Улыбка зимы

Геннадий Клёнов

Непридуманное
                Улыбка зимы

  Январь пришел вначале без снега. После новогодних праздников ветер гонял по двору прошлогодние листья, шурша ими, словно страницами старой, читанной-перечитанной книги. И вдруг перед Рождеством за ночь насыпало снегу. Утром он продолжал тихонько падать, царапаясь в оконные стекла, которые местами так были подернуты инеем, что с трудом угадывались очертания соседних многоэтажек.
  Уткнувшись лбом в стекло, внучка куда-то долго смотрела. Потом неожиданно сказала:
  - Дед Мороз молодец. Без рук, без ног, а рисует. Я таких узоров никогда не видела!
  По стеклу, в самом деле, раскинулись листья то ли папоротника, то ли какого-то диковинного растения. Казалось, с первым снегом кто-то неведомый изобразил свои мечты о лете. Кто он: мороз, ветер? Или оба они вместе потрудились неспокойной прошедшей ночью?
  А тут налетела стайка желтогрудых синичек и стала прохаживаться по заиндевевшему водостоку, постукивая клювами по оконному переплету.
  - Наверное, какую-то весточку принесли, - улыбнулась дочь, оторвавшись от вязания.
  Тем временем внучка вытащила из ящика стола акварельные краски, сбегала на кухню за стаканом, принесла воды. Посапывая, трудилась над листом минут двадцать, потом показала творение. На рисунке сияло лето: на ярко-зеленой траве под голубым небом стояло дерево, на котором сидела большая синичка. А около дерева – человечек в зеленом кителе, таких же зеленых брюках и форменной фуражке.
  - Это папа, - с детской непосредственностью говорит внучка и несет рисунок матери.
  Удивительно знакомым показался мне он, и какой-то давней болью тронул сердце. Припомнилось вдруг, как в далеком детстве я сам пытался рисовать. Только не луг с деревом, а наступающие друг на друга танки – наш и немецкий. Тогда еще не улегся дым войны, мальчишки постарше таскали в карманах патроны, тайком от взрослых жгли порох. А потом, лет тридцать спустя, бралась за рисование дочка. Не так давно, разбирая старые книги, нашел ее детские художества.
  - Ну, когда же у вас будет, как у людей? – затевает жена разговор с дочерью. - Ни семьи, ни угла. Помирились бы, что ли? Дите ведь извелось, отца вспоминает.
  - Опять обещал приехать, - отбивается дочь. – Подарки без конца шлет, переводы…
  - Да не подарки ребенку нужны, а живой отец, - не унимается моя половина. – Скучает малышка по нему, ждет.
  Сам я понимаю это, и чувствую, как подступает к моему горлу комок и сердце томит горькая печаль. Почему так бывает? Вырастает дочь, уезжает в неизвестность, а потом возвращается в родительское гнездо со своей кровиночкой. Что помешало удержаться в собственном гнезде, кто виноват? Ответа на этот вопрос нет, дочь всячески избегает разговора на больную тему.
  А внучка живет ожиданием, и, поддерживаемая домочадцами, считает, что ее отец – самый добрый, самый лучший в мире.
  - Мой папа родился седьмого января, как Иисус Христос, - сказала она, подслушав разговор взрослых. – В Рождество на свет появляются самые хорошие люди. Вы должны это знать. Он заработает много денег и приедет.
  Я стоял у слепого окна, смахнув навернувшуюся слезинку. Потом начал дышать на стекло, пытаясь растопить иней, чтобы получилась небольшая проталинка. Постепенно проступили ветки стоявшего под окном дерева, соседние дома. И вдруг в нее плеснулось золотое сияние. Это из-за туч  выглянуло солнце. А через несколько минут задорно защебетали синицы, только что стучавшиеся в окно.
  Послезавтра - Рождество. На сердце ложится покой и умиротворение…