Жил-был я. Кн1. ч1. Легенда о Белой Эльзе гл. 2

        Однажды, в конце июня, с промысла возвращалась рыбацкая артель. Четыре сойма и моторный баркас, гружённые рыбой, тяжело переваливались с борта на борт. Дул свежий ветер, небо было чистым, яркое солнце играло бликами на гребнях зеленоватых волн. Лодки шли медленно, устало, но каждое мгновение приближало их к пирсу.
        Пирс был заполнен грузчиками, бочками-тачками, ящиками и, конечно, рыбачками. Царили радушные настроения и предвкушение встречи. Дети резвились, кричали, собаки лаяли и, беззлобно, огрызались между собой.
        Стоящие в отдалении от суеты, старики, с чувством собственной многозначительности, важно, попыхивая трубками, перебрасывались редкими фразами.
        Матросы с русских миноносцев, возясь у воды, между делом, пытались заговорить с рыбачками, но те были заняты более важными заботами и только отмахивались, прикрывая лица концами платков.

        Эльза встречала Юхана, как всегда, от линии Обрыва. С моря хорошо было видно, как скачет, как машет белым платком белая всадница, и Юхан, под необидные шутки товарищей, отвечал ей приветственным взмахом руки. До рыбацкого пирса оставалось ещё добрые три мили, и Эльза стала поворачивать Велду в сторону города, чтобы через пустоши и старый карьер спуститься к угольному складу и по дороге, вдоль суровых крепостных бастионов, домчаться до пирса, к Юхану.
                ------------------------------------------------
         «Но, что там белеет в море?» - Эльза привстала на стременах, порыв ветра ударил ей в лицо, захолодело в груди.
          Высокий белый парус возник у мыса Пакринем. Узкая яхта, под полным ветром стремительно, входила в залив.
          Белый парус, желтая палуба, чёрный борт, трёхцветный вымпел плещется в струях ветра, форштевень, шутя, режет бегучие волны. Расстояние между яхтой и рыбаками сокращалось, и было очевидно, что эту гонку рыбаки проиграют.
          Юхан стоял у руля и, поминутно, оглядывался на яхту. Она ворожила его, следуя, как по нитке, в кильватере рыбаков. Она росла. Росла! Потом, плавно покатившись влево, пошла на обгон. Загорелые шкотовые матросы белозубо улыбались, а молодой черноволосый капитан, поравнявшись, поднял руку и крикнул: «Тere, sыbrad!» (Здравствуйте, друзья!)
         - Тere, Тere, - без особого энтузиазма ответили с соймов.
          В паре кабельтовых от пирса, яхта показала рыбакам корму. На корме золотом сверкала надпись:
                ФОРЗЕЙЛЪ
                Санкт– Петербургъ

         Над брандвахтой взвились приветственные сигналы. Яхта вошла в гавань.
На циркуляции спустила грот и по инерции мягко коснулась планширем кранцев. На пирс полетели швартовные концы, «На шпринг!», через мгновение яхта намертво «привязалась» к берегу.
        - Браво, Владимир, браво! - прокричал с пирса высокий капитан второго ранга.
        - Здравствуй, брат.
        - Здорово, Василий.
        Братья обнялись.
        - Как дошли? - спросил Василий.
        - Дошлёпали. Без приключений.
        - Ладно - ладно, знаю я твои «без приключений». Прошу в пролётку и домой, за столом расскажешь, Таисия Петровна, поди, заждалась.

        Садясь в пролетку, Владимир оглянулся. Баркас и соймы входили в гавань, а по берегу, разбивая в брызги гальку, мчалась всадница. У корня пирса она осадила разгорячённую лошадь, бросила быстрый и любопытный взгляд на Владимира. Потом, ловко, соскочила на камни и побежала по пирсу, навстречу рыбакам, дробно, стуча каблучками ботиков по деревянному настилу.
         - Василий, кто она, эта всадница?
         - Где?.. А. А это Эльза. Эльза Мянникова, дочка местного, э-э-э, помещика.
         - Ундина. Амазонка. Валькирия! - восхищенно произнёс Владимир.
         - Да–а. Ну-с, поехали, брат.
         Вот таким манером и прибыл в Балтийский порт Владимир Васильевич Игнатьев, лейтенант Российского Императорского флота.

         Быстро пролетела неделя с тех пор как «Форзейль» вошла в Балтийский порт. Отшумели банкеты: у Старшего морского начальника, у местной провинциальной власти, в яхт-клубе и, даже, у брандмейстера. А как же? Ведь прибыл лейтенант Флота, старший офицер крейсера, брат командира дивизиона миноносцев, потомственный дворянин, граф Игнатьев. И на каждом рауте молодой граф искал глазами прекрасную всадницу, искал, но не находил.
         - Вась, ты как-то сказывал, что в городе имеется очень богатый и, что немаловажно, передовой «аборигеновский» помещик. «Ты знаешь, я был бы не против, посмотреть, как поживают, «угнетённые тюрьмой народов» «помесчички», - пуская струйку табачного дыма», - спросил Игнатьев-младший.
         - Не ёрничай, Владимир. Тоомас Мянник - очень скромный и достойный человек.
         - Да-а-а? То-то я не наблюдал их особу на наших ас-самблеях среди местной мелкопоместной аристократии.
         - Всему своё время. Но сдаётся мне, брат, что тебя больше занимает юная голубка, а не хитрый старый угорь.
         - А может быть и так, - парировал Владимир, изящно стряхивая пепел с длинной папиросы.
         - Смотри-смотри, девушка она видная, родители уважаемые, парни здесь ражие. Тут вместо дуэльных пистолетов, деревянные колы. Не ошибитесь при обсервации, господин лейтенант.
         - Ну, колы, это ж наше национальное орудие. Обращаться умеем.
         - Да, неужто? - улыбнулся Игнатьев - старший. – Хотя, на самом деле. Почему нам не навестить Мянников? Ведь я с ними в приятельских отношениях.

         Где-то в двадцатых числах июля, в тёплый погожий день, на лесной дороге, послышался звон бубенцов. Двойка лошадей везла по укатанному просёлку открытое ландо. В ландо сидели: Василий Васильевич, его супруга, Таисия Петровна и Владимир.
         Очень скоро они свернули во двор Мянников. Работники, споро, растворили ворота и ландо, объехав клумбу, остановилось у крыльца.
Тоомас Мянник, не торопясь, вышел на двор и приветствовал гостей.
         - Тере, Тоомас, - отвечал старший Игнатьев.
         - Страсствуй, морской шорт, - улыбаясь, отозвался Мянник.
         Они были давно знакомы и понимали друг друга без пышных фраз.
         - Давненько я тебя не видел, лешак. Всё по лесам прячешься? В это время из дверей появилась Марта.
         - Здравствуйте, мадам Мянник. Как поживаете, Марта Августовна?
         - Здравствуйте, Василий Васильевич. Спасибо. Как Господь рассудит. Таисьюшка! Здравствуй, дорогая.
         - Марта! - воскликнула Игнатьева. - Здравствуй, милая.
И, сойдя с ландо, обняла эстонку.
         - Разрешите представить, - произнёс кавторанг, - мой брат, Владимир, прибыл в отпуск, отдохнуть от трудов праведных.
         - Имею честь представиться. Лейтенант Игнатьев, Владимир Васильевич.
В ответ Мянники поклонились. Потом женщины, удалились, о чём-то оживлённо беседуя. Мужчины остались одни.
         - Та-а-ак, - после некоторой паузы произнёс Василий Васильевич. - У тебя, Тоомас, всё, как всегда, по часам, всё по порядку.
         - Да уж, стараемся. Порядок-отец достатка и успеха, не так ли?
         - Конечно-конечно, - согласился кавторанг. Было очень тихо, в июле всегда тихо. Ветры и шквалы редки, природа расцветает в полный рост. Тишина и божья благодать.

          Вдруг в штиль размеренной дворовой жизни намётом влетела всадница. Осадив лошадь, спрыгнула на землю. От быстрой скачки её щёки и глаза горели.
          - Эльза! У нас гости, - с укоризной обратился к ней Тоомас и добавил по - эстонски что-то нравоучительное.
          - Полно-полно, Тоомас. Эльзушка, девочка моя, здравствуй милая. - Василий Васильевич обнял её и, по-отечески, расцеловал, в обе щёки.
          - Эльза, познакомься. Мой брат, Владимир.
          Игнатьев - младший поклонился: - Владимир.
         - Эльза, - ответила девушка и скрылась в доме.
                -------------------------------------
        (- И это все происходило у нас, в Палдиски? - удивленно спросил я.
         - Да, - снисходительно отвечал Дом.)
               
         Дом замолчал. Я сидел на скамье, у крыльца. Мимо меня ходили люди, бегали куры, лошади жевали сено. Пушистый серый кот, лёжа на перилах, подглядывал за мной сквозь щелочки полуприкрытых век. Работники вернулись с рынка и снимали пустые молочные бидоны. Жизнь текла размеренно, без суеты, уверенно и спокойно. В небе, над головой, трепетал серебряный колокольчик жаворонка.
                -----------------------------------------

       - У Мянника, - продолжал Дом, - в хозяйстве были неплохие лошади.....
 Нет, не так! Владимир и Эльза познакомились и быстро подружились. К тому же, Игнатьев оказался хорошим наездником, и, частенько, чуть ли не каждый день, он появлялся здесь, и они, с Эльзой, оседлав коней, уносились прочь со двора, в леса и поля.
        Их можно было увидеть везде: на потаенных тропах, на Дальних полянах, над Обрывом, на Той Стороне, на дороге в Мадизе. А их походы на яхте?! Залив исхожен вдоль и поперёк.
        Их помнят Рыжие острова, (Владимир их называл почему-то - Наветренными), и болотистый берег Курксе. Рыбаки на Осмуссааре угощали их ухой. У мыса Пыызеспеа они садились на мель. Еще они собирались плыть в Гапсаль, но не удалось, не хватило времени.
         Что между ними было? Что?

          «Когда рука сплетается с рукой,
           Из глаз лучатся тёплые огни,
           Лаская милые черты.
           И сердце, потеряв покой,
           Стучится в ритме неуёмном.
           Остановись, не будь нескромным,
           Не вопрошай их о любви.
           Не вопрошай, их мир иной.
           На лоне трепетной зари
           Блистают страстные огни,
           Сливаясь сердцем и душой,
           И хрупок скрытой тайны дом,
           Молю всего лишь об одном -
           Не вопрошай их о любви».
 
           Лучше спроси у осоки, что на берегу Лахепере-лахт, у седых камней Пакринема или у тонкой речушки Вазалемма и эха Раннамыйзских пещер.
Они очень привязались друг к другу. Двадцатишестилетний русский моряк и восемнадцатилетняя эстонская девушка. Судьба их сблизила, мечта окрылила, их души слились, и родилась Любовь. Они полюбили друг друга. Наверное, так. Похоже?
           - Похоже. А Юхан?
           Бедный Юхан страдал, - вздохнул Дом. - Очень сильно страдал. Его жалели. Но Эльза не замечала, ни пересудов, ни кривотолков, а может, не хотела замечать ничего, что не касалось её любви к Владимиру.
           Яхта «Форзейль» уходила из города в конце августа. Надвигалась осень. Шёл дождь. Владимир был сильно удручён и бредил Эльзой. Я знаю... И знаю то, что и Эльза тяжело переносила разлуку с Владимиром. Он уходил, но обещал вернуться и не летом на яхте, а как только появится возможность.
          - И что, вернулся?
          - Да! - Дом просиял. - Вернулся, зимой, в феврале, когда море сковало льдом корабли, стоящие в Кронштадте, и он, Владимир, ну, не знаю по каким делам, оказался в Ревеле. Он появился неожиданно, да на тройке! Все окна светились огнями, слышался звонкий смех Эльзы, и весь дом наполнился радостью и счастьем.
           Вообще, в этом году в городе было весело. Путина прошла успешно, улов богатый, денег было вдоволь, порт до самого ледостава только и успевал разгружать пароходы с заморскими товарами. Люди мечтали о лучшем и были добрее. Только Юхан, молча, сидел в своём темном домике на берегу моря, что у вокзала, (может, видел?) и страдал, и злился. Злился и страдал.
            А Эльза и Владимир летали на тройке то в Падизе, то в Кейла, то в Рокка-аль-маре, а то и в Ревель.
            И, даже, один раз Эльза побывала на военном корабле, - почти шепотом произнёс Дом.
            Но всё кончается. Залив очистился от льда, Владимир убыл в Кронштадт, начались серые будни службы и ожиданий.


Далее: http://www.proza.ru/2016/07/12/1978