Давным-давно на думанской земле глава 6

Бегущие по следу

Уже вторые сутки воины рыскали по лесу в поисках беглецов. Приказано было взять их живыми. Никто из выполнявших приказ не знал, да и не думал даже о том, что ждёт убийцу воина и его никчёмного брата.
 Поиски возглавлял Аделон, один из самых яростных предводителей. Начальство одновременно и ценило, и побаивалось его. Он был совершенно непредсказуем: жестоко расправившись с врагом, Аделон мог скрыться в чаще леса и не появляться в лагере до следующей вылазки в деревню или стан врага. Поначалу его сурово наказывали, но когда с момента его появления в отряде солнце во второй раз оказалось в зените, здравый смысл восторжествовал и его оставили в покое – толку в бою от него было больше, чем от десятка других, а практиковавшиеся в армии наказания нередко выводили воинов из строя на несколько дней, а то и на четверть лунного круга.
  Никто не знал, где пропадает и чем занимается Аделон всё это время. Поговаривали, что он совершает набеги на соседние деревни в одиночку, забавы ради. Однако позднее подтверждения этому не находили ни в одной разграбленной деревне. Во всяком случае, если схваченные жители и узнавали Аделона, они об этом молчали.
 
                ***
               
  Многолетняя война научила киянцев множеству хитростей. Например, для общения на расстоянии они имитировали звуки природы – этому обучались с первых дней появления в отряде. Все умели подражать стрекотанию кузнечика и жужжанию шмеля или пчелы. Такая сигнальная система работала тогда, когда им приходилось прятаться в травяных зарослях на полянах. В лесу же уместнее было подражать писку комара или пению птиц. Первое было незаменимо на небольших расстояниях, а голоса пернатых – прежде всего коноплянки – наполняли лес, если киянцы находились далеко друг от друга. Впрочем, делать это виртуозно умели далеко не все. Именно поэтому Аделон разделил воинов на группы по три-четыре человека так, чтобы в каждой было хотя бы по одному умелому пискуну и щебетуну. Он сам владел первым искусством в совершенстве, частенько доводя своих собратьев до исступления:
  Комары не так уж часто нападали на киянцев – запах лесных думанов не очень привлекал кровососов. Кроме того, в лесу было изобилие куда более полнокровных и безобидных жертв. Те источали резкий кисловатый запах, который почему-то очень нравился комарам, и их рой тут же слетался на несчастных животных. Тем не менее, появление комара всегда означало смертельную опасность для думана. Поэтому в снаряжение каждого воина входила специально обработанная паутина – она оставалась опасно липкой лишь с одной стороны. По сигналу тревоги, воины в мгновение ока облачались в паутинные плащи. Если самка комара решала кого-нибудь атаковать, её острый хоботок намертво прилипал к паутине, так и не успев её проткнуть. И всё бы хорошо, но снимать этот защитный наряд было делом очень сложным и неприятным – воины обычно начинали скатывать её с головы вниз, словно кокон с гусеницы, стараясь, чтобы липкая сторона ни в одной точке не соприкоснулась сама с собой, иначе паутина становилась непригодной для дальнейшего использования. Поэтому после сигнала «отбой» лес наполнялся разноголосыми проклятиями в адрес ненавистных насекомых.
  Любимым развлечением Аделона было исчезнуть из лагеря до подъёма, спрятаться где-нибудь неподалёку, а затем надорвать мёртвую тишину, довольно часто царившую перед побудкой, резким смертоносным писком комара. Ничего не подозревавшие дозорные поднимали тревогу, и все молниеносно закутывались в паутину.  Через пару мгновений воздух рассекал боевой клич кого-нибудь из заклятых врагов племени Ки. Воцарялась паника, во время которой каждый должен был принять нелегкое решение – умереть от укуса комара или от стрелы врага – второе, во всяком случае, было почётнее. И вот тут-то, пока паутинный мешок был скатан только наполовину и ещё скрывал в своих тугих объятиях ноги, из кустов появлялся Аделон в таком же точно мешке и с криком: «Если жизнь дорога, скачи на врага!» - проскакивал мимо воинов, скрежетавших зубами в бессильной злобе. Те, кто жаждали отомстить поиздевавшемуся над ними шуту, нередко бросались в погоню лишь для того, чтобы через два прыжка растянуться на земле под всеобщий хохот.
  После очередного розыгрыша Аделон по своему обыкновению надолго исчезал в лесу. Когда к закату или восходу следующего дня он появлялся в лагере, никто уже не вспоминал о его проделках, тем более что паутины здесь всегда было в избытке, а обрабатывать её все мальчики племени Ки умели с раннего детства.

                ***

  Ещё рано утром Аделон отдал приказ прочесать лес, и сейчас воины были раздражены – за двое суток они отдыхали всего один раз, да и тогда времени им хватило лишь на то, чтобы напиться из ручья и забыться дурным сном на остаток ночи. Аделон поднял всех, как только первые заспанные лучи ощупью пробрались на поляну, и сомкнувшийся вокруг них дремучий лес начал проявляться во мраке ночи сначала светлыми стволами, а затем и более изящными деталями своего убранства.
- Чёрта с два мы найдём этих двух мерзавцев в таком лесу. Нам и жизни не хватит, чтобы его прочесать, - злобно прошипел Гаст.
- И ради чего, - подхватил Хоб, - они и сами сдохнут здесь в два счёта, - он повернулся к Ластану. – Помнишь, как вчера ты сам едва не угодил в муравейник? А жаль, вот была бы потеха! – и Хоб весело заржал.
- Уж я бы позаботился, чтобы и ты не остался в стороне, - сплюнул тот.
- И что бы ты сделал? – зло ощерился Хоб.
- Все способы хороши, лишь бы не видеть твоей наглой рожи.
- Ты что, сопляк! – взвился Хоб, разворачиваясь к Ластану и нацеливая на него копьё. - Думаешь, если ходишь в любимчиках у Аделона, можешь распускать свой поганый язык?
- Хочешь меня убить? – усмехнулся Ластан. – Этого я не допущу – нарушится равновесие между выродками и думанами.
  Разрезавший воздух камень мелькнул со скоростью молнии и, не успев ощутить вкус полёта, упал на землю, сражённый узким, но твёрдым лбом Хоба. Тот пошатнулся, но устоял. Глаза его налились кровью, и с диким рычанием он бросился на Ластана, одновременно метнув в него копьё. Тот ловко увернулся, и копьё вошло глубоко в стебель цветка. Послышался шум, который словно рухнул откуда-то сверху – огромная пёстрая птица, привлечённая криками и суетой киянцев, стремительно приближалась к задравшим от неожиданности головы воинам.
  Гаст, увлечённо следивший за потасовкой, грозившей перерасти в смертельную схватку, последним обратил внимание на чёрную тень, расползавшуюся по поляне.
  Разноцветный шатёр на какое-то мгновение накрыл всех троих, а затем лес потряс дикий вопль, который исторгает любое живое существо, если успевает осознать, что смерть неизбежна. Подброшенное вверх тело Гаста мелькнуло в воздухе, прежде чем навсегда исчезнуть в клюве чудовищной птицы.
  По всей видимости, та была не сильно голодна, потому что тут же тяжело взлетела и исчезла где-то за густыми кронами деревьев.
  Хоб, на которого гибель соплеменника не произвела никакого впечатления, резко развернулся к Ластану, ощетинившись и выставив вперёд здоровенные кулаки. Увидев бледное лицо противника, он расплылся в едкой улыбке и прошипел:
- Теперь мы один на один, а муравейники в лесу на каждом шагу – никто и не узнает, что в один из них ты попал уже мёртвым.
  Подобрав остроконечную щепку и держа в другой руке каменный нож, Хоб двинулся на Ластана. Тот молниеносно выхватил свой нож и резким движением отсёк крючковатый шип от росшего тут же куста репейника. Теперь и его левая рука ощетинилась оружием.
  Они медленно сходились, стараясь угадать и предупредить первый удар противника. Сейчас они стояли друг напротив друга: каждый и мысленно, и зрительно оценивал другого. Ластан славился своей сверхъестественной реакцией, в то время как на стороне Хоба было преимущество в весе и силе. Чтобы остаться в живых, Ластану надо было выжидать, рассчитывая на нетерпеливость Хоба, а затем, ловко увернувшись от удара, нанести ответный с совершенно неожиданной стороны. Обделённый живым умом, Хоб, однако, понимал, что ему надо любой ценой втянуть противника в рукопашный бой – тут ему не было равных.
  Не видя никакой возможности воспользоваться своим преимуществом, Ластан начал осторожно отступать, мимоходом оценивая потенциальную пользу от всего, что попадало в поле его бокового зрения. Ему не пришлось долго ждать. Сделав ещё один шаг назад, он едва уловил взглядом свешивающуюся высоко над ним плеть какого-то вьющегося растения. Бросив шип, Ластан подпрыгнул с такой силой, будто взлетел, и на излёте сумел-таки ухватиться за лиану. Взметнув ноги, он со всего размаха ударил противника по голове. От сокрушительного удара ноги у Хоба подкосились, и он тяжело рухнул на землю. Отпустив лиану, Ластан обрушился на поверженного противника и уже занёс над ним нож, когда понял, что попался на хитрость – Хоб был в полном сознании, и по его лицу блуждала улыбка убийцы. Одним ударом кулака он разбил Ластану пальцы, и нож безжизненно упал на землю, едва чиркнув Хоба по коже.
- Какой же ты дурак, если подумал, что твой жалкий удар смог вышибить из меня мозги. Может, у меня их и мало, но тебя они в этот раз переиграли.
  Говоря это, Хоб выкручивал Ластану единственную здоровую руку. Он всё сильнее наваливался на уступавшего ему в весе киянца, наслаждаясь его беспомощностью, отчаянием и болью.
  В тот миг, когда Ластан был почти подмят противником, и тот слегка распрямился, чтобы нанести последний удар, что-то просвистело в воздухе и воткнулось Хобу прямо в сердце. Это было копьё Хоба, которое по прихоти судьбы повергло своего хозяина вместо его врага.
  Изумлённый Ластан резко обернулся. За зелёным озерцом росшей неподалёку кислицы стоял Ленвел и пытливо смотрел на него. Ластан легко прочёл в его взгляде вопрос: «И что теперь? Мне бежать от тебя или…?»
  Ластан поднялся и, перешагнув Хоба, сделал шаг в сторону Ленвела, но тот тут же попятился. Тогда первый остановился и крикнул:
- Я и весь отряд Аделона посланы, чтобы схватить тебя! Но неужели ты думаешь, что думан, обязанный тебе жизнью, посмеет предать своего спасителя?
- У воинов на этот случай нет закона. Приказ должен быть выполнен любой ценой, а предательство… кто вообще из твоих друзей отличает его от преданной службы?
  Ленвелу показалось, что Ластан горько усмехнулся.
- Я не знаю, зачем ты вмешался в отбор воинов. Сколько себя помню, он всегда проходил так – жестоко, но справедливо. Этот слабак всё равно бы погиб в первом же бою.
- Этот слабак – мой брат, который так хотел быть со мной, что чуть не поплатился за это жизнью.
  Взгляд Ластана потеплел.
- Так вот оно что, - он задумчиво посмотрел на Ленвела, а потом резко бросил. – Тогда хватай своего брата и беги в сторону заходящего солнца. Там на сколько хватает глаз простираются благоухающие сады. Аромат такой силы, что одурманивает за несколько вдохов. Но если вы наденете маски из пуха тополя, который в избытке растёт вдоль реки, прорезающей лес ближе к югу, то сможете их миновать, и окажетесь на земле кадасов. Внешне те мало чем отличаются от нас, разве что покрупнее и повыше. Поэтому не говорите никому, что вы киянцы – кадасы не любят чужаков.
  Ленвел не верил своим ушам – за три года воинства он практически не сталкивался ни с чем, кроме неприкрытой враждебности, жестокости и тупости. А ведь этот воин всё это время был где-то рядом, но по прихоти судьбы их дороги ни разу не пересеклись.
- Я никогда этого не забуду, - Ленвел приложил руку к сердцу и на мгновение склонил перед воином голову. – Как твоё имя?
- Ластан.
  Ленвел развернулся, и в мгновение ока исчез, будто растворился в воздухе. И буквально в тот же миг из воздуха материализовался Аделон.
- С кем ты разговаривал, Ластан? – настороженно оглядывая лес, спросил он.
- С ним, - Ластан кивнул в сторону поверженного Хоба.
- Какой смысл говорить с тем, кто тебе не может ответить? – удивился Аделон, которого, похоже, нисколько не интересовали обстоятельства смерти Хоба.
- Не успел ему сказать всего при жизни, - бросил Ластан.
- Напрасный труд – он всё равно бы ничего не понял, - и Аделон презрительно сплюнул. – Хватит допрашивать мертвеца. Нам нужно двигаться ещё быстрее, иначе мы не успеем схватить Ленвела до рассвета, и тогда он наверняка уйдёт.
- Ты знал его? – будто бы между прочим спросил Ластан.
- Пересекались пару раз. Он неплохой воин, только одиночка.
  Говорящий взгляд Ластана заставил Аделона продолжить.
- Да, ты прав, этим мы с ним похожи. Но, одно дело предпочитать своё общество любому другому, - и Аделон многозначительно поднял брови, что на его обычно не выражавшем никаких эмоций лице выглядело довольно комично. Однако это живое выражение почти тут же уступило место прежней суровой маске, – и совсем другое – противопоставлять себя племени и его законам.
- Послушай, - Ластан старался придать своему голос побольше естественности, как будто мысль, которую он собирался высказать, пришла ему в голову только сейчас, - а может быть, этот парень – ну тот, которого он спас, - его брат?
- С чего это ты взял? – нахмурился Аделон.
- Не знаю, само пришло в голову. Просто я подумал, что, если бы моего брата убивали у меня на глазах, я бы сделал то же самое, что и этот, как его?
- Ленвел, - договорил за него Аделон, и было видно, что эта мысль не показалась ему вздорной.
  Некоторое время он молчал, жуя сорванную травинку - он всегда так делал в моменты особенного напряжения мысли – а потом резко нагнулся и, посмотрев на Хоба, хмуро сказал:
- Нам всё равно этого не узнать, пока мы их не схватим. А этого всё же надо похоронить.  – он пнул ногой мёртвое тело. - Давай, у нас мало времени. Там, - указал он рукой, - есть сносный муравейник.
- Угу, - стиснув зубы, промычал Ластан, незаметно вправляя сустав выбитого ударом Хоба пальца.
- А где третий? – вспомнил Аделон про Гаста.
- Птица, - беспомощно развёл руками Ластан.