I. 167 75

— Ли, выходи, Кэсс пришла!

Для меня это как сигнал. Я бросаю учебник тригонометрии прямо на книгу психологии, которую надо обязательно прочитать к следующему четвергу (зачем это делать тем, кто заинтересован, например, в физике или той же самой тригонометрии?), и быстро бегу по лестнице на первый этаж, по пути едва не ударяясь мизинцем о тумбочку. Вижу свою подругу, сцепившую пальцы от вечного волнения, и крепко обнимаю её. Она — как всегда в таких ситуациях — смеётся и треплет меня по голове, ерошит мои и так запутанные в клочки волосы.

— Задушишь! — сквозь смех выдаёт она и щипает под рёбрами. С криком «Ай!» я отпускаю её и потираю бока сквозь домашнюю футболку.

— Давай, проходи на кухню, мама приготовила поесть. — Я веду Кэсс за собой, хотя она была тут не раз. И не только она. В начальной школе я часто водила кого-то к себе домой, кормила вкусной домашней едой, а потом выставляла за дверь. Наверное, не удивительно, что с тех пор со мной мало кто общается.

Нас считали немного странными.

В нашей семье есть одна особенность: если ты в лёгких кедах или кроссовках, слипонах или босоножках, ботинках или туфлях, в общем, если в удобной для тебя обуви, то ты не снимаешь её. Хоть на кровать в ней ложись и спи так, никаких проблем. Хотя мама на всякий случай закупила несколько пар толстых тапочек специально для придирчивых гостей. И для отца — вот кто ненавидел эту привычку всей душой и не упускал случая напомнить это три раза в день: во время завтрака, ланча и ужина.

На кухне мама, стоя в пару над плитой, готовила спагетти с индийскими специями и красной рыбой — её фирменное блюдо. В духовке набухали сочные шоколадные кексы с драже M&M's внутри. Смешение сладкого и острого запаха образовали невыразимо вкусный аромат свежей еды, пробуждающей аппетит даже у самых сытых. Стёкла запотели от жары, вытяжка уже работала плохо (надо почистить!), поэтому мы оказались в самом эпицентре влажности.

Кэсс плюхается на стул с мягким сиденьем с видом человека, для которого дом подруги стал своим. Что ж, так и есть — после всех тайных вечеринок, когда мы распивали фруктовую водку, украденную из домашнего хранилища алкогольных напитков, а потом блевали непонятной жижей, после всех ночёвок у меня и вылазок посреди ночи на кухню за чем-то вкусненьким, после всех посиделок у меня в комнате и рассказанных в этих стенах секретов, после всего этого этот дом действительно стал родным для Кэсс. Но перед моими родителями она очень сильно волновалась, сразу начинала нервно расспрашивать про всякие мелочи и извиняться без повода. Мама тактично делала вид, что поведение моей подруги в порядке вещей, а отец постоянно подстёбывал её.

— Кэссэди, как поживает мистер Нортон? — Мамка, мамон, как я любила называть её в шутку, показывая всю самую нежную любовь, поинтересовалась этим больше из вежливости и желания начать нейтральный разговор, чтобы Кэсс перестала бояться.

— Спасибо, миссис Мэскейп, с ним всё хорошо. Сейчас сидит дома, подыскивает работу. Он наконец-то научился колоть себе инсулин самостоятельно! — Кэсс смеётся, но это скорее вынужденно, нежели искренне.

— Отличная новость... А миссис Нортон?

— Нормально всё, спасибо за беспокойство.

На самом деле, если бы не череда грустных и даже излишне болезненных событий в семье Кэсс, то мы бы сейчас не сидели на моей кухне и не изображали бы двух приличных пятнадцатилетних школьниц. Её отец, человек очень добрый и спокойный, был болен диабетом и переехал в этот город, чтобы подлечиться после падения в обморок в торговом центре от нехватки инсулина, сначала один и временно, а потом ему здесь понравилось, и он перевёз сюда свою жену и дочь.

Мать моей подруги не была рада переезду — её запой после выкидыша и операции по удалению матки рискнул оборваться, а через пару недель и вовсе канул в небытие. Ей приходилось выживать самостоятельно, без помощи подручных средств. И она старалась изо всех сил. Отдавала всю любовь Кэсс, всю нежность и заботу переносила на неё, всё самое хорошее было ради этой единственной дочурки, которую она очень боялась потерять. Почти до паранойи. Поэтому у Кэсс с матерью был компромисс: девушка присылает СМС о каждом своём перемещении, а за это её отпускают куда угодно.

Я помню, как я впервые увидела эту девчонку в школе. Мы обе поступили в первый класс и стояли перед дверьми во время линейки совсем рядом; сначала побаивались друг друга, а потом начали хихикать над причёской нашей будущей одноклассницы и обсуждать таких серьёзных взрослых, которые пытались нам что-то объяснить, чтобы начало учебного года не было таким тяжёлым, но, чёрт, кто их слушал? Все гораздо активнее интересовались своими новыми друзьями. Когда мы зашли в класс, такой огромный для малолетки, такой белый, такой ровный — парты аккурат друг за другом, доска блестящая — ах, как всё ново, как всё красиво! — я села справа от Кэсс, этой маленькой смешной девочки с блондинистыми волосами, собранными в короткий хвостик, и стеклянными голубыми глазами. Она была полноватой и постоянно ёрзала, поправляла школьный сарафанчик или упавшие на лицо пряди. Я по сравнению с ней казалась безумно толстой девочкой с тёмно-каштановыми волосами и карими глазами, на солнце, как мне говорили, похожими на янтарь с яркими прожилками. Только Кэсс была аккуратная, даже со своей детской опухлостью, а я нескладной и напоминала шарик, который мог прокатиться по коридору на огромной скорости без остановки. Первые уроки мы тайком глядели на друг друга и пытались сдержать улыбки. Во время ланча я угостила Кэсс домашним сэндвичем, а она меня — странноватой сладкой смесью (у неё были проблемы с питанием, поэтому её мать делала такие фруктовые пюре), мы разговорились и после уроков шли к ожидающим нас родителям, держась за руки. Потом она как-то приехала на мой день рождения — единственная приглашённая из класса. Мы вдвоём ели огромный торт и смотрели «Том и Джерри» на DVD, так что праздник оказался не таким скучным. Затем и я к ней приезжала, иногда без родителей.

А в один день её отец лёг в больницу на обследование. Кэсс почему-то восприняла это как новость, что её папочка скоро умрёт, и долго-долго рыдала в домашней гостиной, пока миссис Нортон не отвезла её на ночь к нам домой. Рядом со мной она моментально успокоилась, всю ночь мы болтали и рассказывали друг другу всё, что помнили из нашей жизни.

Вот так в моей жизни появилась очаровательная девушка по имени Кэссэди Нортон.

Появилась в начальной школе и осталась до конца.

Когда спагетти приготовились, мама положила нам огромные порции, сверху кексы украсила взбитыми сливками и сделала нам очень вкусный горячий шоколад с маршмеллоу. Мы сидели втроём на кухне, уминали эту вкуснятину в почти полной тишине — только звуки редкого чавканья и урчания желудка. Объевшиеся, мы с Кэсс пошли наверх, в спальню. Моя конструкция из учебника и книги валялась на полу корешками вверх. Всё-таки упала. Я даже не поднимаю её — ногой откидываю в сторону и ложусь на кровать, согнув ноги в коленях. Кэссэди присаживается на стул перед включённым ноутбуком. Экран слабо мерцает в полумраке от одной-единственной лампочки и создаёт уютную тёплую атмосферу подростковых американских мелодрам, когда две героини, две лучшие подруги сидят в комнате у одной из них и начинают рассказывать друг другу что-то слащаво-приторное, такое излишне сахарное, что уши слипаются от подобной речи, например, какие-то «тайны», которые на самом деле оказываются мелкими секретами о том, что им нравятся вот те два парня из параллели в одежде Vans. И должна быть ещё попсовая музыка, и розово-бежевые тона, тогда вот вам и будет типичная картина из типичного фильма про молодёжь.

В ноутбуке у меня была открыта вторая серия первого сезона сериала «Молокососы». Вчера Кэсс посоветовала мне его, говоря, что он затянет до самой последней серии, а потом я буду реветь и страдать от неожиданных поворотов. И, конечно, моей подруге было приятно, что там тоже была Кэсс, Кассандра, Кэсси — блондинка (вот так совпадение!), худая, милая анорексичка, такая искренняя, что хотелось нарушить пространство между экраном и происходящим и обнять её, прочувствовать все кости этого худощавого тела. И этот ангельский голосок — ах! Прекрасно, просто прекрасно.

— Как тебе Кэсси?

— Она охренительна!

— Это ты ещё Эффи не видела! — Кэсс выключила серию и открыла третий сезон, чтоб показать мне тоже худую сексуальную брюнетку с загадочной улыбкой и притягательным взглядом. Она либо молчала, либо отпускала короткие холодные и порой саркастичные фразы. О да, это же идеал всех моих одноклассниц — быть такой красоткой, в которую влюбились сразу трое парней! И ещё несколько.

— А больше в этом сериале нет красоток? — со смехом выдавила я, чувствуя лёгкую зависть по отношению к этим двум героиням. Конечно, их все обожали — с таким-то лицом и фигурой.

— Они самые классные. — Кэсс замолчала, а потом тяжело вздохнула и посмотрела на свои ноги. — Я тоже хочу быть как Кэсси. У нас даже ведь имена похожи, внешность, только она тростинка, а я... жиробас! Блин, ты просто посмотри, как она классно и необычно одевается. Я тоже так хочу...

— А я хочу быть как Эффи, — поддержала я подругу. — Только меня зовут Лиланта, а не Элизабет. И я тоже жиробас, так что не переживай.

Наступило молчание. Мы обе обдумывали что-то в своей голове. Образы двух девушек так прочно засели в нашем разуме, вытеснив всё остальное. Кажется, именно в этот момент что-то перевернулось в наших головах, щёлкнуло, вытеснило привычное осознание и принятие своей внешности. Мы ведь были за натуральную красоту: никакой косметики, одежда по размеру, а не больше или меньше, естественные цвета волос. Мы искренне не понимали, зачем и для кого нужно учиться краситься, или подыскивать такую футболку, чтобы она приоткрывала грудь, но закрывала задницу, или мучить свою голову осветлением и покраской, а затем ещё и ходить, чтоб подкрасить корни. Ну глупым это для нас было.

А сейчас...

— Да блин, успеем ещё такими красотками стать! — Я почти что вскочила с кровати. Из-за тяжёлых гриндерсов (нет, Ли, ты не настолько толстая, успокойся) пол слегка задребезжал, словно что-то громоздкое упало. — Пошли, возьмём кексов, будем вместе смотреть.

Кэсс согласилась. Её не нужно было уговаривать вкусно поесть под просмотр сериалов: она и сама это любила. Как и я. Порой мы напоминали близнецов со своими одинаковыми увлечениями, взглядами на жизнь и похожими мыслями. Единственное, что нас различало, это вкус в одежде. Но в музыке, в сериалах, в книгах, в фильмах, в любимых предметах — во всё остальном мы были одинаковы.

И даже наши параметры были одинаковыми.

На тот момент мы обе весили семьдесят пять килограмм при росте сто шестьдесят семь сантиметров.

Ближе к ночи Кэсс позвонила матери, и та её забрала. Миссис Нортон выглядела намного лучше: лицо посвежело, новая причёска-каре обнажала острые скулы, ногти блестели новым лаком, а платье подчёркивало стройную фигуру, которую женщина постоянно совершенствовала в фитнес-клубе, посещая его исправно три раза в неделю. Она пыталась заняться собой, чтобы забить голову чем-то полезным вроде правильного питания, лишь бы не думать о потерянном ребёнке. С одной стороны, каждое её увлечение перерастало в одержимость, с другой, она хотя бы не пила. Моя мама искренне восхищалась ей и её выдержкой и часто ставила себе в пример, когда лень брала верх. Срабатывало.

Нет лучшей мотивации, чем женская зависть.

Такая типичная.

Гнусная.

Женская зависть.

Тогда ночью я впервые задумалась о том, чтобы сесть на диету. И написала об этом Кэсс. Ответ был таким: «Давай через неделю-две?»

Неделю-две? Как-то мало.

Или много?

Но тогда в моей голове ещё толком ничего и не произошло. Опасность ждала меня не в облике героинь. Она появилась позже.

Намного позже.