Дикарка

Это был праздник Земли и Плодородия, мужчинам на нем не место. Женщина дарит жизнь всему сущему, поэтому и просить богов о плодородии должны только женщины. На берегу океана издревле была широкая каменистая ровная площадка, окруженная джунглями, на которой и проходил обряд обращения к богам. В центре – естественное возвышение, как алтарь, на нем будет служить верховная жрица. А мы, девушки в возрасте от 15 до 25 лет, будем образовывать круг, держащий факелы. Обряд должен начаться вечером, и к полуночи, когда он будет завершен, когда верховная жрица, перед лицом океана, на закате, произнесет слова, мы вернемся в селение, где будет пир до утра. Нас было двенадцать, верховная жрица – тринадцатой. Все одеты одинаково, перед богами все равны. Волосы распущены по плечам, длинные юбки до земли, грудь обнажена. Золотые украшения вплетены в волосы, на шее, на щиколотках и запястьях – золотые браслеты. Все босиком, так лучше ощущается единение с землей и природой, когда чувствуешь каждую травинку под ногами, теплоту нагретой за день солнцем земли, твердость и неровность каменистой площадки, символизирующую земную твердь. Незадолго до заката, пока с потушенными факелами, мы тронулись в путь из деревни, где вовсю шло приготовление к пиру.
Как только мы построились, образовав круг, верховная жрица поднялась на импровизированный алтарь, наши факелы зажглись, осветив нас. Они появились внезапно, тихо и бесшумно, из темноты леса. Вечернюю тишину, нарушаемую только рокотом прибоя, разорвали женские крики и грубый мужской хохот. Их было много, намного больше нас. Кажущихся огромными, в живописных лохмотьях, вооруженные, с сетями и веревками в руках. В первые секунды я оторопела, но я всегда славилась неплохой реакцией и быстротой отличной пловчихи. Перепуганные жрицы метались между разбойниками, которые быстро заполонили нашу площадку. На земле валялись горящие факелы, раздавались перепуганные крики девушек. Ко мне побежали сразу трое, двое из них тащили раскрытую сеть, третий разматывал в руках веревку. Так, чтобы я сильно испугалась, так нет, мозг и тело заработали помимо моей воли. Рывок в одну сторону, и сеть летит мимо, сразу присесть, и над головой просвистела веревочная петля, разминуться с раскинувшим руки мужчиной, и бегом в лес. Там, в темноте, в знакомом с детства лесу, я точно потеряюсь. Дыхание сбивалось на бегу, пот по лицу, вот теперь стало страшно по-настоящему, сердце колотилось как в лихорадке. До леса все ближе, вот они, спасительные деревья, еще рывок, за спиной тяжелое дыхание преследователей, крики девушек. И вдруг резкий рывок, и я валюсь на землю, больно ударившись и проехав еще по некстати подвернувшейся луже. Не успеваю встать, как на меня наваливается тяжелое тело, от него пахнет металлом, кожей, оружейной смазкой, потом. Вырываюсь, брыкаюсь, кусаюсь и царапаюсь, как кошка. Но удар в живот вышибает дыхание, чье-то жесткое колено придавливает к земле, сильные руки заламывают мои за спину, и грубая веревка врезается в запястья. Связывают меня быстро и жестко, когда руки оказываются связаны, перестаю сопротивляться, все равно бесполезно, через мгновения и щиколотки стянуты веревкой. Сильные руки рывком садят меня. Смотрю на того, кто меня поймал, тяжело дышу. Нет, это тот, кто гнался за мной. Наверняка поджидал в лесу, умный оказался. Он молод, высок и строен. Длинные белокурые волосы заколоты в хвост, холодные, как лед, голубые глаза, мужественный рот воина и любовника. В живописных лохмотьях, высоких сапогах, весь обвешан оружием. Властный, жесткий взгляд. Явно не простой разбойник, слишком гордая и властная осанка. С удовлетворением отмечаю глубокие кровавые царапины на небритой щеке от моих ногтей. Он тоже с интересом меня рассматривает. Тем временем к нам подбегают мои неудавшиеся преследователи. Он что-то, властно, недовольно выговаривает им на незнакомом мне языке, показывая пальцем на лес, на меня, на площадку. Те виновато молчат, и видно, что им не по себе. Наконец, он опять смотрит на меня и неожиданно улыбается.
- Бойкая девчонка, - говорит он, и с удивлением я понимаю его, да, акцент очень чувствуется, но разговаривает он на моем языке, - еще немного и сбежала бы. Вы понимаете, болваны, добеги она до их селенья, и здесь было бы полно дикарей.
Опять виноватое молчание в ответ. Главарь окидывает их ледяным взглядом и делает знак. Грубые руки подхватывают меня с земли и волокут на площадку. Там уже горит костер, ночь вступила в свои права, а луна еще не взошла. Девушки лежат на земле, связанные по рукам и ногам. Все тринадцать. Никому убежать не удалось. Вокруг них с довольным видом расхаживают разбойники. При появлении их предводителя разговоры смолкают, он знаком велит развязать пленницам ноги и поднять их. Когда его приказ выполнен, плач и рыдания прерываются коротким ударом плети, он подходит к каждой из моих подруг, поднимает голову за подбородок, долго рассматривает тело, иногда заставляет открыть рот и проверяет зубы, иногда трогает обнаженные груди. Наконец, осмотр окончен. Он отдает короткую команду. Мои подруги стоят, понурив головы, руки стянуты за спинами, молчат, опасаясь нового удара плети. Разбойники теперь деловиты и методичны. По двое подходят к каждой. Один снимает все золотые украшения, сдергивает юбку, оставляя пленниц обнаженными. Второй тем временем захлопывает на шее тяжелый металлический ошейник с двумя приваренными к нему кольцами. Заводит руки за спину и надевает тяжелые наручники. Девушки не сопротивляются, все равно, это бесполезно. Потом их построили по росту и приковали их ошейники один к другому тяжелой длинной цепью, превратив их в вереницу закованных, обнаженных пленниц. Я удивлена, я по-прежнему лежу на земле, связанная по рукам и ногам. Ко мне последней подходит предводитель, опять непонятно улыбается.
- Ты единственная, кто почти убежал, - произносит он, - и дралась ты отчаянно, мне даже понравилось. Пожалуй, тебя я поведу на наш корабль сам.
Не знаю, радоваться мне или нет, поэтому просто молчу. Не могу сказать, что отличаюсь какой-то редкой красотой, но вроде бы не уродка, многие наши парни хотели бы со мной встречаться, неоднократно делали предложения поплавать вместе или сходить в город, но я мягко всем отказывала. Одно могу сказать о себе, никто еще не тронул моего сердца, поэтому я оставалась одна, привыкла к самостоятельности, и характер у меня бывает не очень мягким. Тем временем его сильные руки сняли путы с моих рук и ног и подняли на ноги. Потом я подверглась такому же унизительному осмотру, как и мои подруги. Только мне показалось, что его руки задержались на моей груди дольше, чем у остальных, и в глаза он смотрел долго и внимательно, а когда я выдержала его взгляд, голубой лед в его глазах чуть подтаял и там заиграли огоньки смеха. Разбойник снял с меня мои украшения и небрежно бросил их в общую кучу. Ему подали тяжелые наручники, но в отличие от остальных девушек он сковал мне руки спереди, я вполне ощутила их тяжесть, пошевелила запястьями, соединяющая их цепь глухо звякнула. Звуки плена. Потом на моем горле защелкнулся тяжелый стальной ошейник, он не давил, не жал, но я все время ощущала его холодную стальную беспощадность на шее. К нему он пристегнул короткую цепь, второй конец зажал в руке. Потом обратил внимание на остальных пленниц.
- Девки, слушайте меня, - со своим жестким акцентом сказал он, - отныне вы все – рабыни. Мои люди отведут вас на наш корабль, и на ближайшем рабовладельческом рынке вы будете проданы. Если будете доставлять нам беспокойство по дороге, плети у нас тяжелые, а трюм глубокий. Но если будете вести себя хорошо, я продам вас в хорошие руки. А теперь – пошли.
Подавляя рыдания, караван моих подруг тронулся с места. По обеим сторонам каравана шли разбойники, негромко переговариваясь между собой и время от времени подгоняя пленниц ударами плети.
Главарь поворачивается ко мне и дергает цепь.
- А тебя, драчунья, я подумаю, продавать или нет. Пошли.
Рывок цепи заставляет сдвинуться с места и идти за ним. Идти почти в полной темноте, закованной в цепи, босиком, в ошейнике, страшно и жутко, но и волнительно. В голове бьется мысль, что отныне я рабыня. Но он мне нравится, по крайней мере, страх притупляется. Иду, иногда он дергает мою цепь, заставляя менять направление. Остро ощущаю каждый камешек под ногами, ветви деревьев, которые иногда хлещут по обнаженному телу, тяжесть оков на руках и на шее. Я рабыня.
Довольно быстро мы выходим на берег океана, на песке разбойников ждут лодки, в которые они быстро грузятся и плетями загоняют в них пленниц. Резкие, короткие удары весел, и лодки несут нас к стоящему на якоре в бухте кораблю. Поднявшись на борт, предводитель дает приказ сниматься с якоря. Все, кончилась свободная жизнь. Он обводит взглядом притихших и испуганных пленниц.
- Этих – в трюм. – короткая команда. – А эту, - рывок моей цепи, - приковать на палубе.
Цепь от моего ошейника прикрепляют к какому-то кольцу в небольшом закутке. Она короткая, приходится ложиться на доски, чтобы не стоять на четвереньках, что очень неудобно со скованными за спиной руками. Устраиваюсь поудобнее, подо мной колышется корабль, я слышу плеск волн, надо мной огромный черный шатер ночного неба с огромными звездами. Странные мысли лезут в голову. Может, именно этого я ждала всю жизнь, что меня похитят и увезут из опостылевшей деревни? Корабль и его голубоглазый капитан везут меня в рабство, навстречу судьбе.