Букет цветов

Решётка лифта с треском захлопнулась, и он понёс меня на шестой этаж. Дом, в котором я жил, был уже совсем старый: осыпавшаяся штукатурка и грязные разводы на стенах под окнами. Они были свидетелями многих событий, происходивших в этом доме за те полвека, что он стоит. Лифт тоже многое повидал за своё время, в последние годы он очень часто ломался, и тогда мне приходилось пользоваться лестницей, покрытой пылью от множества людей.
Но сегодня лифт работал. Он донёс меня до нужного мне этажа и остановился. Открыв две решётки, я вышел на лестничную площадку. Тусклый закатный свет проникал сквозь окно: зима подходила к концу. Скоро тут станет так темно, что придётся пробираться на ощупь, если только кто-нибудь не нажмёт на общий рубильник в соседнем подъезде. Достав ключи из внутреннего кармана пальто, я отпер входную дверь и вошёл в свою квартиру.
У нас не было животных, так что никто не вышел мне навстречу, нетерпеливо махая мне хвостом или хотя бы с надеждой заглядывая в моё лицо.
Свои туфли с грязными подошвами (на улице прошёл дождь) я оставил в передней, а сам прошёл в ванную комнату, чтобы смыть с ладоней ту пыль, что осела на них, когда я касался поручней в метро. В зеркале над раковиной отразилось всё тоже лицо, что я вижу повсюду: высокий лоб, уже начавший покрываться длинными горизонтальными морщинами; тяжёлые надбровные дуги, которые нависали над комично вздёрнутым носом; карие глаза без изысков и широкий рот с плотно сжатыми губами. Лицо человека, который опять получил отказ в издательстве.
Я не виню их, что мне не даётся писать правдиво: всегда стремлюсь приукрасить жизнь больше, чем она того заслуживает. У издателей нюх на такое: — Читатель не станет такое читать. — Конечно. Никто не станет читать ложь.
После того, как я закончил со своими руками и лицом, я прошёл в комнату и взял свой потёртый портфель из крашенной коричневым цветом кожи. Из него я достал тетрадь со своими записями и заметками по работе. Я писал статьи для небольшой городской газеты; платили мало, но зато не требовали правды…
Сегодня надо было закончить сообщение о завершающихся дорожно-ремонтных работах на одном важном проспекте в спальном районе моего города. Ремонт уже шёл четвёртый месяц, и из-за него пришлось приостановить движение на одной трамвайной ветке, которая была так важна, что красно-белые вагоны ездили по ней почти неотрывно друг от друга. Утром я был там, на проспекте и видел, как потоки машин, которые ранее ездили по шести полосам, теперь вынуждены были умещаться на четырёх. Я видел, как автобусы с множеством пассажиров внутри стояли среди всего этого хаоса и звонили на работу с предупреждением о том, что они опоздают.
Завершение ремонта станет облегчением для многих тысяч жителей спального района. Когда я стоял там, на проспекте, то я впервые ощутил, что может быть моя работа не так уж бездарна: завтра многие из тех, кто страдает уже четыре месяца утром и вечером прочитают о том, что скоро их жизнь станет немного легче. Прочитают об этом в статье, которую я пишу сейчас.
Когда я уже заканчивал, то из передней послышался звук: пришла моя жена. Я внимательно вслушивался в столь знакомые звуки: глухой стук каблуков, лязганье застёжек на поставленной на стол сумке, треск расстегивающихся пуговиц на пальто. Но тут я услышал какое-то шуршание, раньше этого звука она не приносила с собой. Я встал и вошёл в переднюю навстречу своей жене.
Она стояла и оправляла упаковку на букете роз нежно-красного цвета. Я удивился, увидев её с цветами: они у неё не выживали. Никогда. Они умирали сразу же, буквально на следующий день. Поэтому я не дарил ей цветов, она и сама просила меня о том, чтобы я ей их не дарил.
Но сейчас я смотрёл на неё и видел в её зелёных глазах любовь. Она с любовью смотрела на этот букет нежно-красных цветов, но вот она подняла глаза на меня и то, что было в её взгляде, тут же потухло… Моё горло сдавило так, как будто в него вставили круглый камень. Я моргнул и сказал ей: — Привет… Как твой день?
Она кивнула мне и ответила: — Всё хорошо. Спасибо.
После она положила букет на столик рядом со своей сумкой и прошла в комнату, оправляя своё платье.
Первое, что я захотел сделать — это изорвать в клочья эти цветы! Передо мной вновь и вновь вставала эта картина, которую я видел только что! Как она с любовью смотрит на эти цветы… Как она с любовью смотрит на того, кто подарил ей этот букет.
Я взял себя в руки и начал себя успокаивать: цветы это всего лишь цветы, в них нет ничего такого. Я всегда себя успокаивал, когда чувствовал, что больше не могу сделать ничего. Не мог вернуться во все те моменты, когда я хотел дарить ей цветы, но не делал этого… Я просто не делал этого. А кто-то другой взял и сделал, и теперь она смотрит с любовью на эти цветы!
Я снова захотел изорвать в клочья эти розы, но, как и в первый раз, я взял себя в руки. Цветы не виноваты в том, что они так прекрасны.
Аккуратно взяв букет, я отнёс его в ванную комнату. Набрав полную раковину холодной воды, я положил цветы на стеклянную полочку над раковиной, чтобы цветы не перегрелись, когда я буду перекладывать их в вазу.
Я не нашёл в ванной ничего такого, во что можно было бы поставить розы, поэтому я вернулся в комнату. Там моя жена стояла у окна спиной ко мне и смотрела, как по освещённой лампами улице идут по своим делам люди. Я постоял немного в нерешительности, глядя на её спину, но, решив, что моя песенка спета, просто достал пустую стеклянную вазу из шкафа и вернулся обратно к букету цветов.
Я осторожно развернул обёртку: сначала снял прозрачный слой упаковки, а потом надорвал картон, скреплённый степлерными скобами. Я медленно складывал розу одну за другой в ванную, куда я предварительно налил прохладной воды. Всего оказалось двадцать пять цветов.
После того, как все розы оказались в прохладной воде, я снова начал доставать их, но уже с тем, чтобы под струей воды чуть теплее, чем была в ванной обновить срезы на стеблях. Я косо подрезал стебли, а затем разделил их на три части. После этого я сложил розы одну за другой в вазу с тёплой водой.
Я взял вазу с двадцатью пятью розами и понёс их в комнату. Моя жена сидела за моим рабочим столом и читала статью о завершающемся ремонте. Я поставил вазу рядом с ней, она увидела розы и повернула ко мне своё лицо. Она улыбалась… Она не улыбнулась при виде цветов, она улыбалась, читая мою статью. Тому, что я написал… Её зелёные глаза смотрели прямо внутрь меня, и я чувствовал себя счастливым.