Самолет

Самолет опаздывает, и ты вынужден коротать часы, сидя в душном зале ожидания, запертый со всеми. Утро началось сегодня слишком рано и безумно хочется спать, клюешь носом, но рядом начинают хрустеть полиэтиленом и в сотенный раз перебирать вещи в своей клади. Вздыхаешь. Вспоминаешь, как было хорошо эти две недели: солнце, соленый бриз, крики птиц, но главное - долгожданная, всепроникающая тишина. Отключенный телефон и никаких звонков, вот что теперь для тебя счастье, а когда-то ты думал, что оно выглядит совершенно по-другому. Тогда деревья казались большими, люди добрее, а дел было на несколько порядков меньше, а сейчас каждая минута съедена каким-нибудь «нужно», они конечно не непонятная суета, на манер рефлексии дамы с багажом, которая до сих пор не прекратила заниматься чертовой компановкой, но и жизни бьющей ключом, в них ты не видишь – рутина. Все становится рутиной, если долго ей заниматься. Любое дело, каким бы захватывающим поначалу оно не казалось, с годами затирается и перестает блестеть. И мы вместе с ним.
Сидя с такими мыслями, хмуришь лоб и пристально вглядываешься в шов плитки на полу. Это не кризис среднего возраста, у тебя есть всё и даже больше, ты пожизненно доказал себе самому, что чего-то, да стоишь, и тебе вторит твоя семья, которой можно гордиться, конечно с небольшими семейными дрязгами, но у кого их нет? Твое движимое и недвижимое имущество, твое дело, говорят тебе, что есть ведь, есть чем гордиться! – Но ты, уставшим взглядом вперившись в этот шов, сидишь и дышишь так, будто тебе не тридцать, а все шестьдесят. «Все что мог, одолел, да вышел весь.»
Что нужно сделать, чтобы гнетущие мысли, сгнившие, перебродившие и почерневшие от времени, перестали ползать из правого в левое? И мы начинаем придумывать невозможные хобби, мы давим до упора на педаль газа в послеполуночное время на трассе под лязгающие звуки авто-акустики, мы становимся скандалистами и невротиками, мы придумываем себе кучу дел, лишь бы сбежать хотя бы на мгновение, лишь бы спрятаться, укрыться, как покрывалом, всем этим. Но как только дверь в квартире закрывается на ключ, и мы в ней остаемся одни, реальность расплющивает нас, и мы остаемся сидеть в кресле, смотря в никуда, пустыми стеклянными глазами.
На сколько различны эти две жизни?! Эта карнавальная эстетика для других - где мы гладко-выбриты, свежи и полны сил для новых свершений, Мир без границ, Мир возможностей и перспектив, светящий неоном рекламы, лоском волос, бликами отполированных ботинок, машин, часов, украшений, и жизнь вторая, где ты размазан и обессилен на столько, что даже встать с постели не можешь, а главное, даже не понимаешь, зачем это тебе!
Упрямая воля, по военному ультимативная, требующая немедленно выбора и движения как воздуха затащила тебя туда, где ты есть, и ты так надеялся, что она спасет, пускай не тело, но душу от увядания. Но в остатке ты сидишь в этом аэропорту и уже начинаешь злиться на эту дамочку, на диспетчеров, на погоду.
- Да, Господи, хватит уже! Прошу Вас! – говоришь ей, пересаживаясь на другое место, она непонимающим, испуганным взглядом провожает тебя и как только оказывается за пределом радиуса поражения, что-то говорит тебе в спину… Да и плевать.
Нужно в бар, на часах девять - рановато для алкоголя, но без него у окружающих есть большой шанс, говоря по-русски, «нарваться».
- Коньячку сто.
- Простите, но мы не продаем алкоголь до десяти часов, - чеканит девочка за стойкой.
- Вы, что тут?! Совсем ахерели?! – срывается у тебя с губ. И это начало конца, теперь каждое слово будет лишь раскручивать твой гнев, - Сначала Ваш самолет не прилетает вовремя! Теперь ты мне еще говоришь, что Вы что-то не продаете?! - секунду висит эхо твоего возгласа, наступает тишина, а спиной чувствуешь пару десятков глаз зевак.
- Простите, это правило компании, - оправдывается она, тон резко поменялся. Тон всегда резко меняется, когда разговор приобретает ненужные обороты, - Могу Вам предложить холодную газировку.
- Давай газировку, Компания,- та быстро и нервно исполняет. Писк оплаты карты.
На мгновение всем показалось, что что-то будет, но нет, ничего не было, лишь звук открывающейся бутылки, и ты снова садишься ждать самолета…