Та далёкая реальность. Или Степан Семёнович

                Та далёкая реальность. Или Степан Семёнович.
Я вспоминаю, как мы частенько с другом, Геннадием, приезжали в его далёкую деревню Тимой Гора, не только на каникулах, но и в юности.
В то время по озеру Нигозеро, с переходом по старому каналу в Сандал, ходил быстроходный корабль с названием «Сандал», из города, где мы жили.
Поговаривали, будто он был морским охотникам во время войны.
Эта была рабочая лошадка для лесозаготовителей, он буксировал плоты на биржу, где древесину грузили в железнодорожные вагоны.
Он не был приспособлен к перевозке людей.
Но на нём по выходным, возили не только людей, но и домашний скот.
Поездка на корабле, для нас всегда была завораживающей.
Когда он выходил из озера Нигозеро, на немалые просторы озеро Сандал, то он, набирал большую скорость, где его начинало покачивать из стороны в сторону.
Он останавливался на причалах у деревень Нигостров, Тавой-гора, Лычный остров, Ерши, Тивдия.
В этих деревнях, до Хрущёвских времён, немало проживало людей, занимались они в основном сельским хозяйством.
Даже выезжали на выставку ВДНХ, по сельскому хозяйству, и завоёвывали почётные грамоты, привозя фотографии которые развешивали в сельсовете.    
На каждой пристани, корабль встречала детвора и взрослые.
Мне запомнились те деревни, которые были расположены вблизи причала, это Нигостров, Лычный-остров, Ерши.
Сама деревня Нигостров, была расположена на южной стороне острова.
По обе стороны причала, вдоль берега, нас встречали хорошие добротные Карельские дома.
За ними огороды, пожни, вся деревня огорожена забором, а там на задворках пасся домашний скот.
Так выглядели все деревни в то время.
Подъезжая к Ершам, нам открывался прекрасный вид на Лычно-островскую церковь, упомянутую Английским разведчикам в своих мемуарах, где он был заточён красными, откуда он бежал.
Она возвышалась посреди острова, окружённая домами. 
Подходя к причалу острова, высадив людей, мы затем подходили к причалу деревни Ерши.
Когда-то остров Лычный соединялся с деревней Ерши насыпной дорогой.
Это дорога существовала до тридцатых годов, она была отсыпана местными жителями.
Но когда была построена ГЭС в городе, то дорога оказалась в зоне затопления, мало кто знает об этом, сейчас её, уже и невидно.
Высаживались мы в деревне Ерши, затем шли пешком через неё, в деревню Тимой гору.

Обычно летом, мы ходили на рыбалку, помогали по хозяйству его бабушки, заготавливали сена, веники.
А с его престарелым родственникам, ходили на ближнее озера, с названием Бабья-ламба.
Звали его Степан Семёнович, сколь ему годов было в то время я не помню.
Но рождения он был восемнадцатого века, это точно, потому как он помнил интервенцию Англичан, оккупацию Финнами, здесь у нас в Карелии.
Он рассказывал, как его в финскую оккупацию насильно загнали в школу учиться не в тот класс, из-за роста.
Выглядел он, старше своих лет, поэтому финны решили, что он обманывает.
Записали они его на два класса старше, чем надо было.
На уроках сидели они все вместе, не смотря на возраст, в одном классе.
Так было в те времена во многих деревенских школах, не только у нас, но и у Финнов, учитель был один, преподавал он всё.   
Финны рассчитывали навсегда остаться в Карелии, поэтому и школы открывали.
Но как известно, всё это не так оказалось.

Степан Семёнович, был широк в плечах, шёл он всегда широкими шагами, размахивая длинными руками в такт ходьбы, не смотря на свой не малый рост и возраст.
Лицо было круглолица, с широкой седой коротко-стриженной бородой, до половины лысой головой, борода соединялась за ушами с длинными  волосами.
Ходил он всегда в самодельной шляпе, если её можно назвать шляпой, натянутой до густых бровей.
Она была с засаленными короткими полями, из под которой, позади торчали длинные волосы.
Это типичный крестьянин, из далёкого прошлого, со школьных учебников, как нам виделось.
Поговаривали по деревне, как буд-то, эту шляпу, носило не одно поколение. По тому времени, запомнился он мне, как самый смешной дед, у которого и голос был, под стать его беззубому возрасту.
 Немного шепелявя, как будто простывши, он смеясь, издавал звуки, похожие на шипения шиши…ши….
Но а когда Степан Семёнович,  демонстративно, широко улыбался, то у него, из за усов, виднелся один верхний зуб.
Мы смеялись, над его выходками, а он нас, с удовольствием поддерживал, своим необычным смехом.
Нам это было всегда очень смешно.
На подходе к деревне, если он повстречался с нами, то обязательно останавливал, засыпал нас расспросами.
- Как там, в городе, не скучно:
Мы дружно отвечали -  а что там в городе нам делать.
- Мы приехали бабушке сена убрать, и на рыбалку сходить.
- Это хорошо….
- Если не секрет то на какое озера пойдёте, может и я с вами, как бывало:
- Мы на Порош-озеро сходим и Бабье-ламбу, может с ночлегом.
- Это хорошо… - он левой рукой разглаживал бороду, глядя себе под ноги, затем поднимал голову, не отнимая руку от бороды, говорил:
- Но, а когда вы справитесь, так ко мне заходите, я с вами на рыбалку схожу.
- Если помните, там у меня мёрдушки стоят, так я, с вами и рыбкой поделюсь.
- Люблю я с вами, как в детстве, на бережку у костра посидеть, послушать вас, и вам что-нибудь поведать.

 На этой ламбушке, у него была лодка долблёнка, стояли мёрдушки.
 Это такие ловушки, сплетённые из прутьев ивы или черёмухи.
 В них по кругу втыкали хвойные ветки, для лучший уловистости, раскидывая в кортиху, вдоль тресты.
Кортиха, это такая трубчитая трава, растёт она небольшими плешинами между трестой.
В ней, особа любит гулять и кормится всевозможная рыба, там-то, и щука любит кормиться, хватать зазевавшую рыбину. 

За два дня мы с Геннадием справились по хозяйству, убрали сена на сеновал, поправили загон для овец.
Уже к вечеру мы зашли к Семёновичу, поинтересоваться, в каком часу пойдём на рыбалку.
Зайдя на порог его дома, мы увидели как его жена, стояла на коленях перед иконами, молилась.
С левой стороны стояла русская печь, справой, стоял длинный тёсаный стол, вдоль стены, у двух окон была лавка.
В конце стола стоял самодельный резной стул, похожий толи на кресло, толи на трон с большой спинкой.
За ним самодельный сервант, рядом с сервантом открытая двух створческая дверь, она вела в горницу.
 Там в горнице стояла на коленях перед иконами жена Степан Семёновича, звали её Ефросиния.
 Мы звали её, тётя Фрося, как и Степан Семёнович.
Там в углу под потолком, были три иконы в красивом убранстве, освещённые лампадкой, подвешенной на широкой цепочке от керосиновой лампы.
До нас доносились отрывки молитвы, мы не осмеливались говорить, ждали, когда она перестанет молиться.
Прекратив молится, она встала, как-бы отряхнув с колен дорожную пыль, ещё рас крестясь, поклонилась, шепча себе что-то под нос.
Затем взяв табуретку, подошла к углу, встав на неё, она ещё рас перекрестилась.
Затушив лампадку,  занавесив иконы расшитой занавеской, повернувшись к нам скомандовала:
- Что в пороге встали-то, проходите, сейчас Степана позову, прилёг он на лежанку, там в другой половине. 
 Выйдя к нам, он поинтересовался.
 – Но,… однако, справились,… что-то уж вы долго справлялись, я уже хотел идти один.
 - Что-ж, коль справились, я готов.
- Поутру на зорьку и пойдём.
- Погода нам не помеха, белые ночи.
-  Я рано за вами зайду, часа в четыре.
- Где спать-то будете?
- Мы на сеновале, в пологе, попросим бабушку нас разбудить, червей накопали, удочки приготовили.
- Ну что-ж… это хорошо, я всё-таки забегу, вдруг будете спать, растолкаю.   
Утром не свет не заря нас разбудил всё-таки Семёнович.
До места рыбалки мы шли не долго, было всё под гору.
Шли по ровной не извилистой тропе, где когда-то была тележная дорога, по обе стороне были заросшие поля. 
Где-то рядом по сушине отбивал дробь запоздалый дятел, в ответ ему куковала кукушка.
Перелетали, посвистывая мелкие печуги с одной стороны тропы на другую, так они сопровождали нас до самого озера.
Подойдя к озеру, нас уже встречал рассвет, солнце поднялось над озером, мы настроили снасти.
Дедушка, положив кошель в долблёнку, оттолкнув её, поплыл вдоль берега.
Пока он, по-стариковски, как дед мазей, с одним веслом, не спеша, объезжая озеро, проверял снасти.
Мы, наловив на удочки плотвы, подлещиков, развели костёр.
Насадив рыбины на прутья, воткнув вокруг костра, стали их обжаривать.
Ели мы их с большим удовольствием, без соли, было очень вкусно.
Когда дедушка подплыл на долблёнки, то на дне лодке, лежало много разной рыбы, это были, плотва, подлещики, окунь, и не крупная щука.   
Мы попросили его, дать котелок для чая, на что он нам сказал, - посмотрите в кошеле, вон в лодке, там с прошлой рыбалки может что есть.
Кошель это похожий на рюкзак, или шарабан, сколько ему годков неведомо.
Он ещё из тех далёких времён, сплетённый из бересты, с лямками, с крышкой и с деревянной застёжкой.
В него вмещалось более трёх вёдер ягод.
Он такой  огромный был, как нам казалось.
Дедушка его говорил, что в этом кошеле он носил своих детей на покосы, пока ещё малы были, и его носили, это удобно.
Осмотрев кошель, мы не нашли котелка, а только алюминиевую кружку и завёрнутую в холщовую тряпочку, хороший кусок хлеба с маслом, соль, щепотку чая с кусковым сахаром в баночке из под чая.
- А что вы хотели… а,… хорошо хоть одна кружка есть для меня.
- Чай, да сахар, это ещё с прошлой рыбалки осталось - говорит он нам.
- Мы не рассчитывали чай варить, а идти домой, и поэтому котелка не брали.
Он, глядя на нас, ухмыльнувшись, произнёс:
- Но,… однако, не вешать носа, чаям я вас всё-таки  угощу.
- Только уговор, как я буду чай варить, не смеяться, а то протечёт наш котелок.
- Костёрчик-то, разведите побольше, пока я котелок готовить буду.
Сделав серьёзный вид, мы с любопытством наблюдали, как он с берёз обдирал бересту.
Сначала он сделал из бересты две кружки в виде воронки, скреплённые расщепленной рогатиной, для удержания краёв бересты – сказав нам.
- Ну вот, вам и кружки, из них будите пить чай-чаища, с берёзовым ароматом.
А затем он, преступил к изготовлению котелка,  приговаривая – чур,… не смеяться, а то бесполезная будет работа.
Он вырезал с толстой берёзы огромный кусок бересты.
Её грубый слой, отскрёб ножом, приговаривая.
 - Этот мелкий ворс от ножа на бересте, будет хорошо держать воду, так как береста станет податливой, мягкой.
Затем он свернул бересту, большой огромной воронкой в два слоя.
Скрепив бересту, так же двумя расщепленными рогатинами, получился как большой ковшик с двумя ручками.
 Набрав воды, она закапала снизу, он стал прижимать, как бы протирая бересту по ходу воронки, вода перестала течь.
-Ну вот… - произнёс он.
-Так наши далёкие предки делали котелки, ковшики, для питья на скорую руку.
- А теперь давайте найдём самый горячий камушек, и кинем в наш прекрасный котелок.
- Но, а как только он вскипятит воду, снимем его, а туда кинем щепотку чая.
- Добавим для вкуса, таёжные снадобья, листочки земляники, малины, и заячьей кислицы, напоминающий лимон.
- После такого травяного чая, спать не захотите.
- Мы в детстве в ночное ходили, лошадей пасти, так таким чаем спасались, чтоб не спать.
- Только вместо чая, чагу с берёз заваривали, или цветочки иван-чая, чай в те времена, большим дефицитом был.
Проделав нехитрую операцию, выловив из костра раскалённый камень рогатиной, он бросил в котелок-воронку.
Затем он выловил уже остывший камень, заварив чай, он налил нам в наши воронки, так называемые кружки, и произнёс.
- Ну вот вам, и приятный напиток, с берестой и костром вперемешку, только не смеяться а то вытечет он у вас.
- Усмехнувшись как бы себе в бороду, он продолжил.
- Но, а когда выпьем,… то тогда на здоровья, смейтесь.
Сидя у костра, мы  пили чай вприкуску с кусковым сахаром, и удивлялись, как это всё просто.
С тех пор я  вкусней чая не пробовал, как мне казалось.   
Усмехнувшись, сидя у костра, дедушка в раздумье сказал:
- Так-то оно… наши далёкие предки, умели приспосабливаться к суровым нашим северным условиям.

- Хотите,… я расскажу, как ловили наши предки рыбу, не имея той снасти, которая есть сейчас у нас.
Мы подбрасывали дрова в костёр, и отмахивались от комаров и дыма, бегая вокруг костра, внимательно слушали его рассказы.
 А наш дедушка, сидел на мху, прислонившись к сосне, невдалеке от костра, скрестив ноги, ел не спеша обжаренную рыбу, на костре.
Я с детства знаю, когда едят рыбу, то обязательно надо держать, скрестив ноги, под столом.
Так ты не подавишься, рыбной косточкой, есть такое поверье, у нас Карелов.
Он как то привычно, отмахиваясь одной рукой от комаров, рассказывал нам о былых рыбалках.
 Мы слушали, и думали, неужели всё это было, - так ли это.
Как они делали из конского волоса тонкий шнур, ковали сами крючки.
Боялись, чтоб не дай Бог клюнет большая рыбина, порвёт снасть, и на этом закончится рыбалка.
Как они, ещё пацанами, завидовали купеческому сыну, у которого были снасти из Питера.
Шнур у него был шёлковый, большую рыбину выдерживал.
Прервав рассказ, он обратился к нам.
- А вы знаете,… где жил купец до революции.
- Когда вы приплываете на корабле в Ерши, то идёте мимо двух купеческих домов, в одном сейчас почта.
- Этот купец, был богат, зимой и летом возил рыбу, мясо, пушнину, мёд.
- Летом, он сплавлялся на больших лодках по Сандалу,  в Онега.
- А там по Свири в Ладогу и на Питер.
- Собирались купцы  в деревне Кулмукса, Кондопожской губы, Онежского озера, затем в Петрозаводске.
- В Кулмуксе, на мысовине полуострова, была верфь, между деревней и Онегой.
- Там делали большегрузные лодки, на которых артелью отплывали на Питер.
- Мне ещё пацаном, один рас довелось побывать там.
- Когда купцы возвращались из Питера домой, там обязательно была богатая ярмарка.
- Она проходила не только летом, но и зимой.
- Я в те времена побывал на осенней ярмарке, много людей было, на лодках и на телегах.
-  Первый рас, я видел столько людей.
  Степан Семёнович взял очередного подлещика воткнутого на прутик, крутя его, подул на него, сказал:
- Поджаристый,… скворчит,… солью присыпать и за уши не оттащить, а вы без соли едите.
  Он снова сел на своё место, посыпав солью, стал есть, отплёвывая мелкие косточки подлещика.
- А хотите знать, как лавливал ещё мой прадед, на деревянный крючок налима.
Это было самое любопытное для нас, ловля налима на деревянный крючок.
 Сплюнув очередную косточку, он снова продолжил, причмокивая своим беззубым ртом.
- Прадеда моего, звали как и меня, жил он очень долго, было ему намного за сто, бывало приговаривал:
-  На деревянный крючок налим вкусней, уж как он определял, я не знаю.
- Может потому что он ставил самоловки зимой, зимняя то рыба, вкусней.
А всё это, делалось так… - отплюнув очередную косточку, продолжил он.
- Брали конский волос, или холщовую нитку, сплетали в плотный шнур, самое умелое сплетение выдерживало большую нагрузку.
- Искали сухой вереск на корню, выбирая крепкую рогатину, облагораживали с помощью ножа, аккуратно привязывали к шнуру.
- Просовывают её через жабры наживки, она свободно плавает с деревянным крючком у самого дна.
- Когда налим заглатывает, или точнее сказать засасывает наживку, деревянный крючок выталкивает через свои жабры, как не нужную вещ.
- А если крючок небольшой, то и глотает вместе с наживкой.
- Но всё равно, если долго не проверять снасть, то крючок он вытолкнет через жабры, а наживку переварит.
- Налим наверно единственная из наших рыб, которая способная выплёвывать через жабры, что не нравится ему.
Степан Семёнович говорил, что рыба в те времена, не избалована была, как теперь.
- В те времена, в основном дети, да престарелые старички с бабушками, ловили на удочку, взрослым всегда некогда, по хозяйству забот много.
- Рыбу они, обычно ловили всей деревней, неводами, но конечна и мерёжами катышками, да мёрдушками, как я.
- Ну а те места, где тянули невод, следили и чистили, так называемые тони.
- Да… вот ещё.
Как-бы спохватившись, он спросил – вы вот вокруг Бабьей ламбы ходили и что видели:
- Да вроде… не чего не видели, кроме каких-то канав неглубоких, которые тянутся в балотину.
- Так вот, эти канавы и есть ловушки, они выкопаны были очень давно, сейчас уже позарастали, а бывало, за ними следили.
- По ним весной, в нерест, заходила щука и в большом количестве лещ.
- Вот для чего эти канавы, болотину, по весне надолго затопляла, туда рыба и заходила.
Степан Семёновичу приходилось ловить на конский волос, но без рыбы, не когда не возвращались домой.
И налима он ловил, только на самодельный железный крючок, и ведёт он, не так как на деревянный.
Степан Семёнович закончив, есть рыбу, продолжил.
- Для чего налим так ведёт себя, одному Богу известно.
- Наверно для выживания древнего человека, только как наши предки догадались, что можно его так ловить.

Он подошёл к костру, разминая онемевшие ноги, взял кружку, которая стояла у костра на камушке, сел на своё место.
- Был у нас на деревне, один странный парень, - продолжил он, неторопливый рассказ.
- Среди нас, он один, мог поймать утку голыми руками.
- В то время, уток много было по озёрам, ружья в редкость были, не каждый мог приобрести.
- Утки, вдоль берега плывут и ныряют, а наш друг пристроится на поваленное дерево, в воду, вытянет руку над водой и замрёт, как сучок.
 - Так он мог не один час просидеть, пока проплывёт мимо зазевавшая утка, и ловил, и не один рас.
- У нас, такого терпения не было.
- Мы вот так же, сидели у костра как вы, так же жарили рыбу, пекли картошку.
- Разница у нас с вами только в одном, мы ходили в ночное лошадей пасти, но конечно и порыбачить, а вы только рыбачить.
- От всей деревни нас мальчишек набиралось одного возраста человек шесть, а бывало и больше, но они были, уже повзрослей нас.
- В ночное мы были вот здесь, на этом озере.
- Здесь раньше были поля и покосы, мы сидели у костра, а лошади паслись рядом с нами вдоль озера.
- Здесь поначалу был хутор, чуть ли не при царе горохе.
- Я уже, и не застал, где стояли дома, даже фундаментов, всё заросло.
- Хутор разросся до небольшой деревне, но не стали наши предки здесь жить, всякие небылици придумывали потом.
- На берегу деревенька стоит,… это же хорошо,… всегда с рыбкой будешь, а нет, съехали наши предки.

Он, сидя на мху, держа кружку в руках, прижавшись спиной к сосне, как бы сожалея, но с улыбкой, продолжал свои рассказы.
- Там в деревнях, Ерши и Лычный остров, молодёжи было очень много.
- Есть там и церковь большая, которая и по сей день стоит, службы велись в те времена, на все святые праздники, ну и как ведётся без базара не обходилось.
- На красивый колокольный звон, народу наезжало, из окрестных хуторских да деревень немало.
- Припоминаю я такой случай из рассказов взрослых, это ещё до революции было.
- Как на базаре, одна местная женщина, пришла на базар босая.
- Было это зимой, примеряя валенки и не выбрав себе.
- Она не стала покупать и решила уйти в приглянувшихся валенках.
- Хозяин товара говорит ей, что это его валенки, на что она говорит:
- По-твоему,… я босиком пришла сюда… по снегу.
- Это что ж получается,… я тебя обманываю….
Она показала, что валенки с браком, - ты таких, не продаёшь.
- На что хозяин только руками развёл.
 - А по деревням поговаривали, что она всегда босиком ходила, вплоть до снега.
- Утром раненько её видели не только ходившую по росе, но и по снегу.

- А насчёт вот этих озёрных мест, то люди в те времена набожные были, верили во всякую нечистую силу.
- Это уже потом поговаривали, что всё это страсти, устраивала молодёжь.
- Будто что-то завелось в озере, кричит по ночам.
- Некоторых утопленников якобы не находили, всё это проделки нечистой сила.
- Конечно это всё выдумки, кричит гагара, а им казалась нечистая сила.
- Так что,… здешние, бывшие деревенские, верили в нечистую силу, которая якобы здесь завелась.
- Нам, теперячи, этого не ведомо… что здесь происходило.
Семёнович, прижав ладонями кружку, как-то задумчиво, глядя в кружку, как будто вспоминая что то, выдерживая паузу, произнёс.
- Хотя кто его знает, может и вправду, что-то здесь было, так просто люди не покидают обжитые места.
- Всё это, возможно происходит от набожности, а молодёжь этим пользовалась, им хотелась, поближе к центру поселиться.
- Возможно, и напридумывали всякого, чтоб снятся всем, да поселится поближе к центру.
- Это сейчас, в клубах молодёжь знакомятся, а тогда в церквях да на базарах, присматривали себе жениха да невесту.
Степан Семёнович положив кружку рядом, встал, разминаясь вокруг костра, заложив руки за спину, говорит нам:
– Костерок - то затухает, надо бы подкинуть дров, и к вечерней зорьки готовится.
- Там, в тресте за бугорком, есть плот, с него и рыбачить будете.
  - А я, пожалуй, отдохну,… выеду на лодке в озеро, подальше на ветерок, от комаров, там и посплю, а вы тут порыбачьте.
Он, улыбнувшись, продолжил.
- Почему они отсюда перебрались, так не кто толком и не знает.
- Ну а сколько мы здесь, в этих местах не останавливались, и рыбачили, нечего не хорошего не видывал, так что не бойтесь.
Мы дружно ответили - мы не боимся.
Мы ещё долго сидели у костра, затем пригнали плот, стали рыбачить вдоль тресты.
Дождавшись вечерней зорьки, мы уже вместе с дедушкой, порыбачили до захода солнце, поймав немало рыбы, пошли домой.