Предисловие

Пальцы старого уродливого чудища неторопливо теребили пожелтевшую от времени бумагу. Оно старательно кряхтело, как и полагается ответственному чиновнику прошлых времен, и так бережно поддевало листы черным ногтем бородавчатой руки, что я чуть не расхохоталась. Это же надо, выдумать его настолько безобразным и настолько трогательным одновременно. Так, пожалуй, только я могу.

- Что угодно-с? - проскрипело оно недовольно, как старая заржавевшая дверь.

- Я пришла сдать дело в архив.

Мой голос прозвучал настолько глухо и чуждо, что вздрогнула сама. И от взгляда обслуживающего меня персонала это, разумеется, не ускользнуло. Оно улыбнулось, обнажая солидные клыки, и пристальнее вглянулось в закрывающую мое лицо черную вуаль. Зачем я вообще выдумала гоблину клыки? Клыков у них, по сведениям из мифологии, вроде бы нет, не вурдалак же. Во дурища, вечно что-то не то нафантазирую!

- А Ваш идентификатор, простите? - спросило оно уже гораздо живее и ехиднее.

В ответ на это из-под вуали прямо в глаза не то гоблину, не то непойми чему  ударил дальний свет. Насколько я знаю, именно так в их восприятии выглядит открытие демиурга, которого они ранее не узнали. Оно в ужасе вскочило, перевернув подсвечник и чудом умудрившись перехватить огонь в паре сантиметров от стопки ветхих папок.

- Творительница Азелла! Я... Тысячу, тысячу, миллиарды извинений-с!

- Альда. Вечно путаешь, дурень безмозглый. Альда Линдгорст, 1385-N. Ищи дело. Быстро.

Чудище принялось ловко ползать по стеллажам с документами, как обезьяна, не пользуясь даже лестницей. Я стояла и наблюдала за ним. Нет, спиной к ним поворачиваться нельзя, даже если это твои подконтрольные лярвы. Опасно. Да-да, вот это моя папка, фиолетовая с серебряной ковкой. Тащи сюда, урод неканоничный, глаза б мои тебя не видели.

- Что изволите сдавать-с, госпожа?  - угодливо проскрипел чиновник.

Что изволю сдавать... Ну да, у нас далее по регламенту опись. Его нужно описать. Визуализировать. Расстегиваю жесткий воротник бархатного платья, снимаю с шеи цепочку с фальшивим синим камешком. Тоже сама сделала, выдумала, то есть. Чудище в чиновничьем мундире следит за мной пристально, не отрывая гниловатых темно-желтых глаз. Открываю папку, опускаю камешек в чернильницу с насыщенно-красной жидкостью. Сейчас я приложу его к чистому листу своего дела, и там появится едва видимый, а потом все более четкий образ Алёши... Который навсегда останется там.

Темно-красные капли стекают по граням фальшивого камня и медленно сочатся обратно в чернильницу. Похоже на кровь немного. Но я не спешу опускать на лист. Одной рукой придерживая цепочку, другой листаю папку. Чудище недовольно кряхтит. Ну да, у него правда много работы, а я задерживаю. Но листаю все равно. Не хватает еще подстраиваться под какую-то лярву, которую я сама же сюда и устроила.

Страница тридцать пятая. Подвешенный на дереве вниз головой полуживой Костя. Выжил, но все равно страшно.

Страница номер пятьдесят. Вадим на "якоре" беспомощно болтается под водой, все еще размахивая руками и пытаясь что-то доказать. Или призывая спасительную флотилию,уж не знаю.

Страница номер пятьдесят девять. Надя в гробу с идеально причесанными золотистыми волосами. Ну, Надя, это понятно... "Мы больше не трибады".

Страница номер сто один. Лёня с воткнутыми в глаза булавками, как бабочка в коллекции. Застывший совершенно.

Страница номер сто двадцать один... Алёша? Для Алёши?

Синий камень в темно-красных чернилах медленно раскачивается из стороны в сторону, как маятник. Да, потому, что моя рука дрожит. Я не могу так. Не могу вписать его в это дело. И, недолго думая, даже не вытирая кулон, одеваю обратно на шею. Чернила сразу же въедаются мне в кожу, оставляя отметины. Боль от ожога отрезвляет и приводит в себя.

Чудище в шоке.

- Позвольте-с... Вытрите-с...

Оно чуть ли не само рвется вытирать мне кулон и свежую рану белым платком, но я бдительна. Вопьется в грудь когтями, потом не оторвется, пока не вселится окончательно.

- Оставьте, - застегиваю воротник платья. - Оставьте, уважаемый. И да... я похлопочу о премии для Вас. Возможно, и о повышении.

От слов "премия" и "повышение" гоблин прямо на глазах превращается в лучезарного лешего. Вот теперь можно поворачиваться спиной или чем угодно - ему все равно, в собственных грезах витает. Нагнув голову, выхожу из похожей на склеп конторы.

Разумеется, меня уже ждут. С машиной, а как же иначе.

- Осужденная N-1385... - начинает было заунывно один, но второй перебивает тут же:

- Да не нуди ты! Отчет за сегодня уже сдали, а бежать она не собирается, как видишь. Заберем без лишней мороки, да и все.

Ну да. Не собираюсь. Но первый все равно выражает свое недовольство тем, что с силой впихивает меня в подобие черного драндулета. Он всегда так делает, даже если я не сопротивляюсь. Комплексы, скорее всего. Мы летим напролом и со свистом, невидимые для всех. Я даже не успеваю рассмотреть, что там было за окном, как вот и они, знакомый вход, коридор и спуск. И "дортуар" родимый, куда ж без него.

В конуре все уже давно спали. Моя Сашенька, и то развалилась на все наше несупружеское ложе, и плевать этой сучке кудрявой, где меня носит. Любовь такая, ага. Одна баба Зина, как всегда, не спала и шуршала своими дамами и вальтами.

Баба Зина отбывает срок за приворот с летальным исходом. В мире вещественном это выглядит так, будто бабу Зину парализовало. Амнистия не скоро намечается, к сожалению, так что полноценно управлять телом она долго еще не сможет. Но и здесь баба Зина не унывает и даже подшучивает над тем, что какая-то добрая душа в кои-то веки придет помоет парализованную сельскую знахарку. И над содортуарницами поюморить любит.

Я тихо прокрадываюсь в свой угол, надеясь, что она меня не заметит.  Но куда там! Проще скрыться от сотни чудищ в мундирах,  чем от одной бабы Зины.

- О, Неличка пришла, дорогая. Вырядилась-то как! Небось, в конторе была?
- Была, - вздыхаю я, постепенно избавляясь из тяжелого многослойного платья.
- И что, в конторе-то?
- А что? Как всегда. Чему там новому быть?
- Да чему быть, чему не быть, а попеклась ты чернилами, - заключает баба Зина иронично и догадливо. - Хочешь, раскину тебе на этого Алёшку-то?

Без особых церемоний отодвинув легкую Сашкину тушку под стенку, я кое-как пристроилась на краю кровати и нащупала в темноте сигареты моей местным зазнобы.

- Ох, баб Зин, отстаньте Вы от меня с этим делом-то богомерзким. Да и сам он просил меня не узнавать ничего о нем больше. И правильно. Понимаю его.

Баб Зине надо отдать должное - она очень тактична. Не стала комментировать, просто отложила карты, опустилась всем весом на кровать у меня в ногах и мягко взяла пачку у меня из рук. Закурила, затем еще раз щелкнула зажигалкой и подкурила мне.

- Да выживет он, девка, выживет. Мучений выпадет ему еще немало, но в живых останется.

Я достаю из ворота рубашки самодельный синий камень в застывшей красной мерзости, от которой у меня, наверное, останется шрам. Сжимаю его в руке.

Алёша выживет. Значит, продолжаем дышать..