Клятва фундатора. Историческая повесть. Гл. VIII

Славное пиршество.
Год 1632. Октябрь.

Давно дворец Сапег не видывал такого нашествия гостей, разномастных по достатку, положению и характеру. Ещё бы! Как же тут пропустишь этакое событие, когда маршалок надворный литовский выдаёт замуж дочь за другого маршалка, правда рангом повыше,-великого литовского. Народ хлынул, званый и не званый-свадьба же! А значит, отказа в хлебосольстве не будет ни городскому мещанину, ни калеке нищенствующему.
Важных гостей разместили в просторном зале, обустроенном с торжественной пышностью. Вдоль стен, завешенных богатыми персидскими коврами и шкурами диких животных, расставили дубовые столы. По обе руки от новобрачных восседала на резных флорентийских стульях элегантная королевская  и не менее изысканная великокняжеская знать.
Зал освещался непомерно толстыми восковыми свечами, источающими пряно-сладкий восточный аромат. Не обращая внимания на их чадящую копоть, дамы пребывали в полном восторге. Восторг же и одобрительные похвалы суровых мужчин вызывали трофеи хозяина-чучела голов рогатых оленей, клыкастых кабанов да оскалившихся медвежьих морд.

Разодетая в платья венецианские, шапки собольи с аграфами блистающими да в парчу итальянскую, высшая знать государства поглядывала с высока на шляхту родовитую но, увы, обедневшую. Всё чин по чину! В потравленных молью шубах, потёртых от времени аксамитах и бархатах, княжата восседали тут же на покрытых коврами лавках, стараясь гордо не замечать своего униженного положения. А вот обычная шляхта, застенковая, и панята с городскими мещанами, разместившись уже на голых лавах, пировали на дальних окраинах дубового стола.
Разгорячённые от опрокинутых чарок особо гоноровые гости пыжились, и не зависимо от достатка щеголяли друг перед другом нарядам. На ногах еле стоит радный пан, а сам бахвалится:»А не жаль мне, простому шляхтичу, за бархатный жупан с ювелирными пуговицами и слуцким  мелковышитым поясом заложить целую деревню еврейскому ростовщику!». «Ах, ни чем не хуже юбка атласная с пасамонами, чем такая же золотом шитая!»-пряча зависть в полузакрытых глазках и поправляя кружева с железной дешёвой нитью на подоле, шепчет соседке бедная чиншевая паненка.
Люди, люди, нравы разные:кто-то пыжится, самохвалится, а другой над ним смеясь, забавляется.

При свете сотен свечей переливались каменья ожерелий, браслетов, перстней. Сверкали золотом витые подвески и массивные плетёные цепи. Блестели чудно инкрустированные бляхи, серебряные ножны и рукояти сабель. Тонкие пальчики обворожительных бялоглувок скрывались под множеством колечек, нанизанных по три на каждый. Их прелестные меховые накидки скрепляли изумительно сверкающие броши, а упругие женские груди прятались под лифами с нитями розового жемчуга. Очей не отвесть!

Для услады гостей беспрерывно играли скрипки. Волынки, дудки, рожки-всё сопело, дудело, звенело. В нескончаемом вихре танцев взметались пышные фалды юбок, развевались полами яркие контуши. Меж гостей заполошно носились ряженые бабы и мужики низенького росточка-карлики для потехи со двора французского выписанные. Смех, топот ног, неуёмные танцы, петушиные разборки перебравших хмельного задиристых гостей смешивались с многоголосьем тостов за здравие. Из всех углов неслись пожелания молодым на долгую жизнь с ежегодным приплодом в семействе.

Потупив очи свои ясные, сидела невеста скромненько. Только в шубку зябко куталась. Рядом жених восседал по-хозяйски. Взглядом тяжёлым на пришедших взирал. Тосты принимал с холодной улыбкою. Ни жива, ни мертва невестушка от объятий и поцелуев прилюдных. Чуть богу душу не отдала. За весь пир и крошечки каравая проглотить не смогла. Только пивом, разведённым водицей прохладной из погреба, потчевалась.

 А вокруг хмельное лилось рекой! Звон серебряных и гранёного стекла кубков. Кто-то и прямо из горла бутыль опустошает. А вон, под лавкой уже храпит пан ясновельможный и сердешно-драгоценную пролитую чарку к себе прижимает. Няма страху! По утру отопьётся ледяной жинчицей, крякнет, усы утерев, да на ноги поднимется, словно свежий с грядки огурчик. Вновь чарку наполнит золотистою старкой. А пока скорые слуги, спотыкаясь о его торчащие красные сапоги, усердно меняют бутылки да чаны опустошённые на вновь наполненные, только что из погреба принесённые.

Вишнёвка, ореховка, рябиновка-настойки для дам. Пей, только успевай, пригожая красавица, кокетливо отвечать на комплименты галантных кавалеров. Крепкое пенистое пиво и старка на грушевом да яблоневом листочке настоянная-для мужчин. Пей, только успевай, ясновельможный пан, усы вытирать да белоглувкам-восхитительным пани и румяным паненкам ручки нежные целовать.

От обилия кушаний глаза разбегаются. Ароматная пячиста на выбор. До розовой корочки зажаренные дикие утки с жирными гусями домашними. На вертеле под дымком кручёные куски зубрятины с пряными травами. С чесноком жеберки тушёные, соусом сливовым политые. Пузырьками жирка брызжущие колечки свиных колбасок, приправленных кориандром. Рядом нарезаны прозрачно-тонкими коричневыми кусочками аппетитные вяндлина с пальцувкою. Тут же на раскалённых жаровнях расторопные слуги подносят гостям скворчащие куски сала с печенью молочного телёнка. Следом горкой на подносах пухлые пшеничные лепёшки и блины дырчатые с маслом топлёным.

Слюной изойдёшь от запаха жареных грибов со сметанаю. Влекут желудок гостя нарезанные толстыми ломтями головки душистого сыра. Рядом пристроены миноги в масле жаренные под вишнёвым соусом с гвоздикою. Мочёные рыжики хрусткие обильно перцем красным посыпаны-ухх, горло дерут! Соблазняют огромные чаши с ароматной гречневой кашей, жареными яйцами украшенной. Пусть пузо лопнет, а хоть ложку попробовать стоит!

И всё это великолепие пиршеское обильно, с позёрскою щедростью (чем больше, тем богаче!), посыпано восточными пряностями:шафраном, имбирем, корицей, мускатным орехом, горьким и сладким перцем. Залито уксусом с лимонными кружками сочными. Ну как тут откажешься, будь ты, магнат или обедневший шляхтич? Поперхнёшься, так то не беда. Эх, была, не была-гуляй, панская душа!

Горками возвышаются огурцы троцкие (свежие-вот же диво в октябре!) с чашами полными мёда жидкого. Пусть презрительно губки свои поджимают королевские гости чванливые, а восточнопольской шляхте огурки зубком погрызть, обмакнув в липкую сладость-самое милое дело!

К радости дамочек в изумительно тонких вазочках явилось лакомство-палочки травы татарской сахарной. А вот младым паненкам не по вкусу этакая горькая сладость (фи, аир в сахаре!), им изюм с черносливом по нраву. Для услады красавиц капризных наставлены блюда с щербетом и халвою турецкой, дивными фруктами из собственных оранжерей-ананасов, арбузов и дынь. Горками высятся пряники медовые, гречишные, изюмные, сахарные, ореховые-на любой вкус!

Для прислуги столы во дворе из досок сколочены. Вместо свечей звёзды. Вместо ковров небо. Вместо придворных скрипачей деревенские грайеки наяривают мелодии развесёлые. Бубны ряженых тёток им вторят старательно. На славу расщедрились господа, ясновельможные хозяева, и тут столы ломятся от лакомств, от которых челядь весела да пьяна. Дурманит ароматом каша ячневая с кошанкою запечённая. Капустник в котле наваристый на говяжьих нагуленных мослах-хочешь ложкой черпай, хочешь полную плошку наполняй. Горой лежат аппетитные с пылу-жару гречаники. Окуньки до хруста зажаренные. Грибки разномастные отваренные. Лепёшки ржаные с мёдом вприкуску-десерт. За уши не утянешь от лакомства этакого. Что девкам и бабам зрелым, что хлопцам и мужикам дворовым-на выбор две бочки пива, чёрного и светлого.

Пей, веселись да в свинью не превратись. Как бы, не так! За молодых выпить лишок-это вовсе не грешок! Уже к полуночи по задворкам раздаётся сладкое сопенье да умиротворённое хрюканье. Хорошо, если перебравшие хмельного на соломку успеют припасть, а то будут, вон, как те, нищие бродяги, под забором лежать.

А за воротами, у стен дворца своё пиршество. Тут устроились прямо на стылой земле бродяги убогие. С ранами кровавыми незаживающими, гнойными глазами подслеповатыми, на войнах калеченные, кто без рук, кто без ног. Худющие, грязнущие, в сермяжные лохмотья тела свои голые кутают. «Эээх, жизнь, хороша, зараза-гуляем!»-веселится сей народец, не унывает. С панского плеча перепало:каравай хлеба ржаного, куча костей господами обглоданных и целый котёл просяной каши на воде пареной. Ко всему этому великолепию дворовые людишки (бог милостив!) миску квашеной капусты вынесли да щедрый хозяин два ведра подкисшего пива поставил. Чуть не подрались за плохонькую выпивку, но всем досталось хлебнуть.
 
Крякали мужички, кудлатые бороды утирая:»Обожрались-то в кои веки вдосталь!», а бабоньки причмокивали беззубыми ртами:»Эх, давно так не радовались. Благодать!». От сытости животишки повздувались, от хмеля дармового головушки затуманились. Чей-то дрожащий голосок про любовь да счастье робко затянул. Нестройными голосами подхватили нищие, охрипшие, простуженные. Чем не славное пиршество!

Соединились два богатейших рода Великого княжества Литовского:единственный сын князя Льва Ивановичи Сапеги от первого брака торжественно обвенчался с единственной наследницей дворянина Кшиштофа Веселовского. Хорошо погуляли, надолго запомнится веселье! Грошиков на свадьбу ясновельможные паны не пожалели.

Продолжение - http://www.proza.ru/2016/07/04/1726