След на земле. Кн. 1, ч. 1, гл. 21 Наган

Глава 21.  Наган

1
    Следующее утро последнего весеннего месяца было хмурым и дождливым. Казалось, что и  небеса скорбели по новопреставившимся жителям Красавских Двориков. Этим утром умерших от голода оказалось девять человек. Это было равносильно эпидемии страшной болезни, но свирепствовала не холера или оспа, либо другая инфекционная болезнь. Свирепствовал небывалый голод. Смерть косила самых беззащитных: детей и стариков.
    Этим же утром жителей деревни облетела и другая безрадостная весть: вчера из дома, где квартировал уполномоченный райкома партии Титов, был украден наган заряженный семью боевыми патронами. Эта весть сулила новые неприятности жителям деревни в связи с новыми подозрениями и обысками. Уполномоченный райкома, который и так-то был жесток с людьми, второй день пребывал в гневе. Сначала с обвинениями он набросился на свою сожительницу Варьку. Ведь не мог же наган сам собой вылететь в форточку, если окна и двери были ещё с вечера заперты изнутри. Единственная версия, образовавшаяся с подачи колхозных активистов, заключалась в том, что Варька могла передать оружие либо считавшемуся погибшим при Антоновском мятеже братцу Сеньке, либо её ухажеру Юрке Савостину, которого ещё в тридцать первом году арестовали за кражу зерна, но каким-то образом сбежавшему тогда из-под охраны. С тех пор в деревне его никто не видел, а месяц назад, как оказалось, умерли последние его родственники: мать и сестра. И теперь он наверняка был полон желанием отомстить за них, для чего связался с Варькой и уговорил её украсть оружие райкомовского начальника.  В эту версию не верил никто, даже те, кто её придумал, но других версий вообще в голову не приходило, если только не «домовой», в которого никто не верил. 
    Варька плакала и клялась, что не видала Юрку с тех пор, как его арестовали и, что она совсем не была его невестой. Он даже свататься не приходил. Но всё равно ей веры не было.
    - Говори, сука, где прячется твой любовник? – требовал её сожитель Титов. – Заберёшь у него мой наган и можешь рассчитывать на снисхождение. Иначе ты в тюрьме сгниёшь, ****ь. А если скажу, что посягала на мою жизнь, представителя партии и правительства, то и вовсе будешь расстреляна.
    Варька верила, что он так и поступит, но оружия она же не брала, никому его не передавала и Юрку вовсе не видела, как и брата своего погибшего. Тогда Титов изменил тактику своего допроса. Он стал клясться Варюшке в любви, обещая ей немедленно жениться, если она вернёт ему оружие. Но Варька и при этой тактике стояла на своём, проливая слёзы.
    О пропаже пистолета Титов был вынужден доложить Первому секретарю райкома партии товарищу Коршунову. Только он был способен снова защитить своего фаворита. Попросил у него совета: докладывать ли об утрате оружия начальнику НКВД. Коршунов обругал своего любимца, не стесняясь матерных выражений, но спустив пар, пообещал сам поставить Пузанова в известность и принять необходимые меры.
    Титов гадал какими эти меры окажутся, ибо никогда прежде не получал от Первого такой выразительной взбучки, и чем точно для него это кончится. За такой промах его, вполне могли исклюючить из партии и выгнать с работы. А может быть и того хуже. Это может грозить ему тюрьмой. О таких примерах он уже слышал на совещаниях. От этих мыслей и переживаний на него напал понос. Когда он из кабинета председателя колхоза торопливо выскочил и побежал на улицу в уборную, сотрудники конторы в открытую злорадно улыбались.
    Титов не знал, что вместе с пропажей нагана исчезли и продукты из кладовки. Варька не успела ещё сказать ему об этом. Да и сказала бы, то ничего от этого не изменилось, ибо он вбил себе в голову подкинутую версию с «женихом» Юркой Савостиным.
    В середине дня в деревне появилась милиция.  Милиционеров было трое. Старшим на этот раз был не Кайгородов, а другой, невысокого роста, худощавый мужик лет сорока пяти с усами и бородкой, по фамилии Гребенников. В отличие он Кайгородова он был более подвижный и резкий, что вселяло определённую уверенность в то, что он найдёт преступника. Все трое сразу приступили к допросам, прежде побывав в усадьбе Варьки и проверив все окна и двери.
Версия, выдвинутая пострадавшим и подтвержденная тремя представителями руководства колхоза Акимочкиным, Васяевым и Тимонечкой первоначально показалась правдоподобной и перспективной.  Теперь Варьку ещё битых три часа допрашивали по очереди приезжие милиционеры. Задавались те же вопросы про жениха и брата, с теми же угрозами и обещаниями. Обессиленная Варька рада была признаться во всём, но ответить на вопрос, где скрываются люди, о которых она ничего не знала, у неё не получалось. Она все обвинения отрицала.
    Допрашивали и других красавчан, особенно соседей для подтверждения выдвинутой версии, но те подтвердить её тоже не могли. Да и не хотели. Это было видно по их лицам, что не укрылось от проницательного взгляда Гребенникова. Они были рады, что вражина  Титов обезоружен и понесёт за это наказание. Может вообще уберут из колхоза. Варьку соседи тоже ненавидели. Когда все голодали, она миловалась с этим уполномоченным кровососом, как сыр в масле каталась, жопу шире колеса наедала, и никогда никому руку помощи не протянула. Поделом ей, бесстыжей. Но и наговаривать на неё не стали, так как ни с кем кроме Титова её не видели. А Юрка Савостин женихом ей совсем не был, просто батька её Милованов и Савостин старший дружили, покуда живы были, вот и хотели детей породнить. Только когда это было? А то, что уберут её из деревни, только лучше сделают, ещё одной дармоедкой меньше будет.
    К вечеру милиционеры из деревни уехали, прихватив с собой и уполномоченного Титова и его «подстилку» Варьку. Красавчане облегченно вздохнули. А уже следующим вечером… ахнули. По улице к сельсовету шагал Титов, а на поясе у него снова была кобура с наганом. Все поразились: «неужто всё же Варька украла, а потом вернула под нажимом?»
    Шурка и Толик тоже не ожидали такого поворота событий. Им было искренне жаль Варьку. А кроме того у новой хозяйки, где будет квартировать Титов возможно сложнее будет проверять кладовку, чем у Миловановой. Но самое неожиданное было то, что у Титова снова появился наган. Откуда?
    - Неужели они обнаружили наш схрон в Волчьей пади и забрали пистолет? - спросил Толик.
    - Если так, то там теперь, наверняка, будет засада, - ответил Шурка. – Придётся выждать три-четыре дня и не соваться туда.
    Но друзья не выдержали условленного срока и уже на следующий день, возвращаясь с ловли ракушек на Хопре, они специально отделились от Никишиных и свернули к Волчьей пади, чтобы взглянуть на волчье логово. Вокруг ничего подозрительного не наблюдалось, и ребята заглянули в схрон. И продукты, и наган лежали там, где их оставили.
   - Чудно, - удивился вслух Шурка, - значит, уполномоченному выдали новый наган и опять вернули к нам. Плохо это. Выходит, ничего в лучшую сторону не изменится. Будет всё, как было прежде, если не хуже.

2
    Первый секретарь райкома партии Коршунов снова пожалел Титова. Тем более, что вина этой девки, Варьки, практически доказана и её осудят. Но и Титову придётся объявить строгий выговор за потерю бдительности. Партийный комитет такой проступок без внимания и последующей взбучки не оставит. «А я хотел двигать его на место Ерошина в райисполком», - с горечью думал он. – «Раздолбай, не мог навести справки об этой девке. Поди, не той головой думал. Теперь вот поклялся, что подобного не допустит, а пятно на репутации уже имеется. Обещает смыть его высокими показателями и вывести колхоз в передовые по всем отраслям. Что ж посмотрим».
    Титов шёл по деревне полный решимости в очередной раз оправдать доверие Первого секретаря райкома. Он думал о том, что первым делом соберёт правление и подкрутит хвосты активистам. Слишком много стали о себе думать, рассусоливать: кто прав, кто виноват. Настроить всех сейчас на охрану полей, чтобы не допустить малейших потерь будущего урожая. Если сейчас не натянуть вожжи и оставить этот вопрос бесконтрольным, то при уборке урожая, сдавать государству будет нечего. Или опять план выполним, а на трудодни зерна не останется. «Ох, и бледно будут выглядеть те, кто попадётся мне теперь с колосками ржи или пшеницы или в карманах найду хоть одно зернышко. Сразу буду арестовывать, и отправлять в район. Цацкаться ни с кем не буду».
    Первым, кого он встретил на улице, строя планы своей работы, был Федосей Кобзев. Тихий неприметный мужик, лояльный колхозник, который не доставлял проблем никому из руководства. Исхудавший, он еле плёлся с покоса к себе домой с косой на плече. Титов со своим настроем  преградил ему путь и потребовал вывернуть карманы. Федосей сделал шаг в сторону, положил косу на землю и, подчиняясь приказу уполномоченного, вывернул карманы штанов наружу. К удивлению Титова, да и самого Кобзева из правого кармана к его ногам упало зёрнышко ржи, а ещё одно обнаружилось и в складках шва этого кармана.
    - Откуда в твоём кармане зёрна ржи? – строго спросил уполномоченный.
    - А хрен их знает, как они туда залезли. Может, когда на молотилке работал в прошлом годе, аль когда на возу лежал. В этом годе рожь ещё не созрела. Значить, прошлогодняя, а то и давняя. Знал бы, что они там закопались, съел бы давно, - искренне удивился Федосей.
    - Сами они в карман залезть не могли. Крал наверно?
    - Может и крал, сейчас не упомню. Скорее всего, крал. Вы же у меня хлеба на девяносто трудодней украли. У двух дочек жизни украли. Ничего взамен не дали. А я не цыганский мерин, который может по две недели на «базу» стоять. Я человек, мне жрать надо и семью кормить. Ты же, уполномоченный, жрёшь и с голоду не пухнешь? – спокойно, без эмоций отчитался колхозник Кобзев.
    - Так крал или не крал? – растерялся Титов, сбитый с толку поведением Федосея.
    - Крал, крал. Арестуй меня за это и отправь на Соловки. Говорят, там заключённых по два раза в день кормят.
    Титов гневно смотрел на Кобзева, не понимая, как ему поступить: арестовать того, ибо он сам признался в краже зерна или не арестовывать, вдруг он так шутит. Из-за этого он сердился ещё больше, сжимая и разжимая кулаки. Ему хотелось врезать по ухмыляющейся физиономии этого обычно безропотного крестьянина, но испугался бунта других таких же тихих и безропотных мужиков, которые продолжали работать на колхоз, косить и сушить сено, а ещё и приступать к уборочной компании. Он решил обойтись предупреждением. Строго пригрозив Федосею, он отпустил его с миром.
    Федосей отошел на несколько шагов и вдруг вернулся. Глядя на Титова почти в упор, он как дурачок засмеялся.
    - Вспомнил я, начальник, вспомнил.
    - Что вспомнил?
    - Откуда у меня зёрна ржи в кармане. Ты же о них спрашивал? Это было поздней осенью 1929 года. В аккурат, за месяц до вашей коллективизации. Я тогда ездил на мельницу в Талы. У меня на подводе было двадцать мешков собственного зерна. Очередь на помол была охеренная. И я насыпал в карман ржи и кормил ею голубей от скуки.
    Титов смотрел на Федосея с укором и не знал, что сказать. В нём кипели и клокотали самые низкие чувства. «Этот дурачок,  сам считает меня дураком и смеётся мне в лицо. Он смеётся над моими действиями с обыском и выворачиванием карманов. А как мне бороться с расхитителями государственной собственности? Плевать я хотел на его смешки. Я его плакать заставлю».
    - Ещё раз покормишь голубей зерном, и на этом твоя благотворительность закончится навсегда. Это я тебе обещаю, - гневно прошептал он Федосею в лицо, положив при этом руку на рукоять нагана. 
    Тот не переставая иронически улыбаться, повернулся спиной, подобрал с дороги косу и пошёл прочь от уполномоченного райкома партии большевиков, товарища Титова. Когда отошёл от него метров на двадцать вдруг разразился громкими проклятиями  и в адрес Титова, и в адрес райкомовского начальства, и в адрес кремлёвской власти, обзывая их самыми последними матерными словами.
    - Чего гремишь? – спросил вышедший из проулка Савелий. Он тоже шёл с покоса.
    Федосей рассказал ему о встрече с Титовым и их короткой беседе.
    - Как дальше жить ума не приложу? Поубивать их всех к чёртовой матери, что ли? Всё равно ведь, ни сегодня-завтра, с голодухи ноги протянем.
    - Один хотел убить, да сам с жизнью расстался, - тяжело вздохнул Савелий, вспомнив убийство Удальцова. – У него наган, а у тебя что?
    - Дело не в нагане, - возразил Федосей. – Дело в том, что у него власть. И он считает, что ему позволено всё.
    - Не скажи. Против оружия не попрёшь.
    - Ещё как попрёшь. Была бы только сила. А сила, она в количестве. Если бы мы все выступили против них, сила была бы на нашей стороне, потому что нас больше. Вот силы у нас и нет. Нет организатора, который объединил бы нас в силу. Был в деревне один разумный человек, который бы мог возглавить и повести нас, обречённых на вымирание, за собой, и тот уехал в город, - разочарованно вздохнул Кобзев.
    - Ты имеешь в виду Семёна Никишина? – Савелий посмотрел Федосею в глаза, будто проверяя свою догадку. – Семен, не дурак, конечно, но уж больно праведник и слишком осторожный. А вожаки должны быть решительными и отчаянными, каким был тамбовский атаман Антонов. Хоть его большевики и убили, но и мёртвого побаиваются. Кругом хлеба на трудодни не дали или дали крохи, а тамбовским дали. Наши на Тамбовщину с зимы ходили и ходят, выменивают, да выпрашивают чего-нибудь.
    - Нет, Савелий. Это не от слабости властей им поблажка. Просто у них теперь умное начальство в области сидит. А у нас в Саратове одни долботёсы.
    - Может ты и прав. Но скажу тебе, что наши колхозные руководители, все мелкие воры, от председателя до кассира. Сторожил я ток, насмотрелся. Ночами приезжали, набирали зерна кому, сколько влезет, да на самогонку пускали.  А людям…. Эх. Нет в этом мире справедливости. А что касается ликвидации Титова…. Вряд ли от этого что-то изменится.  В Андреевке в прошлом году шлёпнули уполномоченного. Так прислали ещё хуже прежнего. Цепного пса прислали. И в этом году ещё неизвестно, где больше народу поумирает, у нас или у них.
    Федосей махнул рукой, сплюнул и пошёл дальше, а Савелий свернул к своему дому.

3
    Шурка и Толик последние три дня пропадали на рыбалке, возвращаясь в деревню под вечер. Сегодняшний улов был удачным, и они торопились домой, накормить своих свежей рыбой. Но у входа в деревню путь преградил председатель на своей Мальве. Следуя указанию уполномоченного, все активисты колхоза занимались охраной полей, оберегая их от расхитителей будущего урожая.
    - Чего несёте, пацаны? - строго спросил Костька.
    - А твое, какое дело? – дерзко ответил ему Змей.
    - Ты, сопляк, кому дерзишь? – грубость парня зацепила наглую натуру Акимочкина, а при его положении была просто чрезмерной. Злость вспыхнула в нём с такой силой, что он еле себя сдержал. Но выражение и лица и голос наглядно демонстрировали его состояние. – А ну выворачивайте карманы и высыпайте все из сумок на землю. Не то я вас…
- А вот хрен тебе. Твоего у нас ничего нет, - Шурка тоже взбеленился. Он всегда вспыхивал, когда на него орали.
    Костька не ожидал от подростков такого неповиновения и дерзости, поэтому не думая о последствиях, изо всех сил стал хлестать пацанов плёткой. Потом соскочил с лошади и, вырвав у мальчишек сумки, бросил их на землю.
    - Ну, погоди, гад паршивый. Ты у нас попляшешь, - пригрозил ему Змей, потирая рубец на лице, оставленный плёткой председателя. – Ты ещё подавишься нашей рыбой. И если не принесёшь их к нам домой, берегись.
    С этими словами парни бросились через кусты наутёк.
    Костька уверенный, что найдёт в сумках колосья ржи, иначе, зачем так сопротивлялись эти желторотики, раскрыл их и высыпал содержимое на землю. Но в обеих сумках была только свежая рыба. Обычно уверенный в своих поступках, он на какое-то время опешил. «Выходит, я перегнул палку? И что теперь? От этого мелкого выродка Горынина можно ждать всякой гадости. Не случайно он дружок Никишинского Жорки, а тот уже стрелял в него из ружья. Может и у этого стервеца есть из чего стрелять? Уж больно смело угрожал, гадёнышь».   
Он действительно струхнул. Толика Сладенького, нагуленного, сбежавшей в город дочерью Клавдии, он не боялся. Телёнок тихий. А от Шурки, как от всех Горыниных могли быть неприятности. 
    - Не они ли украли Титовский  наган? - спросил сам себя председатель. – Скорее всего, они. И что же мне делать? Ждать, когда они подстрелят из-за угла? Сволочи. Что мне с их рыбой делать? Не могу же я, председатель колхоза, опуститься до того, чтобы собрать эту рыбу и отнести им домой, как угрожал, этот гадёныш? Да, ни за что. Оставлю её здесь на дороге. А Фильке Горынину скажу, чтобы забрал её и научил своего сопляка со старшими разговаривать.
    Через несколько минут он подъехал к дому Горыниных. К калитке вышел сам Филипп. Он был насторожён необычным визитёром.
    - Младший твой дома? – спросил Костька.
    - Нет. А он, что? Натворил что-то? – интерес председателя ещё больше встревожил Филиппа.
    - Как сказать? С одной стороны, вроде, ничего особенного, а с другой…. Встретил я его со своим дружком Сладеньким на въезде в деревню. Решил проверить их сумки. Сам знаешь, воруют на полях кому-нипопадя. Люди с ума посходили. Рожь ещё зелёная, а они колоски уже режут.  Указ у нас строгий насчёт этого. Проверяем всех. Вот и им велел сумки показать. Так они заартачились, стали грубить, меня оскорблять. Я, конечно, силу применил, вырвал сумки и вывалил на землю из них всё. А там только рыба свежая. Ну, я хотел вернуть, а они сбежали. Можешь сходить забрать, это недалеко. Там и сумки и рыба. И ещё, Филипп, научи своего парня со старшими разговаривать, иначе неприятностей будет  в семье немало.
    Филипп  пообещал забрать сумки с рыбой и поговорить с сыном, а Костька поехал далее, озабоченный отсутствием Шурки дома. «Почему он ещё не явился? Может, выжидает, пока я уеду? Сидит в кустах и смотрит, как я с его батькой разговариваю? А может, вооружился похищенным наганом и у дома меня поджидает?» Костька всё явственней представлял себе месть отпоротых пацанов. Он уже почти не сомневался, что наган у них, что это они ночью пролезли в форточку в доме Варьки и похитили пистолет, что сидят сейчас в засаде и подкарауливают, чтобы убить.
    Он поехал в правление, где доложил обо всём Титову. Тот согласился с доводами Костьки о краже нагана мальчишками. Всё-таки Варька, которую он прикормил, и страстно стонала под ним, не могла так просто взять и нагадить ему. Тем более, что в краже нагана не созналась никому.
    Уполномоченный райкома снял трубку и позвонил в район, доложив ситуацию Первому секретарю райкома. Он и сам теперь опасался выстрела из-за угла и решил, что останется на ночь в правлении, посоветовав и председателю дожидаться милиционеров с ним рядом. Но перенервничавший Акимочкин думал о другом снятии стресса. Он хотел выпить и спрятаться в другом месте. Поэтому из правления пока не сгустились сумерки, направился к Лёхиной вдове, которая уже с месяц, как уступила его настойчивым домогательствам.
    Только под утро, с рассветом, осторожно ступая и вертя головой во все стороны, он пробрался на своё новое подворье и проскочил в избу.
    «Кажись, сегодня пронесло, - облегченно вздохнул он, - а дальше посмотрим».

4
    Друзья, получив взбучку плеткой председателя, не пошли домой жаловаться. Да и что толку от этих жалоб? Что могут сделать Шуркины родители и, тем более Толькина бабка председателю колхоза? Да, ничего. Поэтому решение было единственным: отомстить гаду самим. Они сразу же направились в Волчью Падь к своему схрону, чтобы забрать наган и сегодня же пристрелить Акимочкина, а там и Титова, и Тимонечку.
     Достав пистолет и повертев его в руках, они вспомнили, что никогда из него не стреляли и толком этого делать не умеют. Однако прикинув, решили, что это примерно одно и тоже, как, к примеру, стрелять из ружья. Нужно прицелиться и спустить курок. В барабане было семь патронов. Друзья решили, что если сделать по пробному выстрелу, патронов на троих самых опасных гадов у них ещё хватит. Шурка повесил на куст свой картуз, отошёл на двадцать шагов, прицелился и выстрелил. Звук выстрела показался парням таким громким, что его наверняка могли услышать в деревне. Толик делать следующий выстрел отказался из соображений осторожности. Пошли посмотреть на мишень. Шурка сперва огорчился: целился в центр картуза, а попал в козырёк, и то в самый краешек. Но потом настроение улучшилось. Ощущение от выстрела было очень приятным. Хотелось ещё стрелять и стрелять. Жаль, что было мало патронов и могли услышать звук выстрела, а то потренировались бы побольше.
    Но главное сделано. Оружие опробовано и им можно успешно пользоваться. Да и чтобы застрелить Костьку не нужно отходить на двадцать метров. Ведь в него можно стрелять и с близкого расстояния и уж точно не промахнуться.
    - У нас с тобой осталось шесть патронов, - сказал Змей. – Давай договоримся так: я сегодня стреляю в Костьку и наган на время прячем. Ждём, чем закончится. Если мы будем вне подозрений, то второй выстрел за тобой. Ты убиваешь Титова. Потом опять могу я поквитаться с Тимонечкой, а ты с Желанковым. Согласен?
    Толька задумался и не спешил с ответом. Шурка повторил вопрос.
    - Нет.
    - Почему?
    - Мне кажется, хватит и одного Костьки. Другие пусть живут и трясутся от страха. Может, поймут, что им грозит и изменятся? – Толик старался отвести взгляд от Шурки, чтобы тот не догадался об истинной причине отказа.
    А Шурка догадался, но не стал корить в трусости друга.
    - Ладно, посмотрим. У нас будет время. Но обещай, если никто не изменится и будут по-прежнему издеваться над сельчанами и травить нас голодом, то следующий выстрел всё равно будет твой. И дальше поубиваем всех гадов, - он сунул наган под рубаху за пояс штанов, надел на голову картуз и пошёл в деревню. Толик поспешил за ним.
    Войдя в деревню, они разделились. Шурка пошёл к подворью Акимочкина, поджидать его для казни, а Толик пошёл домой, чтобы не мешать и не пробовать отговорить друга от задуманного.
.....
(продолжение главы можно прочитать в книге)