Диссонансный когнитив

                Зеленоглазой Готфрик, единственной из евреек вирта, о ком осталось в памяти лишь хорошее
     Чародей поневоле Кристофера Сташеффа мудацкий аристократ Родни д*Арман, как известно, был влюблен в ведьму Гвендайлон, способную по желанию, гнездящемуся в маленькой шишечке вверху разреза нежно-розовых и вечно влажных складок, напоминавших гражданке Арсан морскую раковину, а профессору Капице - пятый том Брокгауза и Эфрона, оборачиваться то мышкой, зеленоглазой и веселой, то синичкой, трепещущей хвостом на железной голове лошадиного робота Векса, то паучком, танцующим по выцветшим нитям гобелена с некогда красочным портретом Жозефины Маутценбахер, причем, одинаково любил ее в разнообразных ипостасях форм и видов, до жути переживал и, вообще, дрожал требухой. На то она и требуха, чтоб дрожать, как на то он и холокост, чтобы помнили и радовались. Романтизм хренова путешественника по заброшенным планетам, еще не приобщившимся к тайному приобщению Криштиану Роналду, не раз заносил носителя совести и новых технологий в мутные ситуации, на заброшенные сеновалы, болотистые выселки и заросшие колючими кустарниками из рода жимолостевых проселки, ведущие, как обычно, в никуда, что не мешало им, проселкам, существовать, время от времени прикидываясь дорогами, закутанными в асфальт в обрамлении тусклых фонарей, неоновоогнистых закусочных и забегаловок, где в каждой тощая Биркин лезла себе в анус, поправляя сбившиеся трусы, швом угодившие в нечистую дырочку, восхитившую доктора Гонзо, готового без раздумий и за любые десять центов прикупить по щедрости разухабистой полинезийской души просроченный лимонный пирог, заплесневелой корочкой лыбящийся в рожи возможных покупателей между пережаренным куриным крылышком и земляным орехом арахис, страшным, невнятным, ужасающим непонятностью орехом, кожурястым и с маленькой пимпочкой в башке, обдолбанный журналист читал в ртутном свете потолочных плафонов колонку спортивных новостей " Лос- Анжелес Тайм", вяло прикидывая шансы Счастливчика и Амалафриды в третьем заезде, гандикапе, конкуре, нащупывал в тесном кармане джинсов смятый полтинник грязно-серого цвета, сомневаясь и не решаясь кинуть его в первой же попавшейся на пути к мечте букмекерской конторе в морщинистое лицо старика-ирландца, принимавшего ставки уже пятьдесят лет и повидавшего всякого. Родни заскакивал в пункты общественного питания капиталистического яркого мира, суетливо расплачивался за стакан затхлого молока, залпом выпивал его, торопясь на последний сеанс в кинотеатр для автомобилистов, где на левом экране вторую неделю шел заезженный " Венок из незабудок", а на правом сисястая Рита Хайуорд тщетно примеряла личины Жанны д*Арк, будучи самой обычной американской колхозницей из сельскохозяйственного штата Арканзас, ходившей по субботам на танцы, организованные общиной трудолюбивых мормонов, людей и человеков. Родни вздрагивал от отвращения, ловя себя на простейших, как амеба, ассоциациях, вспоминая глупый реготок местного Лени Куравлева, танцующего, в то время, когда надо петь и эшелоны. Межзвездный странник вихляющей походкой уставшего от предсказуемости и глупости окружающей среды транзитного пассажира выбегал вон из закусочной, содрогаясь от спазмов, привычно скрутивших желудок, выблевывал только что выпитое молоко, плача и хохоча, проклиная себя за недостойные надежды встретить достойную ведьму, подобную пропавшей без вести блондинке и толстушечке Гвендайлон, верной и честной со своим любимым, как была верна фюреру Ева, или хотя бы эрзац-заменитель черноглазой колдуньи, три года назад выдергивавшей его из оморока притаившейся у порога смерти, игравшей с ним, заботливо и бережно каждую ночь. Родни запрыгивал на Векса, трансформировавшегося в красный " Шеви" пятьдесят пятого года, дабы не пугать стальным топотом мордатых офицеров дорожной полиции, голосующих на обочине хиппи, бредущих также в никуда, и стремительно летел среди забитых дегенеративными школьниками мини-вэнов, черных " Геленвагенов" выпускников Куантико, открытых родстеров и кабриолетов с уе...ными киевлянками, Любовями Успенскими и Лизами Готфрик, унылыми, предсказуемыми, надоевшими за два месяца до железисто - медной оскомины, осененными талантом, не посчитавшего нужным хоть на миг навестить аристократа и авантюриста " ПЕСТ", целиком и полностью убывшего, бля, к еврейкам, видимо, столь нехитро даровав им малую награду за мифический холокост и когда эшелоны.  Родни включал магнитолу, кошачьи голоса красавчика Ино и Палленберг на четыре минуты успокаивали взбудораженный нелепыми сомнениями и неоправданными парадигмой и когда эшелоны надеждами разум межгалактического шпиона, но следом вылезали уродливый Уэйтс, хриплый и мертвый Кокер, баритонистый и тоже мертвый Пресли, голубоглазый и опять же мертвый Синатра и властно низводили весь прошедший день к одной-единственной фразочке, отчего-то помещенной Алигьери на зеленоватую медной патиной табличку, кокетливо накренясь украшавшую врата ада. Еще один день, еще одна ночь. Три минуты истинного блаженства от мимолетной встречи с чем-то редким, изысканно-тонким, оставившим по себе печальный привкус настоящего волшебства.