Лучик

…А картина всё не получалась. Джейн сделала столько эскизов, столько набросков! Столько листов бумаги были потрачены ей впустую! Каждый день молодая художница выходила на берег и наблюдала за игрой света в тёмно-синих волнах, старалась уловить то, что взгляд упорно пропускал.

      Стены комнат были увешаны картинами: на них были изображены закаты и рассветы на море, игра солнца в волнах, утренний прибой, неспокойные воды, камни на берегу, омываемые холодными всплесками… Джейн Хант была одержима попытками нарисовать идеальное море — такое, что чарует многих путешественников и простых людей на протяжении многих-многих веков. Но передать всё это Джейн не удавалось, словно что-то сковывало её руки и притупляло зрение, и будущая картина становилась простым изображением застывшей блёклой воды, при виде которой не возникало восхищения.

      И тогда Хант решила: дело в погоде, которую она рисует. Чтобы захватывало дух, нужно рисовать шторм. Тогда всё получится: ведь талант у девушки есть, опыт тоже. Картина должна была получиться лучшей из всех, нарисованных когда-либо Джейн.


      …Но почему ей всё так и не удавалось передать зрителю её пейзажа то, что требовалось? Волны, ложась на холст, становились каменными, тучи теряли величие и принимали вид бесформенных пятен. Свет от молний не волновал, не будоражил; он расплывался кляксами, серыми полосами покрывал неподвижные гребни на волнах. Картина не казалось живой; Джейн бросалась кистями от отчаяния и злобы, начинала заново, но результат оставался прежним. Нет, художница никогда не сдавалась. Она твёрдо решила завершить свою работу.


      Выйдя из дома и кутаясь в плащ, Джейн упрямо шагала к морю, черневшему вдалеке. Вокруг было пустынно, все деревья, рядом с которыми стоял домик художницы, скрылись позади, и ветер всю ярость направлял на одинокую девушку, которая всё ещё шла, несмотря на холод и вой в ушах. Хант была не из слабых.


      Море бушевало так, что в душу к девушке забрёл смутный страх, и всё же она остановилась у массивных камней на небольшом возвышении, откуда был виден прекрасный и пугающий пейзаж грозного моря. Небо было сплошь покрыто темнотой, хотя это был июльский день, и свет вспыхивал вдали лишь на несколько мгновений вместе с оглушительным громом. Море старалось покрыть собой берег, и острые тяжёлые волны сваливались шумно на песок, перебирая его, унося с собой его крупинки и возвращая вместе с новым валом.

      «Чёртов дождь», — с досадой подумала Джейн, когда не сильно беспокоившие её до этого капли воды превратились в нескончаемый серый поток, промочивший девушку до нитки за пару секунд. Теперь у ветра, ревевшего в бешенстве, была возможность обдать настойчивую художницу ледяным холодом, пронять её до костей. Но девушке было всё равно — она любовалась штормом, который даже издалека был страшен и каждая волна, каждый всплеск пробирали до мурашек. Хант испытывала странные, неописуемые чувства, когда смотрела на необычайную, удивительную игру стихии. Но она хотела подавить их и просто изучать изгибы волн, чтобы как можно чётче их изобразить на холсте.

— Невероятно, да? — послышался мужской звонкий голос, заглушивший и ветер, и море, и дождь, и даже мысли Джейн. Девушка обернулась; сзади неё в паре метров, облокотившись о камень, стоял промокший насквозь (что не удивительно) парень, который словно не замечал окружающего мира, стоя в серой тонкой футболке и лёгких джинсах, совершенно не подавая никаких признаков страха, удивления или чувства холода. Юноша глядел вдаль мягким и тёплым (так показалось Джейн) взглядом. Черты его лица были не ясны в пелене дождя, но девушка и не собиралась разглядывать незнакомца внимательно. «Простудится — узнает, насколько это невероятно», — хмыкнула Джейн про себя, а вслух спросила:

— Ты как здесь оказался?

— Я пришёл из города. Посмотреть на это, — ответил парень с улыбкой и показал рукой на свирепствующее море, в котором кипели тогда самые тёмные и самые яркие цвета, смешиваясь в одно. Девушка отвернулась и замолчала, подумав, что этот тип не понимает происходящего и не видит главного в шторме — величия и устрашающей силы. Иначе он бы не отвечал с улыбкой, смотря на море.


      Ветер стал затихать, и Джейн решила, что шторм в скором времени прекратится.

— А зачем ты здесь? — через несколько минут молчания поинтересовался парень приветливым тоном. — Кстати, я Эшли. — Он приблизился к художнице и протянул ей руку. Джейн никак не ответила и несмело, торопливым движением пожала руку новому знакомому, а потом посмотрела вдаль и заговорила, решив, что всё-таки должна поделиться с кем-нибудь своей мечтой, кем бы он ни был.

— Я смотрю на шторм, чтобы потом изобразить его. …Я Джейн, кстати.

— А что ты чувствуешь, когда смотришь на море?

— Я?.. — переспросила Джейн. Теперь можно было говорить, не напрягаясь, потому что шум понемногу стихал. — Не знаю… Не могу описать. Страх, наверное, больше подходит, но это не совсем то.

— Ты любишь это море? — продолжал спрашивать Эшли. «Как будто это его интересует», — подумала Хант с сомнением.

— Ну, не знаю. Я боюсь его — оно неспокойное большую часть времени, тёмное, глубокое…

— Разве это не причина любить его? Даже несмотря на то, что опасаешься его. Ведь когда рисуешь природу, ты должна любить то, что рисуешь.

— Да какое тебе дело? — раздражённо фыркнула художница. — Мне виднее, что я должна любить.

— Если не любишь, то зачем рисуешь?.. Может, ты восхищаешься морем? Тебе оно нравится?

— Нет, я хочу показать всем свой талант , а у меня хорошо получается рисовать волны, — пробормотала Джейн и подумала, что плащ пора снять: эта мокрая тряпка уже не принесёт пользы. Девушка сняла плащ и повесила на руку, и тут же почувствовала, что дрожь в теле усилилась.

— Но не получается сделать их такими, какими хочешь их видеть? — произнёс парень и достал из кармана сигарету. Вспыхнула искорка, маленькое пёстрое пятнышко засветилось в тёмном мире. Джейн задумчиво смотрела на тлеющую сигарету и на то, как изо рта Эшли вырывались клубы дыма и развевались свежим ветром.

— Да, — призналась нехотя Джейн.

— Ты должна выплёскивать на холст те чувства, которые кипят в тебе, когда ты смотришь на море, — сказал Эшли и покрутил прядь светло-коричневых волос, ниспадавших на лоб. Всё это время его взгляд оставался каким-то туманным, и в то же время задумчивым. Светло-серые глаза (цвета морской волны — так показалось девушке) смотрели в упор на Хант, от чего той было не по себе. — Покажи, как прекрасно море, которое ты рисуешь. Покажи свои чувства.

— Да какие к чёрту чувства?! Я должна рисовать, что вижу, вот и вся наука, — прошипела Джейн и поняла, что ничего полезного из беседы с неким Эшли не извлечёт, так что Хант тут же направилась к своему дому.

— Ты видишь поверхность, а суть ты можешь только почувствовать. Ты знаешь, что море глубоко, но не можешь видеть его глубины. Смотри на то, что рисуешь, с душой. — Джейн засмеялась от наивности собеседника и ускорила шаг.

— «Зорко одно лишь сердце, глазами самого главного не увидишь», не так ли? — процитировал слова из известной книги парень. Джейн обернулась и посмотрела сначала на успокоившееся водное пространство, а потом — на силуэт Эшли, похожего чертами лица на мальчика. Его растрёпанные волосы чуть высохли и стали светло-русыми. «Он, наверно, влюблён в море», — без эмоций подумала девушка и пошла дальше, размышляя о том, зачем же этот человек прошёл несколько миль ради шторма и стал читать ей лекции. Он не был похож на обычного человека, и Джейн не понимала, почему у неё возникает такое ощущение. «Кто он?» — спрашивала себя девушка, и эта мысль занимала всю голову, как бы Джейн Хант ни старалась не думать об Эшли.


      На веранде было тихо и прохладно, и синеватая, тонкая полоска моря вдалеке наполняла Джейн уверенностью. Художница посмотрела на незаконченное изображение шторма, в котором как всегда чего-то не хватало, закрыла глаза, пытаясь возобновить в памяти чувства, которые она переживала во время сегодняшнего шторма. Ей это удалось, и она спросила себя: «Почему бы не попробовать? Увидеть сердцем…»


      Джейн смешивала краски и думала о том, какое удивление вызывали глубокие и благородные оттенки в шторме. Джейн выводила непокорные, волнующие линии воды и думала о том, как прекрасно вдыхать морской ветер и слышать шум моря. «Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…» — звучал в голове нескончаемый шум, становившийся то громче, то тише, и снова на лице ощущались солёные брызги. В Джейн забушевали чувства, как вода в тёмных и сокрытых от глаз человека глубинах. Впервые ощущения были такими яркими, впервые Джейн поняла, насколько она любит море. Эшли был прав. Краски, покрывая холст, вдыхали в него жизнь и становились отражением души художницы. И внезапно образ Эшли возник в голове у девушки: отчего Эшли так напоминал ей героя книги, Маленького Принца? И внешностью, и словами, и добрым, ребяческим взглядом… Огонёк сигареты, тлеющий среди мрачного затишья, не покидал мысли девушки, пока она рисовала.


      За пеленой тяжёлых туч появился оранжево-розовый, смутный свет; луч солнца, затерявшегося среди яростного неба, еле видно пробивался наружу, как огонёк сигареты повзрослевшего Маленького Принца-Эшли.


      Джейн посмотрела туда, где несколько часов назад стоял её необычный собеседник. То место было освещено солнечными лучами, и художница улыбнулась, представив, что Эшли вернулся обратно, в космос, на свою планету. «Глазами самого главного не увидишь»…