зазеркалье

Общага гульбанила. Без тормозов, «по- чёрному»… А как же, неделю «пахали», имеем право! Начали, как водится, с пятницы и… по- маленькой, по- маленькой,… разошлись-расслабились. О том же, что уже завтра понедельник, рабочий день, даже и не вспоминали.
«…Гляжусь в тебя как в зеркало до головокружения, и вижу в нём любовь свою, и думаю о ней…» Песня Юрия Антонова, пробиваясь ко мне из соседней комнаты, то и дело тонула в мужском гоготе, пьяных выкриках и визгливом женском смехе. Соседи и меня зазывали на «пирушку», но я отмахнулся – пресно на душе – ни гулять, ни плакать.
 «…Иногда о любви забывают, но про всё забывают любя. Без тебя не живу, не бываю, даже если живу без тебя…» Слова песни, отражаясь от потёртых стен, цеплялись за мою душу, как утопающий за соломину. Хотя… наверное, это я к ним тянулся. В этом гвалте уже и не разберёшь.
Да уж, вздыхаю тягостно – прячься - не прячься, а от себя не убежишь. Командировка закончилась. Билет на ночной поезд в кармане, и никуда не денешься, нужно возвращаться. Возвращаться… Под рёбрами ворохнулась, громыхнула цепью и привычно, по- собачьи свернулась в комок, сжалась тоска. Возвращаться… Полгода уже прошло, казалось бы, за шесть месяцев… время излечит, но ведь ничего не изменилось. Ни-че-го! Не сбывается сказка о красавице и чудище лесном! Не так «прописан» финал. Кто только придумал её, эту сказку «Аленький цветочек»…
«…Эти глаза напротив – калейдоскоп огней…», - кричал пьяный хор за стенкой, а я в полутёмной комнате замер, вглядываюсь в зеркало – что дальше? Темнота за спиной дрогнула, оскалилась затёртым стеклом, лизнула мутным шёпотом: не верь краскам! Не верь! Поманят и посмеются: «Посмотрись в зеркало!.. Чудовище…»

Земля под ногами вращалась – вечное неутомимое движение. Городок, сваливаясь в сумерки, зацвёл, запестрел неоном рекламных огней. Вспыхнули глазастые уличные фонари. Под их взглядами у меня выросли и словно ожили тени. Тени, двигаясь со мной, то двоились, то расплывались неуверенным пятном, но всё чаще и чаще, теряя полутона и приноравливаясь к моему шагу, обретали чёткие границы. А я брёл, наступая на них, брёл, вглядываясь в зеркала витрин, и что-то искал в кривых отражениях…

…Чувствовал же подвох, чувствовал, защищался, «выставлял ладошки» и… поверил. А как не поверить! Красота и радость… Как не поверить!? Хотелось… вот и вылепил-слепил… Захлебнулся…

Над головой распахнулась форточка окна. Птицей на волю вырвалась и зазвучала щемящая мелодия: «…У беды глаза зелёные, не простят, не пощадят…» Да что же ОНИ сегодня сговорились что ли?! Ускоряю шаг, бегу…
У привокзальной площади натыкаюсь на небольшой местный кинотеатр. Афиша: фильм экспериментальный, без названия. Хм! А почему бы и нет?! Загляну, время до поезда убить.
Захожу. У кассы дядька стоит - суетится. То по карманам себя хлопает, то кучу ярких пакетов с места на место переставляет.  Я с этой «ёлкой новогодней» час назад на вокзале едва разминулся, вот и сейчас он растопырился – не обгонишь! Забавный попутчик. Прибарахлился по моде, хвост на затылке в пучок собрал...
Скрип пружин. Придерживая высокую входную дверь, в кассовый зал вошли ещё двое – мужик примерно моих лет и молоденький паренёк. Старший, опираясь на деревянную трость-палку, прихрамывает. Потёртая джинсовая курточка на плечах и залысины на лбу возраста не скрывают, но в движениях, в уверенной походке чувствуется сила. А парень рядом – открытый взгляд, светлый волнистый волос до плеч – слушает собеседника, молчит и почему-то смущённо улыбается. «Ты представляешь, Серёга, - мужик провёл ладонью по лицу, словно паутину стряхнул. - Ты представляешь, они говорят мне: уйди, мол, по собственному желанию… а нет, так по статье уволят!» От возмущения он стал заикаться: « Им не нравится, что мои д-деньги, мол, теперь с их получки вычитывать будут. А то, что в карман ко мне лазили, это нормально? Они экономили так! Представляешь?! По чужим карманам,– мужик скривился и, передразнивая кого-то, засвистел шёпотом, - с-с-система такая… Улыбались в глаза… друзья…»

…Вот-вот, я тоже криво усмехаюсь, ещё один разочаровался! Ворьё лукавое вокруг, иллюзии и химеры.

Третий звонок! Тороплюсь на его зов и почему-то боюсь опоздать. Мазнул взглядом по фотографиям на стенах и чуть не споткнулся. Вместо привычно-знаменитых актёров вижу - узнаю моих друзей! Фотографий много: за столом, на рыбалке, рождение ребёнка, чьи- то похороны, свадьба… Заглядевшись на это чудо, врезался в массивную дверь кинозала и замешкался – то ли тянуть её, то ли толкать? Разобравшись, вхожу и опять, в который уже раз, замираю удивлённо – чудеса! Передо мной открылся не просто большой, а очень-очень… нет краёв, ощущение, что зал внутри больше, чем здание снаружи. Подтверждая то, что вижу, издалека, словно нагулявшись, вернулось эхо, эхо того, как я вошёл. Странная акустика!

… Какая надежда?! Какая любовь?! Выдумки всё… Гормоны и похоть… Не было ничего.

И акустика странная, и зал под стать: здесь и гранит колонн, и строгие, словно в «галстуках», балконы, и чопорные портьеры при них. А рядышком, по соседству, балкончики попроще ютятся: и совсем «голые», и затейливо резные с кружевными прозрачными шторками. Вокруг много светлых радужных пятен, но и тёмных, наполненных тайной углов тоже хватает. Спинки кресел высокие, людей за ними не видно, но зал наполнен, дышит, и чувствую, как он вглядывается в меня.
Движение воздуха – опять полетело-покатилось эхо хлопнувшей двери. Мимо меня потянулась вереница людей: прошли мужичок с парнишкой, за ними прошебуршал дядька с пакетами. Вот ведь натура неугомонная - на передние ряды выпятился-подался, а я постоял немного и решил на последнем ряду, у окошка киномеханика, примоститься.

Темнота сгустилась. За стенкой глухо заворчал проектор. Луч света, вырвавшись, высветил экран, приковал к нему взгляды и… застыл белым пятном. Ничего не произошло. Ти-ши-на! Она, тишина, наполняя собой зрительный зал, вытягивалась в тонкую звенящую нить, вытягивалась и, словно к чему-то прислушивалась, ждала. Лишь в передних рядах шуршал и ворочался горемыка с пакетами.
В воздухе щёлкнуло. Луч света, вспыхнув нестерпимо ярко, притух, опять вспыхнул. По экрану заметались непонятные тени, размытые картинки, но звука не было. Лишь за стенкой слышалась возня и невнятное бормотание.Через минуту там опять что-то громко стукнуло, скрежетнуло, и проектор, чихнув, как живой, заработал уже напористо и ровно. Экран ожил.
Это был парк. Солнечно-тенистый городской парк. Неширокая уютная аллея, деревянные скамеечки. Кинокамера, накручивая фильм, медленно- медленно прошлась по ближайшим деревьям и кустам. Поймала в кадр стайку весёлых задиристых воробьёв. Увеличив план, залюбовалась золотистой, в капельках росы паутинкой. Отодвинулась и опять поплыла в сторону.
По техническим ли причинам или по задумке режиссёра звука по-прежнему не было - немое кино. Оператор же за камерой -  мастер своего дела, кудесник. Кадры фильма сами переливались и звучали сочными красками. Пели о старом парке. О его тишине и покое.
По парку шла девушка. Стройная фигура, лёгкая торопливая походка – девушка-девчонка. У молодости возраст один – красота. Девчонка хмурилась и смешно морщила нос – спорила с кем-то незримым. И спор этот, хотя и мысленный, а вёлся нешуточно. Щёки у девчонки раскраснелись. Она то и дело кусала-прикусывала губы и они, губы, припухнув, блестели влажно.
Кадр сменился. Крупным планом изящная сумочка. Движение руки. Тонкая кисть. Браслет. Ухоженные пальцы раздражённо вздрагивают ...

… И чего «парюсь»! Аленький цветочек… Не было ничего! Забава и потеха!..
 
Опять заскрежетал проектор. Засипел, меняя тон. Изображение на экране замутилось, задёргалось, и… фильм стал чёрно-белым. Краски… Краски исчезли, а этот, с пакетами, на передних рядах… вот ведь достал!
Откуда-то взялся пёс. Девчонка сидела на скамейке и весело тормошила - гладила стоявшую перед ней крупную лохматую собаку. Дворняга неухоженная, а девчонка чмокнула её в нос, заглянула в растерянные глаза и, обняв за шею, прижала к себе собачью голову. Пёс попытался освободиться. Осторожно потянулся в сторону, но девчонка лишь рассмеялась. Заговорила о чём-то весело и, погрозив пальцем, почесала собаку за ухом. Вильнув хвостом, пёс положил голову на девичьи колени и замер. Смотрел виновато и преданно.
Проектор за стеной поперхнулся, захрипел и вовсе стих. И экран погас, и дежурный свет почему-то не включался. А темнота под потолком, уплотняясь и набирая массу, закружилась в бешеном танце, закружилась и обрушилась липкая, удушающая. Даже бедолага на передних рядах замер.

…Хватит!.. Тесный проход цепляется за колени, мешает бежать. Выход где?!.. Рублю темноту рукой… Сказки, чудовище, рассвет… Рву воротник рубашки… Нет ничего!..

 Дверь передо мной почему-то зеркальная, и надпись внутри горит: «Клин-клином». Горит надпись, пульсирует, как венозная кровь, раздувается. Дёргаю зеркало дверей, толкаю, и оно ломается, осыпается стеклом, режет мне руки, а я рвусь сквозь него к огням вечернего города...


Ох, как чешется! Ох, как… промеж лопаток. Останавливаюсь. Тянусь за спину пальцами, чуть руку не вывернул – не получается! А чешется так, что впору к дереву подойти да потереться. Так засмеют же! Ещё и камнями закидают.
Что-то со мной не так. Чувство: будто ожил во мне, просыпается кто-то восторженно-беззащитный – неуютно как-то, не по себе. Видимо, это и со стороны стало заметно. Чужие взгляды – ловлю их на себе, спиной чувствую. Ох, как чувствую!.. Зудит, промеж лопаток-то, зудит.
Общага гульбанит! В «отрыв», по- полной, без тормозов, гульбанит и весь город. А как же, в городе сегодня Шабаш. Шабаш о великом Голоде и дочерях его. Ложь, Подлость, Похоть, Лень… много у Голода дочерей… Кореша-то мои и сейчас копытами стучат, оттягиваются где-то, а я ушёл - пресно на душе, да и честно сказать, девчонка эта, ух и ведьмочка подвернулась!..
Началось как обычно: шашлык пожирнее, «бухла» побольше, погоготать, покозлить-попакастить и… тёрто-перетёрто по кругу – не убудет, и… откуда она взялась?!
Ушёл, а до рассвета ещё… тянется время! Отражение в витрине подмигнуло мне - рожицы строит. Подхожу к нему, вглядываюсь – и чего пялятся? Может кактус на голове вырос или с рогами что?.. Да нет, всё на месте: чёрт как чёрт и рога как рога. Чего ж пялятся? А девчонка-то, а!.. И ведь и не было ж ничего. Поманила только - в ведьмино урочище*, мол, приходи на рассвете. Поманила-позвала… Отражение расплывается – рот до ушей. Дёргаю себя за бороду, хмурюсь: «Хм… может, подраться с кем?
Чёртов мой отрог!* Что происходит? Меняется народишко-то - добреет. Как эпидемия вокруг – тьфу - сопли и слюни. Хотят без метлы и ступы летать! Видано ли – без метлы!? К солнцу их тянет… Чем только думают? Сгорят на солнце-то! Сгорят! Упаси, Великий Голод, от Добра! Ни обмануть, ни украсть, ни сподличать – а как жить?! Оглядываюсь вокруг – как жить-то?.. И кулаки не чешутся.
Не было ж ничего: обняла только, прильнула жарко, зашептала, и… глаза в глаза… За руки взяться, и… свеча и два зеркала, и… тропочка появится. А там, в конце пути, там… В ногах загремела пустая консервная банка. Пнул её, раздражаясь - мусор вокруг. Очистки, осклизнем объедки, грязные тряпки, хлам…обыденность, привычное зрелище, но почему-то гвоздём по душе.
Что-то со мной происходит. Будто тянет меня кто, зовёт куда-то, и смутное, странное чувство, что заблудился я и нужно вернуться, обязательно вернуться… А куда вернуться? Зачем?
Чёртов мой отрог! Наглеть почти перестали, от пошлости нос воротят. Про семью какую-то шепчутся и Голода не боятся! Это ж только подумать! Го- ло-да!.. Я сам-то вчера, тьфу, ведь не украл! А за бюджетные деньги кто спросил бы?! Ох, быть добру!
Птица ночная… взмах крыла перед лицом, метнулась в сторону, закричала печально и словно умыла прохладой воздуха.

…Свеча…Тропочка… Поговаривают, что там, в зазеркалье, что там… там Любовь!..

Земля под ногами вращалась – вечное неутомимое движение. Городок тянулся к рассвету. Тени от уличных фонарей бледнели и расплывались. А я шёл, шёл по ждущим улицам и прислушивался, вглядывался в краски рассвета, впитывал их в себя. Я и не знал и не догадывался, что красота такая живая.
Крик птицы… Предчувствие… Оно родилось в душе, родилось щемящей мелодией-песней. Песня будоражила, звенела струной и звала, звала, стремилась ввысь...
Что же так промеж лопаток-то?!
У привокзальной площади кинотеатр. Фильм без названия. Интересно!
Делаю шаг к двери, а она вдруг лопается, брызжет стеклом навстречу мне. И сквозь неё прорывается кто-то взъерошенный и ошалевший.
– Эй, ты чего?! - сжимаю кулаки, но… одинокий и потерянный чёрт – выпучил ошалевшие глаза, смотрит на меня испуганно. Стало его жалко. Жалко?! Странное чувство, ох, странное…
  Быть Добру!..

… Экран кинозала светился и звучал. Девчонка шла, помахивая сумочкой, шла и пела, а рядом с ней улыбался большой лохматый пёс. Жизнь переливалась красками…