Цветочная улица

      Цвет чайной розы смешивался с незабудочной голубизной небес, а белые пушистики-облака ещё сонно потягивались, показывая тем, кто внизу, свои золотистые пузики. Над Эрметрисом вставало солнце. Одним лучом ухватившись за горизонт, оно уже подтянулось повыше и теперь выглядывало хитрым рыжим глазом из-за макушек раскидистых лип на другом берегу Кеоны.

      В открытом настежь окне спальни нежно-розовый тюль играл с шаловливым утренним ветерком, щекотавшим узорчатую ткань прохладными тонкими пальчиками. Тюль тихонько хихикал и кокетливо отскакивал в сторону, когда ветерок пытался ухватить его за кружевную кромку, а ветерок улыбался и продолжал свою бесхитростную игру.

      Инира ещё спала, лежа на широкой кровати под пологом из звёздно-синего бархата, растянутого на четырёх кованых колоннах по углам ложа. На железное кружево изголовья было накинуто прозрачное покрывало из голубой с золотом тафты, на котором уже резвился солнечный зайчик, отражённый от оконного стекла. Новый порыв ветерка заставил тюль толкнуть створку окна, и солнечный зайчик на этот раз угодил прямо в лицо спящей велисте. Почувствовав поцелуй утра, она открыла глаза и улыбнулась новому дню.

      А день обещал быть погожим и приятным. Инира планировала сегодня поколдовать с потоками радости и любви. Она давно хотела этим заняться, да всё никак не добиралась до этого, занимаясь заботами того мира, где была простой человеческой женщиной.

      В прошлый раз, вернувшись в свой мир на планету по имени Бертерра, Инира как всегда проверила, здесь ли её подруга фея цветов Ирис, и, найдя её в саду за разговорами со своими любимыми розами, сразу успокоилась и посветлела душой.

      — Знаешь, — улыбнулась Инира подруге, — мне кажется, с наступлением лета там, на Земле, я стала больше забывать… Ну, не знаю, как и объяснить… Забывать, как пахнет лес, любимые цветы, как парят птицы в небе, взгляд неслучайного друга, капли на листве хрусталиками… Это всё всегда было во мне, со мной и останется. Но в той другой жизни у меня столько всяких забот, что воспоминания стали блёкнуть, а теперь вот вернулась на Бертерру, и всё проявилось. Улыбка на коре дерева… Напев на рассвете (а, порой, и когда садится солнце) — не птичий, не человечий, а словно нечто между. И заговоры снятся, и руки помнят что-то, что разум ещё сам не понял. Ох, Ирис, опять я тебя забалтываю, — смеётся счастливая велиста, — но так хорошо выбраться из городской суеты в твой разноцветный рай. Здесь словно бы всё вот это, о чём рассказываю, окончательно проявилось. Твоя улица, наверное, самое чудесное место во всём Эрметрисе. Да, не-е-ет! Во всей вселенной!

      Подруги долго сидели на крыльце дома Ирис, смотрели на светло-абрикосовый закат, почти прозрачный, совсем не тревожный, а, наоборот, умиротворяющий. Между ними на ступеньке стояла миска со свежей клубникой. Ирис взяла ягодку и стала заворожённо её разглядывать, как будто увидела в первый раз, а положив ягоду в рот, улыбнулась и сказала:

      — Я понимаю тебя, Инира, ещё как понимаю. Знаю, что у тебя много дел и забот и иногда за ними некогда даже послушать тишину…

      Инира тоже взяла спелую ароматную ягоду, и раньше, чем положить её на язык, загадочно улыбнулась:

      — А ещё мне кажется, прямо сейчас на нас кто-то смотрит. Но это не плохое, не страшное, нет! Это на нас смотрят твои волшебные прекрасные розы и новые приключения. Что ж, пусть случаются, главное, чтобы всё заканчивалось хорошо и весело.

      Это было тогда, а сегодня Инира решила проведать подругу, потому что соскучилась по ней очень сильно, и ещё что-то смутное внутри её существа, спрятавшееся в складках бытия, беспокоило велисту.

      Однако это утро было волшебным. Инира сладко потянулась в постели, зажмурилась, улыбаясь утру, чувствуя как по всему телу разливаются новые силы, восстановившиеся за ночь, проведённую в Эрметрисе, в мире, где всегда можно выспаться и отдохнуть по-человечески. Она откинула лёгкое, но тёплое и мягкое одеяло и опустила ноги с кровати. Утопая ступнями в длинном шелковистом ворсе ковра, Инира прошествовала в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок после сна.

      Всё сегодня радовало велисту: и переливающиеся всеми цветами радуги весёлые мыльные пузыри, решившие раздуться и полетать рядом с плещущейся под струями горячей воды стройной женщины, и мягкое тёплое полотенце, радующее свою хозяйку ароматом свежескошенных луговых трав и ветра, и уютный банный халат, нежно укутывающий тело, чтобы никакие случайные шаловливые ветерки не проникли к бархатной коже велисты. Выйдя из ванной комнаты, Инира ещё чуть-чуть понежилась, глядя в окно, и только потом пошла переодеваться в дневную одежду, чтобы спуститься в гостиную и выпить кофе из любимой чашечки, которая уже, наверное, заждалась свою хозяйку.

      В гостиной велисту ждал её верный Дымный Кот, свернувшись шапкой в одном из её любимых кресел. Инире пришлось сесть в соседнее, но это не имело значения. Кофе был ароматным и вкусным, огонь плясал в камине свои страстные танцы, испепеляя доверчивые берёзовые поленья, пуфики ласкали ступни велисты. Всё было уютно и уже давно привычно.

      Мысли Иниры занимал ритуал Временны;х Линий, его ещё называли Линиями Судеб. Она вспоминала всё, что когда-либо знала, слышала или делала сама, додумывая нужные действия и мысли. Этот обряд нужен был, чтобы посмотреть на созданный мир и оценить его гармоничность. Он показывал места, где могли возникнуть неполадки в какое-либо время, или указывал неблагоприятные времена для определённого места в пространстве. Во время этого ритуала ничего нельзя было изменить, но было важно предвидеть неприятности в мире, где пространство и время то и дело норовили поменяться местами, образуя завихрения континуума. Отслеживать все возможные тенденции было очень полезным занятием, потому что, имея знание, можно было изменить ход событий своим собственным участием в этих событиях, своими действиями в происходящем.

      Перейдя в кабинет, где можно было сосредоточенно провести всё действо, Инира задвинула на окне толстые гардины. Стало темно, но света ритуальной свечи, на которой были вырезаны магические знаки, хватало, чтобы ориентироваться в комнате, не натыкаясь на предметы. Дымный Кот, проследовавший сюда за своей велистой, заинтересованно взирал на её приготовления, усевшись на крышке бюро рядом с широкой вазой из малахита.

      Инира встала лицом в сторону окна, закрыла глаза и подняла руки перед собой. В её ладонях возник огромный прозрачный шар, похожий на мыльный пузырь своими радужными переливами. Но в отличие от пузырей этот шар не имел четких границ и тем более стенок, которые могли бы лопнуть. Внутри шара змеились разноцветные линии, они пересекались или, наоборот, расходились в стороны, создавали причудливые узоры или четкие геометрические фигуры, менялись местами или бежали параллельно друг другу. По поверхности этого шара бледными контурами светились материки Лерия, Тагрид и Латар, на нижнем полюсе обозначились Великие Льды, а на верхнем в центре Пролива Трёх Морей медленно наросла Северная Ледяная Шапка. Бертерра предстала перед своей велистой буквально как на ладони.

      Инира открыла глаза и, рассмотрев фантом планеты, улыбнулась — первая часть действа ей удалась на славу. Теперь нужно было формулировать мысли и задавать вопросы. А вопрос у велисты был один единственный: где потребуется её вмешательство в ход событий, чтобы избежать бед и разрушений, или когда, что, впрочем, одно и то же.

      Получив вопрос, фантом оторвался от ладоней Иниры и стал расти, расширяясь во все стороны, раскручиваясь вокруг своей немного наклонённой оси. Цветные узоры из-за ускоряющегося вращения вскоре превратили шар в полосатый прозрачный светящийся в темноте мяч, а когда фантом Бертерры затормозил и остановился, они выстроились в такой тревожный орнамент, что Инира ахнула и отшатнулась.

      Картина приблизилась и детали стали видны очень чётко. Перед глазами был любимый Эрметрис, его Цветочная улица, где как раз хозяйничала фея цветов Ирис, подруга и соратница Иниры и в этом мире, и на Земле. Картина однозначно предвещала гибель Ирис из-за какого-то странного человека. Велиста читала орнамент как понятную с детства книгу, и по щекам милады текли слёзы. Ирис предстояло полюбить, но потерять любимого. Пережить потерю подруга не имела почти никаких шансов, да и вмешательство велисты не решало почти ничего, но остаться в стороне и спокойно наблюдать, как гибнет подруга-волшебница, Инира не могла и желала. Способа вмешаться радуга из цветных змеек не предлагала, не знала она, и чем может помочь подруге велиста. Но вдруг планета снова закружилась, и внутри неё из линий соткался красивый цветок розы, розы их золотых змеек на фоне очертаний другого материка — Латара. Это была подсказка, но Инира пока не понимала её значения.

      Показав всё, что мог, фантом Бертерры уменьшился в размерах, и Дымный Кот сцапал маленький туманный шарик лапами, чтобы поиграть с ним в свои кошачьи игры. Это уже не был фантом планеты, это был мячик из цветной соломки, чтобы когтями было удобно его удерживать в лапах. Из прозрачной соломки… Дымными когтями… Призрачных лап…

      Инира раздвинула портьеры, впустив в кабинет дневной свет, затушила свечу и уселась в задумчивости в рабочее кресло за бюро. Мыслей не было, их как будто сдуло ветром, ворвавшимся через открытую форточку с реки. Ветерок пролетел по комнате, разогнал клоки тягостных предсказаний и развеял плохое настроение велисты.

      «В конце концов, ещё ничего не произошло! — думала Инира. — Зато я всё ещё велиста, а значит, как я велю, так и станет!» На этой здравой мысли она поднялась и отправилась собираться в гости к подруге.

***

      «Пусть прошлое остаётся в прошлом! — думал он с какой-то даже озлобленностью, яростно шагая прочь от зелёной двери. — Пусть дальше будет только хорошее! Как же я хочу счастья! Хочу, чтобы самые красивые женщины этого мира принадлежали мне все до единой! Чтобы все богатства этого мира были моими! Хочу властвовать здесь и сейчас! Ведь я этого достоин! Это я родился с могучей королевской кровью в венах! Это я самый красивый на свете, она сама так сказала! Этот мир принадлежит мне по праву первородства и вообще! Вот!»

      Вообще-то политика и власть его никогда не привлекали, он считал их занятиями скучными и занудными. Ему всегда больше хотелось удовольствий от жизни и женских ласк, но сегодня он был настроен очень решительно.

      По морской набережной, носившей название Летняя, под арками из цветущих глициний обласканный лучами заката шёл голубоглазый стройный мужчина. Его соломенные волосы нежными кудряшками обрамляли красивое лицо, которое сейчас ещё немного портили сдвинутые в гневе брови, но через пару минут оно стало спокойным, и безмятежная улыбка осветила его удовольствием.

      Розовые, белые и сиреневые длинные соцветия глициний источали чарующий сладкий аромат. Соцветия раскачивались, ласкаемые тонкими пальчиками вечернего бриза, и блондинчик иногда слегка подпрыгивал, вытягивая руку над головой, чтобы поучаствовать в раскачивании цветов этой красивой лианы. В очередном прыжке он сорвал белую гроздь цветков, растёр их ладонями и протёр свои волосы, чтобы какое-то время пахнуть также прекрасно.

      Лиана погрустнела — никто до сих пор не рвал её цветов, потому что они сразу же вянут и потом их запах становится мертвенно неприятным. Мужчина, нанося этот запах на свои волосы, понятия не имел о таких тонкостях. Впрочем, все срезанные и сорванные цветы начинают сразу умирать, лишившись своих корней, только кто-то умирает долго, тогда люди говорят, что цветы хорошо стоят и не вянут. А такие, как она, вянут очень быстро. Про таких говорят, что эти цветы не стоят совсем, значит, их нет смысла собирать их в букеты.

      Молодой человек пришёл в порт Эрметриса и сел на корабль, отплывающий в сторону Латара. Определённой цели у него не было, главным делом он хотел побыстрее покинуть этот город и эту страну, чтобы избавиться от мерзких воспоминаний о пережитом проклятии. То чудо, благодаря которому он остался цел и невредим, он приписал доброй судьбе, уверив себя, что сам-то он ни в чём не виноват. Вот с такой чистой совестью и честно украденными у своих спасителей драгоценностями принц Лиор Химирский отбыл в свою вотчину, где его, к слову сказать, никто уже давно не ждал.

***

      Улица, которую выбрала для себя фея цветов Ирис, шла от Ратушной площади прямо к морскому мелководью, где был широкий городской пляж, а набережная носила название Летняя, потому что там почти никогда не бывало зимы. Народ Эрметриса не очень любил холод, поэтому зиму с её холодным ветром и суровыми тёмными волнами можно было наблюдать на этой набережной только изредка ранним утром, да и то это случалось, когда погулять по берегу заходил кто-то несчастный в грустном настроении. Но позже на пляж стекался народ, жаждущий лета и солнца, тёплой воды и ровного красивого загара, и на берег возвращалось почти вечное лето.

      Ирис выбрала эту улицу именно из-за моря и лета. Любовь к морю она принесла из самого детства, а лето было удобно для растений, чтобы радовать свою фею бурным и обильным цветением.

      От Ратушной площади улица шла под уклоном, поэтому велиста отпустила свою повозку сразу, как та довезла её до площади. Потом Инира прошлась по торговым рядам, организованным по поводу какого-то очередного праздника, приобрела корзинку удивительной рассады с белыми нежными вьюнами для подруги, и неспешно двинулась пешком в сторону моря. По Цветочной улице Инира любила пройтись медленно, с удовольствием рассматривая аккуратные домишки, утопающие в зелени садов и цветах, радующих взгляд своим разнообразием.

      В самом начале Цветочной улицы, ещё на площади, дома были довольно высокими, этажа в три-четыре. Их белёные стены и тёмно-коричневые балки каркаса гармонировали с деревянными ставнями, распахнутыми в стороны и открывающими на обозрение висячие цветники почти на каждом окне. У входов в дома, около крыльца или на ступенях стояли массивные вазоны с высаженными в них белыми, алыми и чайными розами и низенькие кадки с синими лобелиями.

      За чередой фахверковых домов выстроились дома пониже. Они были сложены из камня и оштукатурены. Их стены, выкрашенные охрой, были идеальными для клематисов, разноцветным ковром почти целиком завесивших даже окна. Дома, которым не повезло обзавестись покрывалами из дикого винограда, свисающего бородой с крыш и ползущего по прохладным колоннадам, усиливая затенение и уединённость под их сводами, старались заполучить максимум цветочных горшков с разноцветными яркими пеларгониями. Горшки крепились прямо к стенам, подвешивались на крюках или стояли на подоконниках. Прямо вдоль стен на камнях мостовой стояли большие горшки и всё те же кадки с буйно цветущей пеларгонией, распустившей свои алые, розовые, сливочно-белые, бордовые и почти фиолетовые соцветия. А между этими нескромными горожанками тоже из вазонов высились голубые красавцы дельфиниумы.

      То там, то тут хозяева крошечных семейных ресторанчиков вынесли на улицу столики и стулья, чтобы люди могли перекусить на открытом воздухе. Странное дело, но вкус еды, съеденной на улице, всегда казался богаче и приятней, чем та же еда, но проглоченная в комнатах и залах внутри домов.

      Там, где улица сужалась, противоположные дома соединялись арками-переходами на уровне вторых этажей, где устраивались маленькие подвесные сады. Там царствовали плетистые розы, свешиваясь из своих вазонов и с любопытством наблюдая людскую суету внизу.

      Ближе к морю домики становились всё ниже, зато стояли они всё дальше друг от друга, отступая вглубь своих садов и палисадников. Там за низенькими белыми ажурными оградками расположились яблони и вишни, груши и абрикосы. Оттуда же благоухали жасмин и сирень, а гортензии покачивали своими разноцветными головами вслед пролетающему ветерку, как бы осуждая этого шустрого мальчишку-шалуна, потревожившего их такой упорядоченный уют. То там, то тут во весь рост вставали каштаны, красуясь свечками своих цветов. Иногда встречались группы раскидистых лип, источающих медовый аромат мелких невзрачных цветов.

      Везде и повсюду летали пчёлы, деловито гудели шмели, тяжело перенося свои мохнатые брюшки от цветка к цветку. Яркие, как детские мечты, бабочки радовались своей короткой и праздной жизни. В вышине, поближе к облакам, сновали стрижи и ласточки, радуясь отловленной мошкаре и оглашая мир песнями торжества.

***

      Химира встретила своего изгнанного принца вонью рыболовецких причалов и матерной бранью портовых грузчиков. Даже поднявшийся морской ветер не в силах был освежить атмосферу пристани и избавить прибывших моряков от запаха, буквально въевшегося в каждую доску настила. Стараясь как можно быстрее проскочить таможенный досмотр, принц назвал первое имя, которое пришло ему в голову.

      — Я Ларс Фоули, подданный Его Величества Нолена Латарского, вернулся на родину после долгого путешествия по Лерии.

      — То-то вы, мастер, одеты в рыбацкое, а на рыбака ни капли не похожи. Я сначала подумал, что вы из этих, как их… Из бунтарей, нет, этих… тырористов. Во! — служащий таможни удовлетворённо хмыкнул, довольный, что вспомнил, ну, почти вспомнил закавыристое заморское словцо, которым теперь латарцы ругают всякую шушеру и шелупонь.

      — Нет, я совсем никакой не тырорист, я даже не представляю себе, что у нас тут творится, — гордо вскинул голову Лиор.

      Наконец, таможенник увидел в приезжем что-то благородное в облике и поспешил закончить оформление бумаг, поняв, что душевно поболтать за счёт вновь прибывшего никак не получится, и пожелал успехов Ларсу Фоули. Лиор забрал документы и, перестав замечать всё ещё рассматривающего его таможенника, широким шагом делового человека вышел из душного помещения.

      Первое, чему про себя порадовался Лиор, это факту, что на троне пока ещё его полудурок папаша Нолен. Это означало, что его злоключения были не такими уж продолжительными, как показалось. Вторая новость была плохой — его могли узнать как принца Лиора, и тогда ему грозила бы своими тихими подвалами их королевская тюрьма.

      Лиор не был тырористом, он ничего не тырил, он всего-то навсего предал своего короля и папеньку, выдав своей очередной, правда, очень сексуальной подстилке незначительную на его, Лиора, взгляд домашнюю тайну. Ну, кто же знал, что эта девка не обычная помощница гостившего у них герцога Вигарда, а его уши и глаза, причём очень внимательные уши и глаза, да ещё и с великолепной памятью.

      Таар Вигард владел землями Латара на противоположном побережье континента. Столица герцогства тоже носила гордое имя Вигард, будучи родовым гнездом знатных мореплавателей и путешественников, принесших немало пользы королевскому трону в прошлые века. При заключении всеобщего мира предки Таара сыграли свою важную роль, и становление Всеобщего Правительства Бертерры тоже не обошлось без Вигардов. Тогдашний король Латара Гинир Алдеринк тоже поставил свою высокоблагородную подпись под Всеобщим Договором о Мире, но его подпись стояла под яростным росчерком герцога Маатса Вигарда, тоже претендовавшего на латарский королевский трон.

      Когда во владение герцогством вступил Таар, он тоже стал лелеять смелую мечту о захвате латарского трона и сосредоточении всей власти в своих руках. Зная тайну, которую ему раскрыл неосторожный принц Лиор, получить власть было бы лёгкой задачей. А ещё Таар имел многочисленных сторонников и верных друзей. Он был умён и сообразителен, образован и интеллигентен, в его венах текла королевская кровь. Таар Вигард имел шанс стать наилучшим королём Латара на все времена.

      Ему благоволили правители Лерии и Тагрида, никто не стал бы оспаривать его победу. Но, увы, дорогу перебежал чёрный кот, и неприятности из мелких превратились в крупные, а потом и совсем настали трудные времена — на Вигард напала страшная чума, выкосившая почти половину жителей и самого города, и всего герцогства. Таару стало не до завоевания латарского трона.

      Злые языки поговаривали, что без королевских колдунов не случился бы такой сильный мор, но доказательств не было ни у кого, а, как говорится, не пойман — не вор. Вигард с трудом оправился от потерь и в ту пору, когда Лиор прибыл в Химиру, герцогство только успело наладить свой быт и снова начать вести торговлю, заниматься мореплаванием и оставшиеся в живых стали робко радоваться жизни.

***

      Дом самой феи-садовницы стоял на самом углу Цветочной улицы и Летней набережной, ступеньки его широкого крыльца-веранды спускались к мостовой, а от неё до воды было несколько десятков шагов. В голубой дымке морского воздуха были видны сияющие на солнце белоснежные паруса яхт, но к прибрежному мелководью они не подходили, поэтому казались крошечными, почти как игрушечные кораблики, что мальчишки запускают в весенних ручьях по утрам.

      По сторонам от ступенек прямо на земле, отгороженной бордюром из камня, росли синие ирисы с ярко-жёлтыми серединками, перемежаясь с цветами ирисов бледно-пепельных оттенков, жёлтыми, бордовыми и розовыми. Перед ними по земле стелились ковры из барвинка с фиолетовыми цветками-звёздочками, а за ирисами высились огромные кусты роз.

      Розы были всех возможных и невозможных цветов и оттенков. Там были и чайные неженки, и белые невестушки, и алые страстные и пьянящие своим ароматом розы. Бордовые и почти чёрные томные красавицы вечера с широко раскрытыми цветками будили нескромные мысли даже у Иниры. Жёлтые розы, подражая солнцу, освещали свой розовый мир нежностью и надеждой.

      Среди роз особняком стоял куст с тёмно-зелёными листьями и без единого цветка. На нём не было даже бутонов. Он был хмурым и безрадостным. Инира почувствовала исходящее от него чувство безысходности, но отмахнулась, решив, что ей это лишь показалось.

      Со стороны улицы в дом Ирис вела ярко-зелёная двустворчатая дверь, встроенная в арочный проём, над которым расположились ветки ярко-малиновой плетистой розы. Рядом с дверью было небольшое оконце, где на подоконнике стояла плошка с весёлым пучком полосатой травы.

      Инира потянула дверь на себя и вошла в открывшийся полумрак, наслаждаясь прохладой, такой контрастной в сравнении с жарким летним солнцем улицы. Навстречу никто не вышел, а в доме было непривычно тихо, не слышалось привычных мелодий, которые обычно мурлыкала Ирис, занимаясь растениями или рукоделием.

      И в гостиной никого не было, только скучали в стороне шкатулки с вышивкой и одиноко пылились напольные пяльцы, которых, было видно, давно не касались ласковые руки хозяйки. Инира забеспокоилась уже не на шутку, но тут она услышала приближающиеся шаги.

      — Приветствую тебя, велиста, — произнёс входящий в гостиную мужчина.

      — Артафер? Что ты тут… — Инира запнулась, увидев, как горестно маг смотрит на неё. — Что произошло? Где Ирис?

      — Я сожалею, — печально тихим голосом ответил волшебник, — с Ирис приключилась беда. Теперь дни её сочтены. Даже я не в силах дальше поддерживать жизнь в её теле. Она не хочет больше жить. Эта несчастная любовь убила её.

      — Я должна её немедленно увидеть! — крикнула велиста, выбегая из комнаты. Артафер последовал за ней в спальню феи.

      В спальне было свежо и тихо, нежно пахло смесью роз и ландышей. Светлые гардины были раздвинуты, а тонкие муаровые занавески придавали обстановке лёгкость и завершённость. На широкой кровати с резным изголовьем под шёлковым пёстрым одеялом лежала Ирис. Она спала, но выглядела такой печальной, как будто ей снился загробный мир и все его страдания. Черты её красивого лица трагически заострились, и вся она казалась скорее уже нездешней, плотным фантомом самой себя, а не яркой и жизнерадостной, какой привыкла видеть фею велиста.

      — Ирис… — прошептала Инира, падая на колени перед кроватью подруги. — Зачем же ты так? Что ты с собой сделала?

      — Инира, — Артафер склонился к велисте и положил ей на плечи руки, — идём в гостиную. Ты увидела всё своими глазами, а я тебе расскажу, что же произошло.

      Велиста поднялась с помощью шамана и позволила ему увести себя из спальни. Оглянувшись в надежде, что подруга сейчас резво встанет и скажет, как они весело её разыграла, Инира увидела, что даже свет будто бы угасает рядом со спящей феей. В очень светлой комнате в том месте, где стояла кровать феи, сгущались настоящие сумерки.

      В гостиной Инира тяжело опустилась в изящное, но, тем не менее, уютное кресло и горестно вздохнула. А расположившийся по соседству маг стал рассказывать.

      — Некоторое время назад, по земным меркам около двух месяцев, Ирис обратилась во мне за советом. Тебя здесь не было, а беспокоить тебя в том шумном мире она не решилась.

***

      Проблема состояла в том, что один из розовых кустов, непонятно, откуда взявшийся — Ирис утверждала, что сама она его не высаживала, и самостоятельно прорасти из семян куст тоже не мог, слишком большой уже. Так вот этот самый куст с тёмно-зелёными красивыми листьями мало того, что никак не мог расцвести, когда цвели уже все соседи, он стал увядать.

      Ирис делала всё возможное, чтобы помочь этому кустику: поливала, удобряла, колдовала, только всё было напрасно. И куст продолжал чахнуть. Тогда Ирис обратилась к Артаферу, вспомнив, что и велиста к нему обращалась в трудном случае.

      Прибывший на побережье маг, мельком осмотрев владения феи-садовницы, сразу понял, что даже ему будет трудно справиться — такие зловещие чары были наложены на этот розовый куст.

      — Ирис, — обратился маг к фее, — ты уверена, что нужно снимать это заклятие? Я чувствую, что это будет очень опасное мероприятие. Но опасность, которая ждёт тебя после того, как цветы распустятся, многократно страшнее.

      Ему очень нравилась эта милада, шаман никак не желал причинить ей хоть малейший вред.

      — Как ты можешь такое спрашивать? Как ты можешь сомневаться? Это же живое существо — розовый куст! И ему плохо, ему больно! Конечно, проводи свой обряд! Пусть этот куст тоже цветёт и радуется жизни.

      — Как ты хочешь, фея, — скрепя сердце согласился шаман.

      Ирис ещё долго ворчала по поводу бессердечности Артафера и удивлялась дружеским предпочтениям велисты, а маг уже уехал, чтобы приготовить всё для обряда.

      Вернулся он ближе к полуночи. Летние сумерки уже сгустились, но зато уже включились уличные фонари, как и всё вокруг, украшенные подвесными корзинами с цветами. Корзины эти были многоярусными, и на каждом из ярусов были прикреплены гирлянды из крошечных фонариков.

      Первым делом шаман наложил временное заклятие на берег моря и улицу с набережными, чтобы никто не мог пострадать, случайно попав под действие колдовских чар до утра, когда чары спадут. Побережье очень быстро обезлюдело, а прохожие на Цветочной улице, решившие отдохнуть у воды, почему-то передумывали и уходили проводить время любыми другими способами.

      Удостоверившись, что на берегу остались они вдвоём с феей, Артафер очертил вокруг себя и Ирис широкий огненный круг, от которого по земле стали распространяться тонкие огненные линии, образуя фантастической красоты орнамент, напомнивший фее цветы замысловатой формы с семью лепестками каждый. Потом пришло время заклятий посерьёзней. Артафер выкрикивал гортанные звуки, воздух дрожал, гудел и искрился, временами становилось светло, как днём, но куст с почти чёрной листвой оставался пожухлым, и жизнь продолжала уходить из него, стекая по корням. Теперь Ирис видела это также отчетливо, как и шаман.

      Поняв, что терпит неудачу, колдун решился на самое отчаянное средство и шагнул в нижний мир. Он привык делать это в своём домишке, где был защищён со всех сторон магическими знаками и развешенными везде заклинаниями. Выйти в нижний мир вот так, на берегу моря, где маг открыт всем стихиям и всем духам нижнего мира, было, действительно, жестом отчаяния.

      Оказалось, что здесь их с феей уже поджидает огромный монстр. Он был таким жирным, что не мог стоять, и лежал на земле, растекаясь бесформенным телом в разные стороны. Его чёрная кожа лоснилась от сала, а толстые губы огромного рта растянулись в острозубую улыбку. Мясистые щёки почти закрывали крохотные злобные свинячьи глазки. Монстр колыхался от утробного хохота, распространяя вокруг себя гнилостное зловоние. Ирис стало дурно от такого соседства, и она чуть не упала в обморок, но Артафер поддержал миладу своей верной рукой.

      — Чего тебе надо тут, шаманишка? — спросил монстр, похрюкивая от удовольствия, в надежде поживиться «сладеньким».

      — Ты поутихни, Злогновред, поутихни, — спокойно и уверенно сказал Артафер, — нет такой силы у тебя, чтобы просто поднять себя с земли, тем более нет у тебя сил, чтобы вредить мне, Хозяину Капли Крови.

      Услыхав это, монстр перестал улыбаться, посерьёзнел, огромное желеобразное тело его сделалось ещё более жидким, и он со вздохом сожаления просочился под землю в следующий слой нижнего мира. Ведь известно, что верхних миров всего семь, их называют Семь Небес, а вот сколько есть в наличии нижних миров не известно даже самим демонам, потому что у них всегда есть возможность провалиться сквозь землю.

      — Вызываю тебя, Эхонахр, явись и подчиняйся мне, — зычно прокричал шаман после того, как Злогновред окончательно утёк.

      Вокруг огненного орнамента сгустилась непроглядная мгла, не стало видно даже обеих лун, дружно вышедших сегодня на прогулку по небосклону. Мгла стала уплотняться перед Артафером и понемногу рассеиваться с противоположной стороны огненной границы. Продолжалось это до тех пор, пока весь мрак не скопился одном месте и не приобрёл форму большого чёрного пса. Пёс встряхнулся, от его мохнатой шкуры во все стороны посыпались сгустки тьмы.

      — Я слушаю тебя, Хозяин Капли Крови, — пёс оскалился, произнося приветственные слова, но ни красного языка, ни белых клыков Ирис так и не увидела, только мгла, только мрак и темень, ничего больше не было в этом демоне.

      — Эконахр, отвечай на мои вопросы, а когда я скажу тебе, что получил все ответы, я тебя отпущу в твой мир.

      — Задавай, но и ты мне отплатишь за ответы сполна, — пёс так щёлкнул своими чёрными клыками, что даже бывалого мага пробил озноб. — Ты отдашь мне свою спутницу.

      — Исключено! Тогда я вызову другого демона, чтобы он ответил на мои вопросы вместо тебя, а тебя запру навек. Ты, ведь, знаешь, что я это могу легко сделать.

      — Знаю, — неохотно признал пёс Эхонахр, — знаю. Я пошутил, дашь мне каплю её крови. Мне хотелось, конечно, поторговаться с тобой по поводу того флакончика, что нестерпимо сияет у тебя на груди, но Каплю Крови Велисты ты ни за что не отдашь, да и меня она просто уничтожит. Знаю…

      — Ирис, что ты скажешь? Согласна ли ты своей кровью оплатить ответы на вопросы о твоём завядшем кусте неизвестных роз? — Артафер вложил в эти слова всё своё сомнение. Будь его воля, он прогнал бы пса и вернулся в обычный мир, но его помощи просила Ирис, и только ей решать, какую цену она заплатит.

      — Да, я согласна заплатить каплей своей крови, — прошептала фея так тихо, что человек, будь он даже рядом с её лицом, не разобрал бы слов, но демон и шаман всё услышали и приняли её согласие. Один торжествовал, второй стал совсем угрюмым.

      — Вопрос первый, — объявил Артафер, — скажи нам, почему этот куст роз не расцвёл вместе с остальными, а стал увядать?

      — Этот куст роз не вырос из земли, как остальные, а его наколдовал один очень сильный латарский маг. Он его зародыш пустил по ветру, думал, что тот плюхнется в пустынных местах. А вон, смотри, куда его судьба забросила, — пёс заулыбался своей мрачной ухмылкой. — Но проку всё равно нет, и это даже хорошо — скоро его душа попадёт к нам, а мы уже разберёмся, что к чему.

      — Что сделать, чтобы этот куст ожил и зацвёл?

      Пса передёрнуло от этого вопроса, как будто его хлестнули кнутом, судорога свела всё его призрачное тело, и он нехотя процедил сквозь зубы:

      — Чтобы жить, ему нужна любовь, чистая и светлая, — и, разжав челюсти, пёс залаял — Но ни-кто не дол-жен его лю-бить! Ни-кто! Ни-кто! Ни-ко-гда! Он мой! Мой! Ещё сов-сем чуть-чуть и он умрёт на-всег-да!!!

      — Какой ритуал нужен, чтобы воскресить его? — Артафер был непреклонен, а эмоции он себе запрещал всегда, когда занимался своим делом.

      — Пусть фея капнет на куст свою кровь! — выпалил демон. — Это будет и ритуал, и плата мне. Но пусть она знает, что с каплей крови передаёт ему власть над своей любовью!

      — Что скажешь, фея-садовница? — обратился к Ирис колдун, уже зная, какой получит ответ.

      — Я согласна на все твои условия Эхонахр. Пусть он получит власть над моей любовью, но не ты. Пусть ты получишь каплю моей крови, но не он. Пусть ты, чёрный пёс Эхонахр, будешь служить Артаферу до конца времён. Моя кровь почти так же драгоценна, как и кровь велисты.

      — Пусть так и есть, — заключил Артафер.

      — Что ж, пусть так и есть, — подтвердил Эхонахр, — хотя ты, Артафер, обещал меня отпустить, когда получишь ответы на свои вопросы.

      — Я обещал, я и отпущу. Не таскать же тебя с собой повсюду. Но фея велела тебе служить мне, так что будешь являться по моему первому зову, выполнять мои поручения, и снова уходить.

      — Ладно, пусть так и есть, — обречённо согласилась туча мглы, постепенно теряющая очертания собачьего силуэта. — Идите к своему кустику, хи-хи, окропите его… кровью феи цветов, хи-хи-хи.

      Ирис не отреагировала на неприкрытое ёрничание демона тьмы, приняла из рук Артафера ритуальный кинжал и пошла к розам. Когда она занесла руку с кинжалом над запястьем другой руки, раздался гром, и мир озарила вспышка молнии. А когда капли крови упали на листья куста, с небес полился такой сильный поток воды, что оба волшебника тот час промокли до нитки.

      Ритуал был окончен, вода затушила огонь, демон мглы растворился без остатка. Обе луны, и Малая, и Большая, уже склонялись к горизонту, а на востоке над городом уже появилась розовая полоска восхода.

      На многострадальный куст упал первый луч солнца, осветив сочные тёмно-зелёные листья и один единственный крепкий бутон. Сердце феи затрепетало от радости, что всё получилось, что вот он — её любимый цветок, он скоро раскроется и будет радовать всех своей красотой. Оставив растение приходить в себя и распускать цветок, Ирис и Артафер, безмерно уставшие в мокрых одеждах, поднялись по ступеням в дом феи. Ирис накрыла на стол, а маг наколдовал тепло и сухость. Ирис ушла отдыхать в спальню, а маг с разрешения хозяйки устроился в гостиной. Артафер никак не мог избавиться от предчувствия неизбежной и непоправимой беды.

***

      На окне королевской опочивальни стоял недопитый бокал рядом с пыльной от старости, местами замшелой бутылкой благородного аллертасийского вина из королевского погреба. Рядом горел пятисвечник, освещая ночное окно и лежащего на полу мёртвого человека. Нолен смотрел на отца и не мог отвести глаз от его пристального невидящего взгляда. Казалось, покойный король пытается выжечь в предавшем его сыне все тайные пороки, о которых никто не должен знать.
Наконец, Нолен склонился над телом и прикрыл веки покойного.

      — Вы довольны, Ваше Величество? — услужливо поклонившись, спросил Бринси Фликс, королевский шут.

      Нолен вздрогнул от непривычного обращения. До сего момента так обращались к его отцу, а он был только лишь Высочеством, наследным принцем Ноленом Алдеринком Химирским. Но теперь его всегда, до самой смерти будут называть Ноленом Латарским. Теперь он сможет жениться на любимой девушке, потому что никто больше не посмеет указать ему на мезальянс в его отношениях с дочерью богатого купца из Вигарда ван дер Вейна, и им с Лин больше не придётся прятаться по захолустным гостиницам.

      Послышались торопливые шаги, и в опочивальню почти вбежала красивая, но уже начавшая полнеть с возрастом, милада в богато расшитом золотом тёмно-синем бархатном платье.

      — Нолен, мальчик мой, что ты делаешь здесь? — спросила она, тревожно осматривая комнату.

      — Рогерн! Нет! Рогерн!

      Она увидела лежащее на полу тело мужа и бросилась к нему, но Бринси Фликс не дал ей опуститься на колени.

      — Ваше величество, Анна Герарда, король умер. Да, здравствует король Нолен Латарский! — голос шута был абсолютно серьёзным и торжественным.

      — Мама, разве ты не рада? — спросил Нолен и обижено оттопырил нижнюю губу, как делал это всегда, обижаясь на родителей в детстве.

      — Рада? Ты сошёл с ума, мой мальчик? — теперь королева была в ярости. — Рогерн был полон сил, он был здоров как бык! Кто поверит, что король умер своей смертью? Ты с самого первого дня своего правления будешь назван отцеубийцей, болван!

      — Но я его не убивал, мама, это сделал Бринси по моей просьбе.

      Шут побледнел и отступил к окну, где лежало тело покойного.

      — Да-да, это шут его отравил, а не я! И не надо меня пугать всякой ерундой, мама, ведь я теперь король! И если будет на то моя воля, я запру тебя в тюрьме, а из наших королевских подвалов выходят на волю только души умерших, мама.

      Голос Нолена приобрел стальные нотки, и Анна Герарда посмотрела на сына с удивлением, она даже не предполагала, что в её рохле живёт такой хладнокровный мерзавец. Такой король, пожалуй, справится и со своей коронацией, и с репутацией, и континентом править сможет не хуже отца. А вдовствующая королева-мать… Ох, как ей непривычно было про себя так думать! Она никогда не любила своего супруга, но она привыкла быть первой миладой королевства. Впрочем, королева мать будет при сыне до его женитьбы, а потом станет воспитывать внуков, обучать их семейным традициям. Теперь женитьбе на этой простолюдинке никто помешать не сможет, и Лин Филомена ван дер Вейн станет королевой.

      — Эй, стража! — крикнула королева. — Стража! Арестуйте этого человека, он убийца, государственный преступник, изменник и отравитель. Это он убил нашего короля Рогерна.

      Вбежавшие на зов крепкие стражники легко справились с уже не оказывавшим сопротивления шутом. Все обещания Нолена были забыты или новоявленное Величество предпочёл их просто не выполнять. А это означало лишь одно: не быть Бринси Фликсу королевским советником, не стоять за троном, не остаться ему даже королевским шутом, даже не сидеть на ступеньках перед троном. Это бесспорно говорило, что он, глупый Бринси Фликс будет казнён на заре, а его напарник по преступлению принц Нолен уже стал королём и будет править страной, будет жить дальше и рожать наследников.

      — Будь ты проклят, Нолен! Ты и твои потомки до седьмого колена! — только и успел выкрикнуть шут, когда его уводили охранники.

***

      На следующий день Ирис выбежала посмотреть на свой многострадальный розовый куст сразу, как только проснулась, накинув на ночную сорочку только свой домашний тёплый халат. Куст распушился и гордо стоял среди соседних кустов. О, да-а-а! Гордиться было чем — его единственный бутон расцвёл, это оказался необычайно крупный цветок золотого цвета. Не жёлтого, а именно золотого! Ирис сначала не поверила своим глазам, ведь таких цветов просто не может быть. Но роза покачивала своей царственной головой, снисходительно глядя на свою хозяйку.

      — Артафер! Артафер! Иди скорей сюда, — позвала Ирис. — Посмотри, какое чудо ты совершил!

      — Да-а-а, я таких цветов ещё не встречал ни в одном из миров, — подтвердил восторг феи спустившийся по ступенькам маг. — Только будь с ним предельно осторожна, умоляю тебя, Ирис! У меня очень плохое предчувствие, а я крайне редко ошибаюсь в этом.

      — Какие могут быть неприятности от такого красавца? Ты о чём? — отмахнулась от предупреждения волшебница. — Я буду холить и лелеять такую красоту! Люди будут проходить мимо и удивляться, будут радоваться, глядя на это чудо. Спасибо тебе, Артафер, ты самый великий шаман на всей Бертерре!

      И Ирис, улыбаясь и счастливо смеясь, обняла колдуна и поцеловала его в щёку. Артафер нежно удержал миладу в своих объятиях, и следующий их поцелуй был уже глубоким и страстным. Маг, сам того ещё не понимая, влюбился в светлую добрую и такую красивую фею цветов, и Ирис разомлела от внезапно нахлынувших на неё чувств. А когда она оказалась ногами на твёрдой земле, волшебники услышали тихий шёпот. Было не понятно, откуда исходит голос, звучавший так сладостно, что не слушать его было невозможно.

      — Ирис, королева цветов, госпожа роз и ландышей! Красавица Ирис, ведающая все тайны растений! Умница Ирис, всемогущая фея садовница! Ты совершила это чудо, только ты! Ты увидела меня, твоё сердце болело от сочувствия моему горю, твоя кровь напоила меня и наполнила жизнью. Твоя любовь может совершить ещё одно чудо. Хочешь ли ты довести начатое до конца? Хочешь ли ты окончательно расколдовать меня?

      — А кто ты? — Ирис, зачарованная похвалами, была околдована и заинтригована. Ей казалось, что возрождение куста и цветение волшебной розы и есть окончательное чудо, а оказалось, что это только начало? — Откуда ты со мной говоришь?

      — Не слушай его, Ирис! — встревоженный Артафер понял, кто говорит и от кого исходит смертельная опасность. Он уже сделал первые шаги, чтобы растоптать золотую розу, но фея в ужасе ухватила его за локоть и не позволила довершить начатое.

      — Что ты делаешь? Не смей! Кустику нужна помощь, а ты его хочешь убить? И это после того, как ты сам потратил столько сил на его воскрешение? Это немыслимо, Артафер! Если ты не перестанешь, я прогоню тебя навсегда! Ты станешь моим врагом!

      — Хорошо, — сдался шаман, — я обещаю тебе не чинить этому кусту никакого вреда.
Артафер уже не мог существовать без прелестной феи цветов, поэтому решил, во что бы то ни стало, быть рядом и защитить её от грозящей беды. А в том, что беда уже не за горами, шаман был абсолютно уверен.

      — Ирис, что ты хочешь теперь сделать? — спросил маг.

      — Как что? Окончательно расколдовать этот волшебный цветок. Ведь ему же всё ещё плохо, — фея удивилась, что колдун так упорно не желает понимать её. — Это же очевидно.

      — Хорошо, но обещай мне, что позволишь быть рядом с тобой столько, сколько я сам сочту нужным. Обещаешь?

      — Ладно, — пожала плечами милада, — раз ты так настаиваешь, обещаю. Только вот сейчас, Артафер, не мешай мне, пожалуйста.

      — Договорились, — глухо согласился маг и сделал шаг в сторону от розовой клумбы.
Ирис шагнула к золотому цветку и протянула к нему руки.

      — Что же мне сделать, чтобы расколдовать тебя, прелестное создание? — и фея с нежностью обняла ладонями головку сияющего золотом цветка.

      — Я нравлюсь тебе, фея?

      — Конечно, очень нравишься.

      — А ты могла бы полюбить меня по-настоящему? Полюбить меня больше всех на свете?
Ирис подумала, что она и так уже любит этот розовый куст больше всех цветов на свете, и согласно кивнула.

      — Я люблю тебя, ты просто чудо!

      — Теперь поцелуй меня, только целуй тоже по-настоящему, а не как подружку в щёчку.

      Волшебница удивилась, но приникла к золотым лепесткам нежным и чувственным поцелуем, а когда она отвернулась, чтобы отдышаться, мир осветила молния, и снова грянул гром, но уже без дождя.

      На том месте, где прежде была золотая роза, стоял высокий молодой человек красивый как бог. На нём была широкая белая рубаха из тончайшей ткани и зелёные бархатные штаны такого покроя, который носили латарские придворные пару лет назад.

      Шаман встал между феей и взявшимся из ниоткуда незнакомцем, чтобы защитить миладу, но мужчина и не думал ни на кого нападать. Он сделал несколько шагов, присел, разминая ноги, сделал несколько широких движений руками, будто собирался взлететь, потом пошевелил пальцами рук, и удовлетворённо рассмеялся счастливым смехом.

      — Милада, ты меня спасла от гибели, и ты меня спасла от проклятия. Теперь я должен на тебе жениться, но я не могу, потому что я принц крови, а привести на престол простую садовницу я никак не могу.

      — Но ты же побудешь моим гостем? — шепотом и с надеждой в голосе спросила Ирис.

      — Конечно, я рад твоему приглашению и обязательно погощу у тебя, — он откинул со лба волнистые пряди цвета спелой пшеницы, отливающие золотом в солнечных лучах, и внимательно посмотрел на угрюмо молчащего шамана, — только вдвоём с тобой, милада. Зачем нам компания? Свидетели? Мне не нужны больше помощники.

      — Как тебя зовут, — спросил Артафер срывающимся на хрип голосом. Он применил один из своих магических приёмов, и голубоглазый красавец не имел возможности солгать, но он сопротивлялся воле мага, как мог, растягивая паузу. — Говори!

      — Я… я…

      — Говори! — повторно приказал колдун.

      — Я Лиор Алдеринк, сын короля Нолена, принц Химерийский, наследник Латарского трона, — сначала он говорил неохотно и через силу, выдавливая из себя слова, но закончил громко и торжественно, гордо подняв голову, и высокомерно взирая на мага и фею.

      Эффект своими словами он определённо произвёл, но не совсем такой, как предполагал. Вместо того, чтобы раболепно пасть к ногам его королевского высочества, шаман скривился в ухмылке, а волшебница просто приоткрыла свои аппетитные красивые губки и сделала удивлённые глаза.

      — Ну, и чего ты ждал, принц? Что я сейчас грохнусь о земь и стану просить тебя о пощаде? — презрительно усмехнулся Артафер. — Если тебя заколдовали в розовый куст, то это означает только одно: кто-то хотел твоей смерти, но не стал пачкать об тебя свои руки, надеясь, что куст сам по себе загнётся где-нибудь в пустынях Тагрида, но промахнулся. И тут тебе несказанно повезло, что тебя выбросило именно сюда, в сад, к Ирис, а она позвала меня, чтобы расколдовать тебя.

      — Если ты хочешь услышать мою благодарность, то ты только бездарно потратишь своё время, мастер. Так что можешь быть свободен, я тебя отпускаю. Живи и помни мою щедрость.

      — Мальчики, хватит препираться, пойдёмте лучше пить чай и кушать фрукты с плюшками, — Ирис так нравился принц, что она не замечала его грубость и неблагодарность. Страсть ослепила волшебницу. А против такой любовной лихорадки даже маг оказался бессильным, что-либо сделать.

      Любовь даётся нам высшими силами, самой судьбой. Любовь свободна и чиста. Её выбор всегда зряч, потому что люди выбирают не глазами, а сердцем. Колдун может лишь приворожить, но это не любовь, а насилие. Это слепая страсть, вожделение, мучительная ревность, изводящие обоих в такой паре.

      Была ли любовь Ирис свободной и естественной или это проклятие золотой розы так сказалось на фее? Артафер не знал. С одной стороны причиной любви могло послужить его собственное колдовство с использованием крови феи. Но с другой стороны, как ни отворачивайся от этого факта, а волшебница полюбила этот розовый куст задолго до похода с шаманом в нижний мир. В любом случае Артафер решил, что не имеет права вмешиваться в выбор Ирис, но и отступать, тем более уходить, не станет. А вдруг ей срочно потребуется его помощь и защита?

***

      Дни шли за днями. Странная компания проводила время за светскими беседами и игрой в карты. Когда Ирис отлучалась по своим цветочным делам, мужчины не разговаривали, но и не отпускали друг друга из пределов видимости. Каждый следил за противником, и каждый ненавидел соперника. Но, понимая, что активными действиями можно только навредить себе, разрушив хрупкое равновесие и спугнув спокойствие феи.

      Томными ночами принц пробирался в спальню Ирис, чтобы согреть её своей молодой страстью. Шаман в это время предавался мрачным думам о несправедливости мира. Он вспоминал велисту, не понимая, как она могла так катастрофически ошибиться при создании Бертерры. Но потом забывался беспокойным тонким как паутинка новорожденного паучка сном.

      Но однажды утром Ирис ворвалась в спальню к Артаферу. Она была растрёпанной и заплаканной, её ночная сорочка сбилась с одного плеча, оголив его, а босые ноги и кружево подола были мокрыми от росы. Огромные глаза были полны слёз, а губы дрожали.

      — Он ушёл! — выкрикнула она и, зарыдав, уткнулась в грудь шамана, мгновенно поднявшегося фее на встречу.

      — Лиор? — с надеждой спросил Артафер, ещё не понимая всей глубины произошедшей трагедии.

      — Угу, — сквозь слёзы подтвердила Ирис. — Ушёл, ограбив меня. Он унёс все мои драгоценные камни, все мои украшения. Скажи мне, чего ему не хватало? Что я сделала не так? Где я ошиблась? Скажи мне! Я хочу его вернуть, я хочу всё исправить! Скажи!

      — Ты сделала всё, что могла, и даже намного больше, — успокаивал срывающуюся в рыдания фею Артафер. Он и раньше не мог её упрекать в глупом стремлении оживить умирающий куст, тем более он не мог объяснить ей эту ошибку сейчас. Фея всё равно не поняла бы — её сердце говорило ей совсем о другом, а она привыкла верить сердцу. Её так учила велиста, а подруге Ирис верила.

      Поиски Лиора не увенчались успехом, и Артафер печально наблюдал, как чахнет фея цветов. Её уже не радовали распускающие свои соцветия гортензии, не тревожила красота орхидей, не вдохновлял аромат ночного табака и благоухание фиалок. Ирис перестала здороваться с окружающими и с магом, который всё ещё жил в её домике, забросив все свои дела, и отвлекаясь только по чрезвычайным поводам.

      Прошло ещё сколько-то дней, и однажды фея просто не захотела просыпаться утром. Ей снился её возлюбленный принц Лиор, там, в её сне он был мил и любезен, нежен и страстен, там он горячо любил Ирис, свою фею, свою принцессу. Артафер поддерживал её жизнь с помощью магии, иначе Ирис уже покинула бы мир живых. Но долго так продлиться не могло.

***

      — Ах ты, маленькая шлюшка, — Лиор щёлкнул розовощёкую пышечку, сидящую на его коленях, по курносому носику собранными в тонкую стопку картами, — ну-ка, принеси мне ещё выпивки.
Девица резво соскочила с колен принца и убежала наполнять высокие бокалы вином. Лиор ещё раз проглядел свои карты и сбросил их на стол.

      — Флешь рояль, вот так-то! — и получив всеобщее удивление, смешанное с уважительным одобрением его мастерства, сгрёб в карман немалый выигрыш. — Эй, хозяин! Выпивку всей компании за мой счёт! И побольше! Не жмотись! Тебя Ларс Фоули просит, а не кто-нибудь!

      И он многозначительно поднял вверх указательный палец, старательно изображая изрядное подпитие, чтобы не отличаться от весёлой компании матросов, у которых только что забрал крупный выигрыш. Компания радостными криками выразила своё одобрение щедрому угощению. И пока все были заняты выпивкой, Ларс Фоули, то есть Лиор незаметно удалился из трактира.

      Точно так же незаметно вслед за принцем покинул этот трактир и ещё один человек. Он старался не выделяться из толпы ни одеждой, ни лицом, ни поведением. Его везде принимали как старого знакомого, но никто не мог вспомнить его имени, называли то Улле, то Таарсом, то Гарриетом, то Олафом, но путались, а он, не обижаясь, откликался на любое имя, безошибочно определяя, что обращаются именно к нему.

      Этот человек уже неделю следил за принцем, прекрасно зная, за кем он ходит. Тайная полиция приметила принца Лиора сразу по прибытии, ещё в порту, когда он выходил из помещения таможни. Наивно было с его стороны полагать, что его яркую внешность может скрыть матросский камуфляж. Полиции было известно, что принц объявлен государственным преступником и выслан из страны без права вернуться на родину. Какое это преступление, человека без имени не интересовало. Его делом было следить за принцем и вовремя докладывать начальству о перемещениях его высочества, что человек и делал, периодически оставляя крохотные записочки в условленных заранее местах.

      «Пусть погуляет, — думал про принца человек, — всё равно когда-нибудь поступит приказ его взять. Вот тогда я и разобью ему всю его смазливую физиономию». Думал он спокойно и терпеливо ждал приказа, а пока он выяснил, что поселился принц в недорогой гостинице, правда в хорошем номере и за дорого. В круг общения принца входили местные шлюшки и разная матросня, имён ни тех, ни других принц даже не питался запоминать.

      Шлюшек ему не хватало, поэтому Лиор лихо соблазнил, а потом и изнасиловал на пустыре между рынком и конюшней молодую знатную миладу. Пока одну, и пока он оставил её в живых. Этот факт человек отметил про себя, но радоваться не стал, рано было ему радоваться. А миладе надо было ходить по людным местам, а не бродить в одиночестве по разным пустырям.

      Из интересных происшествий пока что было только одно, но и этого могло вполне хватить для того, чтобы принца схватили и четвертовали за измену королю. Вчера Лиор встречался в таком же трактире и тоже за игрой в карты с посланцем восточного берега. Вигардский купец вырядился матросом, но стать-то куда деть? А причёска? А манеры, говор? Конспирологи хреновы! Но разговор подслушать человеку не удалось, очень уж внимательно оглядывался по сторонам принц, да и купец тоже следил во все глаза за посетителями трактира.

      Ну и ладно! Пусть себе покручивает интриги, на то он и принц. А то в прошлый раз пятнадцать ладушек изнасиловал и задушил, изверг! Шлюхами-то не все были, среди убитых и знатные девушки имелись. А как доказали, что принц? А свидетели! Он и не скрывался, видели его то с одной, то с другой, а потом трупы их хладные находили. Человек стиснул зубы до скрежета, чтобы не нарушить тишину ночной улицы, по которой он шёл за принцем.

      Человек вспомнил завитки каштановых волос своей красавицы Элке, невесты, которую тоже нашли задушенной на пустыре, растерзанную и обесчещенную. Вот ради того, чтобы поквитаться… Да как тут поквитаешься? Убивать-то принца запрещено, можно только морду начистить, чтобы мать родная не узнала. Ну, хоть так, хоть душу отвести чуток. Следить и ждать команды «фас!». Следить и ждать…

***

      Инира долго молчала, когда маг закончил свой печальный рассказ. Мыслей в голове велисты почему-то не было, только сердце сжималось от тоски, предчувствуя неизбежную потерю. Как же не хотелось ей сдаваться! Как же хотелось вернуть подругу к нормальной жизни, к любимым цветам, к друзьям! А ведь совсем недавно они тут на крыльце смеялись, все перемазавшись соком спелой сладкой клубники, а потом плавали в тёплых волнах, нежно и упруго ласкающих тело. Время, ты беспощадный и коварный враг! Тебя здесь нет, но ты умудряешься пакостить оставаясь в непроявленном мире. Надо сначала остановить время! Остановить умирание. Велисте такое сделать просто, а маг бы не справился, потому и не сделал.

      Она молча встала и пошла обратно в спальню Ирис. Шаман следовал за ней, не нарушая молчания. Инира открыла дверь, простёрла руки вперёд и стала делать пальцами замысловатые жесты. Губы её шептали слова и звуки, то вдыхая воздух, то выдыхая, то открываясь беззвучно, то издавая звук из закрытого рта.

      Воздух в комнате сгустился и замер. Замер ветер. Слегка колыхнувшаяся занавеска замерла, так и не вернувшись на место. Сгустившиеся сумерки застыли плотным прозрачным желе. Даже бабочка, не вовремя влетевшая в окно, остановилась в полёте не в силах ни махнуть крылышками, ни упасть на землю. Ирис при этом была жива, но не дышала, и сердце её замерло вместе со всем окружающим миром. Замерла и жизнь. Времени больше не было совсем. А пространство можно было резать на куски и раскладывать в тарелки как десерт.

      Наблюдавший за действом Артафер с уважением склонил голову и отступил на шаг, пропуская велисту обратно в гостиную.

      — Теперь она дождётся нас в любом случае, — сказала Инира, — а нам надо разыскать этого принца. Но я знаю, как это сделать. Я уже даже знаю, где он. И нам надо поспешить, иначе его казнят, а нам этого допустить пока нельзя.

      — И что надо делать? Инира, я с тобой, куда бы ты ни отправилась. Я люблю Ирис так, что могу за неё отдать жизнь, если понадобится.

      — Я вижу это, Артафер, вижу. Ты будешь со мной. Тем более, что ты мне там понадобишься. Бери меня за руку и закрывай глаза. Нельзя подсматривать, потому что ты можешь просто развалиться на части, пока я буду переносить нас в нужное место.

      — Я обещаю тебя слушаться во всём, моя велиста!
Их руки соединились, вокруг закружился воздушный вихрь, в котором промелькнул улыбающийся Дымный Кот, и, когда вихрь исчез, в доме феи цветов наступила настоящая тишина.

***

      Широко раскинувшийся вдоль побережья знаменитый базар Химиры был как раз тем местом, где внезапно взявшиеся из воздуха люди не могли вызвать никакого удивления. На самом деле на Иниру и Артафера никто даже не взглянул, человеком меньше, двумя больше, нет разницы. Слегка тряхнув головой, чтобы избавиться от обычного при таких перемещениях лёгкого головокружения, Инира целеустремлённо двинулась вдоль торговых рядов, увлекая за собой шамана, даже не успевшего высказать велисте своё восхищение.

      На прилавках и на стенках рядом с ними пестрели красивые платки и одежды, ковры и циновки. Разложенные по коробочкам специи источали пряный специфический дух, который бывает только на больших базарах. Здесь все продавцы словно соревнуются, у кого больше выбор, кто привёз самые редкие пряности, и с кем можно всласть поторговаться, чтобы купить всё это по вполне сходной цене, ниже заявленной раз в десять или ещё дешевле. Яркие украшения с красивыми самоцветами и драгоценными камнями соседствовали с лавками, где продавали ткани для дорогих нарядов. Кружево и парча, расшитая золотыми нитками лежали впритык к бархату и воздушной тафте. Обувные лавки пахли хорошо выделанной кожей и гуталином, обувь сверкала лаковыми боками голенищ высоких сапог для верховой езды, а рядом стояли крошечные туфельки на каблучках для нежных ножек какой-нибудь милады.

      Чуть поодаль были ряды с едой, овощами, фруктами, мясными деликатесами. Выпечка пахла так умопомрачительно, что Артафер, проходя мимо, сглотнул голодную слюну, а проснувшийся желудок вывел громкую трель. Но Инира даже не притормозила, чтобы купить еды, она шла быстро, не обращая внимания на зазывал, приглашающих прохожих купить себе петушка кукуцапля или яиц для свежайшего омлета со сливками зубра, которых латарцы разводили повсеместно взамен тагридских коров. Не прельстили её и длинноруные овцы, толпящиеся за невысокой оградкой. Инира шла к лошадям.

      В конном ряду стояли с грустными мордами разноцветные лошадки, кони и мулы. Последние были значительно дешевле, но велиста рассматривала только чистокровных скакунов с тонкими ногами, длинной гривой и умными глазами. Сторговав за умеренную цену пару гнедых рысаков вместе с упряжью и сёдлами, Инира вскочила на коня, и Артаферу пришлось последовать её примеру. Застоявшиеся на базаре кони были рады, что им предстоит пробежка, и резво с места двинулись в город, чеканя по каменной мостовой подковами довольно весёлый ритм.

      — Зачем нам кони? Разве мы не могли появиться сразу у королевского дворца? — спросил маг, когда приноровился к ритму покачивающейся лошадиной спины.

      — Здесь не принято появляться из воздуха посреди королевских покоев, — ответила Инира, глядя вперед на перекрёсток. — Кроме того, конь — это признак знатного происхождения. Ты видел, за сколько камней я их взяла? То-то и оно. Вот и отношение к нам сразу уважительное, и можно уже не искать подходящую одежду для визита к королю Нолену.

      — А почему ты решила, что Нолен нам поможет?

      — А ему Лиор тоже как кость в глотке. Он знает тайну, он выболтал эту тайну врагам Нолена. И король наверняка уже в курсе местонахождения сыночка, если ещё не засадил его в свои королевские казематы. Но мне интересен не сам король, и даже не Лиор. Мне нужен их придворный маг Моленар. И поэтому ты отправился со мной, чтобы вы познакомились и вели общие дела. Одна сила — хорошо, а две или три вместе — это такая мощь, что почти равна моей. А колдуны всей Бертерры обязаны действовать сообща.

      — Но разве не достаточно Единого Мирового Правительства Бертерры? — недоумевал шаман, которому так не хотелось заниматься политикой. — Лично мне хватает власти над простыми горожанами и селянами, над их судьбами. Жаден я только до тайн и магии, но никак не до власти.

      — Вот и обменяетесь тайнами и магическими ритуалами, вы же коллеги по цеху, — сухо подытожила велиста.

      Стража на входе в королевский замок была чисто номинальной, пара охранников с короткими мечами на поясе стояли у широко распахнутых ворот, чтобы досматривать кареты и грузовые телеги, везущие провизию и разные бытовые принадлежности. Калитка не охранялась совсем и была такой широкой, что через неё можно было пройти пешему и проехать всаднику.

      Король Нолен принял велисту по первому требованию и с удовлетворением объявил ей, что его сын Лиор арестован и находится в королевской тюрьме, а его королевские дознаватели уже ведут с ним работу. По такому случаю принц никак не может быть выдан ей, велисте, ни живым, ни мёртвым, никаким.

      — Нолен, ты зарвавшийся идиот, — спокойным голосом ответила Инира на напыщенную тираду монарха, — ты забыл только об одном.

      — И о чем же я таком важном мог забыть, прекрасная милада? — в королевском голосе слышались издевательские ноты. — О том, что я могу в любой момент приказать страже вывести тебя вон отсюда?

      — Нет, Нолен. Ты забыл, что я велиста этого мира. А что я создала, то я могу и уничтожить. И уж что точно в моём праве и моя обязанность, так это исправлять ошибки, возникшие по ходу творения.

      Инира оттолкнула от себя Артафера с такой силой, что он отлетел на несколько метров в сторону, а затем велиста увеличилась до такого размера, до какого позволяли высокие своды замка. Люди рядом с ней стали казаться детскими куколками, но все понимали, что велиста ещё пока держит себя в руках, что это не предел, а просто ей почему-то не хочется разрушать сам замок.

      Стены замка трепетали от страха, но когда велиста перестала расти, замок успокоился — опасность миновала, и он продолжил наблюдать за людской вознёй. В конце концов, Нолен не первый и, можно надеяться, не последний король в этом красивом замке. А дела Нолена самому замку совсем не нравились. То он приказывает убить своего отца, а казнит за это преступление королевского шута, то он притаскивает в подвалы разных женщин, насилует их и выкидывает на пустыри и в тупиковые улочки, а обвиняет в этом своего сына, потому что страшно боится быть им убитым. Всё понятно, нечему удивляться, раз убил сам, то может тоже быть убит своим сыном. Всё ради престола. А то, что Лиору трон был без надобности, так кто же ему поверит? Трон — это такая штука, которая всем нужна, потому что королевская власть, к нему прилагающаяся, тоже нужна всем и каждому.

      Велиста вытянула вперёд руку и сжала пальцы в кулак. Нолен почувствовал, что обездвижен и дышит с трудом через раз, задыхаясь. Сожми Инира пальчики посильней, и было бы из короля кровавое пюре. Но другой рукой велиста сотворила знак, и тронный зал превратился в зал суда с сидящими на трибуне судьями, защитником и обвинителем. В зал стали заходить заинтересованные и взволнованные люди, рассаживаться по скамьям, расспрашивать друг друга о причинах таких внезапных перемен. Нолен был помещён в клетку, где и должны были находиться преступники. А велиста снова стала обычного роста, но её грозный вид навсегда запечатлелся в умах и душах жителей Химиры.

      — Зачитайте ему обвинение, — потребовала Инира.

      Обвинитель начал читать текст, который появился в его руках сам собой. Здесь было про всё: про все преступления обвиняемого Нолена Алдеринка. Обвинитель читал быстро, зал слушал молча, изредка люди дружно охали и ахали от удивления и возмущения. Здесь перечислялись и безвинно казнённые, оклеветанные Ноленом, обвинённые в тех преступлениях, которые совершил он сам. Первым в списке значилось имя королевского шута Бринси Фликса, рядом с именем было указано — невиновен.

      — Но это шут убил короля, моего отца Рогерна, — возразил было Нолен из-за решётки.

      — Это ты убил, ты придумал план, ты насыпал яд в вино, ты составил отцу компанию, заставив выпить отраву, а шут только принёс ядовитый порошок и не остановил тебя, — спокойно ответила велиста. В гробовой тишине её голос прозвучал как удар палача. — А потом ты отправил шута на эшафот, сам при этом став королём, чтобы продолжить злодеяния. Теперь можно выпустить Лиора из тюрьмы, потому что он и не предатель, и не убийца, как утверждал Нолен.

      Ответом велисте был безумный смех бывшего короля, Нолен хохотал будто сошёл с ума, радостно и заливисто.

      — Не знаю, зачем тебе понадобился этот бабский угодник, но только угодить ему уже не удастся! Никто на него больше не посмотрит! Ни одна лада его больше не захочет! Никому он больше не сможет принести ни радость, ни горе! — и смех Нолена перешёл в такое же страстное рыдание. — Никогда моему сыну не стать королём, не быть ему моим наследником! Я его задушил сегодняшним утром вот этими руками!

      Нолен смотрел на свои ладони, на растопыренные пальцы, и ему казалось, что его руки в крови и в грязи. Когда обвинитель закончил, наконец, читать написанное, узник сидел на скамье и безучастно смотрел куда-то вперёд, изредка дёргая губами подобно усмешке и что-то тихо бормоча. Охранник, стоявший рядом с клеткой, расслышал только: «Чёртов шут» и «Чёртово проклятье сбылось».

      Защитник не нашёл слов, чтобы смягчить обвинения, только просил судей быть объективными и исходить из духа и буквы закона. А судьи по всем пунктам признали Нолена виновным. Как состоялась казнь Инира и Артафер смотреть не стали, а, встретившись с королевским магом Моленаром, обсуждали государственные дела.

      Маг оказался умён и приговор Нолену воспринял как своё освобождение из неволи. Они быстро нашли с Артафером общий язык, и, посовещавшись с велистой, пришли к мнению, что раз королевская династия прервалась, то нужна свежая кровь, чтобы возглавить королевство Латар. Лучшего кандидата, чем Таар Вигард, никто не видел. Кровь его была достаточно древней и вполне благородной, здравый смысл преобладал над мимолётными желаниями, глава дома Вигард умел вести дела и был справедлив при решении разных вопросов, имел широкие познания и современные взгляды на жизнь. Герцог Вигард был лоялен к Единому Мировому Правительству и помнил, что его предок Маатс Вигард тоже поставил свою подпись под Всеобщим Договоре о Мире от имени людей Латара.

      Так взошла новая звезда королевского дома Вигарда. Такова была воля велисты, которую она объявила судьям, а те уже передали народу всего континента. Таар был рад, но понимал, какой груз ответственности лёг на его плечи, и как много ему предстояло сделать для того, чтобы жизнь латарцев снова вошла в своё русло и стала лучше, чем была. Но Таар Вигард справится, это знала велиста, и этого было достаточно.

      Пока проходили похороны Нолена и Лиора, пока шла коронация Таара, пока столицу переносили на восточное побережье в Вигард, пока в Химире оформлялась власть наместника от дома Вигардов, всё это время Артафер и Моленар проводили вместе и весьма плодотворно. Они нашли возможность вернуть к полноценной жизни фею цветов без черномагических обрядов и демонов нижнего мира, к которым так часто обращался Артафер. Вскоре шаман и велиста перенеслись в свой любимый Эрметрис и вошли в зелёную дверь феи садовницы.

***


      На открытой веранде, где с крыши свешивались цветы глицинии и сочная зелень дикого винограда, а снизу из объёмистых кадок стремились вверх разноцветные плетистые розы, за столом с огромным блюдом со свежайшими плюшками, пахнущими теплом огня и ванилью, и глубокой миской свежей ароматной клубникой с деревенскими сливками пили чай и делились впечатлениями последних дней две подруги — фея цветов Ирис и велиста Бертерры Инира.

      — Ты не представляешь себе, как я удивилась его поцелую! — громким шёпотом восклицала Ирис. — Такие нежные губы! А с виду он такой суровый, всегда в чёрном, в кожаных одеждах, аж мурашки по спине пробегают.

      — Ага, и бегут твои мурашки до самых ягодиц и ниже, — улыбалась довольная Инира. — Знаешь, а Моленар оказался таким душкой, несмотря на свой, в общем-то, не совсем юношеский возраст. Он такой милый собеседник, так интересно рассказывает, а уж как умеет слушать — это талант.

      — А как Артафер страстен в любви! — Ирис захлёбывалась от счастья. — Как я могла перепутать? Я же люблю и раньше любила именно его. А какой-то юнец всё чуть не испортил! Как же хорошо, что у Артафера хватило сил выдержать эту мою выходку. Мне сначала так стыдно было, когда он рассказал, что произошло. Я же, проснувшись, ничего не помнила. Помнила только, что во сне видела какую-то золотую розу, а потом вдруг меня понесло с этой розой целоваться. Бред какой-то! А оказалось, что не бред, а быль! Я чуть со стыда перед ним не сгорела!

      — Но ведь Артафер сам участвовал в том ритуале и во всём тебе помогал, — возражала Инира. — Мог бы и прекратить всё это безобразие.

      — Он не мог мне перечить… из-за любви, — засмущалась фея. — Он так и сказал мне, сам у меня просил прощения. Представляешь? Он у меня!

      — И представляю, и поддерживаю. А если бы могла, выдала бы ему ещё и по заднице крепких люлей за потворство твоей безумной фантазии — магическое оживление розового куста, неизвестно откуда взявшегося и непонятно почему засохшего на фоне всеобщего благополучия. Надо же было задуматься над причинами!

      Инира ворчала вполне миролюбиво и удовлетворённо, довольная, что подруга не просто жива и здорова, но и вполне счастлива в любви. Наконец-то счастлива!

      А её собственное сердце каждый раз слегка замирало, когда Моленар слегка прикасался к её локтю, чтобы поддержать на прогулке. Латарский маг был высоким и широкоплечим, его рыжие волосы от природы были слегка волнистыми, а серо-голубые омуты глаз смотрели на велисту из-под длинных чёрных ресниц то с нежностью, то смеясь. Он ни разу не обидел Иниру ни словом, ни жестом, терпеливо выслушивая её истории и мысли. Советы Моленара были продуманными и вполне корректными, так что Инире казалось, что маг озвучивает её собственные мысли. Возможно, так и было, кто знает, велиста не спрашивала, какими волшебными способностями обладал её спутник по длительным прогулкам по городу.

      Инире нравились его чувственные красивые губы, и она представляла себе, каким мог бы быть его поцелуй, но потом смущалась и гнала от себя эти мысли. А Моленар в такие моменты, когда велиста на время замолкала и уходила в себя, особенно внимательно следил, чтобы она не споткнулась о булыжники на мостовой. Был всегда готов подхватить в случае чего хрупкое волшебное существо, создавшее весь этот мир, но остающееся простой женщиной, миладой, которой совсем не чужды радости жизни и трогательные чувства. Миладой, которая чертовски нравилась рыжему латарскому магу Моленару.