странное извращение.

Этот город жив даже ночью, но гораздо спокойнее. Умиротворяющий радужный свет у границ поднебесья спального района, разносит сумерки.

Жаркая полуторачасовая поездка по чертогам города в центр. Потоки людей, растаявшие шоколадные батончики. Транспорт трясет и ощущения, будто ты туша животного, которую не слишком бережно транспортируют. Парень читает Хантера Томпсона – хороший знак. Мы в городе гонзо. За окном однотипные постройки и дворы, индустриальные районы с туннелями под железнодорожными путями. Оранжевую жару разбавляет ментоловый привкус голубой прохлады песни behind blue eyes. Я оказался в Сайгоне, вдоль дорог, которого стоят кафе вьетнамской кухни. Сквозь волны людей я как капля никотина. В очках и бейсболке похож на солдата в Сайгоне.

Этот город восьмерка два круга снизу и сверху – луна и солнце, на противоположных сторонах суток. Переверни и получится бесконечность.

Ночь – тишина, нарушаемая дребезжанием вентилятора, создающего искусственную прохладу, и аккомпанементом deftones. Я все еще в Сайгоне. И останусь тут до тех пор, пока бесконечность вновь не станет восьмеркой.

Общественный транспорт превращается в поезд, который мчится сквозь мир. За окном проносятся потоки информации. Города меняют свой антураж. Жаркий Сайгон, за ним безымянный холодный прибрежный город, откуда уходят китобойные суда, с ветрами несущими соленый снег, город среди пустыни, в котором приходится заматывать лицо в платок, потому что городишко пыльный, а вот и Муирхаус в Эдинбурге показался. Каждый раз когда восьмерка инвертирует свое положение на колесах поезда, появляется новый город. А каждый раз, когда поезд останавливается в новом городе, цифра принимает бесконечно горизонтальное положение. Как долго продлиться остановка естественно не сообщается.

Когда подъезжаешь к центру, замечаешь, что люди теряют человеческий облик (so unhuman looking). Сюда стекаются все потоки информации. Кажется, будто где-то есть бездонная дыра, в которую эти потоки выведены, как канализационные стоки, создающие водопад дерьма. Он единственное напоминание о человеческой сущности. А вокруг люди в респираторах, защитных очках и противогазах.

Здесь не курят. Не принято. Если посмеешь, станешь точкой аккумуляции ненависти, которая будет тянуться нитями презрительных взглядов от внешних супостатов. Будто бы ты человек с аугментациями. В новом социуме, живущем по старым законам, где все новое отрицают. А отрицание тождественно презрению. Они смотрят как бы сквозь тусклое стекло.

Поэтому я стою в Сайгоновской ночи. Стряхиваю уголек, и он летит вниз, красный, раскаленный, источающий ядовитые пары завихрений тонких серых линий, шизофренических рисунков по воздуху. Безнадежно обворожительное зрелище.