Океан

Океан шумел. Его тяжелые маслянистые волны неторопливо перекатывались, сталкивались друг с другом, разбиваясь на тысячи мелких брызг, катились дальше, лениво набегая на пустынные берега редких безжизненных островков суши.
Но в глубине, в вечной темноте, куда никогда не доставали лучи света, уже теплились крошечные, пока ещё никак себя не проявляющие, зародыши жизни. Океан знал о них. Знал, что эти не имеющие названия бледные бесформенные зародыши – дети вулканов, что во множестве кипели в его чреве, изрыгая в ещё незамутнённую воду огненную лаву, пепел и искорки, поднявшиеся из самой глубины земных недр, отторгнутые материнской магмой и брошенные на произвол судьбы в суровую чёрную воду.
Поначалу океану не было никакого дела до того, что происходило за его пределами. Он жил сам по себе, думал вечную думу, шелестел волнами и равнодушно наблюдал, как зародыши без названия, рожденные в его глубинах, выносятся волнами на каменистые берега. Океану казалось, что там, куда не достают его волны, ничего нет. Только камни, по какому-то недоразумению вдруг оказавшиеся на его пути.   
Прошло немало времени, прежде чем океан с удивлением обнаружил, что в его глубинах происходит что-то, до сей поры ускользавшее от его внимания. Зародыши, которым он и название не удосужился дать, жили! Мало того, они меняли свой внешний вид и размеры, творили себе подобных и начинали жить своей собственной, независимой от океана жизнью. То есть, конечно, их жизнь была полностью во власти давшего им приют океана, и не считаться с этим фактом они не могли, но в то же время жили, нимало не заботясь о том, как к их появлению отнесётся океан – хозяин. 
А океан-хозяин мало-помалу смирился с тем, что теперь не был одинок, что в его водах поселились гости, пускай и непрошенные, но забавные. С ними океану было куда интереснее, чем с холодными звёздами над его поверхностью. Звёзды отражались в его волнах, танцевали в их пене и молчали.  Да и что могли сказать ему эти далёкие от его океанских дел заносчивые особы! Днём, когда над горизонтом появлялась главная среди них – большая и яркая звезда, которую океан прозвал про себя Большим Светилом, другие звёзды исчезали. Океану не нравилось Большое Светило. Оно жгло его кожу своими лучами и отнимало воду – его частицу. Иногда Светило тоже закрывали набегавшие на небо тяжелые свинцовые тучи, и тогда на поверхность океана выливался живительный поток водяных капель. Океан радовался каждому дождю – ведь к нему возвращалась вода, отнятая Светилом. Часто из туч вырывались молнии, хлестали по воде и уходили вглубь. Гремели раскаты грома. Океану они не были страшны. Наоборот, он был доволен тем разнообразием, которое вносили грозы в его, в общем-то, не слишком весёлую жизнь. Когда на Океан опускался мрак и Большое Светило уходило освещать другую сторону Океана, над его водами появлялось Маленькое Светило. Оно причудливо отражалось в волнах, усеевая мелкими осколками серебра их поверхность. Океану не было ни тепло, ни холодно от Маленького Светила. Он воспринимал его как нечто ненужное, но неизбежное. К тому же Маленькое Светило придавало его волнам некую загадочность, что, в общем то, Океану даже нравилось, он был не чужд эстетике.  Он не мог знать о том, что его волны, приливы и отливы целиком зависят от Маленького Светила, хотя в глубине своего сознания догадывался об этом.
Единственным другом Океана, с которым он мог говорить бесконечно, был Ветер. То ласковый, то впадавший в буйное помешательство, Ветер мог проникать повсюду, куда волны Океана не могли дотянуться. От него Океан узнал, что на камнях, которые он считал досадным препятствием своим волнам, растут трава и деревья, что там, в недоступной ему дали, тоже есть зародыши жизни, подобные его детям, растущим в солёной воде. Там, говорил Ветер, текут реки, вода в которых не бывает солёной и которая может быть прозрачной и мутной, несущей в себе частицы ила, глины и прочих не слишком приятных вещей. Мутные потоки речной воды раздражали Океан. Он всеми силами старался избавиться от чуждых ему «подарков», и это ему почти удавалось: его волны, захлёстывая устья рек, разбрасывали вокруг все ненужные Океану примеси, не давая им проникнуть за пределы обозначенной Океаном границы.
Между тем искорки жизни, когда-то зародившиеся в глубинах Океана, со временем преобразились настолько, что Океан уже перестал узнавать в них те бесформенные безымянные создания, которые когда-то он едва замечал. С иронической усмешкой Океан наблюдал за тем, как некоторые из этих неуклюжих созданий пытались покинуть его воды и освоиться на суше. Суша, по словам Ветра, тоже разрослась и даже слегка потеснила Океан в его бесконечных границах. Впрочем, Океан не слишком волновался о том, что когда-нибудь суша победит и лишит его законного ложа, для этого она была слишком медлительной и слабой.
Для Океана не существовало времени. У него не было понятия дня и ночи. Он был настолько велик, что когда в одной его части царствовало Большое Светило, другую его часть заливало мерцающим светом Маленькое Светило, и день с ночью сливались, образуя бесконечную череду. 
За этой чередой Океан и не заметил, как окрепли и усовершенствовались создания, бывшие когда-то зародышами в его чреве и выбравшимися на сушу. Поначалу они казались ему безобразными каплями, по каким-то причинам получившими придатки в виде пар верхних и нижних отростков. Верхние отростки капель помогали каплям мастерить сети и другие приспособления, с помощью которых они вылавливали из Океана всё, до чего могли дотянуться. Нижние конечности служили каплям опорой и средством передвижения.   
Океан смеялся, глядя на суету капель на кромке прибоя.  Иногда он шутя смахивал их волной подальше от берега и с удовольствием наблюдал, как они барахтаются, пытаясь справиться с волнами. Некоторым удавалось вернуться на берег, но большинство находило вечный приют в водах Океана и служило пищей для созданий, выросших в его глубинах.
Однако время, о существовании которого не подозревал Океан, шло, и он сам не заметил, как и когда беспомощные капли, над попытками освоить его воды Океан посмеивался, все смелее и дальше вторгались в глубины его просторов. Построенные ими корабли всё наглее и уверенней бороздили водную гладь, несмотря на грозные предупреждения Океана, попросту топившего незваных пришельцев вместе с их утлыми лодчонками.
Океан верил в свои силы. Он верил, что сумеет справиться с нежданной болезнью, вызванной присутствием на его поверхности и даже в глубинах непонятных капель, которых Ветер именовал людьми. Ветер рассказывал, что на суше эти вредоносные создания тоже натворили много бед. Стараясь подчинить себе всё и всех, они постепенно разрушали то, что было основой их существования: вырубали леса, уничтожали животных, которыми питались или которых считали непригодными в пищу а потому бесполезными. Как ненасытные черви они вгрызались в земную твердь и в его дно, вырывая оттуда куски того, что считали пригодным для своих нужд. Они вырвались за пределы земной атмосферы, попутно устроив свалку отходов своей жизнедеятельности вблизи её границ. Они вели войны, отголоски которых доходили до Океана. Они придумали и испытали в его теле оружие, которое грозило уничтожением не только самих людей, но и их праматери Земли с Океаном.
Океан тоже чувствовал, как мешают ему спокойно существовать и думать о вечном острова мусора на его просторах. Взрывы и проделанные людьми скважины в его глубинах, по которым безвозвратно уходила на людские нужды кровь Земли – нефть, - заставляли его сильнее ворочаться на своем ложе в бесплодных попытках избавиться от напасти, подобной нашествию на людей насекомых-кровососов. Океан понимал, что заболевает, и что справляться с этим недугом ему становится всё труднее и труднее.
Между тем Ветер приносил всё более и более неутешительные вести. Похоже, что людей охватила повальная эпидемия страсти к наживе, перед которой не могут устоять никакие разумные доводы о том, что своим безрассудством они губят природу и самих себя.
Океан волновался. Всё чаще его волны в ярости набрасывались на сушу, сметая всё на своём пути. Он со злобным удовольствием топил корабли, призывая на помощь все подвластные ему стихии, но люди строили всё новые и новые, посылая их в бушующие просторы и не обращая внимания на стоны, которые всё чаще и чаще издавал Океан.
Но вот наступил день (или ночь, Океану было безразлично), когда  Океан взбунтовался. Собрав свои последние силы, он вздыбился чудовищной силы и высоты волной и покатился по всей поверхности недоступной ему раньше суши. Открывшаяся ему картина ужаснула даже его привыкшее ко всему сознание. Руины строений, трещины в земле, моментально заполненные его водой, водная гладь вместо лесов, о которых рассказывал Ветер. Огонь, бушевавший там, куда ещё не донеслись океанские волны. И - ничего живого. Ни птиц в небе, которые раньше забавляли его своими играми над его поверхностью, ни зверей,о которых он тоже знал по рассказам Ветра. Ни капель - людей.
Прокатившись по суше, Океан медленно вернулся на своё ложе и стал размышлять. Увиденное потрясло его воображение, но и принесло успокоение. Теперь никто и ничто не потревожит его покой. Океан с удовлетворением понял, что остался один наедине с Ветром и теми немногими созданиями, которые сохранились в его глубине. Он спокойно вздохнул и тихо покатил  волны на безжизненные остатки суши. Сверху на него смотрели Большое и Маленькое Светила. Они молчали,  что они могли сказать?
Океан шумел… А на его поверхности грузно переваливался с волны на волну никем не замеченный большой деревянный ковчег.