Прости, сестра!

Председатель совета отряда, пионерка и отличница, Наташенька всегда была на виду и на прекрасном счету в школе: умница и аккуратистка, организатор всех мыслимых мероприятий и любимица учителей. Пионервожатую Наташу Морячкину боготворили детишки из подшефного класса. Мама с папой и младшим братом тоже очень любили Нату и как-то негласно всё в их доме крутилось вокруг старшей дочери: как дела в школе? Что нового? Что сказала Марина Петровна? Когда олимпиада по литературе?...И незаметно, постепенно: надо купить Наташке новое пальто, надо справить фирменные фигурные коньки, надо отдать в музыкальную школу, надо приобрести пианино, надо, надо, надо…Так потихоньку младший, Валерка, отодвинулся на второй и третий план: учится на одни «пятёрки», сам записывается в какие-то кружки, секции, где-то днями гоняется (футбол, хоккей, клюшки, палки, синяки, рогатки), проблем не доставляет. И ладно.
С годами как-то невзначай, не специально, а само собой и сразу в светлой и безоблачной жизни счастливой советской семьи, где всё гармонично и приятно устроено, вместо девочки Натки, любимой родительской девочки-подростка, тихо (как бы вдруг, что с девочками и случается) возникла девушка Наташа, стройная, высокая, с копной рыжих волос, симпатичными веснушками на щёчках, с синими, словно васильки, большими, искрящимися праздником, глазами и взглядом дерзким, завораживающим…
Подрос и Валерка. Те же «пятёрки», хотя уже и с «четвёрками», а где и с «тройбанами», тот же футбол-хоккей, но уже без рогаток, синяков и уличного «пекаря». Как прежде, невидимый для родителей, озабоченных повзрослевшей Наташкой. Озаботишься тут, когда подружки зовут то на танцы, то в парк по выходным, то в кино с мальчиками, а то – вот, позвали на проводы в армию. Подруга Наташи по школе, Алинка, провожала на два года Алёшу, парня с Алинкиного двора. Не было у них с Алёшей никакого «романа», дружили с детства, вместе выросли на скамейках возле подъездов: семечки, домино, «жмурки», пляж, кино, ничего особенного, но было положено – вот, парень идёт в армию и его провожает девушка.
Словом, на проводах и познакомились Наташа и Алексей. И так получилось, что по ходу всей гулянки Алину позвали её родители (по какой-то срочности), а народ желал традиционного мероприятия: девушка целует новобранца, обещает ждать из армии и хранить верность, а будущий боец, значит, вроде в это верит. Шутя  сыграли Наташа и Алёша свои роли, дав и гостям понять, что всё это цирк и пустое, однако промелькнуло между ними то, что только двоим известно в такое мгновение. После всей суеты проводов, когда разошлись-разлеглись гости, стихла музыка и погасли фонари на улице, вышли со двора и побрели к тихой речке на околице посёлка двое молодых, полных надежд (каждый своих!), казалось бы, случайных попутчиков. Болтали ни о чём, смеялись над своим розыгрышем, подшучивали по этому поводу друг над другом, прогуливаясь вдоль серебристой лунной дорожки на реке, послушали звёздную южно-украинскую тишину ночи, посидели на брёвнышке и пошли к дому. Алёша на прощание подал ей руку, а Наташа, вместо рукопожатия, всего-то поцеловала завтрашнего солдата в щёку, а у самой – слёзы в глазах. А отчего слёзы? Да Бог его знает, отчего. В первый раз видела хлопца, уверенная, что и в последний, как в поезде случайного попутчика…Но за эти полчаса у речки «упало семечко на сердце девушки» и проросло аленьким цветочком…
Однако день, второй – и закружила молодость весёлым ветром! Подруги-хохотушки, танцульки, киношки, мальчишки…Поступила Наташа в институт, в группе – одни девочки, но вуз горный, так что студентов-ребят, что тех карасей в запруде! Одна познакомит, другая, там сама на кого-то глаз положила, одно свидание-другое, на третье уже с новым кандидатом…Завертелась карусель, замела хороводом молодости, здоровья и ожидания счастья. И мама интересуется: а этот как? А тот кто? А родители у него кто? А вон смотри, Ленка замуж выходит, а на той неделе у Петровых свадьба, а у Сёминых на конец лета намечено…Слово за словом, а дело за делом. Познакомилась Наташа с Владиком в институте. Быстро обнаружили сходство интересов и взглядов. Нашлись общие точки зрения на большинство жизненных вопросов. Немножко повстречались. Наташка по старой, школьной ещё «технологии», изредка приглашала младшего братца Валерку на свидания с новым кавалером, так сказать, для тестирования. Брату Влад понравился. Говорил просто, по-дружески, как с равным, несмотря на разницу в возрасте, а главное, с уважением и интересом слушал младшего. Валерка выбор сестры одобрил, а вскоре – знакомства родителей, предсвадебные хлопоты и – день назначен. Было Наташе 19 лет и гулять бы ещё, но так скоро повыскакивали её подруги замуж, так молниеносно стали захаживать в известные медучреждения по весьма распространённому вопросу, что Наташа, ещё и под мамину «тихую дудку» («Давай, Натуся, мама у него серьёзная, не пропадёте…»), словно пёрышко по теченью весеннего бурного ручья, неслась в пропасть будущей своей несчастной жизни…
Дальше было просто. Быт развёл молодую семью на самом старте: споры старших о расходах на свадьбу, совместное проживание молодожёнов в одной квартире с матерью Влада (а она была заведующая магазином обуви, что в те времена было ого-го!), внезапно возникшая взаимная неприязнь Наташиной мамы и жившей без мужа свекрови, Варвары Клавдиевны (а та воспитывала сына одна с самого его детства) коррозией разгрызли тёплые и понятные взаимоотношения молодых супругов. Не в силах противостоять волевой матери, Влад всё чаще стал принимать её сторону в возникающих то тут, то здесь конфликтах: сумочку не там положила, кофточку на диван бросила, чашку не помыла, не так посмотрела…Пошли упрёки, первые слёзы. Мама утешала Наталью, отец молчаливо сносил навалившуюся на него проблему, Валерка тихо плакал, стоя на балконе, видя слёзы в печальных глазах любимой сестрёнки и не понимая, что происходит у них дома. Дальше – больше. В один из дней у отца лопнуло терпение и он позвонил сватье в попытке уладить намечающийся раскол. Но в ответ услышал такой поток грязи в свой и его Наташеньки адрес, что в сердцах проклял «старую спекулянтку» и бросил трубку…
Забеременеть Наталья не успела. Влад сделал вялую попытку помириться, предложив уйти на съёмную квартиру, но в запале взрослой борьбы амбиций Варвары Клавдиевны и родителей Наташи надежда на хороший исход окончательно утонула. Дело было больше тридцати лет тому, мобильников тогда не было, а враждующие родители перестали звать к телефону своих «подзащитных», манипулируя ими в своей страшной борьбе.
Развод состоялся. Те немногие, кто был в зале суда, не могли не видеть слёз поникшей и ставшей сразу намного старше своих двадцати лет Наташи. Её веснушки, подобно одуванчикам в вечернее время, будто съёжились и стали серыми, едва заметными пятнышками на бледных щеках, а во всей её обмякшей от переживаний фигуре было смятение и предчувствие надвигающейся на неё неотвратимой беды. Влад стоял недалеко – руку протяни – безучастно глядя в пол, с покорностью овцы перед закланием. Изредка, коротко отвечая на дежурные вопросы судьи, переводил взгляд на Наташу, даже чуть подавался телом в её сторону, но споткнувшись о стальной взор Варвары Клавдиевны, только тяжело вздыхал. Дело было решено.
…Вскоре подружки-доброхотки организовали Наталье «письмецо в конверте». От Алексея, коему служить осталось всего-ничего. Сперва дежурные, а потому случайные, затем привычные, почти обязательные (раз в две недели), письма стали отправляться и приходить, создавая невидимый мостик между Натальей и Алёшей. Понемногу стала утихать боль от неудачного первого опыта и Наташа стала ловить себя на том, что вычёркивает в календарике дни до возвращения Алёши. Сильно сдавшие за время от свадьбы до развода родители Наташи, с тихой мечтой о дочкином счастье следили за развитием событий. И когда Алексей прибыл на «гражданку», мама с ожесточением (не меньше!) принялась за ремонт и обустройство квартиры. Всё клеилось, красилось и белилось в новой трёхкомнатной, куда они «сменялись» из старой «двушки», чтобы порвать с прошлым и начать «с чистого листа». Валерка терпеливо размешивал клей, нарезал полоски обоев, красил полы и выносил горы мусора, по возможности избавляя сестрёнку от любой работы, как будто и сам чувствовал за собой какую-то неосознанную вину за происшедшее в их дружной и счастливой семье, где отец был почётным рабочим и уважаемым человеком, мама – самой лучшей мамой на Земле, а Наташка – олицетворением идеальной девчонки в его мужском воображении.
Пришёл Алексей. Снова – знакомство с родителями, снова – планы на свадьбу. На этот раз у старших всё сходится: все нравятся друг другу, в социальном плане равны, по предстоящим расходам споров нет. Да вроде и парень неплохой, спокойный, хотя Валерке и не нравится. Но это ладно. Между молодыми как? Ну, есть, конечно, маленькое напряжение насчёт недолгого замужества, да с кем не бывает…
Свадьба. Молодые идут жить в квартиру родителей Натальи. Мама Наташи «рыбой бьётся», чтобы зятю всё нравилось, чтобы угодить. На Наташку прикрикнет иной раз, если не вовремя обед подаст или что. Валерку вовсе задвинули на дальний план: не до тебя, вишь, молодым помочь надо, чтобы всё ладком пошло…
Стало всё «ладком». Родился Никитка, слава Богу. Вроде порядок наступил в семье, да только одного человека в доме не обмануть: уже давно ходит Валерка молчаливый, как никогда, хмурый и неузнаваемо скрытный. Но недосуг родителям спросить его, в чём дело, а шурину новому так и вовсе «по барабану» - спит, ест, на занятия ходит (в институт поступил «кормилец»), и живёт в своё удовольствие…
А было от чего Валерке хмурому быть. Почти сразу после второй свадьбы встретил его (неслучайно) на улице Влад. Ждал на остановке весь день. Одет был не по погоде, небритый, выпивший изрядно, в слезах. Просил, чтобы Наташа позвонила ему на такой-то номер, на работу. И чтобы никто не знал, кроме Наташки. Очень просил, умолял, говорил, что любит её больше своей жизни, что мир ему не в радость, из дому ушёл, от матери, не знает, как ему дальше жить…И Валерка, немало посомневавшись, помучавшись меж совестью и своей неизмеримой любовью к сестре, рассказал всё Наташе и дал номер. Давно уже Валерка не видел таких счастливых и светлых глаз сестрёнки! Будто тучи серые с синего неба сошли и засияло лицо её солнечным зайчиком: «Валерка! Родной мой! Люблю тебя! Люблю! Люблю! – приговаривая так, целовала и целовала Валеркины щёки, лоб, нос и тискала брата в своих объятиях, – давай сюда номер!»…
И закрутилось…Месяц, второй. Год, второй, третий, десятый…Разделилась жизнь для Валерки и его бедовой сестры на две части: честную и нечестную, счастливую и несчастную. Уже и Валерка семьёй обзавёлся, а всё никак не мог выйти из той мутной тягучей игры, что затеяли разлучённые сердца. Слепая любовь к сестре не позволяла сделать ни шагу из этого порочного круга. Жалость к Владу сменялась ненавистью и наоборот. Влад бросил пить, делал попытки вернуть себе Наталью, но второй ребёнок её с Алексеем стал прочным шлагбаумом на пути к несбывшейся любви…
Уже выросли и повзрослели дети Натальи и Алексея, подарили им внуков, и Алексей стал седой, и Наталья, хотя и сохранилась неплохо для своих пятидесяти, всё же «не помолодела», но так же одиноко бродил в их любимом когда-то парке постаревший и осунувшийся Влад, не знавший более любви и семейного очага, и не изведавший радости отцовства; и так же обманывала Наталья невинного своего мужа, лишив искренности их «благополучный» брак; и Валерка страдал долго в этом кошмаре, пока не плюнул на всё и не уехал вместе с семьёй в другой город, лишь бы не видеть страданий знающего обо всём отца, делавшей вид «непосвящённой» матери и, конечно, от бесконечных угрызений совести за чужие, вроде бы, грехи…
Влад, в конце концов, спился и умер. Прямо в том парке, на скамейке у фонтана, где они с Наташей гуляли тёплыми летними вечерами в такой спокойной, далёкой до боли, стране. Узнав о смерти Влада через месяц после его похорон, Наталья сходила в церковь, поставила свечку «за упокой души раба Божьего», исповедалась в тот же день и вскоре, не в силах носить в себе обман и печаль прожитых без любви лет, ушла служить в монастырь, сказав, что дети её не поймут и не простят, внуки совсем ещё маленькие, а мучить всех вокруг она не хочет. Валерка поступок сестры не осуждал, и Наталью поддержал, приехав к ней в монастырь через год после известного события, аккурат в Прощёное Воскресенье. Стояли они на тихой дальней аллейке старого обветшалого парка при монастыре, обнявшись и гладя друг друга по поредевшим седеющим волосам и только тихо плакали, не сказав ни одного слова. Ни одного.



Владимир Дегтярский