Когда я вернусь на станцию Грязи. Глава 2

Начало http://www.proza.ru/2015/09/24/1725

- Ай, речка замутилася, я с милым распростилася, - немузыкально кричала тетка на столе, она энергично трясла подолом платья, поигрывала плечами, тяжелые груди  под тонким шелком ходуном ходили, норовя вырваться на волю.

- Волшебница! Королева! - восклицал Борька,  скалился радостной улыбкой, аплодировал, подогревая танцующих женщин.

Цыганка в пестром платье вихрем неслась по комнате: звенели мониста, босые ноги  выделывали черт знает что. Пышная, в воланах юбка веером пролетела мимо, почти мазнув меня по лицу. Густое амбре крепких духов, пота и немытых гениталий ударило в нос, я отшатнулась, болезненно стукнувшись затылком о спинку кресла. И только тут обнаружила, что сижу на крутой вечеринке в бигудях  и вылинявшем байковом халате с дырой вместо вырванной с мясом пуговицы. Для публичных показов мой халат не предназначен. Обычно я надеваю это старое чудище, когда  крашу волосы или делаю маску. Черт! Черт! Черт!  Это ж надо было так  оплошать: такое событие в жизни -  самое настоящее чудо, а я в драном байковом халате! Чучелом шляюсь по прошлому времени.  Хорошо бабуля меня не видит. Домой, немедленно! Но как?! Как я вернусь, когда я понятия не имею, каким образом я  очутилась здесь, в этой роскошной квартире, где  тусит советская принцесса, о которой до этого  только в желтых газетах я и читала.

Господи, как же меня угораздило-то! Лучше бы  меня забросило на необитаемый остров к свирепым людоедам, чтобы  они сожрали меня вместе с халатом,  и я бы не позорила бабулю своим непотребным видом. А может, они меня не видят? Ну,  нет меня для них. Я их вижу, а они меня нет. Иначе бы они уже заметили, как я тут корячусь в кресле. Я зажмурилась изо всех сил. Перед глазами заплясали разноцветные мушки. Страусиная логика и действия похожие, но трезво оценивать свое положение я была не в состоянии. Зарыться, спрятаться, скрыться, раствориться, исчезнуть...

- Ты чего скукожилась? Зубы что ли болят? - чья-то рука легко тряхнула меня.

Надо мной склонился тот, кого принцесса называла Борькой. Неприлично огромный крест на толстенной золотой цепи, украшеннный сверкающими камнями — неужели бриллиантами? -  закачался  перед моим носом.  О, ужас, меня обнаружили и сейчас с позором выгонят на улицу — это в лучшем случае. В худшем — сдадут в милицию, как подозрительную личность без документов и определенного места жительства.  Представляю, как будут веселиться менты, услышав от меня сказочку про путешествие во времени. И закончу я свои дни в психушке, а бабуля умрет от горя. Никогда в жизни ей не придет в голову, что ее единственная внучка  сгинула в прошлом веке, году  этак в 80-м.  Эти мысли хаотично пронеслись в моей бедной головушке, и  слезы хлынули неудержимо.

- Сейчас поправим это дело, - Борька участливо смотрит на меня.  Глаза у него неожиданно зеленые, чуть выкаченные, как у рака.  Лупатенькие — говорила про таких бабуля. И вот этот лупатенький Борька, тянет меня за руку,  я  слегка упираюсь, но потом покорно тащусь длинным коридором на просторную кухню. Общее впечатление — шик, блеск, красота, но  мне не до подробностей и деталей. Борька достает из громадного холодильника, в котором можно заморозить парочку слонов, тарелочку с нарезанным салом и запотевшую бутылку водки. Я успеваю разглядеть в распахнутом холодильном брюхе штабеля бутылок шампанского в золотых импортных обертках.  Борька ловко вскрывает водку, наливает в музейной красоты хрустальную рюмку, рассчитанную на один глоток. Рюмка тут же покрывается морозной испариной, я завороженно наблюдаю за его действиями.

- Берешь сало, - объясняет Борька, - кладешь на больной зуб, считаешь до сорока, съедаешь сало, запиваешь водкой. Давай!

Я послушно засовываю крохотный кусочек сала в рот, пахнет оно умопомрачительно -  молодым чесноком с укропом — и я понимаю, что голодна, причем не просто голодна, а зверски, организм срабатывает инстинктивно, и сало, не тормозя, почти не жеваным отправляется по назначению. Божественный вкус! Я опустошаю рюмку, ледяная водка падает на сало,  что там  образовалось в результате контакта — не знаю, но вдруг в желудке становится горячо и радостно. Блаженная улыбка расплывается на моем лице. Борька хохочет и хлопает себя по толстеньким ляжкам.

- Хорошо лекарство, правда? Ни разу не подвело!

Пока я доедаю сало, он достает из холодильника бутылок пять шампанского, ловко открывает их одну за другой и выливает содержимое в большую хрустальную ладью. Откуда-то из  недр необъятного кухонного стола  появляется серебряный половник, которым Борька деловито помешивает шампанское, не забывая подливать мне водки.

- Ты, наверное, вместо Анютки? - спрашивает он между делом.

Я согласно киваю,  завороженно рассматривая, как  шампанское исходит пузырями. Я не знаю, кто такая Анютка и куда она делась, но эта неизвестная Анютка придает моему нахождению здесь какое-то вполне обоснованное оправдание, да и водка сделала свое дело, растопила ледяной стержень страха, и я  более уверенно киваю.

- Звать-то тебя как?

- Саша. Александра.

- Александра, Александра, этот город наш с тобою, стали мы его судьбою, ты вглядись в его лицо, - запел Борька,  дирижируя половником, -  фильм «Москва слезам не верит»  смотрела?

- Еще бы! - оскорбилась я. - классика все-таки. Меня, между прочим, в честь фильма Александрой назвали, мама его, наверное, тысячу раз видела! Она заканчивает его смотреть и тут же снова  включает, может все воскресенье вот так гонять по кругу. Представляешь! Она его наизусть...

Я  спохватываюсь и затыкаюсь на полуслове, испуганно смотрю на Борьку, ожидая неминуемого разоблачения, но он только хохочет и отбирает у меня рюмку:

- Все, этому столику больше не наливать! Водки не наливать, - уточняет Борька, -  будем пить вино.

Он подхватывает вазу, где плещется выхолощенное шампанское, и танцующей походкой устремляется в  глубь квартиры, я тащусь за ним. По пути срываю бигуди, и хороню их  в первой встречной напольной вазе с  искусственными маками. Вряд ли я когда-нибудь вернусь за ними. Я бы с удовольствием  сняла и халат, но заменить его нечем.  Оглядываюсь, может, шарфик какой обнаружится, чтобы прикрыться. Замечаю  в маленьком коридорчике, уводящем в  сторону от застолья, несколько одинаковых дверей. Крайняя — приоткрыта. Поколебавшись,  захожу в комнату и обалдеваю. Это  не комната, а шкаф, только огромный. Вдоль стен в три ряда от пола до потолка висят костюмы, платья,  у четвертой стены затейливый шкаф, набитый обувью всех цветов и фасонов.  Видимо, выпитая водка, отключила все мои тормоза и даже бабулину сигнализацию, иначе я бы не осмелилась не то что войти в эту занятную комнату, но просто заглянуть. Но я осмелилась, и теперь с любопытством разглядывала это невиданное собрание модных дизайнерских  сочинений. Фасончики, конечно, устарели за сорок-то лет, но ткани   первоклассные. Да, чего там рассказывать, таких платьев мне не видать никогда. Врать не буду, завистливый червячок закопошился где-то глубоко внутри, но я поторопилась задавить его напрочь. В ход пошла  тяжелая бабулина артиллерия — народная мудрость, отпечатанная в чеканных формулировках: не в деньгах счастье, с лица воды не пить - что там еще придумал народ себе в утешение?  Пока мозги, ослабленные водкой,  тормозили и скрипели, неохотно перебирая файлы с пословицами и поговорками, я прикипела к  зеленому платьицу из тончайшего шифона фасона «принцесса», прикинула, как бы оно смотрелось на мне, выходило - очень даже неплохо смотрелось бы. Несмотря на то, что было размера на три больше, но фасон скрадывал это удручающее обстоятельство. 

Надо было срочно что-то предпринимать, чтобы руки разжались и отпустили это чертово  платье. Я отступаю на шаг и, придав голосу уверенность, произношу:

- Я выше! Я выше барахла! Я плюю на барахло!

- А вот этого не надо, - слышу  за спиной и тут же всю мою уверенность, как ветром сдувает.  Я  испуганно оборачиваюсь. В дверях, покачиваясь, стоит принцесса и грозит мне пальцем.

- Не надо плевать на мою одежду. Мне это не нравится.

Еще бы, подумала я, кому ж может понравиться такая наглость.

-Ты кто? - меж тем спросила принцесса, подходя ко мне и вглядываясь в лицо. - Я тебя не помню. А-а-а, ты с Вовкой пришла? - то ли спрашивая, то ли утверждая проговорила она.

И я, набравшись смелости, забормотала:

- Ну... да... пришла. Вот, вытащил меня, в чем была,  может вы дадите мне  что-нибудь приличное надеть, а я потом верну, постираю и верну.  Неловко в халате, - повторила я упавшим голосом.

- Да бери, - равнодушно бросила принцесса, теряя ко мне интерес.

- А какое можно?

- Да, любое, - она  махнула рукой, приглашая выбирать. Мои руки сами потянулись к зеленому шифону.

- И вот эти босоножки можно?

- Валяй! - и она, покачиваясь, вышла из комнаты-шкафа.

Я быстро переоделась и жадно приникла к зеркалу, разглядывая себя, поворачиваясь и так, и этак. Стыдно признаться, но мое отражение в огромном, в пол, зеркале мне очень нравилось. Эх, что бы сейчас сказала бабуля, увидев, как ее любимая внучка совсем ошалела от этих красивых дорогих вещей. Милая бабулечка, она даже представить себе не могла, что на свете бывает такая красота.  Но совесть меня все-таки чуть-чуть грызла, самую малость. В голове вертелось — продалась за барахло! - хотя почему продалась?  У меня форс-мажорные обстоятельства, не каждый день попадаешь в прошлое. Да еще к дочери самого генсека. Надо соответствовать. Этикет и все такое прочее.  А вдруг придется представляться? Человек, можно сказать, из будущего — и в драном халате. Что они подумают о нас? О потомках? Надо соответствовать. А чему я, собственно, собралась соответствовать? Я, безработная библиотекарша с зарплатой, на которую не прокормить и кошку.   Драный байковый халат и есть моя высокая планка. Высочайшая. Стоп! Это если смотреть с позиции барахла. А когда это барахлом измерялось достоинство человека?  Ну, уж нет, мое достоинство  дороже  любого барахла. Я так думаю!

Я с сожалением смотрела на свое зеркальное отражение в чужом наряде. Эх, Санька, Санька! Не устояла, поддалась.  Да, конечно, надо признать, в стране, где ты до этого вечера жила,  девяносто пять процентов твоих сограждан считают, что человека человеком делают деньги.  Но ведь пять процентов думают по-другому?  И ты до этого скачка в прошлое тоже думала по-другому.  И бабуля... Опять же книги, твои любимые книги... Что же изменилось? И вообще, что ты собралась доказывать этим, которые там, за стеной, на столе пляшут? Ты хочешь рассказать им, что Земля круглая? Им, которые с пеленок убеждены, что Земля имеет форму чемодана, набитого деньгами. Так что, Санька, снимай чужое платьице, не твое это, надевай халат и думай, как домой возвращаться будешь.

Я показала язык своему отражению и решительно схватилась за подол так приглянувшегося мне платьица.

- Опаньки! - раздался за спиной знакомый голос. - А я все никак не пойму о какой девице мне Галина  талдычит. Пойди приведи да пойди приведи! А тут и в самом деле девица! Пойдем, хозяйка ждет.

Я поворачиваюсь, не смея поверить. Этот голос я бы узнала из тысячи голосов. Эту насмешливую интонацию, эту легкую хрипотцу, растиражированную миллионами дисков.. Так вот о каком Вовке говорила принцесса. Бог мой! Он и живой!

- Какое сегодня число? - я все еще не могу поверить своим глазам.

- С утра было четырнадцатое, - мой собеседник понимающе улыбается, - ну, красивым женщинам простительна некая рассеянность.

Я невольно оборачиваюсь в поисках красивой женщины.  И естественно не нахожу. Это обо мне что ли? С ума сойти! Убиться веником! - как мрачно шутила моя институтская подружка, когда жизнь подбрасывала ей сюрпризы.

- А месяц? Год?

- 14 июля 1980 года.

- Десять дней осталось, - бормочу я потерянно. Мой  визави улыбается:

- И что же случится 25 июля? Если не секрет, конечно.

- Не знаю! -  кричу я сердито.  Не могу же я сказать ему, чьи песни я обожаю с пеленок,  кем восхищаюсь столько, сколько помню себя, что через десять дней он умрет. Умрет! И ничего, ничего изменить нельзя. Отчаяние захлестывает меня.

- Мне надо переодеться, - я отворачиваюсь, чтобы скрыть слезы. Что-то слишком часто я плачу в этом  давно прошедшем времени.

- Не надо! - живо возражает мой собеседник. - Очень миленькое платьице.

Он берет меня за руку, - я невольно вздрагиваю — и ведет уже знакомым коридором в гостиную.  На пороге он легонько подталкивает меня  к Галине — она сидит в том самом кресле, где сидела я. Бокал шампанского наполовину пуст.

- Ну, Галинка, давай знакомь нас со своей гостьей. Очень загадочная девушка.

Все смотрят на меня озадаченно. Первым  нашелся Борис. Он  со смехом машет рукой:

- Вовка, ты все перепутал! Это же Анютка. Ну, то есть, вместо Анютки. Домработница! Саша, кажется. Александра.

- Чья домработница? -  подала голос Галина. - Я ей платье свое одолжила, думала это твоя подружка, Вовка. А ты ее не знаешь, оказывается. 

Принцесса задумчиво рассматривает меня , покачивая бокалом.

- Так кто же ты? - спрашивает она меня после томительно длинной паузы.

Продолжение http://www.proza.ru/2017/01/20/1975