Парень с волосами бога

   Осенний город был безнадёжно, душераздирающе уныл. Дождь лил непрерывно уже третьи сутки, сопровождаемый дикими, ненасытными порывами ветра, обещавшего порвать весь этот мир в клочья, но не сдержавшего своих обещаний. Жизнь казалась бессмысленной, мучительной и бесполезной, особенно для тех, кто давно разочаровался в любви.

   Она давно считала, что с любовью для неё покончено навсегда, и разочарование в любви как в таковой было самым крупным в её жизни. Но недавнее знакомство со странным человеком не давало ей покоя, и его облик всё время вставал у неё перед глазами. Они познакомились в метро, когда он сидел напротив неё, опустив голову и запустив пальцы в свои шикарные волосы. Она не видела его лица, потому что он был либо пьян, либо под наркозом, либо слишком расстроен, поэтому держал лицо вниз. Но его волосы, разлетающиеся во все стороны мягкими золотистыми кудрями, поразили её. Они были словно гениальные, шальные мысли, вырывающиеся наружу из головы гениального творца, или спустившкнося на землю ангела. Было странно, что такие великолепные, вьющиеся крупными кудрями  волосы принадлежат не женщине, а молодому человеку. Длинные пальцы, запутавшиеся в этих волосах, были как будто попыткой сдержать неудержимое, и словно дрожали от непосильной ноши.  Наконец, когда он поднял голову, то его лицо если и не было ликом, то приближалось к чему-то подобному.

   На неё уставились глубокие, дерзкие, и в то же самое время печальные и многомудрые глаза. Она сразу почувствовала, что этот человек способен на многое, и что такие необычные, сладкие, величественные парни обычно бывают м... геями. Их не интересуют женщины, они созданы для чего-то другого. Было видно, что мужчина очнулся из какой-то глубокой дрёмы, и его мир был великолепен и далёк от мира этого города и этого метро, где он оказался совсем случайно. Он либо музыкант, либо писатель, подумала девушка: с такими волосами и пальцами невозможно быть ни бизнесменом, ни офисным работником, ни учёным, ни спортсменом, ни офицером полиции. Его нужно было снимать в кино в роли какого-нибудь небожителя или языческого бога. Мощная фигура говорила о том, что он наделён огромной силой, с которой не справиться женщине, этот древний бог родился ещё до разделения мира на добро и зло, на моральное и аморальное. Для него существовали другие, ещё не написанные на земле законы, над которыми, впрочем, надменно насмехались его красивые пышные губы.

   Откинув волосы назад, он встал и распрямился, доставая головой почти до потолка вагона. Его гордая осанка вместе с дерзкой, сладкой и многозначительной улыбкой, блуждающей на его устах, как бы говорили: «Да, я дерзкий, я аморальный, может быть, даже грязный в вашем представлении, но я не сотворён вашими руками, поэтому не вам меня судить! Я сладкий, но вы никогда не узнаете, насколько. Вам никогда не клевать зерно с тех полей, куда летает ночная птица моего духа».

   Наверное, она сидела с открытым ртом, глядя на него, поэтому краем глаза он всё же её заметил. Она работала в модельном агенстве, и такого парня там бы отхватили с руками. Там всегда искали людей с неординарной внешностью, высокого роста, стройных. Поэтому она имела полное моральное право подойти к нему, поскольку он заинтересовал её чисто профессионально. Сделав ему предложение о работе в агенстве, она протянула ему визитку, в ответ на что парень улыбнулся своей презрительно-сладкой улыбкой, и с высоты своего роста оглядел её пристальным и немного высокомерным взглядом.

- Я не отсюда, - сказал он, улыбаясь. – Голос его был приятным и звучным.  «Конечно, - подумала она, - в нашем болоте такие кулики не водятся". Было неловко спрашивать, откуда он и кем работает, но парень сам пригласил её в ресторан, от чего она пришла в смущение, покраснев и даже начав заикаться.

- Если я скажу вам, кто я и откуда, вы всё равно не поверите. Но так как вы не такая, как большинство людей, вернее, как большинство женщин, и были когда-то в прошлых жизнях знаменитой писательницей Шнау Мункер, я расскажу вам всё как есть. Отхлебнув немного вина, незнакомец начал:

- Давным-давно, миллионы лет назад, когда я был ещё молод душой, нас во Вселенной было только трое: я, мой добрый и прекрасный Друг, и одна вечно прекрасная, юная и чистая душой Леди. Я был умом нашей компании, мой друг был её сердцем, а она была душой. Той самой, что всегда между умом и сердцем… Я любил их обоих одинаковой любовью и готов был, не раздумывая, отдать жизнь за каждого из них. Думаю, что у них были такие же чувства ко мне, но так или иначе, у нас впереди была целая вечность, и мы не думали, что придётся когда-нибудь её с кем-то разделить. Мы не нуждались в грубом теле для нашего существования и были душой и эфирным телом бессмертными.

   Мой друг был, наверное, благороднее, чем я: у него было удивительно мягкое, благородное лицо из тонкой плоти, и если бы кто-то мог взглянуть на него, то сразу бы покорился этой неземной добротой. На его губах всегда была благородная улыбка, на которую хотелось смотреть и любоваться ею вечно. А я был совсем другой: всегда гордый, дерзкий, "крутой", с бесами внутри, и если я улыбался, то как будто это была насмешка, а не настоящая сердечная улыбка. Моя улыбка намекала на какой-то странный секрет, на какую-то соблазнительную сладость, которой можно достичь, минуя сердце, любовь и доброту. Я видел, с каким испугом она порою смотрела на меня, и с какой спокойной нежностью она всегда смотрела на него. Кстати, сложен он был не очень хорошо: широкие, совсем не мужские бёдра, сутулая спина, плохое зрение. Я бы не сказал, что он был на 100% великолепен...

   Ну а что касается её, то в ней всё было совершенно. Вечная женственность, как её называют философы и поэты... Просто ей однажды ей пришлось сделать вечный выбор между умом и сердцем, между мной и ним: жаль, что нельзя было без этого обойтись и любить втроём, как раньше... Она долго колебалась, поскольку её влекло и ко мне, и к нему. Со мною бы она узнала больше перемен, больше кайфа, больше смысла, потому что я был более мужественным, дерзким и разрушительным. Но с ним, тихоней и созидателем, ей было более спокойно и легко.

   Однажды, так и не захотев меня познать до конца, она выбрала его, такого женственного, мягкого и благородного. А я… Меня словно выпустили из какой-то тёмной и убогой тюрьмы где-то на задворках Вселенной: я всегда жаждал нового, хотел всё познать, хотел всё испробовать на вкус, со всем бороться и всё победить. И когда я понял, что она выбрала другого, а я остался один, я почти возненавидел себя, свою гениальность, свою дерзость и свою любовь, которая, несомненно, была во мне, но показалась ей менее благородной, чем любовь его чистого сердца. Она как будто поняла, что пройдёт время, и моя любовь к ней потускнеет, поскольку у меня нет сердца, и что рано или поздно я совершу что-то ужасное по отношению к ней. Брошу, предам, или просто утрачу интерес, и тогда ей придётся возвращаться к добряку-сердцу, которое после меня может показаться ей более пресным и невкусным. Поэтому, не дав мне никакого шанса, она потянулась к нему, чтобы соединиться с ним раз и навсегда, а я остался один.

   Весь мир для меня как будто померк, я искал себе утешения, но не находил. Я заперся в маленькой комнатке без окон где-то на краю Вселенной, которая в те годы была ещё безвидна и пуста. Мой ум страдал, возмущался, искал выхода, становясь от страданий всё более отточенным и озаряясь всё более грандиозными идеями и планами. Во мне рождались целые миры, просясь выплеснуться в реальность и заполнить её пустоту своими творениями.

   Все думают, что Вселенную сотворил кто-то великий и могучий, не знающий ни в чём нужды, отказа и поражений. На самом деле её сотворил отвергнутый душой и потерявший своё сердце умник, живущий в жалкой каморке, куда не проникает живительный солнечный свет. Да, он любил, но был отвергнут, вот почему в его мире всё было всегда так сложно с любовью.

   Это я выдумал всех этих неповторимых мужчин и женщин, выдумал любовь, которую мне так и не удалось вкусить, придумал миллионы и миллиарды сюжетов, порою страшных и кровавых, которые могли прийти только в голову к безумцу. Порою мне казалось, что я вот-вот сойду с ума, насколько непосильной была ноша постоянного напряжения и вечного творчества. Между тем Сердце и Душа жили вполне мирно и даже провинциально: оно всё так же мило улыбалось, неспособное на дерзости и достигшие полного понимания и единения. Она и оно… Да, он скорее напоминал мне нечто среднего пола, и если бы не его подкупающая доброта, я бы даже возненавидел его. Но стоило только вспомнить его благородную улыбочку, как моя ненависть сразу же пропадала. - Немного помолчав, он добавил:

- Посмотрите на устройство мира: оно в точности повторяет нашу драму. Позитрон и нейтрон соединены вместе в ядре атома, словно душа и сердце. А электрон, подобно мне, остался снаружи, вот он и мечется. Электрон - это лн, ум, который всегда в движении, в то время как душа и сердце стремятся к покою... - Она представила перед собой эту картинку, поразавшись её разгадке, а парень с волосами Бога продолжал:

- Ах, почему же ему выпало быть добрым, а мне умным? Я бы охотно поменялся с ним местами… Сколько бы я ни старался, даже ценой сотворения всей Вселенной мне было никогда не достичь его невинности, его глупой и доверчивой доброты. В конце концов я плюнул на раскол в нашей троице и смирился: ведь я не смогу себя переделать и стать добрее, как он, а он никогда не сможет так думать и так творить, как я. Пусть он любит её за нас двоих, и даже сейчас я ни в чём его не виню и готов вечно преклоняться пред его божественной благостью. Вот так я занял во Вселенной то место, которое занимаю сейчас: место Творца. Благодаря мне все это и завертелось, и лишь когда людям становится плохо, они вспоминают не обо мне, Творце, а о нем, Великом Утешителе, добряке и тихоне, о сердце.

   Парень закончил свой рассказ, снова опустив
голову и запустив свои пальцы в свои удивительные сверкающие волосы, словно в золотистые, ниспадающие водопадами струи, погруженный а вспоминания о далеких днях своей божественной молодости. Ей пришлось подавить желание дотронуться до этих волос небожителя, зачем-то посетившего землю. Она поймала себя на мысли, что смогла бы полюбить этот Ум, но, словно прочитав ее мысль, он откинул волосы с лица и дерзко произнёс:

- В мой мир больше нет доступа женщинам. Мужчины… порою входят, и мы любим друг друга умом, без сердца. Правда, никто не задержался здесь надолго, и бОльшую  часть своего времени я провожу в одиночестве, всегда что-нибудь творя. Но если тебе уж так нравятся мои волосы, то потрогай, не стесняйся. Они так близко к моим извилинам, что мне будет это даже приятно!

   Смущённо она провела рукой по его волосам, и они действительно были удивительно живыми, нежными и шелковистыми, словно и вправду вырастали прямо из его божественных мыслей. «Как жаль, что у него нет сердца!»  - подумала она, иначе целую вечность она могла бы играть с его волосами, и это  никогда бы ей не наскучило. Она представила себе зелёный луг, берег реки, и они сидят вместе. Ветер играет с его золотыми волосами, и горы вдалеке застыли в удивительной и блаженной гармонии. Двое влюблённых сливаются с ними, превращаясь в одно целое, и никто никогда не разлучит их… Ей всегда казалось, что у неё тоже нет сердца, поэтому такое полное и вечное разочарование ей всегда приносила любовь. Поэтому всё, что рассказал мне Ум, так сильно затронуло её и вызвало волну глубоконо интереса и сопереживания.

   Незнакомец, которого она назвала Умом, закрыл глаза, тая от прикосновения её рук к его удивительным волосам. Ей хотелось сказать ему, что она никогда его не забудет, и что было бы так здорово, если бы он забрал её с собой прямо сейчас в свою вечность и бесконечность, где они смогут жить без сердца, любя друг друга живым и всё понимающим умом...

   Между тем за соседним столиком ресторана стала рассаживаться странная парочка с двумя детьми. Мужчина был благородной внешности и мило улыбался, его лицо словно светилось добротой. Правда, на мачо он явно не тянул: узкие плечи, сутулая спина, очки на носу, широкие и рыхлые  бёдра. Женщина была уже не молода и не красива, лишь её подтянутость и хорошие манеры говорили о благородном и древнем происхождении. Мальчик, который пошёл в неё, также особым благородством не отличался, зато девочка, пошедшая в отца, явно была маленькая принцесса. Её черты были присущи разве что богиням, и её лицо сразу же выделялось из толпы обычных человеческих лиц. Пока все четверо рассаживались за столом, она поняла, что это те самые, о которых говорил Ум. Девочка смотрела на неё удивлённым взглядом, как будто не понимая, почему она так пристально разглядывает её семейство.

   Внезапно мальчик уронил какой-то прибор со стола, и лицо его отца на мгновение исказилось маской злобы. Он легонько ударил мальчика по голове, но через пару секунд уже снова мило улыбался, вернув лицу древнее благородное выражение. Когда же она оторвала взгляд от соседнего столика, то Ума почему-то рядом с ней уже не было. Она не заметила, чтобы он куда-то уходил, и было похоже, что он просто растаял в воздухе, так и не попрощавшись с ней. На столе лежал только его золотистый локон и пара купюр, чтобы она расплатилась за них в ресторане.

   Она прижала к губам золотистый локон и глубоко вздохнула. Разлука было до боли нестерпимой. Она с грустью поняла, что любовь – это остановка, мимо которой её поезду всегда суждено проезжать, не останавливаясь. Словно кто-то купил дом, в котором жить не стал, лишь приходил полюбоваться издали красотой балконов и стен, изысканным изяществом внешней отделки. Благородная девочка из счастливого семейства проводила её долгим взглядом, когда она выходила из ресторана…