Начинающий некрофил

«Нанизаны звуки на тонкую нить,
Ты можешь связать меня, можешь убить.
Меня это вовсе не будет смущать.
Я может быть, даже не буду кричать»

— Харука… Хару… Милая… наконец-то ты моя! Полностью, вся… Любимая… Ты прекрасна, даже изнутри… — Люн, склонился над своей любимой, шепча всякие слова, словно в бреду. Кровь любимой как наркотик, зажигает все изнутри, разжигает огонь в глазах, и уносит в миры фантазий…

Первый признак зависимости — незнание чувства меры. Он зависим, он болел, он не знает меру, и то, когда стоит остановиться… Маньяк, который помешан на своей любимой. Теперь, эта та самая любовь, привела к смерти его единственной и любимой Хару… Если бы не это, возможно, все было бы не так?

Быть влюбленным, значит полностью находится в чей-то власти. Отдаваться только одной единственной. Ты не ты. Тебя уже нет. Ты часть другого существа. Быть зависимым, значит быть слабым. Любая зависимость может разрушить жизнь. Потому что-то, что другие могут дать, они же и отберут. Только то, что было твоим с самого начала, останется твоим до конца.

Он не мог себя контролировать. Не мог вовремя остановиться. Сейчас он словно изголодавшийся хищник, который за столь долгий промежуток времени, смог добыть себе пищу. И сейчас, ею стала Хару…

«Разорвано сердце ночной тишиной.
Я стать бы могла твоей мертвой женой.
Не сопротивлялась, не сбросила пут,
Ждала, пока пальцы мне горло сожмут»

Склонившись над ее уже безжизненным телом, Люн, словно маньяк, да даже не словно, а он и есть уже самый настоящий маньяк… прикасается к своей ненаглядной Хару.

Хару такая милая, красивая. Теперь, Люн сделает ее еще красивей, для себя.

— Милая, не просыпайся, пожалуйста, больше никогда, — шепчет Люн и берет с пола канцелярский нож.

Левой рукой, проводит дрожащими пальцами по холодной коже. На кончиках пальцев остается очень приятное чувство, которое возбуждает… Все это тело, душа, все-все — должно принадлежать только ему. Так он считал.

Люн улыбается. Правой рукой зажимает канцелярский нож, и, нажав на защелку, выдвигает лезвие вперед.

— Ты такая покорная, даже после смерти… — он наркоман. А его наркотик — Хару.

Хару очень любила лезвия. Сладкая кровь, боль. Мерзко для одних, смешно для других, счастье для нее. Она часто говорила, что это способ отвлечься. От всего, что приносит боль. И физическую, и душевную.

«Не жалей меня, будь жесток.
Моя кровь — томатный сок,
Моя кровь — клюквенный мусс,
Мне не холодно, я не боюсь…»

Люн решил помочь своей любимой девочке. И сделать все вместо нее. Он проводит острым лезвием ножа по тонкой коже, под которой находятся вены с красной жидкостью внутри, заставляющий организм работать, жить. Надавливает на острие, и проводит им вдоль груди. Обводит соски, грудь, и вот уже на коже выступает кровь.

«Найти спрятанные чувства за сумасшествием.

Слишком много смысла… или полная бессмыслица.»

— Твои глаза закрыты, милая. А я ведь так хотел, чтобы ты все видела… — парень склонился над телом жертвы, и облизнул ее грудь, смакуя ее вкус крови. — А она ведь такая вкусная…

«Прости, что так долго мучаю тебя, не даря никаких мазохистических удовольствий. Я сделаю тебе ценнейший подарок — фатальный шрам на всю жизнь, и даже после смерти, ты будешь о нем помнить. Ведь ты уже мертва, Хару…», — Люн опускается, ниже, ведя полоску по телу, оставляя неглубокие порезы. Ножом слегка проводит по коже голени, переходит на икру, выбирая лучшее место для того, где лучше всего оставить воспоминания. И наконец, решив для себя, что именно с ней сделать, маньяк приступает к празднеству.

— Ты только моя, и моя.

Ещё пара движений ножом, и готово. Кровь ручьями стекает по ее голени и икре, опускаясь к стопам и заляпывая белоснежную простынь на кровати. Вены выделяются, как синие нити на белом листе бумаги, и это завораживает его.

— Я порезал тебе сухожилия, милая — это мой вечный подарок тебе, — шепчет он и прикасается своими губами к ее, целуя. Ему так необычно чувствовать этот холод, который исходит от нее. Но он, же и возбуждает.

«Когда, наконец, ты меня разорвешь,
Когда ты под ребра засунешь мне нож,
И вырежешь знак у меня на спине,
И как-то еще прикоснешься ко мне?»

Отпрянув от губ любимой, он снова берет в руки нож и проводит им, сильно надавливая по коже от локтевого изгиба до начала кисти. Он давно не видел столько крови… В штанах становится уже тесно… Отложив нож, Люн расстегивает пряжку и снимает с себя штаны, оставаясь в одних боксерках.

«Никогда не видел тебя такой. Бледная и умиротворенная кукла. Знаешь, когда ты улыбалась, мне нравилось больше. Жаль, что я больше ее не увижу. Очень жаль», — отбросив нож в сторону, Люн решил помучить еще больше свою девочку. Руками он исследует ее тело, на коже он чувствует ее кровь. Такая холодная, но в тоже время такая горячая.

Харука — это экзотическое блюдо. Больше нигде нет такого, как она. Самое редкое, самое изысканное и дорогое.

Люн смотрит на прекрасные «холмики» на теле своей любимой голодным взглядом, касается пальцами ее сосков, наклоняется и целует их, слегка покусывая и посасывая, оставляя красные отметины — это знак, что даже после смерти Хару полностью принадлежит лишь ему. На теле девушки, Люн оставляет мокрые дорожки смешанные с кровью, жадно целует, поглощает и обгладывает как зверь. Маньяк не собирается на этом останавливаться. Раздвинув ножки своей любимой, он рассматривает картину которая ему открылась. Прекрасные, идеальной формы половые губки, лобок, который мягкий и гладкий как кожа младенца, такой маленький и аккуратный клитор, до безумства прекрасно… Люни, приникнув к половым губкам своей девочки целует их, облизывает, ласкает, проникает язычком вглубь влагалища… Вкус еще остался. Такой сладкий, дурманящий, терпкий, привкус любви и желаний…

— Ах, — возбужденно вздыхает Люн, не в силах больше держать. Сердцебиение участилось, дыхание сбилось, и все вокруг было заляпано в крови. Сняв с себя последний элемент одежды, парень взглянул на свой возбужденный орган. Люнн очень хотел почувствовать в себе свою малышку. Ведь она такая тихая, покорная и невинная. Как мы все знаем, запретный плод сладок.

Сладко — голова кружится…

Красные линии по всему телу, как змеи расползаются, оставляя за собой след.

— Моя прелесть…- тихо шепчет Люн, и обхватив руками свой возбужденный член, придвинулся ближе к Хару, и удобнее умостился между ее давно безжизненного тела. Как давно, всего лишь пару часов назад, но для него, это как целая жизнь…

Он водит своим органом между половых губ, возбужденно стонет, дрочит на свою любимую, и… наконец-то входит в нее. В руками придерживает ее тело, и вдалбливается что есть мощи…

Услышав странный звук, парень в ужасе отшатнулся и как самая последняя сучка, в ужасе на коленях побежал в ванную и закрыл за собой дверь.

Полиция выломав замок, после двадцатиминутных стуков в дверь, и нажимание на звонок, решила взломать замок. Около часа назад, женщина из соседнего подъезда позвонила им, и сообщила о том, что увидела. Не став медля, наряд выехал на место преступления, проверив так ли это. Когда они зашли в квартиру, их охватил ужас. Одному из парней приказали осмотреть квартиру и каждую комнату. Ванная была закрыта. Постучав, они не услышали ответа и выбили дверь. Там, под раковиной, согнувшись словно зверь, сидел он. Позвав врачей, им приказали его схватить. Крепкие мужчины в белых халатах делают шаг на встречу парню, и хватают его за руки, вытаскивая из укрытия. Он не сопротивлялся, не кричал, а улыбался. Надев на преступника халат (чтобы хоть как-то прикрыть его голое тело), врачи выносят его с квартиры и запирают в машине.

Теперь, нам остается лишь гадать, как закончилась это история. Но одно я знаю точно. Люн не удовлетворен. И он будет мстить за то, что у него отобрали его любимую малышку.