Весна Антона

        Голос из динамика шипящими помехами объявил о том, что состав подъехал к станции «Парк Победы». Грузный вагон в советской деревянной отделке, выкрашенной в цвет мочи нездорового человека еще несколько раз заметно качнуло, и два ряда дверей по очереди распахнулись.
        Тут же в поезд ворвался поток ветра. Это тот особый вид ветра, который бывает только в метро. Он строго подчиняется правилам метрополитена, никогда не меняет своей температуры и всегда пахнет тайнами тоннелей метро.
Антон сделал шаг вперед, и остановился сообразить в какую сторону ему идти дальше. Такую роскошь в метро можно позволить себе только воскресным утром. В другой день толпа просто снесла бы его сначала своей массой, а потом тяжелыми матюгами спешащих работяг и клерков.
        Антон совсем не заметил прохладного дуновения. Ветер за трепал полы его короткого, потерто-черного пальто до колен, и лицо, которое итак уже вторую станцию заливалось холодным потом. Его глаза с вялой плавностью двигали взгляд по мраморным стенам вестибюля в поисках таблички «Выход в город». Спустя несколько секунд, подошвы его потрепанных кед, хрустнув по платформе песком, поплелись в сторону эскалатора.
        Лампы вдоль балюстрад выводили Антона из себя своим мельканием, он одел черные хипстерские очки, которые сотнями тысяч штук привозили из Китая интернет магазины, обещая счастливому потребителю качество оригинальной продукции на сущие копейки. Вообще ему было глубоко наплевать на все эти страсти, просто он не мог терпеть, когда его зрительные нервы терзали вспышки яркого света. Он считал эти злосчастные штыри плафонов ламп, и ждал, когда они перестанут проплывать мимо него, выпустив на свободу улицы.
        В руках Антон сжимал черную дерматиновую сумку на одной лямке, перекинутую через плечо. Такую же поношенную, как и его кеды. Сумка была почти пустой, в ней лежал всего один предмет, разобранный и заботливо уложенный и завернутый в наволочку от подушки. Но тем не менее этот предмет тяготил Антона, сдавливая его грудную клетку тяжестью, рождающих собой сомнений. И лишь холод этого самого предмета, вызывающий скользкую испарину по всему телу, он сейчас мог чувствовать.
        Эскалатор с ворчанием складывал ступеньки. Уже виден живой свет в конце тоннеля.

        «Все решено. Отступать поздно. Скоро все закончится..»

                ***

        Улица встретила Антона порывом настоящего ветра, едва теплого. В нос ударил запах ранней, но уже начинающей крепнуть весны. Запах сырой земли, оттаявших фекалий, и, так и не успевшей за целую осень до мороза, сгнить прошлогодней травы. Солнце лизнуло по стеклам очков, и Антон спрятал глаза, опустив голову. Он обошел круглое здание метрополитена сбоку, и направился в парк. Водоемы в парке были все еще стянуты худеющей рябью льда, и тем не менее, в тут еще сильнее и отчетливей пахло возрастающей весной. Запах всех этих выползших из-под снега трупов - напоминаний прошлогодней осени, снова становился свежим под лучами молодого солнца. Для себя Антон определял этот запах, как запах парного мяса только что освежеванного теленка.
        Он еще крепче сжал свою сумку, углубляясь в парк.

        «Еще чуть-чуть..»

        Антон ненавидел весну, ненавидел всем сердцем. Она вызывала у него глубочайшую депрессию. Вообще, депрессия не покидала его уже много лет, и он уже и не знал другого состояния, поэтому привык к нему и почти о нем не думал. Но именно эта мерзкая весна, ударяя теплом по коже, принося свои освежеванные запахи, и гулкие звуки отряхивающихся от зимнего сна природы и людей, брала его за грудки железной хваткой, почти невыносимо выкручивая его жилы беспочвенным отчаяньем.
        Антон оступился, и едва не упал на влажный чернозем парка. Его сумка тяжело брякнула железом. От этого звука, тут же тяжело брякнуло его сердце.

        «Передумывать поздно..»

        Антон знал, почему весна творит с ним такие странные и страшные метаморфозы. Но от этого не становилось лучше. Это не тот случай, когда знание ответа освобождает человека от тяжелого давления обстоятельств. А скорее даже наоборот, некоторые вопросы сдирают с человека кожу, а ответы на них не заживляют раны, а вгрызаются и рвут тело. Ты хочешь это остановить, но не знаешь способа, кроме одного — добить себя самому.

        Антон не любил весну, потому что она не испытывала его, не давала повода сопротивляться, бороться. Зима и лето жарой и холодом не оставляют выбора, они испытывают, торопят, душат и морозят, засыпают и топят. Они забивают сознание мыслями о том, как согреться или наоборот — укрыться от жары, как добежать до тепла или тенька, как распланировать свое время, чтобы максимально обезопасить себя от природных испытаний. Одним словом: как выжить?
        Весна же не ставила таких вопросов почти никогда. Она легко оставляла Антона лишь со своими мыслями. Один на один. Это было самое страшное и неприятное.
        Он шёл так же неторопливо и мерно, как и остальные посетители парка, весна не гнала его. Ему было не жарко и не холодно, ему было в самый раз. Это освобождало голову от мыслей о выживании, и на их место приходило гнетущее беспокойство, вплоть до паники, которую терпеть так же трудно, как Атлантам без передышки держать небо на своих руках.
        В такие моменты его нервы дергала абсолютно явная данность: он не умеет быть просто счастливым, он не помнит, как это. Уже очень давно он привык забивать эти мысли миллионами взваленных на себя дел, рискованными поступками, и изматывающими целями. Зима и лето помогали ему укрепить свои баррикады, выстроенные вокруг самого себя от себя же. Но весна – сука! Она заставляла таять всю его оборону. И мысль о том, что он не счастлив, и что ощущение этого несчастья никогда не покидает его, тяжелой пыткой падая по капле на его темечко, выходило на первый, нет, на единственный план. Он помнил, как любил весну своего детства и молодости. Как любил так же, как все эти люди вокруг, неспешно прогуливаться вдоль воды, улыбаться прохожим, любоваться и думать о природе всего, что окружает его, смеяться наивной искренности маленьких детей, и думать в этот момент не о том, что нужно сделать, как отвлечься от какой-то проблемы, что еще придумать, чтобы заглушить в себе вой безысходности и гул внутренней пустоты, а о том, как прекрасно мгновенье, как хорошо ему здесь и сейчас.
        И эта память о себе прошлом, - счастливом, умеющем радоваться жизни Антоне гноила его. Он помнил себя таким, но не помнил, как ему удавалось таким быть. Это как дышать – ты либо это делаешь, только условно зная механизм процесса, либо нет, это совсем от тебя не зависит. И тогда ты уходишь.
Память. Она совсем, как эта старая жухлая трава в парке. Ей не хватило осени, чтобы сгнить и исчезнуть до заморозков, и теперь новой весной она все еще покрывает землю ростками своей больной травы будто лишаем , и не дает новым росткам счастья пробиться наверх так, как они на это способны.
Антона снова скомкало, и он ускорился, чтобы скорее пройти этот проклятый парк.
«Нужно скорее исполнить задуманное и решенное безвозвратно..»

                ***

        Коричневая дверь с домофоном, фигура консьержки, профессиональный взгляд внутренне безучастного и безразличного человека, твердо заверяющий, что узнает человека и одобряет его приход, даже если на самом деле никогда тебя до этого не встречал, ни в парадной, ни на этой планете.
        Лифт и кнопка нужного этажа.

        «Дыши спокойней и глубже. И пусть сердце так не бьется, - не долго осталось..»

        Грохот от поворота ключей в замочных скважинах эхом рассыпается по всей лестничной площадке. Следом, это же самое эхо просыпается еще раз, но уже после того, как дверь тяжело бьется о косяки дверного проема, и ключи прокручиваются еще несколько раз, закрывая щеколды замков.
        Антон прошел коридор, не снимая ботинок, свернул на кухню. Вряд ли он когда-нибудь будет мыть здесь полы. Это его последний приход.
Сумка снова брякнула железом, сваливаясь с плеча на кухонный стол. На этот раз     Антон принял этот звон без единой кровинки в лице.
Он открыл молнию, и, уже осторожнее в своих действиях, достал со дна грязную, замасленную наволочку, и положил её на стол рядом с сумкой. Тяжело вздохнул, пытаясь сохранить спокойствие и утихомирить животный страх. Антон развернул наволочку, заглянул в её содержимое, и замер на несколько минут с глазами, полными ужаса, словно у него сел заряд батарейки.
        Внутри тряпки лежали части разобранного пистолета.
        Все последние дни, с того момента, как Антон решил исполнить задуманное, его не покидали мысли о смерти. Цветные картинки приходили в его сознание и ночью во сне, и даже днём. Они приносили с собой миллион вопросов о смысле жизни, о жизни после смерти, о бытие и небытие, о том, как это просто – спустить курок, как смерть заходит в тело, и что чувствуешь, когда она своими корявыми пальцами раздвигает твои мышцы и органы, выгоняя из тела душу?
        Все эти же мысли, вопросы и навязчивые сценарии воображения пришли к нему и в эти две минуты, что он стоял истуканом над столом, только теперь они были в бесконечное количество раз ярче и острее.
 
        «Все. Я уже все решил..»

        Антон присоединил к пистолету возвратную пружину и установил курок в положение боевого заряда.

        «Так продолжаться больше не может, и вообще, не должно было быть. Я сделал правильный выбор..».

        Руки Антона дрожали, он надел затвор на ствол пистолета, и присоединил его заднюю часть к пистолету.

        «Я не знаю, что будет дальше, когда я это сделаю. Но мне хватает того, что я знаю, что будет, если я этого не сделаю..».

        Капля холодного пота стекла по кончику Антонова носа и упала на стол. Он стер пот со лба, вернул спусковую скобу на свое место, проверил, что магазин заряжен, и установил его в пистолет.

«Как же я до такого дошел? Как же страшно..».

        Адреналин захватил тело Антона, и уже онемевшими руками он накрутил на ствол пистолета глушитель.

        «Главное, чтобы никто не узнал. По крайней мере сразу..».

Антон сел на стул. Его футболка под пальто была насквозь мокрой. Он залпом выпил почти целый кувшин кипятка, стоявшего на столе.

        «Правду говорят – перед смертью не надышишься..».

        Минут двадцать – тридцать он сидел, не шевелясь, и крепко сжимал пистолет в руке. Сам он находился словно на чужой планете. Его взгляд оловянным холодом застыл в одной точке.

        Потом глаза Антона, словно после полной перезагрузки всех систем, потихоньку задвигались. Он повел взглядом по стене прямо напротив себя, и остановил его, когда увидел себя в отражении небольшого, заляпанного зеркала. Он видел свою иссини-бледную кожу лица, впалые от предстоящего ужаса щеки, и ад расширенных адреналином зрачков. Он поднял руку, сжимающую пистолет, согнул её в локте, и приставил к своему виску.
        Рука, дрожала и почти не слушалась налитая тяжестью предстоящего. Антону казалось, что от страха его давление упало настолько, что сейчас он потеряет сознание и не сможет довести задуманное до конца. Потому что совершенно точно, его обнаружат на полу, на кухне спустя каких-то пару минут. А у него и есть всего эти пару минут.
        Антон снова уставился в зеркало. Он смотрел на свою дрожащую у виска руку с пистолетом и градины пота на лице. Новой волной на него накинулся круговорот вопросов о вечности смерти. Он старался оградиться от них. Они его пугали, как маленького ребенка, которого пугают ужасными монстрами, живущими прямо под его кроватью. Тогда он резко зажмурился, чтобы не видеть хотя бы свое жалкое отражение и …

                ***

        … И тут в коридоре послышался звук вставляемого в замочную скважину ключа.
        «Ну все..».

                ***

        Дверь в квартиру открывал взрослый мужчина, он был дорого и стильно одет в легкие черные ботинки, синие плотные джинсы, сдержанный свитер и незастегнутый черный деловой плащ. На носу мужчины сверкали оправой в свете коридорной лампы брендовые очки. У него было не очень хорошее зрение, оттого что он очень много времени проводил за компьютером или чтением важной документации. Его жизнь складывалась на отлично, очки немного взрослили мужчину , ведь на самом деле он только подходил к порогу возраста Христа. Он был успешен, находился в центре внимания, имел хороший достаток, и, по сути, был счастлив. Его тоже звали - Антон. Только что он вернулся из загородной поездки с друзьями, и сейчас весело разговаривал с кем-то по телефону, одновременно снимая ботинки, по-очереди цеплял носок носками одной ноги о пятку другой.
        Ботинки слетели в угол, телефон лег на коридорную тумбочку, а вслед за ним и очки. Счастливый Антон беззаботно посвистывая, прошел коридор и повернул направо - на кухню. И тут же замер. В нескольких шагах перед ним стоял расплывчатый человеческий силуэт, направляющий на него пистолет.
        - Что за..
        Послышались два глухих хлопка и тело счастливого Антона повалилось плашмя на пол, словно мешок картошки. Несчастный Антон сделал еще пять выстрелов в обездвиженное тело, будто бы боялся, что первых двух выстрелов было недостаточно. Кровь разливалась по всему коридору. А по лицу Антона катились слезы вперемешку с каплями холодного пота.
        «Семь - на удачу!» - подумал Антон.
        Затем он перешагнул покойного, и снова оказался в коридоре.
        У его ног лежало испустившее дух тело здорового жизнерадостного человека. Человека, который еще несколько мгновений назад ходил, разговаривал, улыбался, дышал, жил и совершал поступки. И одним из его последних поступков совсем недавно стало изнасилование. В пьяном угаре после вечеринки он силой, весело и с улыбкой, надругался над молодой девушкой. Девушкой, в которую уже давно был влюблен несчастный Антон. Разумеется тайно, и очевидно для всех. То нечеловеческое преступление сошло с рук счастливого Антона.
        Он же убил ее! - думал несчастный Антон, - Он убил счастливую девушку. И теперь новая она будет жить, как я - с воспоминаниями о себе счастливой, но без возможности снова ей стать. Гнилая трава отравит землю навсегда. Она тоже будет ненавидеть весну. Это страшнее убийства - то, что он совершил.
        Несчастный Антон почти собрался с силами признаться той девушке в своих чувствах. Но не успел. Потому что счастливый Антон добрался до неё раньше.
        Теперь несчастный Антон потратил все свои накопления на подарок девушке, чтобы купить пистолет, спланировав свой тихий суд. И хотя, все последние дни его мучительно глодала мысль, что в некоторых случаях смерть - это облегчение, подарок, а не наказание, он не отступил. И сейчас все уже было решено.
        - Семь тебе, одну мне! - прошептал Антон, стоя над убиенным. Он оттянул затвор пистолета, чтобы убедиться, что в нём оставался еще один последний патрон.
        По квартире разносился запах освежеванной туши.

                ***

        Антон стоял в Парке Победы, смотрел в затянувшеюся льдом лужу. Было уже очень поздно и темно. Ночью неожиданно снова сильно подморозило. Антон ежился от холода. Эта ночь заставляла его сопротивляться, значит еще можно жить. Он сжимал к кармане своего потрепанного пальто последнюю пулю. Он оставил её для себя. На всякий случай. Когда- нибудь весна все-таки доконает его.

Дмитрий Помоз 27-28.03.2016