Сомалийские Тайны. глава 6

Глава 6


- А расскажу я вам, детишки, про ВДВ.

      Гвардии майор Лавров, так же в определенных кругах известный как Батяня, внимательно оглядел пятый класс. Сама эта затея ему не нравилась, очень не нравилась, но никуда не денешься – полковник Лебедев, непосредственный начальник, поставил задачу познакомить подрастающее поколение с Воздушно-Десантными Войсками и со всеми прелестями службы. Ты, мол, майор, опиши все плюсы и минусы, уж тебя-то слушать будут… Посему – следовало рассказать более менее культурно, не употребляя жаргонных словечек.

    Школьники слушали очень внимательно, против ожидания, наверное заинтересовались. Хотя… хотя нынешнее поколение призывного возраста всеми правдами и не правдами отлынивает от службы в армии, доходит аж до пряток в психушках. Может быть сегодняшние малолетние слушатели хоть как-то проявят в будущем интерес к службе в армии? Хотелось бы верить что так оно и будет.

- Начнем, пожалуй, вот с чего. – Лавров мысленно скрипнул зубами. – Как вы знаете, в России есть только одно высшее десантное училище. И находится оно в Рязани. Просто дождитесь июня, времени поступления, и поезжайте в Рязань, на улицу Каляева – её вам там любой покажет. Именно там и находится главная достопримечательность Рязани – воздушно-десантное училище, или, как его называют в угоду современности, институт воздушно-десантных войск имени генерала Маргелова. Знатный был генерал, именно ему ВДВ и обязаны своим появлением. Начинал простым лейтенантом еще в Финскую войну, всеми способами разрабатывал своё детище, даже с коллегами довольно часто ругался. Про него еще фильм сняли…

     Батяня поискал глазами, надеясь что данный фильм смотрели. Не нашел. 

- Ладно, отвлекся я немного от темы, детишки. Ну так вот. В начале каждого лета съезжается к этому училищу столько желающих поступить, что железная ограда только жалобно покряхтывает-поскрипывает под тяжестью обсевших ее парней, жадно пожирающих пламенными взглядами все, что находится по ту сторону ограды. Изящно-хрупкая, такая, словно этажерка-переросток, парашютная вышка, именно на ней отрабатывают прыжки. Грузно-приземистый бокастый тренажер транспортного Ил-76, похожий на кита, случайно выбросившегося на берег, всё путем. Приглушенные крики, доносящиеся из спортзала, спортзал для десантника – святое место. Взрыкивание дизелей БМД, или Боевой Машины Десанта, и солярный запах выхлопа – все мгновенно вызывает сладостно-волнующую дрожь. Вид любого курсанта инициирует смесь отчаянной зависти и почтительного благоговения к касте “посвященных” – будь он красавец в наглаженной парадке, выходящий в увольнение, или замордованный тип из наряда по кухне в грязнющем комбезе, волокущий бак с помоями…

     Батяня осекся. Не следовало рассказывать про наряды вне очереди и отношения между курсами. Школьники как-то сразу встрепенулись, словно ужасы какие услышали, да и учительница кашлянула, намекая майору что в таком возрасте лучше всей правды не рассказывать.

    Батяня встряхнулся, продолжил:
- Обычно конкурс в это необыкновенное училище – до двадцати пяти человек на одно место. Это вам не в гражданское учебное заведение поступать, парни. Что творится в эти дни на приемных экзаменах – отдельная песня. Скажем коротко – торжествует нормальный принцип естественного отбора: “Человек человеку – друг, товарищ и волк”, а самый порядочный ответ на наивную, по школьной ещё привычке, просьбу о подсказке, короток и конкретен, как залп расстрельной  команды: “Хрен тебе!”. Хуже, если с доброжелательно-товарищеским видом подскажут так, что наивный абитуриент после такой подсказки оглашает безутешными рыданиями коридор, ведущий к дверям приемной комиссии, направляясь забирать документы и проклиная подлое коварство…

  Учительница еще сильнее кашлянула. Детишки и вовсе рты распахнули.

     Батяня собрался с мыслями, стараясь впредь не употреблять похожих выражений. Решил немного разбавить рассказанное, ни к чему действительно знать всей правды.
- Но вот, позади экзамены и мандатная комиссия. Невероятное свершилось! Поступил! Пьяные от телячьего восторга, летят пацаны на почту отбивать мужественно-хвастливые телеграммы и не догадываются, что это вот и есть их самые счастливые мгновения за всю жизнь. Конечно, потом будет ещё много хорошего, но даже самые радостные минуты будут уже охлаждаться отрезвляющей струйкой опыта и пониманием, что счастья без довесочков не бывает. А сейчас – вот оно, счастье, без конца и края, и дальше в жизни будет только хорошее, ибо самое трудное – позади. Наверное, смелость – это отсутствие опыта. Или незнание – как вам удобнее… Проза начинается быстро, уже на следующий день. Переодевание в форму – настоящую!!!  Даже пропитавший ее насквозь кисловатый запах дезинфекции кажется таинственно-волнующим – он тоже настоящий, этот запах – из мужской взрослой жизни. Увесистые яловые сапоги-говнодавы, надетые впервые в жизни, делают тебя в собственных глазах почти ветераном, а новенькая тельняшка принимается из рук сонного прапорщика с благоговением, словно плащ мушкетера из рук капитана де Тревиля и впору преклонить колено, как при посвящении в рыцарский сан.

     Батяня сделал некоторую паузу, наблюдая за произведенным эффектом, но видел лишь всё возрастающий страх в глазах малолетних слушателей. Тем не менее решил договорить до конца:
- Проверка выданных противогазов. Сладко-жутковатое замирание сердца в прожаренной солнцем палатке, взгляд завороженно прикован к склянке с хлорпикрином в руке майора-химика, разливающего таинственную жидкость на траву. Панически задерживаешь дыхание, боясь вдохнуть. Когда становится совсем уже невтерпеж, судорожно вдыхаешь пахнущий жаркой резиной воздух крохотными глоточками, с опаской. Изо всех сил сдерживаешься, чтобы не рвануть вон из этого жуткого брезентового полумрака. Но нет, ничего, вроде выдержал...

    Батяня припомнил собственное поступление, собственные радости и трудности, воодушевленно начал рассказывать:
- К выданной форме надо пришивать невообразимую кучу всяческого барахла – погоны, шеврон, петлицы, подворотничок. Разумеется, получается вкривь и вкось. Отпарываешь, пришиваешь по-новой. Опять криво, и это понятно с первого взгляда. Понятно даже самому. После пятого раза исколотые пальцы напрочь отказываются держать иголку, а в глубине души накаляется жар едкого раздражения к этим атрибутам, которые всего пару часов назад готов был качать на руках и орошать слезами умиления. Начинаешь вдумываться – почему нельзя пришивать все эти прибамбасы прямо на фабрике, пришивать одновременно с пуговицами? Издевательство, блин... Наконец, все пришито. И даже довольно ровно. Начинаешь ощутимо уважать себя, смог, добился, выдержал... И вот тут появляется хитрющий сержант со школьной линеечкой в руках. Строит отделение, осматривает каждого, дотошно вымеряя расстояние пришитых знаков различия от края плеча, плечевого шва, обреза петлиц и так далее и тому подобное. Итог один – все хреново, все переделать, никуда не годится. Естественно возмущаешься. Опять?! Из-за несчастных пары миллиметров?! Народ пытается трепыхаться и убедить сержанта в несущественности предъявляемых требований. Но тот лишь усмехается – ничего, обычное дело, сырье тоже трепыхается, когда его втягивает машина для последующей обработки… Так начинается КМБ, или курс молодого бойца. Или “карантин”, как его чаще всего теперь называют. Месяц до начала основных занятий и принятия присяги. Что-то вроде чистилища, мелкого фильтра, дающего последний шанс задуматься, прислушаться к себе – оно, мол, тебе точно надо, парень? И, если не очень точно, то лучше сразу спрыгнуть с подножки набирающего скорость поезда, вернутся домой под родительское крыло, не создавая проблем ни себе, ни Министерству Обороны с его управлением образования, в реестры которого ты пока еще не внесен окончательно. И работает это чистилище – будь здоров!

     Учительница поерзала на стуле. Искоса глянула на майора, понимая что наверное тот просто не отличает школьников от призывников, или думает что такими ужасами невозможно испугать.

   Но потом вдруг нашлась, уловила момент, попросила:
- Товарищ гвардии майор, а расскажите нам пожалуйста о прыжках с парашютом. Наверное страшно в первый раз прыгать?

  Батяня прекрасно понял причину такого вопроса – всё-таки жутковатое впечатление произвел на школьников, учительнице виднее. Постарался ответить как можно мягче:
- Первый прыжок. Ранний подъем, на удивление вкусный, но совершенно не лезущий в глотку завтрак, получение парашютов и ножей-стропорезов. Кстати, стропорезы – эти “таинственные десантные кинжалы”, о которых на гражданке ходит столько легенд, – оказываются вполне невинными ножичками, размером и формой смахивающими на рыбку. Никаких “дьявольской остроты лезвий” – режущие кромки оформлены под хлеборезные пилки. Эбонитовые рукоятки с дырочками для стропы. Дешево и сердито. И не сопрет никто – таким “кинжалом” и не похвастаешься толком – вид уж больно непрезентабельный. А стропы режет хорошо, тут сказать нечего. Словом, стропорез – это воплощенная мечта любого конструктора военной техники; дешев, сердит, отлично выполняет назначенную функцию, и не ценится на гражданке.
 
    Батяня почувствовал что уходит в сторону от темы. Поправился:
- Первый прыжок, короче. Деловитый гул транспортных самолётов на аэродроме. Эскадрилья работает, как отлично налаженный конвейер; один борт загружается, второй набирает высоту, третий выбрасывает парашютистов. Выпускающими работают опытные сержанты, устраняющие любую твою оплошность. Матерятся иногда, правда, но куда уж без этого?... Хлопок твердой ладони по спине, шаг за борт, ледяной ожог ветра, наполнивший душу тошнотворным животным ужасом, длящимся полувечность-полумгновение, вспышка солнца перед вытаращенными глазами и, – закрывшая пол-неба гигантская медуза купола парашюта. Оглушает тишина и приходится стискивать зубы, чтобы сдержать отчаянно рвущийся наружу восторженный поросячий визг.

  Батяня проследил за результатом, но кроме страха ничего не видел. Еще малость помолчал, уже понимая что ничего хорошего из этих попыток приукрасить не вышло. Будь, что будет, в конце концов должны же детишки понимать что служба таит в себе определенные трудности. В дальнейшем будет уже проще. Сообщил:
- Отдельная история – ночной прыжок зимой. Пожалуй, единственное занятие, во время которого человек может ощутить себя космонавтом в открытом космосе. Шаг в черноту, в которой колючие звезды смешиваются с огнями далеких деревень, мгновения невесомости, рывок раскрывшегося купола, и – повисаешь совсем рядом с Луной, словно ты только что прыгнул прямо с нее. Однако зевать нельзя, в темноте влететь в стропы соседу – легче легкого. Парашютисты вертят головами, как совы, и их предупреждения-матюги ночными ангелами разлетаются над спящей землей…

  Учительница попыталась снова кашлянуть-намекнуть, но Батяня её проигнорировал – настроение делалось мрачноватым и хотелось договорить до конца:
- Ветер у земли внезапно усиливается. Пытаешься подтянуть задние стропы, уменьшить горизонтальную скорость – какое там! Ноги – почти параллельно налетающей земле. Через мгновение врубаешься в сыпучий снег, как подбитый самолёт. Скорее – вскочить, забежать за купол, погасить его! Черта лысого ты вскочишь в ватных штанах, да с запаской и автоматом на пузе, да с набитым рюкзаком под задницей… И ветер властно волочит твой наполненный купол по снегу, выдернув тебя из сугроба, как редиску из грядки. Подпрыгивая и разбивая башкой в пыль встречные сугробы, летишь, увлекаемый куполом, как чукча на нартах, отчаянно пытаясь подтянуть выскальзывающие из пальцев нижние стропы и не успевая выплевывать снег, забивающий рот. Спасение приходит неожиданно – купол парашюта налетает на заснеженный стог сена и останавливается, облепив его…

  Закончить не дали. Дверь кабинета чуть приоткрылась и возникла настороженная физиономия сержанта-посыльного.

 Лавров с облегчением вздохнул, почуяв возможность взвалить сию обязанность на сержанта. Сообщил притихшему классу и хмурой учительнице, прежде чем выйти:
- Извините, детишки, я на минуточку. Потом – продолжим.

- Чего тебе?

- Вас в штаб вызывают, товарищ гвардии майор. – сержант огляделся по сторонам, ища лишние уши, сообщил чуть тише: – Вашу группу уже собрали, а капитана Свешникова даже из отпуска вызвали. Поговаривают, что сам главком ВДВ прибыл.

 Батяня улыбнулся. Скорее всего предстоит отправляться на задание. Уж всяко получше, чем неуверенно рассказывать школьникам про службу в ВДВ, наблюдая за испуганными лицами и гадая какие они для себя выводы сделают.
- Ты вот что, сержант. Сейчас заходишь в этот кабинет, объясняешь что меня начальство срочно вызвало, а сам начинаешь рассказывать детишкам про службу в Воздушно-Десантных Войсках. Но только без матов и жаргона. Понял?

- Понял, товарищ гвардии майор. – сержант скис. – Есть рассказывать про службу в ВДВ без матов и жаргона.

- Вот и отлично.