Ночь

Посвящение П.С.



Последний луч заката пролетел по стене и погас, забирая с собой звуки ушедшего дня. Квартира замолкает, и через щель под дверью в комнату медленно вползает липкая пыльная тишина. Она скользит по поверхностям, с причмокиванием обсасывая предметы и погружая их в грязный холодный мрак. Я сижу на кресле, обхватив колени, и знаю – она ползет на меня. Ищет – меня. Она слепа и глуха, но меня она чувствует и знает, что я здесь. И уверенно, не сбавляя темпа, ползет на меня. Миллиметр за миллиметром она слизывает стол, ковер, паркет, обои со стен и сами стены. Комната постепенно пропадает, растворяется в тишине. И, вот, наконец, она встает передо мной полный рост и –смотрит… Своими пустыми глазницами она смотрит в мои расширенные до предела зрачки, отбирая и у меня зрение. Тяжело и грузно вдохнув, тишина выдыхает себя в пол, покрывая меня холодными черными каплями. Те – оживают и медленно, обжигая мне кожу, ползут друг к другу, собираясь в одно целое и покрывая меня собой, как паутиною.
Мне холодно. Дрожь, разбегаясь по телу, оседает в легких, и там мгновенно вырастают острые соленые кристаллы. Грудная клетка непрерывно сжимается, и в конце концов, острые концы кристаллов прорывают кожу и вырываются наружу сверкающими холодными цветами. Пустота озаряется ярким светом. Я источаю этот свет. Цветы на груди горят и пульсируют - шипучая горечь течет по их венам, грозя вот-вот порвать и их... Рвет! Разлетается на тысячи осколков и врезается мне в лицо и в руки. Они просачиваются в кровь, оставляя тут же затягивающиеся дыры в коже, и несутся к мозгу, чтобы расцвести и там. Я теряю сознание…
***
Потолок. Стены. Пол. Я в комнате. Правая рука онемела и ведет автономное существование. Левая еще верна телу… Встаю. Вокруг – темно. Душно. Два шага назад – сажусь к стене. Голова кружится – жужжит, как волчок. В ушах тикают маленькие зловещие часики. Отмеряют, сколько мне осталось. Да-так, да-так, да-так… «Что да так?» - «Ничего. Продолжай дальше» - «Ладно»…
Да-так… Да-так… «Да как, черт возьми?!» - «Никак. Не обращай внимания» - «Вы кто?» - «Никто. Не отвлекайся. Продолжай дальше»…
Да-так… Да-так… Стук медленнее. Замечаю, что качаюсь в ритм. Дат-тааак…               Дат-тааак… Старое скрипучее кресло-качалка… В комнату, шаркая, входит дедушка и садится мне на спину. Читает. Качается.
Скрип методично пропиливает мне черепную коробку и проникает в мозг. Запустив холодные пальцы мне в извилины, он начинает напевать свою тихую скрипучую песенку. Все громче и громче. Монотонней и монотонней. Кривая заезженная пластинка…
 - Сколько можно?!
 - Сколько нужно. А чего ты хочешь?
 - Ничего…
 - Вот и помалкивай.
 - Ладно…
Да-так… Да-так… Дедушка со своим скрипом все больше давят на уши. Не выдержав, я начинаю сминаться и растекаюсь по полу. Дедушка разочарованно вздыхает и уходит. Я закрываю глаза.
***
Яркое зарево прожигает мне веки. Вскакиваю, осматриваюсь – темнота. Дохожу до окна, сдвигаю шторы, и тут же на меня сваливается зацепившаяся за карниз луна. Отряхиваюсь, легонько матерясь, вешаю луну на место – ухожу. Удивляясь собственному спокойствию, прохожу мимо стопки нот и сажусь на кровать. Какая бессмысленная реальность!.. Надо подумать о чем-нибудь…
Едва скрипнув порогом, в комнату входит маленькая девочка и садится мне на колени.
 - Хочешь, я покажу тебе сказку?
 - Какую?
 - Не бойся, это не больно – она улыбается маленьким ртом и берет меня за руку.
 - Хорошо.
Она закрывает своей холодной ладошкой мне глаза и начинает что-то нашептывать. Меня окутывает сладкой дремотой, и по телу разливается шиповниковый сок. Перед ослепшим взором предстают самые прекрасные картины, самые прекрасные, самые любимые лица целуют меня в опухшие от слез глаза и губы, самые шелковые и бархатные голоса поют невероятно изящные песни, самые мягкие и теплые руки обнимают мое сердце, самые горящие цветные глаза просят моей любви. И я немею в желании все это записать, зарисовать, воплотить… В порыве я дергаюсь с места, оставив тело сидеть на кровати с чугунной девочкой на коленях. Та поворачивает на меня свое недетское лицо и гневно сверлит взглядом. Молча, она качает головой и велит вернуться. Я выбегаю из комнаты, запирая за собой дверь и зная, что этот бирюзовый взгляд все равно пойдет за мной, и бегу к письменному столу. Раскидав бумаги, я ищу хоть что-нибудь пишущее. Навязчивая, свирепая идея рвется из жил, не давая устоять на ногах. Пытаясь порвать кожу изнутри, она бьется то в щеки, то в живот, то в лоб, то в ребра. Я со всей силы сживаю зубы, чтобы она не вылетела изо рта, залив нечеловеческим криком спящий район. «Где же этот чертов карандаш?» В ответ на это я нахожу на столе – нож. Не задумываясь долго, лезвие скользит по пальцу и дает долгожданную свободу радужной идее. Та, радостно приплясывая, выплескивается на листы и застывает в неведомых мне знаках и рисунках. Хорошо… Я чувствую необычайную легкость и удовлетворение… Пьянящая радость…
 - Ты помнишь, за все надо платить?..
***
Все!.. Абсолютно все не так! С самого начала, с первого слова все было не так. Не тот день, не тот дом, не та комната…
Я сижу на полу, нервно стуча пальцами по паркету. Последние лучи солнца скрываются за домами, а значит, скоро наступит ночь, и все повторится. Паника мягко стекает по лицу, заставляя меня задыхаться и кашлять. Скоро… Совсем скоро в квартире стихнут все звуки, и на смену им придут другие. Скоро погаснут все огни, и комната озарится другими огнями. Скоро заснут одни, и проснутся другие. Останусь лишь я, и мне не убежать от этой ночи.
Одни за другими затихают соседи, и страх во мне разгорается все больше. Это тот страх, который приходит не от незнания, а от – знания. Точного, подробного знания, что произойдет через минуту. Страх, что произойдет. Что все повторится, мгновенье за мгновением. Страх снова оказаться бессильной перед всем этим.
Тишина. За стеной тикают часы, перекликаясь с моим неосторожным сердцем. Пока я их слышу, я жива, я могу надеяться на спасение…
Проходит полчаса… Или больше… Волнение потихоньку отступает, уступая место сну. Разум, выдохнув, расслабляется, и голова падает на грудь.

***
 - А-а!.. А-а!.. – пронзительно воет Юродивый.
 - Кормилец-бааатюшка, Христа ради…
Я резко открываю глаза и вижу перед собой всю ту же комнату. Все смолкает. Снова закрываю глаза и снова слышу Юродивого, женщин и оркестр. Спустя секунду на них наслаивается пронзительный крик:
 - Господи, Боже мой, все-е погибло!
Перед глазами отяжелелые в своей слабости стрельцы и потемневшая от горя Марфа.
 - Гооосподи-Боооже, поощадиии нас!..
Грудь сдавливает невозможность вдохнуть, и я снова просыпаюсь. Но на этот раз хор не смолкает, а звучит все сильнее и ярче. Один народ Мусоргского перекликается в своих неизлечимых бедах, прося пощадить их Бога и царя – Мусоргского. Но тот непреклонен – народ страдал и страдать будет! Я забираюсь с ногами на стул и продолжаю наблюдать. В комнату вводят трясущегося Чайковского и сажают рядом со мной на пол. Петр Ильич, не поднимая головы, плачет:
 - Господи, да что же это? Да как же?.. За что же?... Господи…
 - Петруша, что ты? Милый мой, хороший мой, успокойся… - я опускаюсь на колени и глажу по голове поникшего композитора.
 - За что же они так, маменька?.. Как же это?..
 - Все хорошо будет, Петенька. Не плачь, мой маленький – закрыв глаза, я беру его лицо и целую в лоб. Он отвечает мне объятиями и долго по-детски не отпускает. – Ну, полно, полно…
Он все так же держит меня в руках и дышит мне в платье:
 - Не отпускай меня никогда, слышишь… - я удивляюсь, как в его голосе зазвучали кошачьи нотки.
 - Конечно, Петруша. Куда же я от тебя денусь? – легкая улыбка соскальзывает с лица и падает ему на голову, - Положи меня к себе в карман, и я всюду буду с тобой…
Я осеклась, угадав все, что происходит. В страхе оттолкнув от себя его голову, я четко вижу страшное подтверждение: аквамариновые глаза, рыжеющие борода и волосы и кошаче-сладкий голос:
 - Положу… Непременно…
Он целует мне руки, прожигая их насквозь, а затем, не сводя своих ледяных глаз с моего испуганного взгляда, медленно вдыхает меня, лишая всяческой воли. Господи!.. Я распадаюсь на миллиарды влюбленных частиц и растворяюсь в его карманной сущности, успев напоследок почувствовать холод его каменного сердца…

***
Резкий удар приводит меня в чувства. Где я? Что я? Руки жжет, голова гудит, тело ломит. Невыразимо душно. Необузданная злость сочится из каждой клетки тела. Что со мной? Я смотрю на свои руки и не узнаю их – это не я!.. Как же душно. Воздух с каждым вдохом все суше и суше: будто не  я его, а он меня вдыхает. Не помня себя, дохожу до кухни, любя в этом мире только одно – воду! С жадностью я глотаю содержимое кувшина, болезненно радуясь этому. Холодная жидкость обжигает горло, а губы тут же трескаются и обсыпаются. Спасение оказалось обманом! Но я, не в силах владеть собой, все пью и пью – воду. Не воду! Вино – кровь – яд! Своей же кровью отравляю себя, и в ненависти за это боготворю себя больше всего на свете. С большой любовью, облизав остатки испепеленных губ, произношу кошачьим хрипом:
 - Какая же ты свооолочь! – и тут же чувствую, как мне от этого голоса мерзко. От этих слов – мерзко. От этого тела – мерзко! От себя – мерзко! С разбега ударяю себя о стену и с упоением ловлю языком стекающую с разбитого носа кровь! И ненавижу себя – еще больше! Рву на себе одежду! С остервенением раздираю опостылевшую мне кожу. Какая мерзость! Куски прозрачной ткани свисают с покрасневшего тела и зудят… Дыхание перехватывает – душа бьется, желая покинуть явно чуждое ей тело.
 Под ударом тяжелой бесформенной руки рушится стена, а за ней и вся декорация, обнажая бесстыжее НИЧТО. От него пышет жаром и сыростью. Разум теряет власть над телом, и оно выворачивается, гнется, ломается, рвется, оголяя кости и суставы. Время летит неимоверно быстро – так быстро, что кажется, будто оно и не движется вовсе, а движется пространство, сменяя обстановки и цвета.
Щелчок – и за мной что-то останавливается. Я оборачиваюсь и смотрю. Перед собой стою – я. И я смотрю на себя с ненавистью и вижу эту же ненависть на себе. Тот самый гневный взгляд чугунной девочки, то самое разочарование дедушки, тот самый плач Юродивого и причеты народа, и эту оскаленную, такую любимую – не мою – улыбку. И глаза – не мои, а взгляд -  мой. И этот взгляд сжигает все на свете и всех на свете, безоговорочно присваивая меня себе. Мне больно. Мне душно. Мне невыносимо – выносить себя.
Прочитав мои мысли, я решило, что выношу не я его, а оно меня, и – вынесло куда-то на свежий воздух. Хотя он абсолютно не был свежим. Его вообще не было. Его сдышали еще в прошлую пятницу.
Я лежу на холодной земле и боюсь открыть глаза, зная, что как только открою, увижу – себя. И тут же злюсь на свой страх, злюсь на свою злость, на свою слабость. Вскакиваю, не открывая глаз, и с двух размашистых шагов врезаюсь во что-то жесткое и холодное. Падаю и понимаю, что столкнулась со своими незыблемыми принципами. Значит, это стена. Значит, пространство не бесконечно. Значит, конец, все же, есть. От всего этого сжимаются легкие, а тело искривляется в судороге. Хоть бы дождь пошел…
Капля за каплей сбывается мое легкомысленное желание. Раскаленные капли невыплаканных, далеко спрятанных однажды слез падают на остатки целого тела, оголяя старые раны и язвы, которые тут же начинают нестерпимо зудеть. Ливень усиливается, пожирая всю меня, сжигая меня. От невыносимой боли тело выкручивается еще больше. Я знаю, что я больше не похожа на человека, что ничего во мне человеческого не осталось и никогда не вернется. Волна отвращения к себе прокатывается по спине, вырывая позвонки и расшвыривая их в разные стороны. Встретившись на ногах с комком отчаяния, они бьют мне под колени, заставляя преклониться перед собственным ничтожеством.
И тут же безжалостной ораторией мне самой звучат разом все хоры и оркестры, отыгрывая и отпевая все мои невоплощенные идеи, недописанные образы, не высказанные слова. Нерожденные стихи с плачем хватают меня за руки и заглядывают своими глазами-озерами в мои – глаза-бездны. И тянут, тяяяянут, тяяяяянут! Растаскивают в разные стороны. И – звучат! Все сразу – звучат! Тысячами скрипок, десятками фаготов и валторн, сопрано и теноров, криком и пением, шепотом и плачем – они разрывают мне душу. И все лезут и лезут в измученные глаза нерожденные картины, недописанные (еще больше - ненаписанные) на нотных листах стихи. И сами листы, искаляканые русскими словами нерусских мыслей. И нот на них нет, потому что ноты стыдливо сбежали, но уже готовят месть – ждут момента, когда я буду всего слабее, чтобы ударить самым поганым своим сочетанием, или вылиться мне в тетрадь (или еще хуже – не вылиться нигде, даже по моему зову). И вот, вот они, колют мне изнизу в пятки, пуская и без того ставшую от моих глупостей кровь. А она тоже злится и забирает ноты себе, и вот они колются штилями и паузами внутри моих вен, расползаются и бьют током по нервам, вырывают мне жилы, изнутри выбивают зубы, выдавливают наружу глаза, неистово стучат в барабанные перепонки.
Желая забыться, я перебираю в заржавевшем плеере мозга музыку, способную перебить этот ужас, или хотя бы поддержать его и – не нахожу. Ничто из миллиона не может мне помочь, и я – бессильная – бросаю все. Бросаю себя и все происходящее на произвол судьбы и – вырываюсь. Срываю с себя покровы бренного тела и вырываюсь за грани всего, что могу и могла бы воспринимать. Срываю с себя все маски, все эмоции, все звуки, все музыки и – вы-ры-ва-юсь! Вырываюсь немым криком, раздирающим умерший воздух, вырываюсь бескрылой птицей.
Вырываюсь, оставив на земле самоистерзанное, окровавленное, избитое, изничтоженное телом с этим жалким, загримасенным лицом с прилипшими ко лбу мокрыми никогда невьющимися волосами. Оставляю там же все свои страсти, все свои страхи, все чувства, всех своих чужих людей, оставляю свое имя, свой голос, свою память, свою любовь, свою привязанность и верность, и – вырываюсь! Взрываюсь, разрываюсь, и – растворяюсь, наконец, в той музыке, что звучит (и всегда звучала) в моей душе.
***
Утро, как всегда, пришло тихо, стараясь никого ненароком не разбудить. Почесав нос от ночной пыли, оно уселось на подоконник и стало ждать, играя пальцами солнечных лучей в ее волосах. Она не помнит, что происходило с ней ночью, и так и не поймет причину своего неизлечимого недосыпа. Она пережила эту ночь, а значит, найдет силы пережить этот день. Значит, найдет смысл проснуться и продолжить путь…



Написано в одну ночь 25.03.16.