Вместе прорвемся!

                Часть третья

Проснувшись утром, я увидела, что Анри уже встал и что-то старательно строгает. Я спросила, в чем дело.
-»Нам надо отделаться от твоих ужасных друзей, - ответил француз, - я думаю, они нас преследуют, потому что не погребены». - «Хм… Дельная мысль. Но ведь они засыпаны снегом. Мы не можем их нормально похоронить», - сказала я. - «Давай хотя бы поставим крест на том месте, где они лежат под снегом. Может быть, это поможет», - сказал Анри.

Что ж, надо попробовать. Пока француз мастерил крест, я приготовила завтрак. Подкрепившись, мы вместе понесли крест, сбитый из двух досок от стола ржавым гвоздем, который, видимо, раньше служил вешалкой. Водрузив крест на огромный снежный завал, где покоились несчастные ребята, я прочла короткую молитву. А к дереву, стоявшему неподалеку, обрывком веревки привязала фото мужа и ребенка Сонечки.

 Постояв немного перед импровизированной могилой, мы отправились на заимку. Надо было собираться в путь. Как резонно заметил Анри, искать будут не заимку, а самолет. Мы обязательно должны добраться до него!

Я осмотрела одежду Анри. Да-а-а. Никак не для Заполярья. Вытряхнув содержимое рюкзака Сонечки, мы нашли там запасную курточку — розовую, с рисунком в виде мишек Тедди; а также свитер, теплые носки и рейтузы.

Процесс примерки был первым светлым моментом в нашей жизни на заимке. Первым делом Анри натянул свитер. Затем попытался надеть розовую курточку, а поверх — свою, кожаную. Но зауженная, приталенная французская курточка с трудом налезала даже на свитер, а уж на розовую курточку — ни в какую. Пришлось поменять курточки местами. Женские рейтузы кое-как удалось надеть под джинсы, а вот носки никак не помещались в сморщенные, деформированные ботинки. Пришлось надеть носки поверх ботинок, а сверху еще соорудить бахилы из кусков полотенца.
Другим полотенцем мы примотали слишком просторный капюшон, созданный для шика, но никак не для тепла.
 
Наконец, Анри был полностью экипирован. Осмотрев его, я заметила, что приблизительно так выглядели солдаты Наполеона, отступающие из Москвы. Француз оказался человеком с юмором и даже попросил меня запечатлеть его в разных ракурсах на его роскошную зеркалку, которую он даже во время падения самолета прижимал к сердцу и потому спас от повреждений.

Выглянув за дверь, мы увидели, что начинается пурга. - «Будем пережидать?», - спросила я. -»Это было бы разумно. Но, во-первых, эти мертвецы… А во-вторых, искать будут самолет, а не заимку. Нам во что бы то ни стало надо  добраться до него! Здесь всего-то 5-6 километров! Вдвоем прорвемся!», - сказал Анри. Ну, что ж. Нас, как говорится, водила молодость в сабельный поход. Сколько было уже совершено глупостей! И ничего — я до сих пор жива. И мы решились.

Когда Анри сделал первые несколько шагов в снегоступах, я поняла, что дорогу торить предстоит мне. Бедняга Анри в снегоступах был вынужден идти враскоряку. Розовая курточка с мишками и полотенца на ногах и шее едва давали ему возможность двигаться. Лямки Сонечкиного  рюкзака были ему тесноваты, хоть мы их и ослабили максимально.

И мы тронулись в путь. Казалось бы — расстояние небольшое. Но если бы была нормальная дорога. А так — мы медленно, с трудом продвигались вперед. Пурга усиливалась, колкий снег летел прямо нам в глаза. Видимость всё ухудшалась, хоть еще и не стемнело. А потом послышался волчий вой.

У нас нет оружия, кроме моего топорика. Мы не сможем сейчас быстро развести костер. - «Анри, прибавь ходу!», - закричала я, понимая, что от волков все равно не убежать. Но мы торопились, как могли. Оглянувшись назад, я увидела вдали волков. Первый из них бежал, низко опустив голову, вынюхивая наши следы.
Да-а-а. Недалеко же от моих товарищей суждено нам уйти… В этот момент я поскользнулась, и одна моя лыжа въехала в какую-то яму. Пытаясь выбраться, я, наоборот, провалилась в эту яму целиком.

 Волки были уже совсем близко. Раздумывать было некогда. Я высунулась из ямы, схватила за руку Анри и втянула его за собой. Вслед за Анри в яму всунулась волчья морда. Я изо всех сил рубанула по ней моим топориком. Волк завизжал и отпрянул. Снаружи ямы началась возня, послышалось рычание: волки терзали своего раненого товарища.

Я включила фонарик. Мы находились в какой-то странной норе, но явно не звериной. Яма была вырыта человеком и им же немного обустроена. Самая ценная находка — это щит, сколоченный из досок и служивший, по-видимому, дверью. Мы с Анри с силой вдавили эту дверь в отверстие входа и привалили двумя большими камнями, лежащими здесь же.

  Отдышавшись, мы рассмотрели яму, в которой оказались. Наверняка она иногда служила кому-то убежищем. На земле был навален еловый лапник, на котором кто-то когда-то спал. Поверх лапника лежал драный ватник. В углу — закопченная алюминиевая кружка. Разумеется, ни окна, ни очага здесь не было. Но воздух сочился сквозь щели в щите, заменившем нам дверь.
 
-»Уже темнеет. Волки не уйдут, пурга так быстро не закончится. Придется здесь заночевать», - сказала я.

Мы достали из наших припасов сухари и обледенелую колбасу. На чай нечего было и надеяться. С трудом пережевывая наш скудный ужин, мы рассуждали о том, какое расстояние удалось пройти. Хорошо, если половину пути до самолета. Я достала радио. И мы услышали информацию о том, что поиски французского самолета временно прекращены в связи с пургой. Я выключила приемник. Батарейки надо экономить, запасных нет.

Снаружи выл ветер. Волки, видимо, насытились и ушли. Холод пробирал до костей.  Мы достали из рюкзаков спальные мешки: мой и Софочкин. Соединили их молниями в один «агрегат» и улеглись на чужой вонючий ватник, прижавшись друг к другу, как сиамские близнецы.

-»Ничего», - прошептал Анри с акцентом, - , вдвоем прорвемся».

                * * *

Проснувшись, я в полутьме нашего убежища увидела перед собой лицо Анри. Он еще спал. И я с удовольствием рассматривала иноземные черты. Ну, до чего красив! Необычной, непривычной красотой. Сросшиеся брови, ресницы густые и длинные, как у девушки, смуглая кожа, квадратный подбородок с ямочкой. Анри улыбнулся и открыл глаза. - «bonjour !», - сказал он. - «Доброе утро!», - ответила я.

Снаружи было тихо. Выглянув в щель нашей импровизированной двери, я увидела снег, ярко освещенный солнцем, и никого вокруг.

С трудом мы с Анри смогли открыть нашу «дверь»: снаружи её завалило снегом почти доверху. Зато тишина и видимая безопасность очень радовали. Не без труда разведя костер, мы смогли, наконец, насладиться горячим завтраком и поспешно тронулись в путь.

По дороге мы заметили еще одну яму, похожую на ту, в которой провели ночь. Кто и зачем их здесь выкопал? Во всяком случае, спасибо ему, его убежище спасло нас!
После нескольких часов изнурительного пути мы, наконец, увидели самолет. Он лежал среди деревьев на боку, со сломанными крыльями, уже изрядно засыпанный снегом.

Анри бросился  нему, как к родному. С трудом открыв примерзшую дверь, он пригласил меня внутрь. В самолете было, казалось, еще холоднее, чем на улице. В кресле пилота лежал, откинувшись, погибший летчик. Я робко предложила Анри взять одежду и  обувь пилота. Конечно, неприятно, но речь идет о жизни… Но Анри так энергично  замотал головой, и такой ужас был в его взгляде, что я решила об этом больше не говорить.

-»Надо его похоронить. А то будет, как с нашими», - сказала я. Анри достал из ящика парашют, мы завернули тело и вынесли наружу. Раскопав, насколько возможно, снег, мы погребли беднягу и соорудили над ним крест из связанных веревкой палок.

-»Надо выпить за упокой его души», - сказал Анри. - «Надо. Сейчас согрею чайку», - согласилась я. - «Нет, нет! В кабине есть кое-что получше!», - сказал Анри. Мы опять полезли в кабину. Анри открыл небольшой ящичек и достал початую бутылку коньяку и два пластмассовых стаканчика. Он разлил по стаканчикам коньяк, мы чокнулись и выпили. Анри обнял меня . - «Нас с тобой обоих бросили. Мы вместе пережили это полярное приключение. Теперь мы должны быть вместе, Таня! Скоро нас найдут… Он принялся целовать меня и попытался расстегнуть молнию на моем комбинезоне. Я, слегка опьяневшая, слабо отталкивала его руку, бормоча: - «Может, у вас во Франции так принято, а у нас — не принято...».

В этот момент раздался звук вертолета. Мы выскочили из кабины. Увы, мы слишком увлеклись, слишком поздно услышали вертолет. Он уже улетал, не заметив засыпанный снегом самолет. - «Какие же мы дураки!, - завопила я, - надо было стряхнуть с самолета снег!». - «А с вершин этих огромных елей как ты его стряхнешь?, - спросил Анри, - нет, надо выложить на открытом месте слово «sos». - «Чем выложить?», - спросила я. - «Нарубим веток...», - начал Анри. - «Ага, и их сразу занесет снегом. Нет, надо всё время дежурить, прислушиваться, и, когда они снова прилетят...» . - «А ты думаешь, они прилетят? Они ведь уже обследовали этот участок», - обрадовал Анри.

Мы решили осмотреть снегоход, который лежал в самолете. Может, он цел?
Увы. Как прокомментировал Анри, снегоход получил «повреждения, несовместимые с жизнью». Однако полозья снегохода, хоть и были тяжеловаты,  но могли заменить лыжи, на них можно было скользить, а не шагать враскоряку.

Разумеется, мы надеялись, что за нами все-таки прилетят. Но какое-то нехорошее предчувствие заставляло нас готовиться к худшему.

Анри еще раз осмотрел радиоаппаратуру, бортовой компьютер, а также два мобильных телефона, имевшихся на пульте. Безнадежно.
Мы решили подождать сутки, послушать радио,  а если надежды не останется — придется как-то добираться до людей самим.

Этот день прошел в трудах. Анри отвинчивал полозья от снегохода и пытался совместить их со своей импровизированной обувью. Я осматривала самолет в надежде найти что-то полезное. Нашла ракетницу и коробку с четырьмя ракетами, два парашюта, небольшой запас спиртного,  пару пачек печенья, банку кофе. Пожалуй, канистра с керосином тоже могла пригодиться. Подробная карта местности не обещала нам легкого пути. Единственный объект, дающий надежду на встречу с людьми на всем пути до моря — рыбозавод.

Потом я произвела ревизию наших продуктовых запасов. -»Хватит на двоих на шесть дней, если не экономить. Но, думаю, при благоприятных обстоятельствах до моря мы дойдем недели за две», - сообщила я Анри. Он посмотрел на меня, хлопнул себя по лбу и полез куда-то под потолок. Открыв люк, он достал оттуда ящик и передал мне.

 Заглянув в ящик, я ахнула: ровными рядами там стояли аккуратные маленькие баночки с фуа-гра. Анри пояснил: это на сувениры . Я побагровела от  стыда. Я кричала — пусть он этот гадский паштет засунет себе…, что наш гусиный паштет не хуже, и нечего кичиться, что знаем мы, как они гусей мучают,  что европейцы зажрались… Анри сначала пытался взять меня за руки, чтобы я ими так опасно не размахивала, а потом молча встал на колени. Мне стало стыдно. Я села рядом с ним на пол и так мы молча сидели, обнявшись, пока холод не заставил нас вновь двигаться.

Начинало темнеть, и надо было опять предпринимать усилия, чтобы не  остаться здесь лежать навсегда,  рядом с пилотом. Я расстелила на полу самолета парашют (получилось несколько слоев), затем опять соорудила «агрегат» из двух спальников, поверх которого положила второй парашют, разложив его в виде одеяла.

В это время «в лесу раздавался топор дровосека»: Анри оказался не изнеженным ленивцем, а вполне нормальным парнем, и по собственной инициативе пошел за дровами. Затем натопил снега и сварил кашу.

В самолете был даже маленький складной столик. На нем я разложила сухари, тушенку, открыла одну баночку фуа-гра. Анри плеснул в кружки символическое количество спиртного.

 -»Жаль, что света нет. Знал бы — запасся бы свечами».

Я с нескрываемым удовольствием снова напомнила ему о русской материальной культуре и важности посещения музеев. Рассказала о таком полезном приспособлении как «лучина». Взяв топорик, быстро соорудила поставец, наколола лучин, и скоро язычок пламени замерцал во тьме.

-»О, ужин при свечах! Романтика! Давай споем!», - предложил Анри. И мы затянули «Марсельезу: он — по-французски, я — по-русски. Потом — гимн России. Тут Анри только подпевал. Но выяснилось, что он знает наизусть «Подмосковные вечера»! Нежная лиричная мелодия заставила нас окончательно забыть стычку по поводу фуа-гра. Ани начал мечтать, как пригласит меня в Ниццу, и мы вместе окунемся в лазурные волны… -»Туда, куда ты окунался уже с этой...мисс Ницца?» - я вспомнила пышную Нелли - «нет уж, давай лучше ты к нам. Сядем на теплоход — и по Волге»…

Совсем близко раздался волчий вой. Мы посерьезнели. - «Эти гады не отстанут. Здесь нет оружия?», - спросила я. -»Нет. Но, возможно, завтра нас спасут», - ответил Анри. Я достала радиоприемник и начала ловить новостные станции. Нам не удалось ничего услышать о поисках нашего самолета. Но мы услышали другое: в этих краях скрывается уже второй год маньяк, убивший нескольких женщин! Он был в прошлом году пойман и посажен, но сумел бежать. Теперь скрывается в тайге, роет себе норы и постоянно переходит из одной норы в другую. А так как в здешнем чистейшем воздухе звуки разносятся на много километров, то разыскиваемый всегда слышит и звук полицейского вертолета, и звук моторки (летом) и успевает уйти. Слушателей предупреждали, что маньяк вооружен и готов на любое преступление.

- Так вот в чьей норе мы вчера ночевали!, - сказала я. Ну, нам он не страшен. Вместе прорвемся!».