Ученики аббата Вергилия

Рассказ

…Ирландские борзые трусили впереди четырёх всадников, изредка оглядываясь. Собаки выглядели уставшими после схватки с могучим вепрем, не шныряли по сторонам.
Руг Алвад был доволен своими четвероногими помощниками, три дня назад прекрасно выполнившими свою работу. Когда дикое животное ринулось на князя, сокрушая всё на своём пути, – небольшие деревца, кусты, неумело поставленные самоловы, – борзые вовремя отвлекли вепря вправо, и Алвад со всей силы ударил копьём под левую лопатку чудовища. Зверь бездыханным рухнул к ногам победившего его человека…
Не в первый раз ходил князь со своим знаменитым копьём на вепрей, и ни разу грозное оружие ещё не подводило. У обычного боевого копья узкий наконечник вместе с древком мог глубоко застрять в теле раненого зверя, и обезоруженный охотник в таких случаях становился легкой добычей вепря. Листовидный наконечник копья Алвада был шире и длиннее обычных, в месте крепления с древком располагалась железная крестовина-перекладина, препятствующая вхождению древка в тело животного. Алвад мог сам, без посторонней помощи разить недобитого вепря своим копьём столько раз, сколько это требовалось. И всё же руг рассчитывал всегда на точность и силу первого удара…
Он вспоминал отдельные эпизоды охоты.
Вот князя встречает баварский герцог Тассилон, радушно предлагая только что сваренное пиво.
«Хитрый приём, – усмехнулся про себя Алвад. – Стоило мне попробовать его прекрасного пива – сейчас бы, может быть, меня уже не было в живых. Чуть бы дрогнула рука, и…»
Он вспомнил прошлогоднюю охоту, когда из-за пива баварца навсегда в его земле остался лежать чешский князь, растерзанный вепрем.
А три дня назад Алвад обещал Тассилону выпить вдвое больше предложенного, но только после успешного окончания охоты.
В ответ баварец поставил руга с его слугами и собаками на самую опасную звериную тропу, откуда выход вепря намечался почти наверняка.
- Пусть твоё копьё вновь принесет удачу! – пожелал Алваду Тассилон. И почему-то нахмурился…
Знал руг причину этого хмурого настроения хозяина баварской земли.
Это не было связано с охотой.
…Подминает под себя земли всех германцев франкский король Карл Великий. Открыто предложил Тассилону своё покровительство. Молчит пока герцог, не даёт ответа… Сколько может продлиться такое молчание? Полгода, год? А потом? Эх, что загадывать на год вперёд, когда неизвестно, что принесёт завтрашний день…
А потом вспомнил Алвад, как забеспокоились кони, издали почуяв звериную тропу. Их оставили на попечение одного из слуг. Спешившись, князь с двумя помощниками и собаками углубился в лес.
Вначале было тихо…
Туман поднимался вверх, словно небесный владыка освобождал лес от покрывала, накинутого на могучие деревья ещё вчера вечером.
Птицы молчали: стояла поздняя осень. Листья лещины, малинника, растущих по тёмным логам, были посеребрены каплями росы. Из мелких серебристые комочки превращались в крупные, от собственной тяжести они уже не могли удержаться на листьях и падали, падали на сырую землю. Небо над высокими елями и соснами, растущими на взгорках, стало розовым: белый туман, скрывающий чистое лазурное небо, принял на себя первые лучи восходящего солнца.
…Сверху упала сосновая шишка. Алвад запрокинул голову и увидел белку, внимательно разглядывавшую крадущихся внизу людей. Создавалось впечатление, что проказница нарочно уронила свою находку. Просто так, ради озорства. Мол, чего прячетесь, я всё вижу!
Алвад погрозил ей пальцем. Белка оттолкнулась от ветки и перелетела на соседнюю сосну.
Потом вдали послышался лай собак Тассилона…
Воспоминания Алвада прервал его слуга по имени Гомолка:
- Эх, княже, сначала надо было домой заехать, на берега нашего Трауна, а мы прёмся невесть куда с этой звериной мордой…
Пошла мода у именитых охотников: кто одолеет зверя, тому и отдают голову убитого животного; приезжает такой счастливый охотник домой, показывает всем доказательство своей удали и храбрости, и начинается пиршество, в котором участвуют и слуги, и простые крестьяне, и даже рабы. Все славят своего хозяина…
На этот раз голову убитого вепря Алвад решил передать Бодину, своему племяннику. Князь упрекнул слугу:
- Гомолка, ты же знаешь, это подарок Бодину…
- Так ведь нет его дома, княже, ищут Бодина уже полгода…
- Там он…
- Весть пришла?
- Нет, – покачал головой Алвад. – Чую.
Ничего больше не спросил Гомолка. Знал: ведун его князь. Предвидение руга было всегда верным. Что скажет наперёд – всё так и выходило по-сказанному. Иногда это пугало слуг. Тогда князь пускался в подробные разъяснения своего предвидения, чтобы слуги не приняли его за нечистую силу. И понимали простые люди: причина ведовства кроется в больших знаниях князя, объездившего полмира, прочитавшего многие древние книги…
«Странно, – подумал Алвад. – Выпил много, а голова ясная, как бывает утром после хорошего сна. Почему? Ведь пили два дня подряд… Некоторые остались у герцога и на третий день… Старею, наверно… Или грядущая встреча с Бодиным меня пугает, и думы о нём не пускают хмельной дурман в голову?»
Руг старался не думать плохо о племяннике, однако непрошеные мысли возникали сами…
Семь лет назад два брата, Алвад и Веслав, возглавляя свои дружины, кинулись догонять отряд обров, совершивший набег на хорутанские веси и уведший большой   
полон. Обров догнали, пленных освободили, но в короткой стычке с захватчиками брата Алвада убили. Над бездыханным телом Веслава  нашли плачущего десятилетнего мальчика…
- Кто такой? – удивился Алвад.
- Это из нашего селения, – пояснил князю слуга Веслава, Дойчин. – Мальчика-сироту всего лишь полмесяца назад усыновил твой брат…
Так у Алвада появился племянник, которому вскоре дали имя Бодин, что по-словенски означает «колючий». У подростка действительно был трудный, неуживчивый характер: его никогда не видели смеющимся, на вопросы всегда отвечал коротко, как взрослый, не любил и избегал пустых разговоров и игр со сверстниками.
Сначала Алвад сам занимался воспитанием племянника, но через год отдал его, как умного и подающего большие надежды отрока, в услужение аббату монастыря Святого Петра в Зальцбурге Вергилию.
…Аббат не мог нахвалиться на нового слугу. Уже через несколько месяцев Вергилий общался с Бодиным, как с равным, как мудрец общается с мудрецом.
Ровно год назад умер Вергилий, а спустя полгода после этого исчез Бодин… И тогда же стали приходить с востока, из придунайских земель, известия о новом восстании словен против баварцев и христианской церкви. Оно вспыхнуло быстро, словно лесной пожар, докатилось до владений Алвада, и…
За неделю до охоты на вепря, организованной герцогом Тассилоном, пришло известие, что восстание подавлено. Подавлено франками, баварцами и хорутанами-христианами жестоко, с полным уничтожением языческих весей… А что же Бодин, который, по предположениям Алвада, был среди восставших? О нём – тишина, словно и не было человека.
Ругскому князю очень не хотелось связывать восстание со своим племянником, однако сердце подсказывало: Бодин не только был там, он руководил восставшими, а сейчас его ищут… Если поймают, то не просто убъют, а казнят прилюдно где-нибудь в Зальцбурге, может быть, даже во дворе монастыря Святого Петра.
Мог ли он, ругский князь, вмешаться в ход событий, спасти Бодина? Алвад надеялся на это…
Вот почему он сейчас направляется в селение Веслава и Бодина, он надеется найти там хоть какие-нибудь сведения о племяннике. И, словно приманку для ставшего вновь язычником человека, везёт ему в подарок голову вепря, уже выскобленную изнутри слугами.
Вепрь, по мнению тех, кто не знает Христа, есть символ силы и благородства, из него нельзя делать чучело. И, тем не менее, живой символ язычников повержен им, ругом-христианином. Будет ещё один довод у Алвада в споре с Бодиным о том, чья вера сильнее, если других окажется недостаточно… Главное, чтобы племянник был жив, а переубедить юношу он сумеет.
Взобравшись на очередной холм, всадники приостановились, оглядели окрестность. Собаки тоже встали, удивлённо оглядываясь, словно спрашивая: «Ну, что за остановка посередь дороги?»
Невдалеке виднелись деревянные домики небольшого городка, в центре которого возвышалась неказистая монастырская церквушка.
- Почти прибыли! – возвестил князь. – Минуем городок, и ещё сегодня, в сумерках, достигнем владений Бодина.
Всадники стали спускаться с холма…
Алвад вновь погрузился в воспоминания.
…Этот городок он запомнил на всю жизнь. Даже не городок – именно это место, где они сейчас были. На этом холме впервые князь повстречал аббата, познакомился с ним. Оказалось, им по пути: оба направлялись в Зальцбург. Вергилий возвращался из словенских земель после христианской проповеди, Алвад следовал по своим торговым делам. Дорога длинная, слово за слово – и возник разговор, или лучше сказать – беседа, которая длилась между ними, если не считать время разлук, много месяцев…
Более тридцати лет жил и работал в монастыре Святого Петра аббат Вергилий, глава Зальцбургской епархии. Когда он, ирландский проповедник, пришёл сюда, об Иисусе Христе в словенско-хорутанских землях почти ничего не знали.
Благодаря титаническим усилиям Вергилия, в первый же год его пребывания здесь многие хорутане добровольно приняли христианскую веру.
Прошло ещё три года – и уже вся округа от Зальцбурга до Вены знала и почитала своего аббата.
В монастыре он открыл школу, в которой обучал латинскому и греческому языкам, заставлял учеников делать самостоятельные переводы из Библии. С авторами лучших переводов проводил занятия по риторике, математике, философии.
Познания об устройстве Вселенной у аббата Вергилия были столь глубоки, что его слушатели не успевали следить за полётом мысли мудреца. И тогда, сильно волнуясь, он отпускал всех, оставляя лишь избранных, среди которых оказались Алвад и Бодин. Им он объяснял труды и суждения о мире Аристотеля и Платона, Пифагора и Сократа, Евдема из Родоса и своего тёзки Вергилия, древнеримского поэта, автора «Энеиды» и «Буколики».
Для того, чтобы его речи о Спасителе были понятны любому слуге, любому рабу или разбойнику из словенского племени, Аббат Вергилий в совершенстве овладел словенским.
- Примут душой Христа, войдут в лоно христианской церкви – будут жить праведно, не будет в мире войн, восстаний, недовольства жизнью, – говорил Алваду и Бодину Вергилий. – Вот я: не последний человек в округе, а что мне надо? Роскошь меня не прельщает, я всем доволен, если не иметь в виду жизнь духовную, где насыщения, конечно, быть не может… Лук, капуста, репа, полба – вот и всё моё пропитание. Мяса не ем. Правда, люблю гороховый суп, это моя слабость… Вот ты, Алвад, любишь ходить на охоту, ни разу не отказал герцогу Баварии, постоянно приглашающего тебя на свои загоны. Что в этом хорошего? Зачем тебе это?
- Особенно плохо, когда охота идёт на вепрей, – начинал подтрунивать над Вергилием в таких случаях Алвад.
При этих словах низенький аббат становился как будто ещё меньше, его бритое лицо покрывалось морщинами, словно вкусил чего-то кислого.
- Знаю, знаю, почитание вепрей есть языческая похоть, когда-то имевшая распространение у галлов и моих предков до знакомства их со Святым Патриком. Но всё же, руг, неужели тебе не жаль тратить драгоценные минуты жизни, дарованные Господом, на эти бесовские развлечения?
- На этих встречах я знакомлюсь с хозяевами соседних земель – чехами, моравами, баварами, хорутанами, ругами, лангобардами… Кого только не бывает у Тассилона! Эти знакомства помогают при торговле солью, основным доходным делом моих дружинников и купцов, - отвечал тогда Агвад.
Эх, сколько их было, этих споров-бесед с аббатом Вергилием, умнейшим человеком на свете!
Не сосчитать их встреч!
Иногда беседы так увлекали Бодина, Алвада и Вергилия, что словенин и руг оставались на ночлег в келье у гостеприимного ирландца, разговоры длились до утра, при свете масляных светильников.
В такие ночи Вергилий доставал из своих кладовых редчайшие рукописные кодексы, свитки, и перед изумлёнными гостями открывались древние миры, возникали картины жизни давно умерших правителей, мудрецов, даже целых народов.
Алвад и Бодин постигали тайны мироздания, тайны, которые совсем не упоминались в Библии.
- Земля – шар, сфера, а над землею – воздух, который в лучах Солнца становится голубым и скрывает от нас звезды, - вторил вслед за Аристотелем Вергилий.
- Значит, Земля похожа на Луну и Солнце, которые тоже как шар, а не плоский круг? – вопрошал удивленный Бодин.
- Да, сын мой, и Луна, и Солнце – сфера. И все те многочисленные звезды, что наблюдаем мы на ночном небе, всё это – иные миры, подобные нашему, только они так далеки от нас, что трудно себе представить, – с этими словами Вергилий распахивал дверь.
- Видите тот слабый, чуть видимый огонёк на противоположной стороне долины?
Алвад и Бодин, словно зачарованные, молча кивали головами.
- Там тоже не спит человек, огонёк этот мал для нас, как кончик самой острой иглы, а между тем, друзья мои, это свет в окне гостиницы на перекрёстке двух больших дорог… Стоит дойти до неё, и не мал; окажется окошко, больше нашего…
- Намного больше, – соглашался Алвад, не раз останавливавшийся в том здании.
- Однако в Библии ничего не сказано про иные миры, – скромно замечал Бодин, возвращая собеседников к теме разговора.
- Не сказано, – устало повторял Вергилий, закрывая дверь и беря в руки светильник.
- Видишь, как ровно горит пламя от фитиля, плавающего в масле? – спрашивал аббат. – Можно описать устройство этого светильника?
Опять кивали головами Алвад и Бодин, соглашаясь.
- Однако вы не встретите в Библии описания светильника. Нет в этой священной книге тайн приготовления лекарственных трав, правил постройки каменных и деревянных домов, искусства приготовления красок и многого другого. В Библии есть главное. Главное – и только. Это книга книг. Это как та соль, что добывается в землях Алвада, без которой не может жить ни один человек. Не может… Но одну соль тоже есть не будешь! Нужны капуста, лук, морковь, а кому-то ещё подавай диких свиней…
Лицо маленького аббата морщилось от улыбки: теперь уже Вергилий подтрунивал над Алвадом.
Ушли безвозвратно в прошлое эти взаимные безобидные колкости, удивительные короткие ночи, когда по воле мудреца горизонты мира вдруг куда-то исчезали, и, казалось, нет совсем пределов Вселенной… Голова кружилась от смелых предположений Вергилия, хотелось познать непознаваемое, узнать всё неведомое.
Никто теперь не расширит круг знаний Алвада, не откроет тайн Вселенной: умер мудрец. А тут ещё Бодин исчез…


На площади перед церковью путники увидели жителей городка, столпившихся вокруг конного отряда франков.
Те держали на толстых кожаных ремнях связанного юношу.
Его голова бессильно упала на грудь, длинные чёрные волосы скрывали лицо пленника, но и без того Алвад сразу узнал по красивой статной фигуре, чёрной одежде, большим серебряным пуговицам куртки и высоким жёлтым сапогам своего племянника. «Жив, жив дорогой! И, кажется, без серьёзных ран. Но… язычник теперь?» – смешанные чувства радости, удивления, досады переполняли руга.
Вокруг Бодина бегал, суетился, проверял узлы на ремнях тщедушного вида старикашка, приговаривая по-словенски:
- Эх, вои мои славные, держите его крепко, это же ведьмак, леший, он может в волка обернуться и сбежать, потом покусает нас всех! В глаза, в глаза ему не смотрите, он через свой бесовский взгляд любых хворей наслать может! Этого разбойника я семь дней по лесам да горным пещерам вынюхивал, награда мне от аббата положена: я, я его выследил! Жаль, его зазнобу упустил, ну, ничего, узнает, где её возлюбленный сидит, сама придет, знаю! И её поймаем…
Увидев подъехавшего Алвада и признав в нём князя, старикашка раскланялся перед ним:
- Княже, самого главного разбойника поймали! Я, я его нашёл! Ишь, шельмец, хотел старую веру вернуть, франков и баваров убивал, посланцев папы римского живьём сжигал! Анастасий моё имя, от аббата награду жду…
Алваду стало невыносимо тоскливо от визга Анастасия, он отвернулся от бегающего туда-сюда хорутанина-христианина, обратился, как ему показалось, к старшему конного отряда:
- В Зальцбург пленника ведёте?
Франк, весь в железных доспехах, недоверчиво посмотрел на руга:
- Генрих моё имя, явился в эти края по просьбе зальцбургского епископа на поиски главарей восставших язычников. Сегодня самого старшего поймали. Юркий, чуть было не упустили… Извини, князь, не признаю тебя. Назови своё имя.
- Алвад. Князь с берегов Трауна, где соль добывают, – ответил руг и приструнил собак, пытавшихся дотянуться до пленника: они признали Бодина и недоумённо поглядывали на хозяина, не понимая, почему человек, которому хозяин до сих пор доверял, наказан этими незнакомыми для них людьми. Слуги Алвада укоротили поводки, на которых держали ирландских борзых.
Генрих развёл руками:
- Конечно же, слышал об Алваде, да видеть тебя до сих пор не приходилось. …Пока сюда, к аббату местного монастыря доставили вора, а завтра утром двинем в Зальцбург. Пусть епископ над схваченным потешится… Эта чёрная душа двух его людей жизни лишила…
- Где же аббат?
- Отлучился куда-то, – ответил подошедший монах, заинтересовавшийся скоплением народа на площади.
- Я предлагаю другое, – тоном, не терпящим возражений, заявил Алвад Генриху. – В двух верстах отсюда есть селение, где меня хорошо знают, я его недавно купил…
При этих словах слуги князя удивлённо взглянули на своего хозяина.
Между тем Алвад продолжил:
- Славные воины, поедем ко мне, я окажу вам приём во много раз более радушный, чем могут это сделать церковнослужители… К чему обременять людей, заботящихся лишь о духовной пище. Вам, вижу, совсем не помешает пища настоящая!
- А награда? Моя награда! – забеспокоился Анастасий, переводя взгляд своих жёлтых рысьих глаз с франка на руга. – Мне положено отдать! Мне аббат обещал!
- Твоя вера настолько предметна? – усмехнулся князь и снял с шеи жемчужное ожерелье. – Бери!
Кинул его Анастасию.
Тот поймал драгоценную вещицу и быстро юркнул в толпу, исчез, словно растворился в воздухе.
Генрих обернулся к своим:
- Друзья, возражений нет? Едем к князю?
Получив утвердительные ответы, скомандовал:
- Пленника стеречь, как зеницу ока! Темнеет, как бы на засаду язычников не нарваться! Вперёд, Алвад!
Руг не спеша, словно ничего и не произошло особенного, выехал в сопровождении своих слуг из большой толпы, направляясь к узкой улочке, ведущей к селению Бодина. Его сердце сильно стучало, руки нервно перебирали поводок коня. Конники-франки медленно поехали следом, чтобы за ними поспевал пленник.
Люди широко разошлись в разные стороны, давая дорогу уходящим. Слышались отдельные фразы горожан:
- Что руг, что франк, – для словенина всё едино…
- И веру поменяли, а всё равно мы для них – что скотина… Вон как мстят за своих… Говорят, вырезали всех, кто захотел обратно веру поменять…
- С обрами худо, с баварами не легче…
- Тише, монах рядом…
- Что мне монах… Сдохну этой зимой, запасов до весны не хватит…
- Иди к Тассилону, тому слуг много надо…
- И пойду, куда мне теперь деваться…
«Руки дрожат! Спокойно! – сам себя успокаивал Алвад. – Никто ничего не должен заметить… Хорош же племянничек… Мои предположения оправдались. Опять язычником стал! Хорутанская душа… Кто ж его разуверил во всем? Как мог забыть Вергилия? Как мог забыть словенскую буквицу, которой его обучили в стенах Санкт-Петера? Неужели считает, что его народ может обойтись без письма? Кто сбил его с толку? Ах да, у него была какая-то девушка… Эх, молодость… Спасти Бодина надо, обратить обратно в христианство, продолжить дело, начатое Вергилием… Почему всё идёт не так, как было задумано Вергилием?»
Алвад временами бросал на племянника тяжёлый взор, словно осуждая его выбор.
Не видел этих взглядов Бодин. Он очень ослаб, последние двое суток почти ничего не ел, скрываясь в лесу от обложивших его, словно волка, франков. Силы придавала мысль, что его ненаглядная успела спрятаться в ямке под полусгнившем пнём, девушку не нашли…
«Эх, было бы рядом тёмное лесное озеро, ушли бы от преследователей вдвоём… В воде схорониться – проще простого… Ладно, ещё неизвестно, чья вера крепче, чьи боги сильнее… Ещё живой я, ещё не конец… Алвад назвал мои владения своими… Для чего? Мне насолить решил, или… что задумал? Что? Вернуть меня обратно в веру франков и баваров? Нет, это у него не выйдет», – раздумывал Бодин.
Гомолка на всякий случай старался ехать как можно ближе к князю: вдруг тот решит дать какое-нибудь тайное поручение, о котором не должны знать франки.
Предчувствие его не обмануло: едва удалось оторваться подальше от Генриха и его воинов, Алвад вполголоса приказал:
- Как только расположимся на ночлег, постарайся селян успокоить, чтобы не дурили… Скажи: у меня план есть… Да не перепутай, не сболтни это явным христианам, врагам Бодина, которые захотят увидеть во мне тайного язычника… И смотри, чтобы Генрих и его воины ни о чём не догадались.
Лёгок на помине!
- Эй, Алвад, а что такое громадное в мешке у твоего слуги? – раздался голос подъезжающего Генриха.
Пришлось князю рассказать об охоте, об удачном ударе по свирепому зверю, утаил только, что вёз голову вепря не себе, а Бодину…
Алваду было интересно, как отнесется к чучелу племянник. Отпрянет, как истый язычник, увидевший поражение своего бога? Скользнёт по голове вепря безразличным взглядом, поинтересуется (ради приличия) у дядьки, как удалось одолеть столь сильного зверя? Если последнее – значит, Бодин в душе христианин, перешёл на другую сторону лишь из-за любимой девушки, и тогда остаётся надежда вернуть юношу на путь истинный.
…В село въезжали при сгустившихся сумерках. Это и лучше: никто не вышел из домов, никто не встретил. Лишь где-то два цепных пса почуяли приход ирландских борзых и подняли громкий лай на всю округу. Охотничьи собаки не отвечали, лишь лёгкое рычание выдавало их волнение.
…Бодина кинули в его же погреб, франки встали на посменную стражу.
Алвад и Генрих разместились в доме молодого князя, остальные – в хатах селян побогаче.
Гомолке удалось предупредить сочувствующих Бодину людей, чтобы сгоряча не наделали глупостей.


Утром Алвад заявил Генриху:
- Должен признаться тебе: я руг, а все руги не только хорошие воины, но и купцы. Я отпустил своих дружинников на осенние торги в моравские земли, они должны вернуться через два-три дня. На здешних жителей не надеюсь: многие были бы рады освободить разбойника, да ваши мечи их останавливают. Побудь у меня эти дни, посторожи этого язычника, пока не вернутся мои воины…
- Не лучше ли отвезти его в Зальцбург, к епископу Арно? Там повесят его быстро! - предложил Генрих.
- Как по-твоему, для чего я вёз его сюда? – спросил Алвад. – Перед тем, как его повесят, я должен многое узнать… Очень многое… Этот юноша знал Вергилия… Очень хорошо знал… Всего рассказать не могу, да пока и не имеет смысла: я ещё не знаю, скажет ли он мне что-нибудь…
- Доверь его мне, мне он всё скажет, – кровожадно усмехнулся Генрих.
Алвад окинул франка ледяным взглядом:
- Тебе он не скажет ничего. Или ты никогда не сталкивался с вождями словен? С вождями восставших язычников? Не первый это случай в хорутанских землях… Мне приходилось и жечь их, и колесовать, – ни один не выдал своих сообщников, не сказал ни слова, кроме слов проклятий на мою голову…
Это была ложь. «Ложь во спасение», – как говорил Вергилий, когда приходилось по тем или иным причинам обманывать людей.
Франк поверил ругу, даже стал относиться с ещё б;льшим почтением.
- Нет, с разбойниками-словенами я сталкиваюсь впервые. Мои земли намного западнее этих мест, здесь я по просьбе Арно и Тассилона… В моих землях нет восстаний…
- Где же, если не секрет, твои владения? – спросил Алвад, переводя разговор на другую тему.


…Вечером, попросив удалиться всех из дома, Алвад приказал привести ему Бодина.
На глазах у стражников ударил пленника открытой ладонью по лицу. Удар получился звонкий, но не сильный, нанесён был для причинения моральной, а не физической боли. Мол, что же ты, сукин сын? Так наказывает отец провинившегося сына.
- Подождите во дворе, я с ним поговорю, – снова приказал франкам.
Те вышли.
Наступила длительная пауза.
Алвад развязал пленника, сам сел на лавку, молча указав юноше на скамью.
- К чему такие нежности? Я постою. За руки спасибо: очень затекли, – просто, без эмоций, сказал Бодин.
- Ешь, – Алвад указал на стол, где в глиняных тарелках были кочаны свежей капусты, яблоки, морковь, хлебные лепёшки, отдельно, на большом блюде, лежала целая варёная курица, да стоял кувшин с водой.
Юноша жадно накинулся на еду. Пока пленник ел, Алвад молча рассматривал его.
Бодин был очень похож на Алвада, если можно вообще говорить о схожести людей, когда один старше другого вдвое. Бодин – это Алвад четверть века тому назад. Его отличала свойственная юношескому возрасту стройность и гибкость, узкие черты лица ещё не знали морщин, кроме, пожалуй, одной вертикальной чёрточки меж красивых чёрных бровей, свидетельствующей о многочасовых размышлениях подростка. На светлый взор голубых глаз Бодина, открыто и прямо смотревших на Алвада, ещё не легла печать усталости, многочисленных утрат родных и близких. В глазах руга, напротив, всё это читалось. Его голубые глаза говорили о многочисленных трудностях, преодолённых за последние, по крайней мере, десять лет, об участии в многочисленных выигранных битвах. Цена победы для Алвада была страшной: в сражениях погибли его дед, отец, брат.
- Расскажи-ка своему несмышленому дядьке… – начал было Алвад после того, как племянник утолил голод и жажду, да запнулся на полуслове.
Он действительно не понимал поведения Бодина! Из-за бабы потерять голову? Только это объяснение мог принять он от юноши. Только это, и тогда можно было простить пылкому влюблённому сердцу всё-всё…
Но как правильно подобрать слова, чтобы при вопросе не уронить собственное достоинство? Вдруг окажется, что причина ухода племянника иная, и прав Бодин, а не он?
Нет, этого просто не может быть!
Продолжил:
- Скажи: всё, чему учил нас Вергилий, – ложно? Ты ушел к язычникам – что же получается, их правда, по-твоему, сильнее христианской веры?
Улыбнулся Бодин. Не ухмыльнулся – улыбнулся открыто, добродушно.
- Скажи и ты, дядя, почему христианская вера здесь идёт вместе с порабощением словен? И не только с порабощением, а прямо с уничтожением моего народа, уничтожением абсолютным: вырезаются целые города и веси, не принимающие новую веру. Вспомни: в этих злодействах и сам Вергилий принимал участие! Нам читал одно, а когда дело доходило до борьбы со словенами – открыто становился на сторону франков и прилюдно благословлял тех на походы против мирных женщин, стариков, не способных даже взять в руки оружие… Где же ваш всепрощающий Христос? Почему прощение Господа столь односторонне, относится лишь к убийцам, а отстаивающим свою свободу – лишь смертный удел от огня и меча?
Этот вопрос не застал Алвада врасплох, он знал на него ответ.
- Бодин! Тебе ли не знать, что истинная вера одна – христианская, других нет! А христианство в эти земли идёт из Баварии, христианской страны, способной противостоять диким ордам аваров-обров! Тебе ли этого не знать! Византия далеко, Фриульское герцогство слабо, у твоего народа один путь, тот, что указал нам Вергилий! Разве не он постоянно опекал вашего князя, князя хорутан Хотимира, истинного христианина? Разве не мы с тобой должны дать твоему народу письменность, что дана нам святым Иеронимом? Словенская земля должна иметь своих, словенских учителей, своё, на родном языке изложенное, Евангелие! Вот в чем суть! Вергилий сколько раз об этом говорил! Имея своих учителей-христиан, прекратятся эти глупые, ни к чему не приводящие восстания… Ум, Бодин, – вот твоё оружие, а ты взялся за меч, как последний дикарь…
- Иероним… Почему о словенских буквах Иеронима знал только Вергилий, ты не задумывался? Уж не выдумка ли это Вергилия? Он всегда скрывал свои труды под чужим именем… Почему? То Истер, то Вергилий… Каково его настоящее имя? К чему эти тайны? Последнее время мне от этих глупых тайн так противно…
У Алвада и на эти мысли Бодина были возражения:
- А какая разница, кто первым додумался до букв «аз, буки, веди…» – Иероним ли, Вергилий ли? Не ты их начертал, не ты! И не я! Даже если их придумал Вергилий, имя Иеронима более известно, лучше сработает на распространение словенского письма! Для Рима имя Иеронима значит многое, а что ему какой-то Вергилий? Вспомни о том жарком споре, что вспыхнул много лет назад между святым Бонифацием, посланным папой Захарием к франкам, и Вергилием, он нам об этом сам говорил… Отстаивание своих идей нашему учителю так и не простили. Подумать только: кроме нашего, есть и иные миры! Миры, которых никогда не достигнуть, но где тоже могут жить люди! Совершенно другие люди, наши антиподы… Это продолжение мыслей Пифагора и Аристотеля, но не служителей церкви… Говоришь, скрывал своё имя наш наставник? А не задумывался ли ты – может, он был вынужден это делать? Для пользы твоего же народа! Да не ты ли ещё несколько месяцев назад восхищался поразительным соответствием букв Вергилия словенским звукам? А? Не ты ли? И что теперь?
- Теперь… – Бодин вдруг замолчал и задумался. Он знал, что ответить, но не мог подобрать нужных слов. Хорутанин искренне желал, чтобы его понял именно этот человек, этот умный и сильный руг по имени Алвад, человек, который мог бы стать его союзником, вместе они могли бы уйти к словенам, а вдвоём они способны повторить подвиги легендарного князя Само, громившего в центре Европы всех врагов словен.
«Боги, помогите мне найти путь к сердцу витязя!» – взмолился Бодин и продолжил:
- Знания, что получил я от Вергилия, со мной. И если бы ты отпустил меня, словене имели бы эти письмена. И этими литерами-буквами можно было бы изложить историю моего народа. Историю, что сейчас изустно передают из поколения в поколение… Вдруг оборвётся нить рассказа? Вдруг следующее нашествие врагов окажется столь сильным, что уничтожит род словенских вождей и никто не сможет вспомнить, откуда мы и над кем одерживали победы? А без славных гимнов о былых победах разве может жить свободный народ?
- Руги тоже были свободным народом! – взорвался Алвад. Последняя фраза Бодина возмутила его, его – может быть, одного из последних представителей ругов Норика, кто ещё помнил свой родной язык и продолжал жить на землях своих дедов и прадедов. Лицо Алвада побагровело, кулаки сжались.
- Мы были свободны и не отсутствие книг уничтожило нас, а вражда князей-братьев! Одни приняли сторону готов, другие – их врагов. А в итоге бились меж собою! Вас, хорутан, сегодня губит то же самое – вы не знаете, чью сторону принять. Вы запутались… ты, ты запутался, Бодин!
Алвад вскочил с лавки, схватил кувшин с водой, стал жадно пить.
Спазм горла перехватил дыхание… Отбросив кувшин в сторону (тот разбился вдребезги), Алвад опёрся обеими руками на стол, задышал тяжело, с хрипом выдыхая воздух.
- Сколько тебе лет, Бодин? Что не ясно? Там, – указал руг правой рукой на восток. – Обры. Обры, с которыми вам, хорутанам, одним не справиться. Это понимали ещё ваши вожди Борут и Хотимир. Или ты думаешь иначе? А там, – Алвад показал в противоположную сторону. – Франки. Франки, вождь которых – Карл Великий – поверь мне, будет владеть скоро всей Европой. И обров разобьёт!
Вплотную подошёл к Бодину, шёпотом добавив:
- И вас, хорутан, разобьёт, если встанете на его пути.
Вернулся на свое место, вновь сел на лавку. Не глядя в глаза племяннику, спокойно завершил разговор:
- Думай пока… Прости, много времени на раздумья дать не могу. Твоя голова нужна хорутанам-христианам. Только они смогут выжить… Под Карлом Великим сейчас много разных народов христианских… Спокойно им у франкского короля, даже выгоду от этого имеют…
- Как ты, например? – усмехнулся Бодин.
Не ответил Алвад на колкий выпад племянника, лишь рукой заводил по столу, словно сметая с него крошки.
- Разве ты нужен словенам, погубившим свои души? Хочешь умереть с ними? Зачем? Даже смерти твоей они не оценят, не поймут… Ты для них – приблудная овца, потерявшая свое стадо…
Алвад встал, подошел к двери, с силой толкнул её:
- Стража!
Вошли франки, приведшие пленника сюда.
- Обратно его, в погреб! Да стеречь хорошенько! Сбежит – головы всем сверну!
Один из стражников удивлённо посмотрел на развязанные руки Бодина, робко предложил:
- Связать?
- Да, связать. Будьте начеку: говорят, его женка будет пытаться освободить пленника, не подпускайте к себе местных!
Когда хорутанина уже выводили, Алвад крикнул вдогонку:
- Бодин! Помни: первая буква – «Аз» – в виде креста! Христианского креста! Или другое начертание букве придумаешь?
Обернулся пленник, с ухмылкой заметил:
- Христианского ли? Давно не видели тебя с проповедями в наших землях… А если бы почаще бывал у нас, то обратил бы внимание, какие нарядные одежды по праздникам одевают словенские девчата, какие пояса носят наши парни… Забыл, видно, символы на этих поясах, сарафанах, сорочках, обручьях…
Ушёл. Сам ушёл. За ним молча последовала стража.
Алвад всем телом рухнул на стол, обхватив голову руками.
Он вспомнил!
Вспомнил, как несколько лет назад он и Бодин, тогда ещё подросток, в сопровождении Добдагрека (соотечественника и одного из учеников Вергилия) оказались в хорутанском языческом селении с целью принести его жителям Слово Божье, рассказать о Риме, о распространении христианской веры по всему свету, о вечной жизни душ праведников после смерти.
Село показалось Алваду довольно безлюдным, лишь немногочисленная охрана сторожила пустые дома. Один из стражников вывел гостей, минуя все постройки, на большой луг у излучины реки, где вовсю шло народное гуляние: хорутане отмечали весенний праздник комоедицы. Там были и старейшины села, принявшие христиан радушно и согласившиеся послушать их проповеди на следующий день с одним условием: сегодня они будут просто зрителями.
Добдагрек признавался позже, что это была его единственная в жизни крупная ошибка: нельзя приходить к язычникам в гости на их праздники. Настоящий христианин в таких случаях либо неизбежно вступает в конфликт с хозяевами, начиная мешать бесовским игрищам, либо, становясь зрителем праздничного действа, потакает врагам христианской веры. Плохо знали ещё ирландские пилигримы календарь словенских языческих праздников…
В тот раз они стали зрителями. Смотрели на пробуждение «медведя», которого очень смешно играл ряженый, на сжигание чучела Марены (богини зимы и смерти), молодецкие забавы и девичьи хороводы, сидели вместе со всеми и ели пряники, запивая квасом…
Неоднократно вскакивал Добдагрек, пытаясь помешать здравицам в честь языческих богов, но каждый раз его останавливал Бодин. Хватаясь за полу монашеской мантии, мальчик приговаривал:
- Сядь, пожалуйста, ты же обещал! Не мешай им! Мы всё скажем завтра!
И они смотрели и слушали, часто осеняя себя крестным знамением…
А потом Алваду снились удивительные сны, в которых счастливые, красивые и веселые лица молодых словенских парней и девушек мелькали, мелькали в быстрых плясках и плавных хороводах; звенели, словно маленькие колокольчики, девичьи голоса, гудели молодые басы юношей…
Как не похожи были тот день и эти сны на многочисленные сражения, в которых приходилось принимать участие Алваду!
Там было всё другое: пронзённые копьями и стрелами тела мужчин и женщин, сгорающие заживо в хатах старики и старухи, детский надрывный крик и плач… И всюду – кровь и смерть, смерть и кровь… Остающимся в живых приходилось подолгу скитаться горными тропами, испытывая холод и голод, чтобы остаться незамеченными для проходящих широкими дорогами отрядов иноземных захватчиков.
Места, откуда уходили хорутане-язычники, не оставляли памяти о былых хозяевах: не строили словене каменных храмов, не закапывали в землю умерших, как это делают христиане.
И лишь изредка, из-за плотных завесей новых названий городов и весей смутно проглядывали прежние: Линц – Линец, Цветтль – Светла… В Дунай несла свои воды малая речушка Виденька-Вена, давшая название древнему прославленному городу…
Сейчас, в этом прочном деревянном доме Бодина вновь Алвад вспоминал тот языческий праздник комоедицы. Вспоминал белые одежды юношей и девушек… Белые с голубыми и красными вышивками… Узор вышивок – кресты, символы дневного светила. Кресты косые, прямые, сложные, напоминающие спицы у колеса, в круге и без оного…
«Давно не видели тебя в наших землях…»
Прав Бодин: крест не только христианский символ.

*

Очнулся руг на той же лавке, на которой сидел, принимая Бодина.
До рассвета было ещё далеко. «Как я оказался здесь? Помню, лежал на столе… Больше ничего не помню. Словно пьяный. Может, в воду чего добавили сонного? Кто входил сюда? Хорошо, если мои слуги… А если чужие?» Ощупал лицо, грудь, ноги.
Сел.
«Как там Бодин?»
Вышел из дома. На чёрном небосводе желтела только что поднявшаяся полная луна. На крыльце, свернувшись калачиком и прикрывшись овчиной, тихо посапывал Гомолка. Алвад дотронулся до него ногой. Словенин быстро очнулся, словно и не спал вовсе:
- Княже, что нужно?
- Селян предупредил?
- Конечно. Беспокоить не будут. Если только чужие тайно не объявятся…
- А могут объявиться?
- Тебе, княже, знать, а я так думаю: в наших краях всё может быть. Много замыслов у разных людей, каждый словенин сам себе и король, и косез, да лишь Господь решает, чьим планам сбыться.
- Мудрец ты у меня… Как Бодин?
- А что ему сделается? Сидит в погребе, не замерз бы… Франки его сторожат, никого к себе не подпускают… Спи спокойно, княже, ночь на дворе…
- Вот и то, что ночь… Тёмные души только по ночам и шастают…
Пошёл к погребу. «За две ночи молодое тело не замёрзнет… Не смогу победить в споре – голодом и холодом приведу упрямца к Богу», – сказал сам себе.
Франки действительно не спали. Быстро поднялись, обнажили мечи и окликнули руга, когда тот подошёл уже сравнительно близко.
Алвад назвал себя. Молодые воины, пряча мечи в ножны, поделились своими опасениями:
- Князь, всю ночь за баней вместе с нами не спят двое словен. Поговори с ними: мы не знаем по-словенски. Что им надо?
- Не волнуйтесь. Это вам подмога.
Успокоив стражу, пошёл за домик-баню, на всякий случай, нащупав за поясом нож. За баней догорал костёр, у пышущих жаром красных углей сидело двое хорутан: старший был одного  возраста с князем, второй же – совсем молодой, даже моложе Бодина.
- Почему не спим?
Пожилой ответил:
- Местные мы… Христиане.
Для убедительности перекрестились.
- Меня кличут Драгошем, а это мой племянник, Жунь. К франкам – прости, княже, – веры нет. Бывало: монет им поболе дашь, так они за них готовы мать родную продать… Разве это христиане? Вот мы – настоящие христиане, мы своего Бодина на волю не выпустим, не сомневайся… А попытается сбежать – сами поймаем и убъём…
- Вам же не видно отсюда ничего, – усмехнулся Алвад.
- Всё видно, княже… На крыше бани ещё один мой племянник сидит… Не приглядывайся – не увидишь… Умеем прятаться…
- Чем же так не мил вам Бодин?
- Тем, что заставлял веру христианскую покинуть. Мол, одно лишь наше семейство здесь такое… Ну, одно, это правда, так что ж? Почему мы должны, как все, верить в идолов? А за то, что остались верны Христу, Бодин у нас весь скот отнял. Сказал: «Христос вам всё даст, помолитесь ему…» А без скота домашнего какая жизнь? Уходить нам некуда… Помоги, княже… А своих селян мы быстро поможем в истинную веру обратить… Одного-другого на костре поджарим, остальные сами согласятся… Можешь на нас рассчитывать…
Алвад кивнул, подумав: «Надо будет своему племянничку об этом рассказать… Как «любят» его земляки…»

…Вдруг что-то встревожило князя. Какая-то смутная догадка, чутьё, предположение… «А вдруг? Сегодня уже вторая ночь здесь…»
Быстро вышел к южной окраине села. Именно здесь к домам близко подходил глубокий овраг, поросший кустарником, именно этим оврагом человеку или зверю было удобнее всего незаметно подобраться к постройкам. Как нарочно, дул северный ветер, мешая псам почуять врага, если таковой в эту ночь рискнул бы появиться здесь…
Алвад закутался в плащ, затаился в тени окраинного дома…
«Да! Угадал! Хорошо, что не проспал!»
Две чёрные человеческие фигуры беззвучно появились из кустов, словно призраки, крадучись, направились прямо к Алваду.
«Тоже ищут темноты!» – только и успел подумать руг. Дальше были только действия: на размышления времени не оставалось.
Оглушив рукоятью кинжала более рослого нежданного гостя, быстро догнал второго, пытавшегося бежать. Повалил на землю, заломил руки за спину, сорвал с головы шапку и чёрную повязку с лица.
Рассыпались по плечам голубые от лунного света длинные девичьи волосы, ненавистно взглянули на руга большие светлые глаза.
- Я знаю, кто ты! Тихо! Не шуметь! – прошептал Алвад и поволок пленницу в тень, где без сознания лежал напарник лазутчицы.
Впрочем, предупреждение «не шуметь» было излишним: невеста Бодина и не собиралась издавать какие-либо звуки.
В безопасном месте тихо проговорил:
- Я Алвад, дядя твоего жениха. Вы чуть было не погубили всё дело! Его стерегут не только франки, но и его же односельчане. Я сам послезавтра освобожу Бодина! Завтра к вечеру подойдут мои люди, франки уйдут… Знаешь «Заячий камень» по дороге на Зальцбург?
В ответ – молчание.
Алвад сильно встряхнул девушку за плечи:
- Знаешь или нет?
Невеста Бодина утвердительно кивнула головой.
- От него к горам ведет небольшая тропинка, она хорошо заметна. Через полдня пути от камня покажется справа большая пещера, вот там и ждите нас… А дальше… Дальше делайте, что хотите… Только учти: больше я его спасать не буду! Первый и последний раз!
Помолчал немного.
Шевельнул рукой оглушённый.
- Уходите, как пришли. Повторяю: будете делать по-своему – всё испортите! – на прощание прошептал Алвад и первым покинул место необычной встречи. Сделав несколько шагов, оглянулся.   В тени домов совершенно не было видно людей.
«Наверно, уже накинула платок на голову», – подумал руг, уходя от скрывающихся налетчиков. Он был уверен: девушка всё сделает так, как он сказал.
Как хотелось отвести к той пещере Бодина, победив в нём язычника! Как хотелось вернуть его на путь, указанный Вергилием…
И всё же не давала покоя мысль, внушаемая, казалось, самим дьяволом: «Не обманывай себя. Ничего не получится. Не выйдет по-твоему… Придётся освобождать его язычником, а не христианином…»

*

Когда Бодин вновь предстал перед Алвадом, то сразу обратил внимание на громадную голову вепря, занявшую почти весь стол. Глаза чучела были закрыты, а из приоткрытой пасти торчали страшные клыки…
«Любит дядя удивлять… Это ему удаётся… Вот только - зачем?»
Алвад, как и в прошлый раз, отослал охрану и развязал руки племяннику, затем, с лукавой улыбкой на устах, заметил:
- Это – тебе…
Бодин подошёл, нежно погладил голову страшного чудовища.
- Моей отрубленной головой ты будешь так же любоваться?
- А это зависит только от тебя…
Вепрь… Странное существо. Вроде бы питается только одними растениями, а силы в нём… Рассказывали, что иногда дикая свинья, вся насквозь утыканная копьями охотников, могла пробежать ещё полверсты, если не задето сердце…
Раньше франки и кельты, когда были дикарями и не знали Иисуса Христа, украшали свои щиты и шлемы изображениями головы вепря. Почтение к этому зверю испытывал сам Вергилий, хотя и стыдился этого чувства.
А Бодин? Подошел, погладил… «Моей отрубленной головой ты будешь так же любоваться?» Нет, Бодин не дикарь, страха и почтения к убитому животному не испытывает.
«Не испугался. И не равнодушен. Не христианин он, но и не слепой язычник. Философ. Действительно намерен дать письмена своему тёмному племени. Не понимает, что буквы – это тоже символы христианства; не принимающие новой веры отторгают от себя и её символы, в том числе и символы-буквы», – наблюдая за племянником, размышлял Алвад.
Неожиданно словенин спросил:
- Дядя, развязывая мне руки уже второй раз, ты не навлекаешь ли на себя подозрения? Франки наблюдательны…
- За меня не беспокойся. Мои действия продуманы на много дней вперёд…
- Вот как? Так поделись же своими планами со своим пленником…
- Рад бы. Да твоих глупых поступков не понимаю. А от этого зависит всё.
Бодин выпрямился, отчего его незначительное преимущество в росте стало ещё заметнее, строго посмотрел на руга сверху, словно осуждая за неразумное поведение:
- Я больше не приму сторону франков, баваров, монахов-латинян… Вергилию спасибо за все его уроки, пусть он будет спокоен там, на небесах! – Бодин поднял глаза кверху. – Его знания я понесу своему народу… Идём со мной, Алвад! Земли словен широки и необъятны, нет врага, который мог бы поставить мой народ на колени!
- Народу, пребывающему во тьме суеверий, твои знания не нужны! – резко выкрикнул Алвад.
Сразу как-то обмяк словенин, опустились его крутые плечи, потух взор красивых глаз. Тихо заметил, потирая синие следы от ремней на руках:
- Значит, тебе, руг, не понять моих замыслов. Ты и Вергилия не понял. Помнишь, как он говорил об антиподах, противоположностях? Огонь-вода, жизнь-смерть, хорошо-плохо, малая песчинка – необъятный весь видимый мир, капля-океан, правда-кривда… Вчера ты вспоминал об этом, да глубины мысли учителя не постиг. Одно против другого, один мир против другого, очень далекого и недосягаемого мира, но всё это живёт вместе, существует, одно никогда не победит другого…
И вновь, выпрямившись, с надеждой глядя на Алвада:
- Идём со мной, вновь взываю к твоему разуму! В нас столько силы чувствую, что знаю: мы повторим деяния князя Само, объединим всех косезов и старейшин, разобьём и обров, и франков, и баваров… Пусть Арно учит буквице хорутан-христиан, этих жалких людишек, захотевших стать рабами Рима, а мы с тобой понесём книги-кодексы людям, не отступившим от веры предков… Пойми, Алвад, христианство – это чужое для нас, не наше это… Победит старая вера!
- Как сказать, малыш… Вот на столе лежит рыло побеждённого, а победитель – я, христианин. Ты в моём плену, а не я у тебя. Или не так? Но это не главное, я хотел сказать о другом… Видишь ли… Вера Христова! Нет иной, только она истинна, все остальное – глупости! Не вера у тебя – заблуждение! Вот чему учил Вергилий!
- Этому учил Вергилий? – как будто бы удивляясь, спросил словенин.
- Конечно!
- Да, действительно, он так говорил… – спокойно, без всякого волнения, повторил Бодин, пристально глядя в глаза Алваду. – А как же всё это соотнести с тем, что только что я сказал? Ведь это тоже слова великого философа, нашего учителя! Ты никогда разве над этим не задумывался?
Холодный пот прошиб Алвада, он провел рукой по лицу.
Он действительно над этим не думал. Только теперь ему вспомнилось, с какой таинственной улыбкой, заглядывая в глаза своих учеников, словно спрашивая – понимают ли? – говорил о противоположностях ирландец.
«Жизнь на земле, жизнь в воде, птицы в небе… Жизнь везде: а почему бы не смириться с мыслью, что Всемогущий создал жизнь не только на этой планете, но и где-то очень далеко от нас? И где-то там, на небесах, или, быть может, глубоко под землей, другой Вергилий в этот час учит других Алвада и Бодина?» – вспомнил руг удивительные догадки учителя, продолжавшего мысли великих мудрецов древности.
«И всё это можно допустить? Разве человек может произойти не от Адама и Евы? То, что противоположно вере Христовой – тоже истинно? Не может быть! У каждого народа – своя вера?» – размышлял Алвад, не зная, что ответить.
- Никогда Вергилий не подвергал сомнению истинность христианской веры, – устало проговорил руг, не найдя других слов.
- Истинно так. Не подвергал. Он просто принял сторону сильного. Слаб мой народ, но слаб не от того, что у него нет мечей, копий и стрел. Все это у него есть. Слаб он, что не един. Это твои слова. Добавлю: не един хорутанский народ прежде всего в вере своей. Я, Бодин, дам силу вере словен. Дам письмена вождям моего народа, те самые письмена, которым научил меня великий философ. Впрочем, если позволишь свершиться тому ты, руг Алвад. Всё теперь в твоих руках.
- А почему бы не бежать тебе? Искать не буду… Ведь ждет тебя словенка… Видел я её… Красивая…
Вздрогнул и побледнел Бодин, но сдержал себя, ничего не спросил. Ибо спросить – значит, проявить слабость. Нет, он сильнее руга… Пусть поймёт, ощутит это. Повторил сухо:
- Всё в твоих руках! Не заяц я, чтобы бегать… В плену у мудрого человека, который видит правильное решение. Пусть твоя мудрость, данная тебе Вергилием, поможет тебе!
- Что же мне делать, если ты от Иисуса Христа отвернулся?
Как вчера, заканчивая разговор, Алвад крикнул, приоткрыв дверь:
- Стража! Обратно его, в погреб! Стеречь хорошенько, чтоб не выкрали! Да еду ему киньте, чтоб не сдох раньше времени!

*

…Что это? Один глаз вепря вроде приоткрылся… Смотрит на него, Алвада…
Князь тряхнул головой. Снова посмотрел на голову вепря. Действительно, слипшиеся веки дикой свиньи разошлись… «Эх ты, Гомолка, а говорил – лучше меня никто чучело не сделает!»
В молчании несколько раз прошёлся по дому, размышляя над тем, что сказал племянник.
 «Не знает Бодин, что я задумал, не знает, где видел его любимую, а держит себя твердо. С выбранного пути свернуть не хочет. И бежать не станет, передоверился мне. Ждёт от меня христианского поступка», – нахмурился Алвад.
Его усилия вернуть племянника в лоно церкви оказались тщетны.
Надеялся до последнего момента: не выдержит пленник физических и моральных испытаний, или отступит под натиском его логических построений… Выходило теперь: напрасно надеялся! Не только не вернул Бодина в христианство, но и сам засомневался, всегда ли вёл себя правильно с этими людьми, отвергающими Христа? У кого больше в душе христианской любви к людям – у него, фактического союзника франков и баваров, или у этих слабых и разобщённых хорутан, вся вина которых состоит в том, что они хотят жить по-своему на своих землях?
«Боже, где истина?»
С этими мыслями лег на скамью и, как иногда бывает в моменты сильной нервной усталости, моментально уснул.
Алваду приснился Вергилий…
Во сне он подробно рассказывал аббату, как пытался сломить глупое упорство Бодина, просил (даже умолял, временами переходя на крик – почти требовал) помочь советом.
Аббат улыбался, кивал головой, и… молчал. Наконец, униженный этим молчанием, не в силах более объяснять свои поступки и планы, Алвад схватил распятие и, потрясая им над головой ирландца, закричал:
- Да вымолвишь ты, наконец, хоть слово? Я, по-твоему, должен убить Бодина? Чтобы никогда не узнали язычники буквицы – главного детища всей твоей жизни? Церковь оправдает казнь, даже не казнь – убийство!? Разве можно вот так, простым убийством положить конец борьбе идей, противоположным суждениям? Скажи, чего же ты хочешь?
Погрустнел аббат, отвернулся и пошел прочь. Услышал откуда-то сверху слова Вергилия, как будто говорила парящая над Алвадом душа монаха, а не удаляющееся тело:
- Всё в руках Божьих…

Пробуждение было ужасным. Голова раскалывалась, словно стиснутая гигантскими клещами у висков. Раздевшись до пояса, Алвад вышел во двор:
- Гомолка! Ведро воды!
Облившись ледяной водой, почувствовал себя намного лучше.
Пытаясь хоть чем-то помочь своему князю, Гомолка тихо произнес:
- Сегодня дружина наша должна подойти…
- Скорей бы… – подхватил разговор Алвад. – Скажи, Гомолка, из моих слуг кто привязан к Трауну? Жаль будет покидать берега этой баварской реки?
- Когда-то, княже, эта река баварской не была…
- Знаю. И все же?
- Куда ты, княже, туда и мы. Ничто нас не держит в тех местах.
- Спасибо, Гомолка. Я вас не подведу. Понимаешь, убить Бодина я не могу, хоть он теперь и отвернулся от Христа. Освободив его, я не смогу вернуться в свои владения: уж больно много людей видели меня вместе с Бодиным после его пленения. Есть у меня братья по духу, которые всегда рады меня видеть: это герцоги Фриулии. Почему бы не послужить им?
- Как решишь, княже. Знаю лишь – та земля тоже словенская…
- Верно, – улыбнулся Алвад и потрепал слугу за плечо. – И помни: всё в руках Божьих!
«Вот где ошибка Бодина! Не я вершу его судьбу: Господь всем нам владыка! И если суждено Бодину выжить и уйти вглубь словенских земель, что он сможет сделать? Сбудутся ли его планы? Сбудутся ли мои планы во фриульских землях? Этого не знает Бодин, этого не знаю я! Всё в руках Божьих, и на этот раз снова прав Вергилий! Каждый пойдет своим путем, а чей путь окажется верным – не нам, смертным, судить!» – размышлял руг, вспоминая свой сон и одеваясь в самые лучшие княжеские наряды: сегодняшний день решал многое.

*

В полдень Алвад сам спустился в погреб, связал Бодину спереди (не сзади!) руки и завязал глаза.
«Это ещё зачем? Неужели князь решился на казнь? Может, надо было согласиться на побег?» – встревожился пленник.
Его вывели из погреба, посадили на коня.
- Уж постарайся не свалиться, это в твоих интересах, – сказал Алвад племяннику.
«Он не хочет, чтобы я знал, куда едем, – подумал Бодин. – Это обнадёживает. Чеслава, милая моя Чеславушка! Где видел тебя этот изверг, что сделал с тобой? Жива ли? Может, ждешь сейчас удобного момента напасть на моих провожатых и освободить меня? Где ты, единственная моя?»
Бодин попытался по звукам определить, что происходит вокруг него. Увы, он даже не понял, кто, кроме Алвада, сопровождает его: все хранили удивительное молчание.
«Кажется, я слышу дыхание собаки… И не одной… Плохо! Как же я забыл, что Алвад с собаками: он ведь только что с охоты… Но кто же его спутники?»
Сильный тёплый ветер ударил слева. Улыбнулся Бодин: «Можешь выколоть мне совсем глаза, Алвад, я понял: поздней осенью такой ветер бывает только с юга! Мы направляемся к Зальцбургу… Остаётся надеяться, что Чеславушка проведала путь следования и уже сделала засаду…»
…Не проехали и двух вёрст, как Бодина сняли с коня, обвязали всего верёвками и кинули в телегу, сверху прикрыли рогожей…
«Алвад не хочет, чтобы меня кто-либо видел по дороге… Это скорее добрый, чем худой знак…»
Ехали очень долго… У Бодина сильно затекли и руки, и ноги. Когда он уже совсем не чувствовал своего тела, вдруг телега остановилась, с него сняли все путы, темную повязку на глазах поправил сам Алвад.
Через некоторое время Бодин почувствовал прилив крови к конечностям, попытался пошевелиться. Когда у него это стало хорошо получаться, его снова крепко связали.
И снова тряская телега, снова сверху он накрыт рогожей…
Заскулили собаки.
- Матерь божья… Княже, а стрелы-то обров, – сказал кто-то по-словенски.
Бодин узнал голос слуги Алвада.
«Интересно, они вдвоём или… вчетвером, как тогда, когда впервые увидели меня связанным? Или с ними ещё кто-то? Нет, скорее всего, Алвад лишь со своими слугами: если бы был ещё кто-то, они бы разговаривали… Молчат, ибо не хотят, чтобы я знал, кто меня сопровождает… Почему?»
Бодин терялся в догадках.
«И что означают только что сказанные слова? Почему Алвад не ответил? Что встревожило слугу, и не только его, но и собак?»
Крики воронья подсказали правильное направление мыслям: «Здесь произошла сеча и моя охрана наткнулась на трупы… Сеча была совсем недавно, может, и часа не прошло, ибо никого рядом нет: если бы встретились другие путники, завязался бы разговор… Интересно, чьи это трупы? Словен? Баваров? Что гадать впустую, сейчас я это узнать не могу!»
Телегу затрясло сильнее.
«Мы свернули на горную тропу… Куда же, к кому везет меня эта верная собака франков?»
Бодина опять с завязанными глазами посадили на коня.
«Уже и телега не проедет здесь… Эх, Алвад, Алвад, к чему эти трудности, эта таинственность? Решил освободить – освобождай, казнить – казни, а это всё – к чему?»
Уже утомила и езда на коне.
- Я сейчас свалюсь, – прохрипел пленник.
- Всё, уже приехали. Посадите его на землю, руки свяжите сзади. Последний раз спрашиваю… Бодин, ты христианин или нет?
- Нет! – хотел крикнуть хорутанин изо всей силы. На самом деле его слабое «нет» скорее понял, чем услышал Алвад.
После небольшой паузы, показавшейся Бодину вечностью, руг продолжил:
- Сиди тихо, малыш: впереди тебя – пропасть. Десяток неверных шагов, и твоя жизнь может нелепо оборваться. Сиди и жди. Поверь мне напоследок: совсем скоро ждёт тебя приятная встреча… Прощай! И не ищи меня больше!
Топот копыт доказывал, что его покинула вся охрана во главе с князем.
Тишина…
Бодин нащупал руками камень покрупнее… Стал тереться об этот камень головой, пытаясь сбить повязку.
Это ему удалось.
Бодин поднялся, озираясь.
Он стоял на чуть заметной горной тропинке, сзади него был крутой обрыв, поросший лесом, впереди – большая чёрная пещера.
От пещеры к нему бежали словене, а впереди всех – Чеслава в мужском одеянии…
Любимая осыпала его поцелуями, развязала руки, говорила много и быстро, что именно – ошалевший от радости Бодин не мог разобрать…
В ответ он лишь хрипел: целый день провел без глотка воды.
Ему дали напиться, услужливо растерли ноги.
- Где телега? – было первое, что внятно произнес Бодин.
- Какая телега, милый? – удивилась Чеслава.
- У Алвада не было телеги. Только собаки, – произнёс могучего вида словенин из-за спины девушки.
- Но меня сначала везли на телеге… Это ты, Чеслава, на большой дороге уничтожила отряд франков?
Та удивилась проницательности Бодина, но отрицательно покачала головой:
- С франками расправились люди Алвада…
- Люди Алвада? Но его слуга почему-то сказал о стрелах обров… А куда он направился сам?
- Туда, - показала на юг, где виднелись горные перевалы, Чеслава. – Думаю, он больше не вернётся в эти края.
Нахмурился Бодин.
«Алвад ушёл. Освободив меня, он себя поставил под удар. И тогда решил уйти совсем… Благородный Алвад… Не смог порвать с христианской верой. Не остался со мной, не понял меня…»
- У вас была договорённость об этой пещере? Где, когда вы договорились, Чеслава? – спросил Бодин, обняв любимую.
- Мне много тебе надо рассказать… Я ни мгновения не теряла, любимый, чтобы освободить тебя… Пойдем в эту пещеру, всё расскажу, а как только совсем стемнеет, надо уходить отсюда. Смотри: вечер тихий, ясный, ночь будет звёздная и лунная. Уйти надо как можно дальше от этих мест: франки гибели своего отряда не простят. Хоть и убиты они стрелами обров, да обман может раскрыться. …Как я благодарна Алваду, что он освободил тебя!
Они уже шли к пещере, как вдруг удивительная догадка ослепила Бодина. Он даже остановился.
- Что ты? – встревожилась Чеслава.
«Конечно! Алвад, оставшись в христианском мире, отправил меня в мир противоположный, воздвигнув меж нами стену непонимания. Кто виноват, что мы не поняли друг друга? Не смогли или не захотели понять? Он? Я? Кто не сделал шага навстречу? Возможен ли был этот шаг? Алвад, а не я, на деле оказался истинным учеником аббата Вергилия, – понял юноша. – И отныне наши действия – действия руга Алвада, епископа Арно, с одной стороны, и словенина Бодина,  с другой стороны, – будут вестись с противоположных позиций! Мы антиподы! Чей путь окажется верным? Кто даст письмена словенам? Я, Бодин, или христианин Алвад? Решат небеса!»
Он не выдержал и что есть мочи закричал:
- А-а-алва-а-а-ад!
- Ты что, снова в плен захотел? Тебе же сказано: ушёл Алвад, нет его здесь!
Успокоившись немного, Бодин тихо сказал:
- Боролся эти дни я с Алвадом, а победил снова Вергилий… Понимаешь, Чеслава, Алвад дал мне возможность идти своим путём… Путём, который, быть может, решит судьбы всех словен.
Девушка положила руку на плечо любимого, очень серьёзно, испытующе заглядывая в его голубые глаза, сказала:
- Так будь же верен до конца избранному пути! Будешь? Поклянись!
- Конечно, Чеслава! Клянусь! – широко улыбнувшись, ответил Бодин. – Идём!
…Горстка свободных словен прекрасно понимала, что сейчас она находится там, где царят ложь и обман, добровольное рабство и страх перед иноземцами. Всю ночь они будут идти на северо-восток, избегая проторенных дорог, горными тропами, – на северо-восток, туда, где ещё живут их свободные соотечественники, из века в век сражающиеся со всеми охотниками до их душ и их земель.

ПРИМЕЧАНИЯ

Авары (славянам были известны под именем обров) – народ тюркского происхождения. Продвижение авар в центр Европы остановил славянский князь Само, однако до разгрома Аварского каганата Карлом Великим их набеги на славянские земли продолжались.
Бавары – германское племя. В конце V – начале VI веков распространились по верхнему течению Дуная между его притоками Лех и Энс. В VIII веке герцоги Баварии находились в зависимости от франкских королей. Герцог Тассилон III (748-788гг.) пытался добиться независимости Баварии, однако в борьбе с Карлом Великим потерпел поражение.
Комоедицы – славянский языческий праздник встречи весны, праздник «пробуждения медведя», отмечавшийся 23 березня (марта). В этот день угощали друг друга блинами, первый выпеченный блин отдавался комам (медведям), откуда и происходило название праздника.
Косез – словенский аналог русского боярина, только косезы у хорутан появились раньше, уже в VII веке.
Руги – племя венето-иллирийской или кельтской группы. Некоторые историки считают ругов германским племенем, однако, как отмечал д.и.н., профессор А.Г.Кузьмин, ругский (и, соответственно, русский) вопрос «на германском материале не решается». В начале нашей эры руги жили на островах и южном побережье Балтийского моря, затем захвачены готами. В V веке осели на Среднем Дунае (римская провинция Норик), побеждены Одоакром и большей частью переселены им в Италию. В VII-VIII веках основная часть ругов ассимилирована славянами и дала имя славянским русам (Rugia – Ruzzi – Russia), остальные растворились в среде прибалтийских (восточное побережье Балтики), германских (северный Норик – Ругиланд) и северо-итальянских народов.
Фриулы – одна из народностей ретороманской языковой группы. Фриульское герцогство возникло на северо-востоке Италии при лангобардах в VI веке. В VIII веке большинство населения Фриульского герцогства уже составляли славяне.
Хорутане (карантане) – самоназвание словенцев. Княжество Карантания занимало в VIII веке территорию современной Словении, центральной и восточной Австрии, северо-восточной Италии.

Хроника событий VIII века:

745 г. – хорутанский (карантанский) князь Борут принял покровительство баварского герцога, так как не мог самостоятельно бороться с аварами (обрами). Князь Хотимир, племянник Борута, окрещён зальцбургским епископом.
740-е гг. – приход ирландских пилигримов Вергилия и Добдагрека в Зальцбург.
749 г. – умер князь Борут.
754 г. – убит св. Бонифаций – соперник в спорах с Вергилием.
763 г. -  восстание хорутан против франкских миссионеров.
768 г. – Карл Великий стал королем франков.
Около 768 г. – Вергилий под псевдонимом Этика Истера создает труд под названием «Космография», где свои идеи выдаёт за переложения Иеронима Блаженного, богослова IV века.
769 г. – после смерти Хотимира вспыхнуло ещё более сильное восстание словенцев. Изгнание баварцев и христиан. Восстание продолжалось три года.
772 г. – баварцы при содействии местного князька Вальтунка подавили повстанцев.
774 г. – поход Карла Великого на Павию.
776 г. – поход Карла Великого на Верону.
27.11.784 г. – умер Вергилий, аббат монастыря св.Петра в Зальцбурге, руководитель зальцбургской епархии.
788 г. – поход Карла Великого в Баварию. Завоевание Баварии, присоединение Хорутании (Каринтии-Карантании) к франкскому государству.
791 г. – поход Карла Великого на аваров (обров) в Паннонию.
795-796 гг. – второй поход франков на аваров.
798 г. – по заданию Карла Великого зальцбургский епископ Арно в Карантании и Нижней Паннонии «основывает церкви, посвящает священников и, проповедуя, учит народ» («Обращение баварцев и хорутан», политический памфлет IX века).
799 г. – восстание хорутан и хорватов против франков.

Иллюстрации:
1. Книга из Дарроу, ирландская иллюминированная рукопись VII века.
2. Лист третий из глаголических Киевских листков, Х век.